Пелена | The Veil

— Что все это значит, Драко? Такие тревожные слова и такой спокойный ровный тон. Ускоренное биение сердца и сдержанная поза. Леденящий душу ужас и ровный прямой взгляд. Сотканная из тончайшего кружева противоречий, не уступающего в плетении ее роскошным нарядам, Нарцисса Малфой ожидала от своего сына честного ответа. Она сидела за длинным столом в хозяйской гостиной Мэнора, одетая во все чёрное — а серебряный всполох в ее волосах и лёд хрустально-голубых глаз еще сильнее подчеркивали её красоту, такую же недостижимую и холодную, как и она сама. — Я не хочу об этом говорить. Между ними словно костром, через который нельзя было протянуть друг другу руку не обжёгшись, горел крупный шрифт первой полосы Ежедневного Пророка: «Семьи бывших Пожирателей Смерти найдены мёртвыми в Болгарии: несчастный случай или страшное убийство?». — Драко, ты ведь хотел быть совсем другим правителем, не таким, как он… — В её голосе звучала боль. — Ты хотел управлять не с помощью страха… — Я всё как раз для этого и делаю. — Тогда как ты объяснишь это, скажи? Жёны, дети? — она пристально смотрела в его лицо, мысленно умоляя его сказать хоть что-нибудь, что разубедит ее в выкручивающих внутренности самых ужасных материнских страхах. Но он молчал. Нарцисса чувствовала, как холодеют её руки. — Сильнее всех — владеющий собой, — выразительно произнесла она, вглядываясь в его застывшую мимику. — Так это не было эмоциональным решением, мам. Я прекрасно владел собой. Не сказав больше ни слова, Драко встал из-за стола и медленным шагом покинул комнату. И под каждый удар его ботинок женщина, которая любую яростную стихию могла укротить одним взглядом, не выдавая окружающим ни намёка на свои истинные чувства, проливала новые и новые слёзы. Она понимала, что это было лишь началом. Словно вторя её боли, за окном надрывно пел её единственный свидетель — пробирающий до костей зимний ветер.

***

Шесть часов утра. Пригород Лондона был пока погружен в сон. В зимнем воздухе ощущался приятный запах еловых ветвей, покрытых снегом. Не было слышно ни единого звука, всё вокруг олицетворяло спокойствие. Магазины были всё ещё украшены огнями и мерцающими гирляндами, хотя от них так и веяло ощущением бесполезности и утраченного чуда. Блейз согрел свои очки горячим вздохом и протер их краем мантии. Он вглядывался в сумерки и курил, глубоко погружённый в свои мысли и воспоминания. Когда они были подростками, всё было так просто. Драко был его другом, и этого было достаточно. Друг говорит тебе идти за ним — и ты идёшь. Друг говорит тебе помочь ему — и ты помогаешь. Друг просит тебя поверить его словам — и ты веришь. И неважно, что вы делаете, неважно, хороши ли ваши поступки — пока вы делаете это вместе, оставаясь верными друг другу, вы не задаёте себе вопросов. А мир вокруг вас лишь поле для игры с какими-то чужими и неважными людьми, с какими-то дурацкими правилами, которые весело нарушать вместе. Но они повзрослели, и игра изменилась до неузнаваемости — она стала слишком сложна и опасна. А неприятных, саднящих вопросов стало слишком много. Что значит быть хорошим другом теперь? Где грань между сохранением человечности в себе и верности другу? А были ли они друзьями? Или Драко видел себя покровителем, защищающим немногих дорогих ему людей? А что будет, если сказать ему «нет»? Что будет, если их интересы пересекутся? Как скоро в его серых глазах блеснет холод стали? На что он будет способен? Малфой никогда не причинял ему вреда, но Блейз в глубине души понимал, что в их взаимоотношениях появилось новое для него скрытое чувство, и имя ему — страх. Он был шёпотом в голове Блейза в самые разные моменты, на самых разных уровнях сознания. Вот блеснувшая во взгляде Малфоя ярость, когда Забини попытался ему перечить при подчиненных — шёпот. Вот спокойный тон его приказа об убийстве детей — и снова этот шёпот. В вот их тёплое, весёлое Рождество, вот помощь пострадавшим в войне — стоп… стоп-стоп-стоп. Так может, все это ему, Блейзу, кажется? Может, он преувеличивает? А Драко сделал то, что было необходимо? У него не было выбора? Драко все тот же любящий заботливый друг и спокойный правитель, который хочет для своей страны только лучшего? И вот тут шёпот страха превращается в зловещий смех — ведь самое страшное это перестать доверять своим собственным ощущениям. Совершенно не понимать, обманываешь ты себя или нет. Знаешь ли ты близкого человека или отчаянно закрываешь глаза. И в кого ты превращаешься сам. Блейз палочкой растворил окурок в воздухе и достал новую сигарету, задев лежащий в кармане сверток Ежедневного Пророка с печальным лицами уже убитых Каркарова, его жены и детей на первой полосе. Был ли этот поступок Драко началом сомнений Блейза? Конечно же, нет. Хотя тогда, три года назад, все начиналось невероятно вдохновляюще. Забини помнил этот жар захваченности делом, это бескрайнее воодушевление, азарт — все, что помогало им с Малфоем не спать ночами и сутками напролет работать над финальной версией его кампании, которую Драко планировал показать магическому сообществу и использовать для своего избрания. Драко глубоко восхищал Блейза тогда. Будучи под огромным давлением со стороны самого Тёмного Лорда, своей сумасшедшей тёти, деспотичного отца, и в то же время Снейпа и Дамблдора, Драко выдержал всё. Связь с Тем, Кого Нельзя Называть, почти сломала его, почти… но всё-таки усилила. Да, спустя все эти годы Блейз ещё боялся даже в мыслях называть его по имени. Было ли это выученным страхом, привычкой или чем-то подсознательным? Он не знал. Драко умудрялся смотреть на вещи особым взглядом, фильтруя все эмоции: пока другие волшебники радовались победе над тьмой и жаждали отмщения, строили планы по поимке выживших Пожирателей Смерти, Малфой анализировал войну, каждую ее крупицу. Он думал над тем, почему магическое сообщество оказалось таким слабым, почему всё было настолько не организовано и стихийно. Он делился с Блейзом своими размышлениями: какие реформы нужны, какие новые институты, как должна работать машина управления обществом, как его защищать. Это было шоком для Забини. Он привык, как и большинство, жить в заданных обстоятельствах, думать о происходящем здесь и сейчас. В то время как Малфой имел широту мысли совсем иную — он мог себе позволить не просто мечтать о том, чтобы изменить мир, — он реально начал это делать. Драко это отличало ото всех остальных, все на его фоне казались Блейзу опрометчивыми, поверхностными и не способными к стратегическому мышлению — включая Поттера, Грюма, Кингсли, Малфоя-старшего. Он был словно совсем из другого теста, и в поведении начал казаться намного старше своих лет. Блейз не мог избавиться от холодной, ужасающей мысли, что этой способности мыслить вот так глобально и смело Драко научился у Того, Кого Нельзя Называть. Ведь они проводили немало времени вместе в Мэноре. Но Забини снова и снова гнал от себя эту мысль. Его выступление на похоронах тогда наделало шуму. В подготовке участвовал лично Кантанкерус Нотт, который впоследствии был назначен советником Драко. Забини оставался в зале понаблюдать за происходящим по просьбе Драко. Люди, которых Малфой подговорил заранее, воспользовались моментом бурных обсуждений и вбросили идею, что во избежание захвата власти Пожирателями и Малфоем стоит действительно устроить голосование и просто выбрать другого человека. Эта мысль показалась всем здравой, и уже на следующий день Кубок Огня был заколдован аврорами и использован как средство для честного голосования между претендентами на главную роль в магической Британии. В отличие от Малфоя, ни Кингсли, ни Тонкс, которых выдвинули как основных кандидатов, не обладали никаким планом, не имели оригинальных идей о необходимых реформах, не понимали, как стоило теперь управлять страной, побитой и истощённой, и более того — у них не было главного козыря Малфоя — огромных денег, которые сразу можно было пустить на восстановление страны и строительство новой системы. Да, им доверяли и их любили — но это было их единственным преимуществом. Поэтому Драко не был удивлён, когда голоса за него начали расти как на дрожжах. Он ликовал, предвкушал, радовался — и Блейз радовался вместе с ним. Но вот тут всё и началось — когда почти к концу периода голосования Драко понял, что проигрывает Кингсли. И отреагировал молниеносно. Он сделал то, что впервые неприятно удивило Забини. Драко попросил Каркарова и Долохова не теряя времени использовать их связи и быстро сфабриковать документы, свидетельствующие о коррупции и связях с Пожирателями — на Кингсли и всю верхушку Министерства, чтобы политически шантажировать, а при необходимости и уничтожить их всех. Той же ночью давний друг его семьи, Варнава Кафф — главный редактор Ежедневного Пророка, подготовил выпуск с освещением всех этих «преступлений» и отдал ему самый первый пробный экземпляр. С ним Драко направился на встречу с Кингсли и предложил ему снять свою кандидатуру в обмен на то, что эта информация никогда не увидит свет, а тот останется Министром. На утро Кингсли объявил о решении снять себя с голосования, а уже через несколько часов Драко Малфой был объявлен победителем, открыв новую главу в истории магической Англии. — Блейз, пойми, так я смогу править и реализовать все, что никто кроме меня не понимает, а Кингсли будет продолжать делать то, что умеет он. Мне всё равно кто-то толковый нужен в Министерстве, — Драко смотрел на него тогда мягким успокаивающим взглядом, сидя в старом резном кресле гостиной Мэнора. — Так лучше для всех, поверь мне. И Блейз поверил. В первый и далеко не последний раз.

***

Настал день очередной встречи с Малфоем и работы над программой, и Гермиона безуспешно пыталась улизнуть от допроса в коридоре нового дома семьи Уизли, где всё ещё гостили старые друзья семьи. — Мне может кто-нибудь объяснить, как это возможно?! — Гарри почти кричал, его лицо было красным, а глаза метались с Джинни на Молли, с Молли на Гермиону и обратно. Все трое хихикали, отвечая на его яростный взгляд. — Мой единственный сын каждый божий день бормочет «Малфой» и расплывается в улыбке от радости. На этом моменте Джинни взорвалась хохотом. — Вам смешно? Смешно, значит? А мне нет! Это же ночной кошмар! Ситуация была абсолютно абсурдной, и Гермиона молила Мерлина, чтобы всё это скорее закончилось, и естественно правда осталась нераскрытой. — Кто из вас его научил? Грейнджер взяла всё в свои руки: — Гарри, когда я с ним нянчилась, у меня гостила Тонкс, и я обсуждала с ней нашу с Малфоем работу над изменением школьной программы. Возможно, Альбус запомнил имя и начал повторять. Прости. Это лучшее, что она смогла придумать, и ложь казалась ей вполне безобидной. Гарри тяжело вздохнул. — Ладно, не парься, я понял, — он сжал переносицу и поморщился. — Я надеюсь, Альбусу скоро просто надоест. Не произносите этого имени больше в доме, пожалуйста. — Теперь он тоже станет Тем, Кого Нельзя Называть? — Молли поёжилась. — Можно и так сказать. Не зацикливайтесь на таких сравнениях. Гарри похлопал Гермиону по плечу и толкнул всё ещё хихикающую Джинни в направлении кухни, куда уже зашла её мама. — Гермиона, дорогая, ужин вот-вот будет готов! — тут же послышался крик Молли. — Я сегодня ужинаю в городе, спасибо! — крикнула в ответ Грейнджер, отчаянно перебирая вещи в своем неразобранном чемодане. Она поймала себя на мысли, что её раздражала вся её одежда. Хотя раньше никогда не обращала особого внимания на этот вопрос. Грейнджер уже давно привыкла одеваться так, словно маскируется под окружающий мир, желая быть незаметной, слиться с любой декорацией, быть фоном. Сейчас же ей захотелось выглядеть красиво — и она не успела проанализировать, почему. Кикимер забрал её ровно за пять минут до семи вечера. В первые секунды глаза приспосабливались к темноте помещения. Это была какая-то незнакомая ей комната в особняке Малфоя в Уилтшире. Она огляделась. Большой тяжёлый стол из красного дерева с рабочей поверхностью, прошитой кожей тёмно-изумрудного цвета, набор перьев в серебряной чаше, свитки с кроваво-красными печатями, разложенные по алфавиту с первыми буквами имён вероятно их отправителей, графин из хрусталя с водой, портсигар с выгравированным на нём драконом и старинный фолиант по изучению алхимии. Она поняла, что оказалась в его кабинете. Рядом со столом помимо кресла его хозяина стояли пара изящных стульев, и Гермиона присела на один из них в ожидании. Гермионе было странно осознавать, что она в рабочей обстановке нового Тёмного Лорда — убежище Драко Малфоя, центре его планов, мыслей, политических манёвров и нововведений — всего тщательно скрытого от посторонних глаз и ушей. Кабинет был олицетворением силы и контроля Драко: тёмная строгая мебель, тяжёлые бархатные шторы и замысловатая резьба с изображением змеиных мотивов на дверях, придававших помещению зловещий дух. Сердце Гермионы громко стучало в груди, когда она вбирала в себя обстановку. В голове проносились воспоминания о первом годе правления Малфоя со всеми его бедствиями. И всё это, возможно, управлялось отсюда… — Привет, Грейнджер. Давно ты здесь? — Он слегка наклонил голову, пристально всматриваясь в её лицо пронизывающим взглядом, полным подозрения. Гермиона вздрогнула от удивления и подняла взгляд, поражённая его внезапным появлением. Драко выглядел холодным, как всегда. Его платиновые волосы были небрежно уложены, открывая его острые, чётко очерченные черты лица. Чёрная рубашка сидела на нём как влитая, с закатанными рукавами, открывая жилистые руки, и с несколькими расстегнутыми пуговицами, обнажающими ключицы. Тонкий чёрный ремень с пряжкой в виде змеи удерживал его узкие серые брюки на бёдрах, подчёркивая его фигуру. — Нет, я только что пришла. Привет, — ответила Гермиона, пытаясь успокоить нервы и отмахнуться от воспоминаний о начале его правления. Драко слегка кивнул. — Хорошо, нам пора практиковаться. Ты ела? — Я уже поужинала, спасибо, — солгала она, чувствуя необъяснимый страх перед мыслью о совместном ужине с ним — это казалось слишком интимным, слишком личным. — Ты всегда была ужасной лгуньей, Грейнджер, — заметил Драко, слегка покачав головой. Гермиона закатила глаза и выдавила улыбку. — Я не понимаю, о чём ты. — Вставай. Нам нужно идти в гостиную. Не знаю, почему Кикимер привёл тебя сюда, — тон Драко был твёрдым, но не жестким. Гермиона последовала за ним, её любопытство разгоралось по мере того, как они шли по коридорам поместья Малфоев. Всё казалось очень личным: картины с волшебниками его рода, висящие на стенах, коллодографии и обширная коллекция редких книг, которые казались ей таким же сокровищем, как и ему. Она не могла не почувствовать странное волнение от этого взгляда в личный мир Драко. Наконец они достигли уютно освещённой гостиной, в которой она уже бывала. — Для нашего сегодняшнего задания тебе всё же поможет кое-что съедобное. Взмахом палочки он вызвал тарелку с булочками с корицей и шоколадом, поднеся её к Гермионе с точным жестом. — О… Почему это? — спросила она удивлённо. — Вы оскорбляете наш ресторан, мисс Грейнджер. Придётся сообщить шефу, что вы отказались от комплимента заведения, — сказал он с лёгкой насмешкой в голосе, поворачиваясь, чтобы уйти с тарелкой. — Ладно, ладно, я передумала! — Гермиона быстро схватила шоколадную булочку с подноса, слегка коснувшись его плеча. Драко улыбнулся. — Ешь и слушай меня, — приказал Драко. — Ты серьёзно? — Я когда-нибудь шутил? — спокойно спросил он. Гермиона вздохнула и взяла булочку в правую руку. — Хорошо, я слушаю. — Я хочу, чтобы ты слушала меня весь вечер. Без прерываний, — сказал Драко, его тон не оставлял места для возражений. — Но… — Потому что я помогаю тебе и потому что у меня больше опыта. — Малфой! — Я приму прерывистость дыхания на моём имени как согласие, — глаза Драко оставались спокойными, резким контрастом с напряжённостью в комнате. Гермиона почувствовала смесь смятения и решимости, эмоции, которые она часто испытывала рядом с ним одновременно. — Задание на сегодня простое. Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать честно и первое, что придёт в голову, не раздумывая. — Давай начнём. Задавай свои вопросы, — с удивлением пробормотала она. — Хорошо. Начнём. Когда ты в последний раз смеялась? До того, как пришла сюда. — Когда Гарри сегодня кричал, что его сын каждый день бормочет твою фамилию, — ответила она сразу. — Интересно. Как начинается твое идеальное утро? — Я делаю себе большую кружку чая, включаю музыку и смотрю смешные магловские видео онлайн… Потом читаю, — призналась она, чувствуя лёгкую неловкость. — Любимое произведение, которое ты можешь сыграть на пианино? — Откуда ты знаешь, что я играю? — Сосредоточься, Грейнджер. — «Лунный свет» Дебюсси. — Хорошо. Что лучше: быть самым умным или самым добрым? — Самым добрым. — Легко тебе говорить. — Тон Драко был лишён эмоций, но она улыбнулась этой милой шутке. — Если бы о твоей жизни сняли магловский фильм, к какому жанру он бы относился? — Комедия, — фыркнула Гермиона. — Во что ты веришь больше всего в этой жизни? — В любовь, — выпалила она, сразу пожалев о своей откровенности. — В свободу. Точнее, в свободу. — Приму твой первый ответ, Грейнджер, — заметил Драко, его тон остался неизменным. — Какие три главные удовольствия в твоей жизни? — Эм… Книги, время на природе, общение с друзьями. — Какой старушкой ты будешь: доброй или вредной? — Доброй. — Будь честной хотя бы с собой, Грейнджер. Она закатила глаза. — Если бы ты могла провести год своей жизни где угодно, где бы это было? — В Японии, Камакуре и Киото, — ответила она мгновенно. — Почему? — нахмурился Малфой. — Там красиво… В Камакуре белый песок, лазурная вода, мягкое солнце и леса… В Киото старинные храмы, цветение сакуры, горячие онсены. — Горячие что? — Как сауны, Драко. — Я всё равно не понял, но неважно. Продолжай. — Я никогда там не была, но видела фотографии и мечтала там пожить, — сказала она мечтательно, всё ещё думая о последнем вопросе. — Что ты чувствуешь сейчас? — Прости? — Что ты чувствуешь сейчас, Грейнджер? Это ещё один вопрос, отвечай честно. — Я не знаю, — она запнулась. — Что-то приятное, что-то тёплое… — Теперь мы попробуем кое-что, — тихо сказал он и вдруг аппарировал. — Малфой? Где ты? — Она огляделась в удивлении. Внезапно Гермиона почувствовала, как его левая рука закрыла ей глаза. Он стоял позади неё. Она вздрогнула от неожиданности и громко вдохнула. — Тихо, не бойся, — его голос был прямо у её уха, низкий и контролируемый. — Сейчас я возьму твою правую руку и сам направлю движение палочки, чтобы ты заранее не знала, какие заклинания нужно произнести, и не путалась. Гермиона думала, что её волнение не может стать сильнее. — Посмотрим, изменилась ли сила твоей магии. Держи глаза закрытыми. — Хорошо… — тихо сказала она. — Грейнджер. — Что? — Нужно положить булочку и взять палочку, — усмехнулся он ей в ухо. Она передала ему лакомство, вытащив палочку из кармана. Он обхватил её запястье своей правой рукой, прижавшись к ней сзади. Этого она тоже не ожидала. Гермиона глубоко вдохнула, и знакомый запах его одеколона заполнил все лёгкие. Всё это казалось сном, всё было нереальным. Она сосредоточилась на своих ощущениях, чувствуя, как магия, которую Драко вызывал невербально, начинает собираться у её кончиков пальцев. После короткой паузы Драко сделал одно движение её рукой, затем замер, затем другое — снова остановился, и наконец третье — опять остановился. Всё ещё держа её руку и прижавшись к её спине, он убрал ладонь с её глаз. Перед ними крутились в воздухе разноцветные, сверкающие магические лилии, больше и ярче, чем те, что он вызвал для Альбуса, весь потолок сиял мириадами звёзд, а по комнате носилась белоснежная светящаяся выдра. — Какая красивая магия, Гермиона, — сказал он, более мягким тоном, чем когда-либо.