Цирк, да и только

Рюноске опешил. Тоесть как это - украсть ребёнка? Он же.. Живой, настоящий.. Да парень и буханку хлеба своровать был не в силах, а тут человека! Он ошарашено уставился на директора, который всё это время, оказывается, с усмешкой на лице за ним наблюдал. - я не могу.. - голос почти пищит, он тупит глаза в пол, снова цепляясь взглядом за сапоги. Их придётся снять, наверное.. Дазай только двинулся в его сторону, как юношу пошатнуло от страха снова получить на этот раз заслуженный удар. - а если меня, заметят? Я говорил вам, что не хочу быть преступником.. Но Осаму только ласково прикоснулся ладонью к его щеке, поглаживая, и Акутагава поймал себя на навязчивой мысли сбежать куда подальше. Когда он добрый, становится ещё гнилее внутри. Почему он вообще на это согласился? Былое опьянение улетучилось ещё в начале поездки, когда его чуть не стошнило от кочек на дороге. Теперь же отчётливо чувствовалась боль по всему телу от его "наказания". Задача казалась невозможной. - ты и так преступник. В глазах резко потемнело. Дазай продолжал с той же невозмутимой улыбкой: - маленький мальчик с синдромом старшего брата, Рюноске, ты ведь не хочешь оставить сестрёнку голодать? - его мягкий голос звучал, словно сквозь призму, - только подумай, их ребёнок просто купается в золоте, пока тебе достаётся каждый медник с превеликим трудом. Разве же это честно? Акутагава покачал головой, как завороженный. Его била дрожь, не хотелось снова идти на поводу того, кто относится к тебе, как к вещи. Но он снова попадает на эту удочку. Дазай невесомо целует в макушку, прося не шуметь там, и он снова соглашается. Любезно накинутое до этого сверху чужое пальто и сапоги остаются дожидаться на руках директора, Рюноске оставляет только шарф, он не мешает. Ступить в холодную мокрую землю босыми ногами было до мурашек неприятно, но он преодалевает это расстояние в несколько шагов, хватаясь за водосточную трубу, и легко, словно обезьянка по пальме, взбирается до второго этажа, по узенькому выступу передвигаясь дальше. Руки и грудная клетка словно прилипли к стене, сердце стучит, как бешеное, а вокруг просто мертвенная тишина. Только где-то отдалённо играла музыка, такая тяжёлая и печальная, что назревало желание прямо сейчас оттолкнуться и упасть головой в камни. Не скалы и море, конечно, но для его статуса сгодится. Шаг за шагом всё ближе. Его обдаёт холодным ветром в спину, подталкивая сильнее к цели. Окно распахнуто настежь. Даже не приходится протискиваться в узкую форточку, Акутагава без усилий проходит в щель между рамами, прикрывает его и оказывается внутри детской. Вокруг всё обставлено в розовых и бежевых тонах, а от количества игрушек просто дух захватывает, ему стало по-настоящему завидно, что вместо этого Гин и ему приходилось довольствоваться каким-то мусором. Но вот какая беда: ребёнка нигде нет! Рюноске заметался, вздрагивая от каждого шороха в соседней комнате, но вскоре нашёл её под кроватью. Эту малышку он помнил, она сидела в первом ряду почти рядом с Чуей. Её, по всей видимости, отец, что сидел левее, сразу ему не понравился. - ну привет, помнишь меня? - он попытался сделать ласковый голос, но ему сейчас было отнюдь не весело. Девочка кивнула. - твой папа просил меня взять тебя в гости посмотреть цирк, хочешь? - хочу.. - она шмыгнула носом, поддаваясь его рукам и вылезая. Малышка выглядела заплаканной, видимо, и у таких счастливчиков бывают плохие дни. Синие волосы, отливающие сливовым, были аккуратно забраны в два низких хвоста, а сама она одета в милое домашнее платье и длинные белые гольфы. Пришлось найти обувь, туфельки бы сгодились, но для пленницы она уж слишком разодетая, словно на продажу. Кёка, как её звали, без истерик выполняла его поручения, собираясь в дорогу, напоследок прихватив с собой пару мягких игрушек, одной из которых был большой белый заяц с атласной лентой на шейке. Акутагава и не был против. Он же взял с собой только музыкальную шкатулку, спрятав в кармашке чужого пальтишка, после чего дал ей повиснуть у себя на шее, придерживая одной рукой, а второй открывая оконную раму - вдвоём они в форточку не пролезут. Свежий ветер ударил в лицо, небо усеяно звёздами, глаза Изуми светились от восхищения, но Рюноске не мог долго наблюдать за этим. Кареты не было по-близости, как оказалось, это лишь начало. За дверью раздались шаги. Сердце мальчишки упало в пятки и трусливо сжалось там, он затаил дыхание, боясь даже пошевелиться. Кёка только крепче сжала руки на его одежде. Шаги медленно приближались, в оконном проёме блеснуло лезвие ножа. И таков его конец? Упасть и разбиться, или же быть изрезанным за то, что пошёл на поводу у директора? Малышка что-то тихонько скулит: она видит, как пьяный и злой отец подходит ближе, но ничего не может сделать. - Акутагава! - шум кареты заглушает на миг биение сердца, на него словно вылили ведро холодной воды. Рюноске оглядывается на мужчину, тот уже в паре шагов от него, от выпитого его явно нехило шатает, каждое движение даётся в трудом. Лицо юноши расплывается в безумно улыбке, перед глазами мелькает их первая тренировка. Акутагава очень боялся прыгать на перекладину, всего пару сантиметров, и ты уже, считай, мёртв. Дазай сказал тогда значимую вещь: "Не смотри вниз". Банально? Как бы не так. Иначе бы он прямо сейчас не оторвался от подоконника носками, отправляясь в свободный полёт, прежде чем ухватиться за чей-то чёрный плащ, сушащийся на бельевой верёвке, натянутой между домами. Он легко скользил по ней, несясь в стенку с бешеной скоростью, Изуми зажмурилась, не желая этого видеть, но.. Рука вовремя соскальзывает, случайным образом утягивающие за собой и плащ тоже. Они оба падают в карету, которая, к слову, даже не останавливалась. Дазай давал ему шанс, и раз ученик так благоразумно им воспользовался, сегодня не умрёт. Возможно. След от лезвия на его спине, наливающийся кровью, явно был не простой царапиной. Акутагава же, с трудом переводящий дыхание, этого даже не замечал. И без того плохо. Рыжий протянул руки, забирая у него малышку, которую с трудом удалось отцепить от его одежды. К концу поездки Рюноске просто падает без сознания на плечо директора, тот чуть поддерживает, чтобы мальчишка не сползал, Осторожно перебирая волосы. Как бы он не злился на Акутагаву, как бы не кричал и не бил, он - его любимая кукла. Самая дорогая и самая желанная. Когда-нибудь он подарит ей свободу, но пока просто не может отпустить. Слишком много ещё не сделано. Карета резко тормозит, и их так встряхнуло, что парень ненароком приходит в сознание. Его мутит, как с похмелья, но это всё потеря крови, и очень хочется воды. Две панические атаки за день явно не пошли на пользу, по крайней мере идти он не в состоянии. Ноги ватные, их даже сложно ощупывать руками, они тоже отказываются шевелиться.. Он послушно повисает на шее директора, чувствуя отчего-то влажные руки на своей спине, и из всех сил держит себя в сознании. - выпей-ка это, - Чуя протягивает к его лицу бутылку, и тот непроизвольно морщится. И так плохо, в него ещё пытаются насильно влить алкоголь. - давай, другого обезболивающего тебе никто не предложит. Они уже разместились в вагончике Дазая - тут просторнее и не возникнет лишних глаз, Кёка спокойно играет на кровати, а Рюноске наблюдает за ней с пола. Он снова чувствует это кружащее голову опьянение, во рту тряпка, но голова сейчас лежит на коленях Накахары, он же держит руки. Раньше ему думалось, что нет ничего хуже пыток директора, оказалось, когда тебя фактически распяли, чтобы не дёргался, и зашивают рану, хочется уже молить их обоих убить его, лишь бы это закончилось. Разобрать чужие слова не выходит, в голове шум всякий раз, когда иголка впивается в кожу, зубы сжимают ткань так сильно, что грозятся разорвать волокна, а из глаз текут слёзы. Остальные же так спокойны, словно созерцают подобное нечто не реже раза в неделю. Осаму затягивает узел. Его отпускают. По телу проходит заряд молнии, когда тот пытается встать, но в итоге всё же приходится хотя бы как-то принять вертикальное положение и сесть, чтобы закрыть рану бинтами. У Дазая их до странного много. Белая материя плотно ложится на грудь, обхватывая плечо, чтобы ткань не слетала, а от спирта, которым всё полили перед этим, кожа горела и щипала. Рюноске даже прокусил губу до крови, жалея, что выплюнул тряпку. Если бы его предупредили раньше, что "украсть кое-что", что сейчас сидело рядом на полу и заплетало ему волосы в маленькую косичку, обернётся такими последствиями, он точно послал бы их обоих без задней мысли. Хотя ладно, у него всё равно не было выбора.. Вагончик пошатнулся, один его край начал подниматься, и Акутагава вздрогнул, озираясь по сторонам, словно надеялся найти причину этому. За окном мелькали огни.. Как он не заметил раньше? - мы переезжаем? Но как же билеты, всё продано, люди ждут нас! - он хотел подняться, чтобы посмотреть, правда ли их несут в сторону железнодорожных путей, но спина резко заныла, пришлось остаться на месте. - раньше мы делали так весьма часто, за последние пару лет всё как-то улеглось, но, как видишь, не надолго.. Юноша вздохнул, молча внимая словам директора, и повернул голову в сторону Кёки. Малышка и не подозревала, на что подписала свою жизнь, не став кричать и звать на помощь, когда незнакомец ворвался к ней через окно. Милое и доверчивое создание.. Он с трепетом провёл рукой по её мягким волосам и заглянул в глаза, когда та подняла голову. Они смотрели друг на друга так достаточно долго, вроде дети, но такими взрослыми взглядами, пока та не прижалась к нему, обнимая. Может быть, ей здесь и не будет так плохо? Рюноске тихо хмыкнул, едва касаясь, приобнял её рукой тоже. Так нежно, словно боялся поранить осколками себя. - она поживёт с твоей сестрой первое время, девчонкам полезно быть в компании, да и тебе скакать вокруг них лишний раз вредно, к прибытию всё должно зажить, как на собаке, понял? - снова кивок, и Осаму тихо смеётся. Он очень расслаблен из-за удачной миссии, да и трезвым всегда спокойнее. - я давал тебе книжку про Петербург, помнишь? - "Преступление и наказание"? Так мы едем в Россию? - да, познакомлю тебя с автором, Фёдор мой давний приятель. - по вагончику разносится терпкий запах табачного дыма. Шатен вдохнул яд из трубки в лёгкие, выдувая кольца. Две пары детских глаз заворожённо за этим наблюдали. Эмоции на лице Рюноске были очаровательны во всей их палитре: от искривлённого болью и ужасом милого личика, до такого невинного ребяческого восторга, прямо, как сейчас. - и я покажу ему свой рисунок? - с тем нелепым яблоком? - Дазай усмехается, снова выдыхая дым к потолку, но не даёт ему возразить. - обязательно покажешь.. От этого счастья в глазах, где он видел только лишь безучастность, скорбь и слёзы, в груди что-то шевелится. Ложь, это не может быть сердце. Дазай наклоняется, выпуская едкое облако прямо в его лицо, заблюдая, как юноша кривится и кашляет. Неприятный запах заставлял глаза слезиться.. И это было уже немного привычнее, ему словно бы стало легче. Накахара до сего дремавший на его коленях, сонно протянул руку, выхватывая трубку и долго затягиваясь, прежде чем подняться. Его руки были в свежих царапинах, словно дрался рыжий со стаей кошек, а не тем здоровенным мужиком.. *** Ночевал Акутагава в вагончике Ацуши, чему оба были рады. Тут, хоть и теснее, но гораздо спокойнее, чем с директором и его рыжеволосым приятелем, пусть и на отдельном диване. Степенный стук колёс убаюкивал, а старший ещё долго читал ему стихи по памяти, прежде чем от усталости язык заплетаться не начал. Тёплые объятия согревали лучше любого одеяла, хотя и от него грех отказываться, когда на улице такой ледник. Путь им предстоял долгий, прямиком через всю Европу до заветной точки на карте. Он бы с удовольствием прочитал для Ацуши и книги Достоевского, но были те только в оригинале, к сожалению. Осаму взбрело в голову, что ему следует выучить пару новых языков, ведь родного и общепринятого французского явно будет не достаточно. И он не спорил. Стремление Рюноске учиться всегда нравилось директору, он словно негласно поощрял желание мальчишки вырваться отсюда, в слух же говоря только, что эти попытки напрасны. Яркий желток луны освещал постепенно редеющие дома. Они становились всё меньше, словно ростущий лес поедал их, как птица букашек. Накаджима обнимает крепче, и темноволосый задёргивает штору, осторожно ложась к нему. Этот наимилейший человечек был маленьким островком спокойствия в бурном водопаде страстей его жизни. Где-то далеко эшелон даёт гудок, они переезжают первую границу.. Акутагава медленно проваливается в сон. Уютный завтрак с чашкой самого вкусного на свете ароматного чая с какими-то лечебными травами и кошачьей мятой по забавной ошибке - вот то, о чём он мечтал в последние дни. Рана на спине противно кольнула в позвоночник, прося ещё немного полежать, но Рюноске всё же присаживается, морщась, принимает чашку в руки и греет их, наслаждаясь такой непривычной расслабленностью. - доброе утро, как спалось? Ацуши мило улыбается, присаживаясь рядом, и закидывает шлейф из пледа на колено. Ему так холодно, что только чай и спасает. Юноша старается прогнать сонливость и улыбнуться в ответ, что, спорно, но вышло. - даже не знаю.. Мне всю ночь видилась Мармеладова, интересно, есть примета на такой случай?