Ангел Дьявола

      ../../….       — Ты скажешь, кто она? — доносится слабый женский голос.       Голос… она не слышала такого раньше. По крайней мере ей так кажется. Он тихий, будто между ними что-то есть. Что-то, что мешает ей хорошо слышать. Возможно, это ее собственное подсознание.       — Она мой питомец, Тори.       Мастер…       Миа пытается открыть глаза, но не может. Пробует сделать это еще раз, но кажется, что тело вовсе онемело и больше не шевелится. Кто-то дотрагивается до ее лба и проводит пальцем полосу до подбородка. Она чувствует это, узнает тепло Мастера, но не может ответить на его призыв.       Мастер?       — Что с ней случилось?       Что со мной случилось? Со мной что-то случилось?       Тихий досадный вздох раздается где-то рядом. Когда она успела расстроить Мастера? Что она сделала? Миа пытается вспомнить, напрячь собственный мозг, что отказывается с ней сотрудничать.       Но ничего не выходит.       Она пытается еще раз. Еще. И еще.       Ничего.       Существовать становится тяжело. Дышать. Думать. Жить. Ничего не получается. Тяжело. Она не может. Слишком темно. Это все слишком давит своей тяжестью откуда-то изнутри.       Ей кажется, что она ускользает. Все дальше и дальше, в собственную тьму и неизвестность, что скрыта за ней. Ускользает в забытье маленького мира.       Но даже несмотря на это, где-то внутри она все же слышит ответ своего Мастера. Тихий. Едва различимый.       — Она сломалась.       Вот так, просто. Как кукла, с которой играл маленький ребенок и случайно оторвал ей руку, потянув слишком сильно. И ее обязательно попытаются починить, но эта рука всегда будет ломаться снова, будучи слишком хлипкой.       — Ты моя, ангел… — горячее дыхание опаляет ухо.       Я твоя… Мастер. ../../….       Это странно, говорит она сама себе, смотря в окно. Она так давно просто не смотрела в окна, пытаясь наблюдать за тем, что происходит снаружи. Так давно просто не пыталась делать этого, что теперь это буквально единственное, что ей остается.       Она не знает ни где она, ни с кем.       Мастер больше не приходил к ней, оставив с этой девушкой. Астория… Ее зовут Астория. Она почти не приходит, держа ее здесь как в гостях. Она… красивая. Намного красивее, чем она сама. Миа не знает, как выглядит в зеркале, но уверена в том, что намного уступает в красоте этой девушке. Возможно, они даже ровесницы.       Но Миа не знает этого. Ни того, кто она. Ни того, что она делает. Ни того, почему она смотрит за ней вместо ее Мастера.       Миа известно лишь одно — Астория замужем. Она не видела ее мужа, но видела кольцо на ее пальце. Он есть. Где-то. Возможно, в этом доме, просто он никогда не попадался Миа на глаза. Он никогда не гулял в саду. Не приходил к ней в комнату, а за дверью не раздавался шум его сапог.       Он есть, но его нет.       Миа в очередной раз осматривает задний двор, где она живет. Ее комната на, кажется, третьем этаже, с видом на задний двор, хотя он вполне может быть парадным с этой огромной лестницей, фонтанами и мраморными статуями, которые сейчас присыпаны слоем снега.       Этот дом похож на Дворец, и он кажется Миа живым. Дышащим. Кто бы ни был его владелец, он явно очень богат. Возможно, так же, как Мастер. Или даже больше.       Почти под окнами виднеется стеклянная крыша зимней оранжереи. Даже сквозь слои снега местами прорываются зеленые участки растений, что растут внутри. Там все пахнет жизнью, Миа почти уверена в этом. Так же, как и в том, что там должно быть тепло и очень красиво.       Миа тихо вздыхает, а затем разворачивается и отходит от окна. Ее поселили в хорошую комнату. Здесь цветные обои голубых оттенков с темными панелями внизу. Большая и мягкая кровать с балдахином, хотя Миа не нравится на ней спать. Слишком мягко, слишком тепло… она просыпается от каждого шороха, думая, что сейчас Он наконец придет, неся за собой свою любимую боль.       Здесь есть комод, над которым висит большая картина с лесом и медведями. Есть такой же шкаф для одежды, но он пустой. У нее есть только ее ночнушка и ничего больше. У нее ничего не было. Ничего не осталось.       Миа невольно тянется правой рукой к шее. Пальцы трясутся, дотрагиваясь до пустоты. Но она все же касается кожи и проводит пальцами вдоль шеи. По тому самому месту, где еще недавно был ее ошейник. Ее принадлежность своему Мастеру в чистом виде.       Я больше не нужна ему?       Миа прикусывает нижнюю губу от мыслей. От того, что, возможно, даже ему она больше не нужна. Никому в этом мире. Даже Астории. Покинутая. И всеми забытая.       У нее есть только она сама и ее имя.       Миа...       Она безвольно опускает руку вниз, дотрагиваясь большим пальцем левой руки до внутренней стороны безымянного. Она не знает, почему делает это, но это… это успокаивает и у нее получается сделать судорожный вздох, а затем нормализовать дыхание.       Вдох. Выдох.       Вдох…       Выдох.       В очередной раз она набирает больше воздуха в легкие и, не смелой походкой, направляется в сторону ванной комнаты. Она большая и красивая. С большой ванной на золотых ножках, двумя раковинами и туалетом. Здесь есть два окна, а стены украшены такими же обоями, что и в самой комнате, но с небольшими отличиями в рисунке.       Эта ванная дарит некое понятие спокойствия.       Миа открывает кран с водой, наполняя ванну. Затыкает отверстие внутри специальной штучкой, что прикручена золотой цепочкой и лежит с краю. От горячей воды начинает идти теплый пар, и Миа прикусывает нижнюю губу, набираясь терпения.       Она должна быть чистой. Должна быть чиста. На всякий случай…       Ванна набирается достаточно спустя пару минут, и Миа аккуратно снимает с себя белую ночнушку, складывая ее и кладя на край раковины. Она обязательно постирает ее позже. Миа залезает в воду, шикая от того, насколько она горячая. Но оставляет воду биться в ноги, набирая еще. Она садится, сжимая глаза и поджимая губы, вода едва ли закрывает низ ее живота, но она все равно вжимается пальцами в бортики и глубоко дышит, пытаясь привыкнуть к температуре.       Тело, на удивление, больше не болит, как тогда. В первые несколько дней после приезда сюда. По крайней мере, она думает, что прошло несколько дней. На ней больше нет белых бинтов, а в комнате не стоит аромат странных трав. Она не знает, была ли здесь с Мастером или нет. Не знает, как попала сюда. Просто в один из дней она проснулась здесь, укрытая тяжелым одеялом в почти полной темноте.       И рядом никого не было. Только она, темноте и холодный воздух с привкусом трав. И больше ничего. Тогда она провела всю ночь в тишине, просто смотря в темноту, боясь пошевелиться.       Миа берет мыло в руки, начиная мыть собственное тело. От него пахнет лавандой и это не самый приятный запах для нее. Она ведет головой в сторону, выглядывая в окно, продолжая интуитивно водить по телу рукой.       Она помнит свободу… помнит ярчайшее желание улететь. Помнит все, что было «до». Помнит своего Мастера в мельчайших деталях. Помнит… ее сознание все помнит.       И порой она ловит себя на мысли, что скучает… скучает по тому, что было этим самым «до», когда он приходил к ней. Он ведь всегда приходит. Приходит к ней.       Она его.       Кто?       Кто бы ни была, она принадлежит ему. И этого для нее достаточно. Принадлежность к чему-то большему, чем просто пустоте. Хоть к кому-то. Ведь даже в боли можно найти свое спасение. И кажется именно это она и делала.       А что… Что если он с ней?       Ее рука тут же замирает, когда эта мысль поселяется в голове. Что если он с ней. Той женщиной, что Он приводил к себе в комнату. Приглашал в свою кровать, куда не всегда брал даже ее.       Миа никогда не слышала, чтобы она кричала.       Вдруг он променял ее, Миа, на ту самую женщину.       Вдруг… она была лучше, чем она. Вдруг она просто никогда не кричала от боли. Или… что еще хуже, вдруг, он никогда не причинял боли ей.       От этой мысль почему-то внутри становится больно. Сердце неприятно сжимается в груди. Ведь если это так, то остается только одно. То, что она ему больше не нужна.       Ни ему, ни им, никому.       Ведь никто так и не пришел.       Они все оставили ее.       Все оставили ее одну.       И это все, что после нее осталось. Пустая оболочка человека, с которым поиграли, а затем самым ужасным образом бросили. Она ничто. Никто для них.       Все это явно было ложью. Все это явно было ничем.       Может, я просто схожу с ума?       Но он должен прийти за мной.       Но кто? Кто из двух дьяволов должен прийти за ней. Тот, кто им действительно является? Или тот, кто он есть? Кто из них больший дьявол? И почему она притягивает к себе только тьму…              ../../….       Она сидит в кресле напротив своего окна. Она привыкла считать его своим. В камине зажжен огонь, который хоть как-то обогревает ее, закутанную в плед с кровати.       Она сидит, подтянув ноги к груди, обнимая их руками сквозь теплый плед. На окне в уголках виднеются следы заморозков. Мороз играет на стекле своими узорами холода, пока на небе нет облаков, освежая воздух своим морозом. Даже внутри дома сегодня холодно.       Тихий стук в дверь заставляет ее вздрогнуть от неожиданности. Кто бы там ни был, он не дожидается ее ответа, открывая дверь. Повернувшись, Миа замечает странное существо в проеме двери, которого никогда до этого не видела.       — Мисс? — раздается тихий голос существа. Он вопросительно смотрит на нее своими большими глазами. Кажется, что ее собственные совершенно не уступают по размеру от неожиданности и страха.       Она чувствует, как сердце в груди начинает быстро биться.       — Мисс? Хозяйка приглашает вас к чаю, — спокойно продолжает существо.       Она должна знать кто это. Должна… но, кажется, не помнит. Знает, но…       Миа хмурится, пытаясь вспомнить и пытаясь понять, что Астории нужно от нее. Она почти никогда не приходила сюда, к ней. Прошло четыре дня, если считать по количеству дней, что она точно видела. И Астория была в этой комнате лишь единожды. Этот дом почти не отличается от дома Мастера, Миа поняла это почти сразу. Только... Еда появляется трижды в день на небольшом столике у камина.       В доме Мастера два…       — Хозяйка? — единственное, что приходит на ум.       — Хозяйка Астория. Она Хозяйка этого дома. Моя Хозяйка разумеется, — вновь произносит существо, проходя внутрь. Оно останавливается рядом с кроватью, и только тогда Миа замечает, что за его спиной что-то парит в воздухе. — Только вам нужно надеть это. — Что-то за его спиной спускается на кровать тяжелой тканью.       Миа медленно поднимается с кресла, распутываясь из оков теплого пледа. Ей тут же становится зябко, когда голые ноги встречаются с холодным деревянным полом комнаты. Она подходит к кровати, понимая, что это теплый халат.       Миа кладет плед на второе кресло рядом с камином в надежде, что он останется таким же теплым, как и был, а затем берет халат в руки, удивляясь его тяжести, и надевает на себя темно-зеленую мягкую ткань. Она замечает в руках существа что-то еще.       — Это тоже вам, мисс, — спокойно произносит существо, протягивая ей что-то.       — Носки? — тихо спрашивает она, беря в руки теплые высокие носки. Ее взгляд тут же направляется на ноги существа. Они босые. Такие же как ее.       — Коридоры дома слишком прохладны, — поясняет существо. — Мисс не должна заболеть.       Миа почти хмыкает с этого. До этого никого это не волновало. Никогда.       — А где твои?       Существо прижимает свои уши ближе к голове, выглядя почти напуганным.       — Хозяйка подарила носки только мисс, — отвечает оно, будто это все объясняет.       Но, возможно, так и есть…       Миа не сопротивляется, натягивая носки на холодные ноги.                     ../../….       Первое, что она чувствует — безумное тепло, что окутывает тело словно в сладкий кокон парящих снов. Это неотъемлемое желание прижаться как можно ближе к источнику этого самого тепла. В воздухе даже пахнет им. Теплом. Сладким ароматом, который наполняет легкие, позволяя дышать.       Это почти окрыляет.       Второе, что она ощущает — крепкие мужские руки. Они почти мягкие, касаясь ее кожи на животе, обволакивая и прижимая к себе. Спина упирается в сильную мужскую грудь, которая является единственным источником тепла в темноте.       Это сон, кажется ей. Самый сладкий сон, что она видела.       В нем спокойно и хорошо.       Мягкие губы дотрагиваются до ее плеча, отчего она едва заметно вздрагивает, а на лице появляется слабая счастливая улыбка. Потому что ей хорошо.       — Я скучал, малышка.       Родной голос кажется таким трепетным и свободным, что она сама ненароком приближается еще ближе к его обладателю, чье имя так и вертится на языке, но не соскакивает.       — Маленькая моя. — Поцелуй в весок. Легкий, едва заметный. Длинные пальцы убирают волосы с ее лица, освобождая кожу. — Хорошая моя. — Мягкий поцелуй в щеку. Влажный. Миа глубоко вздыхает, улавливая в воздухе приятный ореховый аромат.       Мой…       — Ты моя, ангел, — продолжает голос. — Ты всегда была и будешь моей. Чтобы ни случилось, — от него не веет страхом и тревогой. Только теплотой и столь неугасающей надеждой, что на секунду сердце в ее груди сжимается, отдавая неприятной болью. Она забыла каково это. Каково это — чувствовать. — Я рядом. Я всегда рядом. Помни об этом, хорошо? Помни, мой Ангел. Любовь моя…       

***

             Она прикусывает заусенцы на руках, сидя в кресле и рассматривая огонь в камине. Она помнит странное тепло. Помнит мягкость чужой кожи. Помнит что-то…       Миа передергивает плечами, и в тот же момент на небольшом столике с хлопком появляется поднос с простой едой в фарфорой посуде с красивыми узорами. Она вздыхает, чувствуя аромат пищи, и забывает то, о чем думала весь день.       Все равно она не знает, что это значит.       Но Хозяин придет за ней. Он обещал.                     ../../….       Она хорошая, отмечает про себя Миа, в очередной раз бросая взгляд на Асторию поверх своей чашки. У нее мягкий и довольно спокойный голос. Хороший вкус в одежде. Красивые блондинистые волосы. Она хорошая. По крайней мере Миа кажется именно так.       Это уже их вторая такая встреча. За окном солнце уже подходит к закату, скрываясь за серыми облаками. Миа пыталась ловить его лучи почти все время, что оно проникало в комнату. Солнце слишком большая редкость.       Миа наблюдает за тем, как Астория ставит свою чашку на столик рядом, а затем слабо улыбается ей и продолжает говорить. В этот раз она рассказывает о своем муже, которого Миа так и не видела. Но, то, с какой любовью о нем говорит Астория, может поведать ей о многом. Миа не знает ни кем он работает, ни что делает, кроме того, что сейчас он в командировке и очень-очень ее любит. Любит Асторию.       — Но ты не подумай, это он со мной такой хороший. Другие люди обычно его боятся, потому что он такой властный. И потому что он Лорд. Я пару раз сама видела, как он убивал людей за неповиновение, — с едва заметный намеком на ужас произносит она, а затем на секунду мнется. Миа не совсем понимает ее реакции, но понимает только одно.       Оказывается, ее муж и ее Хозяин могут быть слишком похожи. Только вот, муж Астории явно не считает ее своей игрушкой. Он уважает ее. Любит. Ценит. Дарит ей цветы.       Миа вдруг необычайно важно узнать, как выглядит ее муж. Как выглядит человек, который может любить не смотря на боль и все вокруг. Не смотря на собсвтенную темноту.       Хотя… Хозяин тоже ее любит. Он говорил ей это.       А она…       Она любит своего Хозяина.       Должна любить.       Он только лишь воспитывал ее, чтобы она стала лучшей версией себя. И она становится. Он сказал, что она на правильном пути и у нее все получится. Ее рука непроизвольно тянется к груди, пальцы дотрагиваются до высеченных букв на коже, что не так хорошо заживают, оставаясь порой кровоточащими ранами.       Хозяин любит меня… Хозяин любит меня… Хозяин любит меня… Хозяин придет за мной.                     ../../….       — Дыши! — громкий голос раздается почти над ухом. Он прямо рычит, отдаваясь вибрациями по коже. — Я сказал: дышать!       Острый удар приходится прямо по щеке. Кожу на этом месте теперь жжет, а с горла срывается тихий плач. Тело содрогается, разнося по комнате скрежет железа, которым скреплены ее руки.       — Вот так! Если ты думаешь, что сможешь сбежать в свой мозг от меня, то ты ошибаешься, — рычит Мастер ей в лицо, но она не открывает глаз. У нее нет на это сил. Остается только лишь позволить горьким слезам стекать по коже. — А теперь еще раз. И в этот раз ты будешь считать, сука!       Резкий удар рассекает воздух и касается своей конечной точки в виде ее голой спины. Крик срывается с ее рта, оставляя его открытым, но она все же шепчет тихое и едва слышное:       — Раз.       — Еще двадцать, малышка.              — Два! — выкрикивает Миа, резко открывая глаза.       Ее туловище подбрасывает вверх, а учащенное дыхание ускоряет ритм сердца в груди. Открывая рот, словно рыба на суше, она прикладывает дрожащую руку к груди, пытаясь успокоиться.       Рваный вдох.       Выдох.       Еще раз, пока глаза привыкают к темноте.       Она сбрасывает с себя тяжелое одеяло, что сковывает все движения и прижимает ее к постели, как он. Оно все потное внутри, и она тоже. Воспоминания обрушиваются на нее неожиданно и незаметно, напоминая о том, что она пережила.       Она не вспоминает теплоты, не вспоминает свободы. Все, о чем ей осталось думать — это жизнь ради ее Хозяина. Жизнь, которая не имеет общего смысла. Жизнь, в которой она не может сделать даже самого простого — умереть.       Ее руки дрожат, когда она дотрагивается до влажных щек, чувствуя, как дорожки слез уже успели проникнуть на ее грудь. Миа вздыхает и подтягивает колени к груди, усаживаясь на кровати, пододвигаясь к изголовью. Она обнимает колени руками, не обращая внимания на то, что вся влажная. Она сжимается в углу большой и мягкой кровати, которая ей невыносима. Кажется, что она не в силах спать на кровати. Воспоминания никогда не находили ее на полу.       Миа кусает собственное предплечье и кричит, подавляя звук в коже, как только может. Она впивается в собственную руку, оставляя рисунки зубов, едва ли не проникая под слой эпидермиса остротой клыков. Она позволяет себе просидеть так какое-то время, погруженной в боль собственного сознания, окруженной немой пустотой.       Но в конце… в конце она нормализует дыхание. Спустя время расправляет плечи, хотя ее глаза все еще сияют от непролитых слез. Она вздыхает, вытирая соленую воду с лица. Прикусывает губу и встает с кровати на дрожащих ногах.       И тогда она подходит к большому окну, что выходит на парк и лес. К окну за которым лежит белый снег и блестит, отзеркаливая от себя свет большой луны и звезд, что сегодня так хорошо видны на небе.       Миа не может открыть окно, но она подходит почти вплотную, прижимаясь носом ко льду стекла и касаясь его кончиками пальцев. И тогда она смотрит наверх. На звезды, что так хорошо видны в эту ночь. Звездное небо раскинулось перед ее взглядом, отражаясь в пелене слез на ее глазах, вызывая собственные вселенные внутри нее.       Будто она чья-то вселенная. Будто она чья-та там, на звездах, на небесах. Будто сами звезды внимательно наблюдают за ней с небес. Будто им действительно есть до нее дело.       Но, когда одна из звезд падает прямо перед ней на небе, она не загадывает желаний. Она лишь проводит ее взглядом, переставая думать. Она позволяет себе на мгновение раствориться в этих самых звездах, как если бы она сама была одной из них.                     ../../….       Она вновь переходит порог гостиной в розовых оттенках. Даже камин здесь сделан из розового блестящего камня. Все здесь буквально кричит Асторией. Розовый ее любимый цвет, Миа поняла это в самый первый раз, когда пришла сюда. Когда увидела эту комнату со своей Хозяйкой внутри.       Миа не останавливается, замечая ее, сидящей на одном из кресел с розовой тканью с цветами в орнаменте. Рядом с ней на столике стоят две фарфоровые чашки для чая и сам чайник, а рядом небольшая тарелочка с маленькими пирожными.       Астория отрывает взгляд от газеты в своих руках и почти оценивающе проходит глазами по ней. В Миа ничего не меняется. Ни ее внешность, ни одежда, смены которой у нее нет. Но она не жалуется, кутаясь сильнее в выданный халат.        Миа замечает, как Астория заметно улыбается, кладя свою газету на столик рядом. Ей вдруг становится интересно, что вызвало в ней такую улыбку. И ответ не заставляет себя долго ждать, когда Астория радостно заявляет, что они с мужем пойдут на Новогоднюю елку во Дворец, а значит, что ее муж вернется с командировки.       Миа лишь прикусывает нижнюю губу и слабо улыбается, ничего не отвечая взамен. Но, наверное, она счастлива, что у нее есть такой муж. Хоть его нет у Миа. Не то, чтобы она хотела себе мужа. Хотя… возможно Хозяин и есть ее муж. Ведь она точно принадлежит ему.       Астория кладет свою газету на столик и берет свою чашку, в которой уже налит чай. Миа медленно подходит к ней, занимая соседнее кресло. Ее кресло, как она решила. Она бросает взгляд на обложку газеты, замечая, что люди на фоне шевелятся, а наверху виднеется большая надпись с названием «Новый Пророк». Под ней, название большого заголовка о новогодней елке во дворце, а ниже фотография.       Миа прищуривается, смотря на фото, где почти не двигаясь стоят мужчина и женщина. Они явно позируют для всего этого, стоя почти в обнимку. Миа хмурится, внимательно всматриваясь в женщину, непроизвольно скребя пальцами по ногами.       — Кто это? — ее голос тихий и почти незаметный.       Астория почти фыркает от ее вопроса.       — Император, — без интереса произносит она и замолкает.       Миа сглатывает, почти не обращая внимания на мужчину в черной одежде с бородой. Даже его сияющие глаза не привлекают ее внимания.       — А женщина?       Она видит краем глаза, как Астория поджимает губы. Видит, что той почему-то почти противно отвечать на ее вопрос. Но в конечном итоге Астория вздыхает, ставя чашку с блюдцем на стол.       — Эта? — Миа тихо мычит и едва кивает головой. — Валери Селвин, — выплевывает она. Миа поднимает брови в удивлении от язвительности и злости в голосе Астории и поворачивает голову в ее сторону. — Та еще сука, — добавляет она, — если хочешь знать. Но не суть. — Астория переворачивает газету другой стороной, скрывая фотографию. — Так что…       Миа прикусывает нижнюю губу и хмурится, все еще всматриваясь в газету, будто она может увидеть что-то сквозь слои бумаги. На обратной стороне тоже есть фотографии и какие-то абзацы с темами, но они ей не интересны.       — Ты что? Знаешь ее? — вдруг тихим с интересом голосом спрашивает Астория, и Миа вздрагивает.       Знает ли она ее? Нет. Наверное, нет.       Она не знает никаких Валери Селвин.       — Нет, — она качает головой. — Нет, — добавляет тише.       Астория слегка наклоняет голову и прищуривается.       — Может, ты видела ее у… — она запинается, но потом все же произносит, — своего Хозяина.       Миа лишь опускает взгляд вниз, поджимая губы. Видела ли он ее у своего Хозяина? Она никого не видела кроме него, но… Ей кажется, что она видела ее когда-то, где-то. Миа не знает, почему. Просто это ощущение начинает надоедливо крутиться в голове.       Она опять качает головой.       — Хозяин приводил женщин домой, — едва слышно все же добавляет она, потому что это единственное, что она знает.              

***

      — Думай! — она ударяет себя о голову рядом с виском кулаком. — Думай! Думай! — рычит, не оставляя себе никакого другого выхода. Она рычит от злости на саму себя, на собственное подсознание.       В какой-то момент она хватается обеими руками за волосы и тянет, чувствуя боль, которая не отрезвляет. Она чувствует, но не обращает на это никакого внимания.       — Я ее знаю! — вторит она себе. — Я ее знаю, — слова слетают с ее губ, словно мантра, которую она вторит сама себе, повторяет. — Я ее знаю. Знаю. Знаю. Знаю!       Миа берет подушку в руки и прижимает ее к лицу. А затем кричит, вжимаясь прямо в ткань, чтобы скрыть собственный голос. Она не хочет привлекать внимания.       Крик забиваются в толстую ткань, выходя заглушенным для окружающих. Она кричит еще и еще, позволяя самой себе драть горло от мощности, что никто не услышит.       На глазах наворачиваются слезы от беспомощности, что она ощущает. Весь вечер она думала только о ней, изображенной на фотографии. Весь вечер думала о Валери Селвин. Она запомнила ее имя, что произнесла Астория с пренебрежением. Запомнила так, будто это самое важное сокровище в ее жизни.       — Валери, — шепчет она, ловя ртом воздух, опустив подушку. — Валери. Валери. Валери. Валери. Валери. — Миа шмыгает носом, чувствуя, как плачет. Слезы стекают по ее щекам вниз, падая с подбородка на подушку в ее руках. — Валери. Селвин.       Всхлип срывается со рта, а за ним еще один и еще. Миа в открытую плачет, сокрушенная собственным беспамятством. Она чувствует себя преданной. Преданной собственным телом, что должно быть на ее стороне.       Ее губы дрожат. В носу собираются сопли, отчего становится трудно дышать. Глаза затмевает пелена, которая не сходит от частых морганий ресниц.       — Я должна помнить, — шепчет она себе. Ее лицо искривляет гримаса боли. — Я должна помнить. — Плач вырывается изнутри нее и больше не останавливается.       Она не прекращает плакать, пока организм не истощается от напряжения и не прекращает это за нее, отключая ее сознание вместе с ней. Она не прекращает, но мир вокруг прекращает это за нее.