Моя тень больна

      ***

      Шэнь Цзю пришел в себя на земле у озера, рана уже не кровоточила. Трудно было определить сколько прошло времени, день был затянут серой мутью, а в чаще и того казалось, что все погрузилось в сумеречное царство.              Он посмотрел по сторонам и встретился с парой желтых глаз совсем рядом с собой. Если не глаза, то подумал бы, что его нашла одна из сук Цю Цзяньло. Но это была не собака, к нему тихо шел волк. Не крупный, вялый, казалось, ослаб из-за болезни. В других обстоятельствах можно было попытаться сбежать, но Шэнь Цзю был так голоден и вымотан, что не мог даже подняться.              Он сидел и смотрел, как такое же голодное и несчастное существо идет за ним.              — Кто-нибудь! Я здесь! Помогите! — изо всех сил крикнул Шэнь Цзю.              Может Цю Хайтан стоит неподалеку и только и ждет, чтобы он позвал?              — Госпожа! — Шэнь Цзю стало так обидно, неужели он столько терпел только ради этого? — Госпожа, пожалуйста!              Никто не отозвался.              Волк не обратил внимание на шум и был уже на расстоянии вытянутой руки, Шэнь Цзю только отполз назад, рядом не нашлось не палки, не камня, защититься было нечем.              Желтые глаза смотрели на него, и во взгляде волка Шэнь Цзю почудилась… жалость?              Волк не рычал, не скалил зубы, его голова была чуть опущена. Зверь протяжно заскулил и растянулся рядом с ним, Шэнь Цзю наконец заметил, что волк ранен. Его серая шкура пропиталась бурой кровью.              Хрипло дыша, волк сложил голову на лапы и прикрыл глаза. Он пришел умирать? Шэнь Цзю не думая потянулся руками к испачканной шкуре, погладил окровавленный мех, волк не отреагировал. Тогда Шэнь Цзю осмелел и зарылся пальцами в мех, на животе волка он нащупал липкую рану. Руки быстро стали влажными.              Шэнь Цзю поднес к лицу измазанные в чужой крови ладони. От красного было сложно отвести взгляд. Хотелось облизнуть. Может Цю Цзяньло в чем-то прав? От голода судорога сводила живот. Шэнь Цзю зажмурился и, борясь с собой, лизнул кончики пальцев. Он не заметил, как вылизал свои руки дочиста.              Не открывая глаз, Шэнь Цзю склонился над волком, утыкаясь лицом в его шкуру, от меха стало щекотно. Он ласково погладил зверя, на ощупь нашел рану и прильнул к ней языком. Шэнь Цзю начал лакать из раны как из родника.              Зверь совсем не сопротивлялся в его руках. Кровавый дар быстро утолял голод, но вкус и близко не походил на лекарство, бледный и слабо выраженный. И все же с каждым глотком жажда становилась слабее, силы возвращались, и голову заполнял легкий дурманящий туман.              Шэнь Цзю отстранился от раны, открыл глаза, потрогал губы, десны чесались и зудели, и посмотрел на руки, они снова были в крови. Он облизал их и облизнулся. Не осталось сомнений, что это именно кровь принесла ему успокоение.              Он задержал взгляд на волке, и вместе с умирающим животным в Шэнь Цзю тоже что-то умерло. Он потянулся к волку, уже не желая напиться, а обнять его перед смертью, и увидел, как из волка вышла черная тень. Волк бросил последний взгляд на Шэнь Цзю и испустил дух.              Тень помахала хвостом и осталась сидеть в ногах Шэнь Цзю. Он улыбнулся ей, догадываясь о ее роли.              Напившись крови, Шэнь Цзю успокоился. Еще недавно он чувствовал себя растоптанным, а сейчас ему подумалось, что Цю Цзяньло не зря назвал его чудовищем. Это у человека есть чувства, а чудовищу чувства не нужны. Цю Цзяньло научил, что чувства Шэнь Цзю никого не волнуют.              Цю Хайтан тоже не волновали его чувства. И никого не заботило, задрали бы его в лесу или нет.              Шэнь Цзю разделся и зашел в ледяное озеро, смывая с тела и волос грязь и кровь. Он посмотрел в воду на свое отражение и не узнал себя, он выглядел как другой незнакомый ему человек.                            Позже Цю Хайтан за ним все-таки вернулась. По дороге назад она не разговаривала и даже не удостоила взглядом, а Шэнь Цзю, напротив, засмотрелся на ее по-прежнему цветущий вид. Ему вдруг стало интересно, какова на вкус кровь его маленькой невесты, она тоже с привкусом цветов, красиво, но несъедобно?              Ночью Шэнь Цзю расположился у окна, вдыхая доносящийся издалека запах леса и вспоминая на языке новый вкус. Тень преданно прижималась к нему.              — И кто же ты все-таки такая?              Тень помахала хвостом, легла и повернулась на спину, будто предлагала почесать ей живот. Принимать вид животного ей, похоже, нравилось.              Шэнь Цзю сел рядом с ней на полу, повернув голову к лунному свету. Он протянул руку к окну, и бледное сияние заструилось сквозь пальцы. Тлетворное влияние луны его все-таки испортило. Утолив физический голод, Шэнь Цзю как никогда испытывал тягу к чему-то, что было за гранью доступного.              Быть может где-то по ту сторону окна его и правда кто-то ждал.              В эту ночь он долго не мог заснуть, а когда забылся сном, то оказался в лесу в окружении волков. Вожак разделывал зубами тушу лося и кидал куски мяса членам стаи. Большой кусок достался и Шэнь Цзю. Он стоял на четвереньках и долго не решался попробовать угощение. Но запах был ему уже знаком, а в желудке пусто урчало, Шэнь Цзю подчинился инстинктам и преодолев отвращение к внешнему виду начал облизывать мясо, смакуя кровь на языке.              Отвращение быстро ушло. Он был среди охотников, для охотника естественно кормиться своей добычей. В пище нет ничего отвратительного.              Наевшись, Шэнь Цзю обратил внимание на пару волков. Они лезли друг на друга, рычали, покусывали холки, терлись носами. Когда волк, что был крупнее, с рыком запрыгнул сзади на второго, упершись передними лапами тому в бока, Шэнь Цзю отвернулся. Под вой и скулеж, он ушел с поляны дальше вглубь леса.              Его догнал черный как ночь зверь и повалил на землю. Шэнь Цзю оказался на спине, а величественное грозное, но не угрожающее существо зависло над ним. Зверь склонил голову и лизнул Шэнь Цзю в шею. Руки Шэнь Цзю сами потянулись к теплому мягкому меху, он обвил зверя за шею и тот послушно опустился рядом. Шэнь Цзю вжался лицом в мягкое. От зверя исходило спокойствие, которое передалось и Шэнь Цзю.                            — Лисенок, как ты знаешь, наш сад — это наша связь с естественным природным порядком, а камни в саду символизируют «кости» природы, — Цю Цзяньло и Шэнь Цзю сидели в беседке посреди укромного пруда.              Под порывами теплого ветра последние закатные лучи рябью скользили сквозь мягкие искристые волны, вдалеке раздавались крики журавлей.              Время от времени Шэнь Цзю поглядывал за перила на воду, где нити водорослей широким полотном стелились по поверхности, огибая листы водяных лилий, меж ними поблескивали солнечные золотинки, а редкие белые цветы-звездочки качались на волнах.              — У всякого камня есть свой характер и особенности, прямо как у людей, — оранжево-розовый рассеянный свет от подвесного фонаря подсвечивал лицо Цю Цзяньло, черты его лица в таком свете были обманчиво мягкими.              Они оба были одеты в светлые ханьфу. Только шелк на Шэнь Цзю расшит фиалковыми игривыми вьюнками, сезон вьюнков подходил к концу, отцветали последние бутоны на лозах, оплетающих беседку, а ткань на Цю Цзяньло была спокойнее и строже, еле заметные серебряные вьюнки шли по широкому поясу.              В такие моменты Шэнь Цзю задумывался, какой могла быть его жизнь, если бы притворно заботливая сторона Цю Цзяньло не была обманом, и Шэнь Цзю действительно оказался в любящей семье, а не игрушкой.              — В виду твоей скорой смены статуса в семье, я собирался выбрать и найти подходящее место в саду для нового камня, — Цю Цзяньло сделал паузу, с интересом смотря на Шэнь Цзю.              — Правда? — Шэнь Цзю старался выглядеть восторженным, но не был уверен, что хорошо справляется.              — Да, однако мне не удалось найти достаточно фактурный и изящный камень, который мог бы символизировать тебя. Тогда я понял, что искать камень было изначальной ошибкой. Ведь как важны «кости», так же важна и «кровь» природы, которая представляется водой. А наш лисенок больше отражает иньскую силу, нежели янскую.              На слове «кровь» Шэнь Цзю напрягся. Цю Цзяньло сказал это намеренно? Теперь он ставит на нем новый изощренный эксперимент? У Шэнь Цзю после леса было время подумать над своим «малокровием» и то с каким энтузиазмом Цю Цзяньло объяснял ему про болезнь.              Если бы не тень, которая сейчас незримо для Цю Цзяньло была рядом с ними в виде темного пятна на полу беседки, то Шэнь Цзю решил бы, что привить ему зависимость от крови, было частью замысла Цю Цзяньло. Может это какая-то практика темного пути заклинателей?              — Лисенок, не хмурься, — Цю Цзяньло погладил Шэнь Цзю по запястью.              Шэнь Цзю от неожиданности чуть не выронил пиалу, но быстро взял себя в руки, Цю Цзяньло ведь не умеет читать мысли?              — Вместо камня я решил дополнить дом новой купальней. Это конечно не пруд, но водоемов в саду более чем достаточно. И раз уж купальня для тебя, то ты сможешь первым ее опробовать, ты ведь любишь мокнуть в воде, как маленькая длиннохвостая рыбка.              Услышав про купальню, Шэнь Цзю помрачнел. «Грязная шлюха», брошенное Цю Хайтан, не выходило из головы.              Хотя Шэнь Цзю действительно любил воду и омовение. Когда у него была возможность, он ей пользовался, вода приводила его в чувства. А теплая вода, ароматные масла, мыльные разнообразные принадлежности были настоящей роскошью.              — Я уже долго наблюдаю за тобой. Знаешь, ты похож на воду, — неожиданно произнес Цю Цзяньло, наклоняясь к Шэнь Цзю ближе.              Иногда Шэнь Цзю от слов Цю Цзяньло совершенно терялся, вот как сейчас.              — Вода умеет подстраиваться, гибкая и изменчивая, но у нее есть твердость характера. Ее можно расплескать, но нельзя разбить. Если провести рукой по воде, то пойдет рябь, но через некоторое время водная поверхность снова разгладится. Она может быть чистой и прозрачной, но сколько ни гляди на воду, она каждый раз разная, от нее сложно отвести взгляд, что-то таится в ее глубине.              От сравнений Шэнь Цзю стало не по себе.              — Лисенок, как тебе имя Шуй (1)?              — Хорошее, — Шэнь Цзю нравилось смотреть на воду, и водное имя тоже звучало приятно.              Он знал, что рано или поздно встанет вопрос второго имени, но он не ожидал, что его мнением будут интересоваться.              — Я тоже так думаю, — Цю Цзяньло бросил задумчивый взгляд на Шэнь Цзю. — Перед свадьбой тебе надо будет провести церемонию взросления, ты получишь новое имя, потом новую фамилию. Ты будешь зваться Цю Шуй (2). «Холодны, зелены воды осенью ранней…» (3)              Новое имя Шэнь Цзю могло бы понравиться… Жаль, не в этой жизни. А здесь и сейчас он решил, что когда покинет дом Цю, то забудет и это имя, оставив при себе лишь то, что принадлежало ему.              Правда, проницательность Цю Цзяньло немного пугала, насколько обстоятельно он подходил к выбору?              Вода могла быть послушной до поры, но и она же была разрушительным наводнением. И с каждой следующей каплей, Шэнь Цзю переполнялся все больше.                            После первой сознательно испитой крови Шэнь Цзю научился различать признаки подступающего особенного голода, хотя когда он утолил немного внутреннего зверя, к нему вернулся вкус к обычной пище. Ему вспоминались слова Ши Чуньтяня, и лучшего описания новым ощущениям чем желание «вцепиться в глотку» было сложно подобрать.              Когда желание стало слишком сильным, Шэнь Цзю сделал неприятное открытие, у него выросли острые клыки. Он заметил, когда случайно прокусил себе язык и губу.              Два глотка чудо лекарства избавили его от клыков, зубы стали нормальными, но Шэнь Цзю теперь было тревожно, что клыки вылезут, когда не надо, и их кто-то заметит.              Он больше не рискнул проситься на охоту, еще свежи были воспоминания собственной беспомощности, да и одного его все равно бы не пустили, а Цю Хайтан погрузилась в живопись и, казалось, потеряла к нему всякий интерес. Но Шэнь Цзю знал, что это было не так.              Ее взгляды украдкой и презрительные усмешки прожигали спину, а когда они втроем с Цю Цзяньло собирались за одним столом, Шэнь Цзю не знал, куда деваться. Раньше он и не замечал, сколько внимания ему на самом деле уделяет Цю Цзяньло, или его стало больше? И это внимание со стороны можно было трактовать именно так, как подумала Цю Хайтан.              А может, Цю Цзяньло того и добивался? И в этом тоже была суть его воспитания?              Со злой усмешкой Шэнь Цзю подумал о своих красных шисуанях под землей. Скорей бы они зацвели.              В лунном свете Шэнь Цзю чувствовал прилив сил, а в тенях ночи его тень становилась бодрее. Когда в следующий раз Шэнь Цзю захватила жажда, он в изнеможении выбрался ночью из своей комнаты во двор, на открытом воздухе дышалось легче, и сел на резную скамейку под лагерстремией. Его вторая тень щерилась и безмолвно скулила, несколько невезучих служанок, заработавшихся допоздна с нескрываемым опасением обошли его скамейку.              Он знал, что о нем будут сплетничать, в этом доме за его спиной всегда что-то говорили. Но положение Шэнь Цзю обязывало волноваться только о том, что говорит Цю Цзяньло. Шэнь Цзю занимал свое место в доме, и для него дом Цю состоял только из Цю Цзяньло и Цю Хайтан. Все остальное проносилось мимо.              Шэнь Цзю протянул руку, и ему на ладонь упала ветка с багряными цветами, а в след за ней маленькая робкая птичка. В отличии от волка пташка не была ранена. Но и Шэнь Цзю уже не был так слаб и растерян как в первый раз, чтобы держа в руках добычу не понять, почему прорезались клыки. Маленькое птичье сердце пока еще билось в груди…              Эта пташка ничуть не удачливее его. Шэнь Цзю было ее жаль. Но от голода сводило зубы и дрожали руки. Ему нужно было его лекарство. Он отвел волосы с тонкой шеи, пташка с закрытыми глазами покорно ждала своей участи, длинные ресницы дрожали. Шэнь Цзю обнюхал ее шею, лизнул тонкую кожу, задел языком ключицы. Инстинкты говорили, что ему нужна кровь, но он колебался. Он знал, что должен попробовать, но не знал, чем это закончится для нее и для него.              Те же инстинкты говорили, что запах не тот, ему не понравится, но в то же время успокаивали, что это временная необходимость. Шэнь Цзю совершенно забылся в незнакомых ощущениях, а когда опомнился, оставил нетронутую птаху на скамейке и убежал. В последний момент он обернулся и заметил, как из нее выходит тень и по-звериному бежит к нему.              Шэнь Цзю сообщил другой служанке, что ее подруге в саду стало плохо. От чего-то он был уверен, что пташка не будет ни на что жаловаться. Но когда они пришли туда, на скамейке сидела только черная птица и хлопала крыльями.              Служанка попятилась от Шэнь Цзю, а он всерьез задумался, были ли крылья у его птахи, но с мысли его сбила бьющаяся жилка на тонкой шее перед ним. Пока он смотрел, та упорхнула.              Он так и лег в ту ночь изможденный и голодный. А ночью ему снился стол, заставленный едой. Еда была обычная, каши, овощи, жареное мясо, фрукты, только вся она почему-то была красного цвета, даже чай. У Шэнь Цзю потекли слюни. Он с наслаждением гладил стенки глиняной миски, наполненной красным супом.              А в следующее мгновение это была уже не миска, а чья-то рука, пульс слабо пульсировал под кожей и сладко манил. Десны чесались. Шэнь Цзю с наслаждением лизнул пульсирующую жилку и на первый укус несильно прикусил кожу.              — Котенок, что ты здесь делаешь? — до Шэнь Цзю как издалека долетали слова, и хотя голос был знаком, слышались незнакомые ноты удивления и замешательства.              Шэнь Цзю очень неохотно покинул сон. Он испытывал сильное раздражение, что ему не дали съесть его суп, и обомлел, когда понял, что сидит на кровати в комнате Цю Цзяньло, сжимая его руку. На нервах, от голода, замученный дневными усмешками в глазах Цю Хайтан, Шэнь Цзю почувствовал, как вода выходит из берегов, и даже голод отошел на второй план.              — Братик для этого меня воспитывал? Чтобы сделать своей грязной шлюхой?! Хочешь меня сейчас изнасиловать? Ты об этом думал все это время?!              В лице Цю Цзяньло что-то поменялось, и Шэнь Цзю порадовался маленькому триумфу, ему удалось поколебать спокойствие этого человека.              — Ложись спать, Котенок, уже поздно, — Цю Цзяньло потянул его за руку, и Шэнь Цзю оказался в кровати.              Шэнь Цзю испугано взглянул на Цю Цзяньло, но тот лишь укрыл его одеялом и отпустил руку.              Мучительного ожидания неизвестности не последовало. На языке Шэнь Цзю чудился вкус крови, и его быстро сморил крепкий сон. На следующий день он проснулся у себя в кровати и совсем не был уверен в том, что произошло накануне.              

***

             (1) Шуй 水 shuǐ — вода.       (2) Цю Шуй 秋水 qiūshuǐ — осенние воды, осенний паводок; чистый, прозрачный (как вода в осенних водоемах); блеск (напр. меча).       (3) «Холодны, зелены воды осенью ранней» 冷碧新秋水 lěng bì xīn qiūshuǐ       — строка из стихотворения «Лотосовый пруд буддийского храма Лун-чан» Бо Цзюйи́ (772 — 846 гг.), поэта эпохи Тан в переводе Кобзева А.И., Орловой Н.А. В переводе Эйдлин Л.З. эта же строка звучит так — «студено-лазурен цвет озера осенью ранней». Полный текст в первом переводе ниже.       

      Холодны, зелены воды осенью ранней,

      И опавшего лотоса жухнет листва.

      Никогда не имел я так мало желаний,

      Как во храме Лун-чан на краю у пруда.

             Взгляд на камни в китайской культуре       «Завораживающая красота камня на протяжении всего Средневековья вызывала благоговейный восторг… Так, танский поэт Бо Цзюй-и (772—846; см. т. 3) говорил, что, подобно людям, камни имеют характер, обладают собственными душевными качествами. Среди них есть благородные и подлые. Есть камни пышно-величественные, словно сиятельные монархи, есть грозно-торжественные, точно строгие, чиновные люди, есть прихотливо-изысканные, словно писаные красавицы. Есть среди камней подобные драконам и фениксам, демонам и тварям земным». (Духовная культура Китая, том «Искусство»; гл. ред. М.Л. Титаренко)              Саундтрек       Salvatore (slowed + reverb + bass boosted) Lana Del Rey       (замедленная версия оригинала, ищется по названию выше)