Моя тень больна

***

In the land of Gods and Monsters

I was an angel living in the garden of evil

Screwed up, scared, doing anything that I needed

Shining like a fiery beacon

Lana Del Rey — Gods & Monsters

Луна в воде казалась такой притягательной, что забыв обо всем, Шэнь Цзю пошел прямо к ней, чувствуя себя околдованным безрассудным мотыльком. Он свесился с каменного борта и, подвернув рукава, зачерпнул в ладони воду, лунные блики тут же утекли назад сквозь пальцы. Шэнь Цзю несколько раз тщетно попытался выловить луну, но та насмешливо не пожелала с ним остаться. — Говорят, кошки не любят воду, но это видно дикие, не приученные, а моя домашняя так беззаботно с ней играет, — эхо слов докатилось до Шэнь Цзю. Он обернулся на голос и увидел, как Цю Цзяньло обходит купальню по периметру и зажигает свечи. Приглушенные огни осветили шелковую ширму в углу, открытый стеллаж, заставленный горшками с растениями, там же стояла вычурная курильница для благовоний и ряд костяных бутылочек, верно, с порошками для воскуривания. Поодаль в полумраке зиял проход куда-то вглубь, в одном углу купальни Шэнь Цзю краем глаза заметил в полу решетку, сверкнувшую в отблесках пламени свечей. — Утенок, иди уже поплавай. Мне кое-кто рассказал, что таким как ты полезно принимать лунные ванны. А совмещать с омовением должно быть вдвойне приятно. Шэнь Цзю неуверенно посмотрел на Цю Цзяньло. Что он имеет в виду под «иди поплавай?» Они? Здесь вместе? За все время жизни в поместье, Шэнь Цзю вдруг напряженно понял, ему ни разу не приходилось мыться при Цю Цзяньло. — Давай, давай, — Цю Цзяньло кивнул в сторону купальни. — Во дворе ты очень убедительно стряхнул на меня землю с рукавов, так что теперь, пока мы хорошенько тебя не выкупаем, я буду за тебя волноваться. В купальне дул легкий мягкий ветер в приоткрытое окно, Шэнь Цзю проследил за рябью и парой шелковых лепестков на гребне волны и с большой неохотой стянул верхнее ханьфу. Даже если ему было неуютно оголяться при Цю Цзяньло, в конце концов, на нем оставалось еще шесть слоев одежды, а самое верхнее было перемазано грязью сверх приличий, пока он пытался прикопать гроб. Он все-таки не варвар, чтобы марать изысканную купальню. Да и шесть слоев на один слой больше, чем он носил этим знойным летом. Тело достаточно прикрыто, чтобы не переживать о своей беззащитности. По иронии, когда Цю Хайтан впервые сообщила ему, что свои обноски он может сжечь и навсегда забыть, Шэнь Цзю на нее сильно обиделся. И еще больше сопротивлялся словам и взглядам Цю Цзяньло. — Что за дивный пион расцвел у нас среди зимы? Неужели глаза меня не обманывают, и я вижу Пять красных жемчужин на белом цветке (1)? — Цю Цзяньло бесцеремонно поправил на Шэнь Цзю пояс. На тот момент Шэнь Цзю совсем не разбирался ни в жемчужинах, ни в пионах, и от полного непонимания речи Цю Цзяньло злили и смущали. — А может наш дом осветила Сказочная луна (2)? — Цю Цзяньло обвел Шэнь Цзю внимательным взглядом и задержал внимание на прическе, куда Цю Хайтан прицепила глупый золотистый гребень с красными камнями, конечно, как он мог его не заметить. Гребень, очевидно, принадлежал Цю Хайтан, от чего казался Шэнь Цзю еще более нелепым на собственной голове. Тогда он еще не знал, что в будущем не только привыкнет наряжаться, подобно павлину, выпущенному в сад на потеху публике, но и найдет в милых блестящих вещицах отраду. — А вот и нет, дагэ, — Цю Хайтан захихикала. — А-Цзю, сними накидку, как я тебя учила. Постарайся с первого раза. У дагэ нет времени стоять тут весь день и ждать, пока прилетит бессмертная неотразимая фея на журавле и сделает все за тебя. Шэнь Цзю мысленно пожелал себе удачи и «нежным и трепетным движением руки», подобно тому, как «юная недавно оперившаяся пташка встречает рассвет», как наставляла Цю Хайтан, скинул шелковую белую с легким оттенком розового накидку без рукавов себе на плечи, оставшись в однотонном лилово-розовом ханьфу. Потом он поводил накидкой в воздухе, словно «цветущая слива сбрасывает лепестки», подкинул ее последний раз вверх, прокрутился вокруг своей оси, поймал накидку и спрятал ее в рукав. Затем покачивающейся походкой прошелся из стороны в сторону, поклонился и напоследок мелкими шагами обошел вокруг Цю Хайтан и Цю Цзяньло, легонько задев краем рукавов каждого из них, словно «сонная бабочка запуталась в своих крыльях». Его выступление сопровождалось восторженными криками Цю Хайтан. — Она летит! Смотри, смотри, летит! Какая хорошенькая. От напряжения у Шэнь Цзю кружилась голова, он замер ни жив ни мертв, ожидая вердикта, а Цю Хайтан уже не смотрела в его сторону, прильнув к Цю Цзяньло. — Дагэ, это была загадка. Ты понял, что за цветочек мы завели? Цю Цзяньло молчал, и Шэнь Цзю чувствовал, как сдают нервы. — А-Цзю, ты молодец, все запомнил, — Цю Хайтан, наконец, махнула ему рукой, и Шэнь Цзю выдохнул. — Дагэ, ты обязательно должен угадать, наш цветочек очень старался. Сейчас Шэнь Цзю с опозданием отметил, что дрессировщица из Цю Хайтан была не хуже чем из Цю Цзяньло. Под звонкий, но уверенный голосок его маленькой невесты и птицы в небе выстраивались в живописном порядке, чтобы усладить взыскательный взгляд, наполненной нежной девичей тоской, придирками и скукой. Цю Хайтан с таким настойчивым ожиданием смотрела на Цю Цзяньло, что Шэнь Цзю показалось, если Цю Цзяньло не ответит, то она не постесняется отчитать даже его. На лице Цю Цзяньло отразилась тень замешательства, но он быстро прогнал ее, и, улыбнувшись Цю Хайтан, повернулся к Шэнь Цзю. — А-Цзю так искусно перевоплотился, что я засмотрелся и пропустил подсказки. Посмотреть бы еще раз. — А-Цзю, слышал брата? Давай сначала. Повторять пришлось несколько раз, пока Цю Хайтан в итоге не остановила. — А-Цзю, хватит. Шэнь Цзю не чувствуя ног замер на месте, стараясь не упасть от головокружения, но щебет Цю Хайтан продолжил доноситься до ушей. — Дагэ, хотя А-Цзю запыхался, он действительно хорошо справился с ролью. Сейчас получилось почти идеально. Ты точно должен угадать. — И что это может быть за цветок, — задумчиво протянул Цю Цзяньло, будто пребывая в раздумьях, но Цю Хайтан его раскусила. — Дагэ, я знаю, что ты знаешь! — Конечно знаю, — Цю Цзяньло отвел руку в сторону, Цю Хайтан его обняла, рука Цю Цзяньло легла ей на спину. — Это же Бабочка, у которой закружилась голова (3). — Правильно! — засмеялась Цю Хайтан. — Помнишь, одной осенью ты подарил мне луковицу Бабочки, а она оказалась испорченной и не выжила. Но все вышло даже лучше, теперь по нашему саду летает настоящая бабочка. — Бабочка значит… — Цю Цзяньло стоял близко с Цю Хайтан, но пронизывающий взгляд достался не ей. Шэнь Цзю вынырнул из воспоминаний о теперь казавшемся таким далеком времени и вернулся в ночную прохладу купальни. Быть пионом, запрятавшим сердцевину за многослойным убранством, было не так и плохо. Цветок может скинуть внешние лепестки, но пока его нутро под защитой, ему не о чем переживать. Шэнь Цзю медленно стянул легкие сапоги, и, взглянув на Цю Цзяньло, тот одобрительно кивнул, присел на борт и перевесил ноги. Голые ступни напряженно зависли над водой. Едва он решился упасть в воду в чем есть, пусть чувствуя себя нелепо, как его за воротник поймала рука. — Котенок, неужели лунная рябь тебя так зачаровала, что ты всерьез вообразил себя рыбкой, чья чешуя и наряд одно с ней целое? — Цю Цзяньло положил руку ему на живот поперек, не позволяя свалиться вниз. Вместе с тем, что ему не дадут упасть, Шэнь Цзю почувствовал пряно-дымный аромат со щепотью влажной земли. Он старался не думать о том, что это касание Цю Цзяньло ощущалось до странности иначе. На мгновение ему даже показалось, что сейчас чужие губы мазнут его в оголенную шею, туда, где до кожи еле дотрагивались длинные легкие серьги. Шэнь Цзю замер, но это было только наваждение. — Нет, братик, — Шэнь Цзю через силу заставил себя ответить спокойно, вдыхая глубже запах и сосредотачиваясь на нем. В аромате, исходящим от тела Цю Цзяньло, слышалась и легкая сладковатая нота, и присутствовал намек на лаванду с экзотичными цитрусовыми нотами в примеси с запахом трав. Однако дымная пряность доминировала. Шэнь Цзю сам не заметил, что уже откровенно водил носом, погрузившись в изучение композиции, которая навязчиво дразнила обоняние. — Если нет, то давай, как положено, — Цю Цзяньло сделал вид, что не замечает пристального к себе внимания. — Ты ведь знаешь, как положено? Или мне начать себя корить, что мы обошли эту сторону жизни? Шэнь Цзю не доводилось получать от Цю Цзяньло наставлений, как умываться, так что он не знал его предпочтений и порядков. Но Шэнь Цзю знал точно, что шесть халатов многовато для купания даже самой трепетной девицы. А слуги на заднем дворе и вовсе могли потесниться и залезть в бочку по двое нагишом. — Для начала разденься, — хотя слова Цю Цзяньло прозвучали созвучно мыслям Шэнь Цзю, напряжение наросло. Его же предупредили, что они идут в купальню. Чему он удивляется? Луна все так же завораживала, запах стоял дурманящий, хотя Цю Цзяньло уже убрал руку с его живота. Даже голод не сильно мучал. Но Шэнь Цзю не торопился. Может, если бы он не пропустил ужин, все бы обошлось? Или хотя бы не копался в земле. Вот что за темная сила дернула его задремать в гробу именно сегодня? Завтра, быть может, была бы облачная погода, и Цю Цзяньло не привел его сюда. То что они пришли, в том числе любоваться лунным светом на воде, Шэнь Цзю уже не сомневался. Уж больно гармоничная и выверенная согласно фазам луны картина ожила в этой купальне. — Знаешь, — голос Цю Цзяньло был заботливым, но губы выдавали насмешку, — даже застенчивая ханьсюцао (4) позволяет садовнику за собой ухаживать. А уж листиков стыдливей, — Цю Цзяньло протянул руку к Шэнь Цзю, но тот немного отодвинулся, Цю Цзяньло не стал тянуться дальше и кивнул с самодовольной улыбкой, — и чувствительней чем у нее сложно отыскать. — Давно ли братик стал садовником? — слова Шэнь Цзю прозвучали острее, чем следовало, но он уже неохотно стянул с себя еще один халат. Он знал, что Цю Цзяньло много в чем разбирался, в том числе в цветах, в конце концов, Шэнь Цзю слышал, что часть доходов дом Цю имел с цветочных дел. — Не ты ли расцвел в моих руках, тебе ли сомневаться в моих навыках? — Цю Цзяньло скинул свое верхнее ханьфу и бросил поверх того, что лежало на полу. Шэнь Цзю смерил Цю Цзяньло пытливым взглядом, будет ли он раздеваться дальше? — Разве что мой цветок с секретом, смотришь издалека и видишь броскую орхидею, а приблизишься и дивишься скромности фиалки (5), чей бутон лишь едва выглядывает из травяного ковра, — Цю Цзяньло кивнул головой, и еще один халат Шэнь Цзю полетел на пол, а сверху халат Цю Цзяньло. — Может робкие настороженные бутоны фиалки не хотят встречаться с беспардонными взглядами, от того и прячутся в траве? — Шэнь Цзю невольно тряхнул головой, наперекор словам, снимая еще один халат. Мелодично звякнули заколки в волосах, пара прядей выбились из прически. — Но даже самые робкие бутоны знают, что таково их существование, определенное самой природой, — Цю Цзяньло одобрительно кивнул. Шэнь Цзю бросил на Цю Цзяньло злой и немного обиженный взгляд, прекратив раздеваться. — Раскрыться и цвести, дать обласкать себя взглядам, дать опылить себя, дать собрать свои молодые душистые лепестки, — руки Цю Цзяньло легли Шэнь Цзю на плечи, и Шэнь Цзю медленно и мучительно сбросил с себя еще один шелковый слой, не дожидаясь пока Цю Цзяньло начнет раздевать его сам. Теперь тело Шэнь Цзю облегало всего два тонких однотонных светлых халата и нижние легкие штаны. Он отпрянул от Цю Цзяньло, тот, усмехнувшись, дал отойти и сам разделся до двух халатов. — Неужели такой искушенный достопочтенный господин, познавший изыски и роскошь, польстился на бедственную мерклую фиалку? Может господин задумал срезать молодой бутон и заварить чай? Цю Цзяньло отошел вглубь купальни, но до Шэнь Цзю долетел его приглушенный глубокий голос. — Душа моя, ты сегодня такой многословный, потому что поблизости луна и она нашептывает колдовскую поэзию тебе в ночи? Или потому что на тебе по-прежнему есть лишняя одежда, которую предстоит снять? — Цю Цзяньло вернулся, держа в руках принадлежности для мытья. Шэнь Цзю смущенно отвернулся, прикусив губу. Голову снова вскружил дурманящий аромат, чей источник был совсем рядом. — А может маленький яогуай, наконец, привык ко мне? — Цю Цзяньло тихо усмехнулся. Когда прозвучали последние слова, Шэнь Цзю поймал себя на странной мысли, по-своему Цю Цзяньло прав. Даже сомнительное прозвище «яогуай» теперь подходило ему больше, чем можно было раньше вообразить. Он, изменчивый, подверженный разрушению, мотылек, который живет один день. Вчера он мог быть орхидеей, сегодня фиалкой, но крылышки-лепестки затрепещут на ветру, взмахнут несколько раз, распахнутся и опадут на землю. А завтра вместо него появится кто-то другой. И только незримая тень, тянется призрачной вуалью за перерождениями мотылька и помнит, кем он был. — Котенок, постой смирно, — Шэнь Цзю вздрогнул, вырванный из своих мыслей, но послушно остался на месте. Цю Цзяньло подошел к нему вплотную и подколол выбившуюся прядь в прическу. — Мы завариваем молодые бутоны в чай, это правда, но разве бутоны не хотят, чтобы их попробовали на вкус? Они набираются сладости, расцветают и томительно ждут к себе внимания. А оказавшись в пиале из тонкого фарфора, раскрываются в полную силу, и, любуясь собой, показывают свое нутро. — Братик… — Шэнь Цзю попятился спиной и уперся в каменный борт купальни. Всего в полушаге от него стоял Цю Цзяньло лишь в нижних халатах и тонких штанах, его взгляд был обжигающий как угли в жаровне. — Котенок, я даю тебе разрешение звать меня по имени, — голос Цю Цзяньло спокойный и уверенный, только бархатные ноты в голосе и блеск в глазах выдают, что сейчас прозвучало что-то совершенно ошеломляющее. — Господин Цю… — чтобы не упасть, Шэнь Цзю сел на каменный борт. — Цю, это наша с тобой фамилия, Котенок, — добрая насмешка промелькнула на губах Цю Цзяньло. — Объятия осенней прохлады после знойного лета. Буду рад разделить ее с тобой. При этих словах у Шэнь Цзю неосознанно мелькнуло в памяти, как он ждал этим невыносимо-жарким летом, когда же оно закончится. — Мое же имя Цзянь, «цзянь» как резать, срезать. Посмотри на бутоны и вспомни про ножницы. Озвученная цепочка мыслей ожила перед глазами Шэнь Цзю. Разумеется, он знал, как зовут Цю Цзяньло (6), но раньше не задумывался о значении его имени. — Второй иероглиф «ло» означает силок, так что, пташка, не плачь, если попадешься. Но если хочешь, плачь, слезы тебе идут. «Ло» это еще и шелковый. Ты по себе знаешь, как тонкий шелк приятно льнет к коже. Шэнь Цзю непроизвольно прижал ладонью полы халата ближе к телу. Этот жест не ускользнул от взгляда Цю Цзяньло. — «Ло» в моем имени звучит так же, как в слове «обвитый вьющимися растениями» (7), это легко запомнить, мой чарующий бедственный вьюн. «Бедственный вьюн» эхом отозвалось в голове Шэнь Цзю. — Что же ты молчишь, словно тебя накрыли бурные воды и не дают вдохнуть воздуха? Котенок, ты получил разрешение, а не приказ. Хочешь, используй его, а не хочешь, используй другие методы убедить, что мы с тобой понимаем друг друга. Или тебе так прикипело звать меня «братиком», что думать иначе претит? Даже Цю Хайтан не звала Цю Цзяньло по имени. Во всем доме никто не смел звать главу дома Цю по имени, и от осознание этой мысли Шэнь Цзю стало не по себе. Принадлежность к группе избранных, кому дали в руки «ножницы», дозволили «обвиться» и ждут ответной реакции, стоила, вероятно, своей цены. Какой была жизнь с «братиком», Шэнь Цзю уже имел представление, но чего ждать от этого Цзяньло? Но если Цю Цзяньло его так проверяет, думает, что Шэнь Цзю не посмеет, то он ошибается. — Цзяньло, — имя удивительно легко слетает с губ Шэнь Цзю. На мгновение Цю Цзяньло кажется удивленным, удивление сменяется промелькнувшим удовлетворением, и вот уже на лице Цю Цзяньло обыкновенное спокойное выражение, а неизвестно какие демоны танцуют в уголках его глаз. Шэнь Цзю напряженно ждет последствий, вглядываясь в лицо напротив. — Сядь, — буднично произносит Цю Цзяньло, будто такие разговоры между ними привычны. Шэнь Цзю снова сел на борт, не заметив, когда поднялся. Он ожидал чего угодно, но только не того, что произошло дальше. Цю Цзяньло пододвинул к нему лохань со словами «поставь сюда ноги», взял в руки бамбуковый ковш, зачерпнул воду из купальни, встал перед ним на колени и, задрав ему штанины и полы халаты до колен, начал поливать ноги водой. Хорошенько сполоснув его ступни, Цю Цзяньло втер что-то благоухающее в кожу, потом еще раз сполоснул. Все это время Шэнь Цзю в оцепенении смотрел на Цю Цзяньло. Ему казалось, что очень странный сон слишком затянулся. Закончив намывать ему ноги, Цю Цзяньло поднялся, одарив его любопытствующим взглядом. — Перед купанием надо мыть ноги, мой хороший, запомни. И сними лишний один халат и штаны. Обескураженный, Шэнь Цзю молча сделал, как ему сказали. — А теперь можешь идти плавать, рыбка. От этого Цю Цзяньло хотелось уплыть подальше, так что не церемонясь Шэнь Цзю тут же забрался в прохладную воду, тонкий халат лип к телу, ничего не скрывая. Наплевав на прическу и украшения, которые могли вывалиться, Шэнь Цзю занырнул в воду с головой и проплыл вперед. Лунное присутствие благостным светом освещало толщу воды. Но выпускать Цю Цзяньло из вида тоже не хотелось, и Шэнь Цзю вынырнул из воды, почувствовав себя русалкой из запретных вод, которая высматривает человека на берегу, то ли из опасения за себя, чтобы не столкнуться с чуждым себе видом, то ли намеренно приглядываясь. Цю Цзяньло стоял все на том же месте, лунный свет не касался его лица. Они переглянулись, на лице Цю Цзяньло показалась тень улыбки. Ничего не сказав, Цю Цзяньло развернулся и ушел в темный проход в глубине купальни. Шэнь Цзю нервно уставился на проход, но когда после долго ожидания Цю Цзяньло не вернулся, Шэнь Цзю расслабился и начал осматривать купальню. Он обвел взглядом просторную залу, отмечая пляшущие на стенах тени от подсвечников, теней было куда больше, чем подсвечников. Улыбнулся госпоже Луне, зависшей где-то там далеко прямо над купальней, и отдался водной неге, уже не думая ни о чем. В эту ночь он был русалкой, и водная стихия принадлежала ему. Прикосновения Цю Цзяньло призрачно опаляли щиколотки, подъем ступни, пальцы ног… Имя «Цзяньло» жгло язык. Но сейчас Шэнь Цзю русалка, а у русалки хвост, а не ноги. Тот непонятный Цзяньло ласкал чьи-то чужие ноги, не его. Русалки не разумеют человеческой речи, и это кто-то другой звал Цю Цзяньло по имени, не Шэнь Цзю. Нырнув глубже, дно купальни уходило резко вниз выше человеческого роста, растеряв шпильки и каменья из прически, принеся их в дар морскому царству, Шэнь Цзю увидел заросли черных водорослей. Лианы потянулись к нему со всех сторон, он попытался увернуться, но водоросли оплели его тело. Сделав рывок вверх, задыхаясь, Шэнь Цзю смог вынырнуть, жадно хватая воздух, и запоздало подумал, откуда бы водорослям взяться в купальне? То была его призрачная тень. Мягкие черные водоросли сплелись с запутавшимися волосами, расползлись по телу и болезненной веревкой сжались на горле, напоминая о голоде. — Рыбка наплавалась? Голос Цю Цзяньло отвлек Шэнь Цзю, он повернул голову, тот стоял рядом с купальней уже полностью одетый в новое ханьфу. Сколько он там стоял? Сколько прошло времени?.. — Иди сюда, — в руках Цю Цзяньло было полотенце и свежий комплект халатов, — мы еще не закончили. Шэнь Цзю с неохотой вылез из купальни, но будучи мокрым и раздетым ему не хотелось ничему сопротивляться. Без иньской силы своего водного царства русалка не смела роптать. Но Цю Цзяньло лишь завернул его в большое полотенце и отпустил. Дымная-пряность вернулась, хотя сейчас звучала мягче, окутанная влажной прохладной свежестью. От кожи Цю Цзяньло тоже пахло водой? — Рыбка на суше так дрожит, что волей-неволей хочется… — Цю Цзяньло оборвал себя на полуслове. — Одевайся, жду тебя внутри, — чистые халаты легли на небольшую резную скамью. Шэнь Цзю снова остался наедине с лунной зачарованной заводью.

***

(1) Пять красных жемчужин на белом цветке (Wu hua long yu) — китайский сорт пионов. Относится к группе молочноцветковых, цветок махровый (сорт современный) https://www.podvorje.ru/img/work/nomencl/100191.jpg (2) Сказочная луна (Yue Gong Zhu Guang) — китайский сорт пионов. Относится к группе древовидных, цветок полумахровый (сорт современный) https://www.podvorje.ru/img/work/nomencl/57632.jpg (3) Бабочка, у которой закружилась голова (Die yun / Dizzy Butterfly) — китайский сорт пионов. Относится к группе древовидных, цветок махровый (сорт современный) https://www.podvorje.ru/img/work/nomencl/108385.jpg (4) Ханьсюцао 含羞草 hánxiūcǎo — мимоза стыдливая (лат. Mimosa pudica), она же «не-тронь меня», «чувствительная мимоза» или «скромница» https://cdn.swisscows.com/image?url=https%3A%2F%2Fupload.wikimedia.org%2Fwikipedia%2Fcommons%2F2%2F26%2FMimosa_pudica_in_September_month.jpg Травянистое растение известное тем, что в ответ на внешние раздражители сворачивает листья. Если повредить ее корни, выделяет яд. (5) Фиалка скромная — травянистое растение (лат. Viola verecunda). Цветки этой фиалки миниатюрные, диметр 2-2,5мм; молодые листья и бутоны употребляются в пищу; ее же заваривают в чай http://www.fpcn.net/uploads/allimg/131110/2-13111011542a44.JPG (6) Цю Цзяньло 秋剪罗 qiū jiǎn luō;luó цю: осень; годы; время, период; цзянь: резать (ножницами); обрезать; вырезать (из бумаги); хлестнуть; стричь; ножницы; ло: силок (для птиц); сеть; тонкий шелк; шелковый. (7) Ло 萝 luó означает как обвитый вьющимися растениями, так и вьющееся (лазящее) растение, лозу. Это же «ло» звучит в выражении «шелковая повилика» сыло 丝萝sī luó, где первый иероглиф «сы» — шелковая нить; нитка; а вместе «которая обвивается вокруг дерева; обр. в знач.: брачные узы, брак, бракосочетание; сочетаться браком». Насчет запаха Цю Цзяньло Состоятельный господин, разбирающийся в сортах пионов, может себе позволить коллекцию претенциозных ароматов, ароматических масел и душистых порошков. Никакой мистики) На описание ваш автор вдохновлялся одним современным ароматом, а именно Intimate Incense от Birkholz. Вольный перевод эпиграфа:

В краю Богов и Чудовищ

Я был ангелом, живущим в саду зла.

Испорченный, испуганный, я делал, все, что потребуется.

Сверкая, как пламенный маяк.

Саундтрек Lana Del Rey — Gods & Monsters slowed + reverb версия https://www.youtube.com/watch?v=bvGkqgfLH0o Hans Zimmer — Mermaids, обрезанная версия (временная ссылка) https://dropmefiles.com/0P0zv