Моя тень больна

***

— Полтора коня. — Что? — заспанно переспросил Шэнь Цзю, жмурясь от непривычно яркого света. Через большое круглое окно в сад лилось чистое золото, затапливая всю комнату. Шэнь Цзю хотелось заползти под одеяло, но он не смел под взглядом Цю Цзяньло. — Я говорю, полтора коня стоит одна порция твоего лекарства, и не старого мерина, а молодого чистокровного жеребца, — Цю Цзяньло вальяжно развалился в кресле напротив кровати Шэнь Цзю. — Господин, пожалуйста, продайте этого никчемного раба, — Шэнь Цзю смотрел на Цю Цзяньло с невыразимой надеждой. Цю Цзяньло начал смеяться и никак не мог остановиться. Он утер рукавом, расшитым золотой нитью, брызнувшие от смеха слезы. — Нет, — отрезал Цю Цзяньло, отсмеявшись. — Котенок, в денежном эквиваленте ты и на пол коня не потянешь. Пора вынырнуть из мира фантазий, мой хороший, и вернуться в реальность. Я тебе помогу. Начнем с простого. Котенок, ты помнишь, как должен меня называть, когда мы одни, если не хочешь меня расстраивать? Шэнь Цзю сжал руки под одеялом, грудь сдавило, стало нечем дышать. Он бросил молящий взгляд на дверь, но запоздало вспомнил слова Цю Хайтан, и обреченно отвернулся от единственной надежды. — Не волнуйся, Хайтан нам не помешает, у нее уроки верховой езды, а потом она поедет в город за покупками и вернется не раньше вечера. Кстати ты вчера ее расстроил, и она не хочет тебя видеть. Я обещал ей хорошо о тебе заботиться, пока она не в настроении, — Цю Цзяньло смотрел на Шэнь Цзю, ожидая ответа на вопрос. В горле Шэнь Цзю пересохло. Он честно старался, но не мог выдавить из себя то, что хотел услышать Цю Цзяньло. — Что-то не так, Котенок? — Шэнь Цзю понял по глазам Цю Цзяньло, что его сегодня не отпустят. — Выпей воды, — Цю Цзяньло протянул ему пиалу с прохладной водой. Шэнь Цзю взял пиалу из рук Цю Цзяньло, от легкого соприкосновения их пальцев его рука неконтролируема затряслась, он едва не пролил все на одеяло. Он сделал несколько жадных глотков, и дрожь немного унялась. — Ты так и не ответил, Котенок. От зноя забыл, как говорить? Иметь право открывать рот, это привилегия, Котенок. Если она тебе надоела, я могу ее забрать. — Простите господин, спасибо за вашу заботу, господин, этот раб не забыл, — Шэнь Цзю уставился на золотую вышивку на рукавах Цю Цзяньло, так он мог и не отворачиваться от него и в то же время не смотреть ему в лицо. — Может из меня вышел не достаточно хороший учитель, — задумчиво протянул Цю Цзяньло. — Я думал, мы с тобой уже нашли общий язык, и сегодня не будем тратить время на старые уроки. В конце концов, ты у нас идешь на поправку. Ты же не хочешь обесценить старания Хайтан? Или твоя болезнь очередная уловка и ты в сговоре с лекарем, чтобы вызвать жалость моей дорогой сострадательной Хайтан? — Господин, я клянусь, это не так, — в ужасе замотал головой Шэнь Цзю. — Господин то, господин это. Котенок, слишком много неправильных слов уже вырвалось из твоего хорошенького рта за одно утро. Как думаешь, — Цю Цзяньло сделал паузу, — сколько еще ошибок ты себе можешь позволить? В голове Шэнь Цзю была вата, медленно подступали клубы тумана, и что-то надрывно щелкало. Он в отупении смотрел на Цю Цзяньло. — Ты ведь сообразительнее, чем хочешь казаться. Постарайся не разочаровать, не хочу сегодня на тебя злиться. Спрашиваю еще раз. Котенок, как тебе следует ко мне обращаться? По телу Шэнь Цзю пробежала лихорадочная дрожь, но приступ был коротким. Он расслабился, и борьба постепенно уступила смирению, наполнив его до кончиков пальцев. Он едва улыбнулся, сочувствую себе вчерашнему. Всего несколько дней в горячечном полусне, а уже успел забыть, кто он и где находится. Щелчки прекратились, и после мгновения тишины его оглушил громкий звук. Он знал, что все эти звуки были только в его голове. Звук вывел Шэнь Цзю из ступора, и он посмотрел на Цю Цзяньло. Возвращение к нему всегда проходило через боль. На лице Цю Цзяньло расплылась довольная улыбка. Он понял, что Шэнь Цзю сдался. Он знает, что уроки не были забыты. — Не бойся, Котенок, — Цю Цзяньло встал с кресла и пересел на кровать, придавив одеяло и не давая Шэнь Цзю отползти. — Сегодня я не попрошу от тебя многого. Просто скажи мне, что я хочу услышать. Шэнь Цзю открыл рот, и снова не вырвалось и звука. Цю Цзяньло жестом предложил еще воды, но Шэнь Цзю помотал головой. Ему всего лишь надо было чуть больше времени. — Давай, Котенок, ты ведь у меня хорошо воспитан, — Цю Цзяньло видел, что Шэнь Цзю больше не сопротивляется и щедро давал ему это время. — Вспомни, сколько сил было вложено в твое воспитание. Ты ведь не хочешь начинать сначала? Сначала? У Шэнь Цзю не было сил начинать сначала. ……………………………. Он сидит за низким бамбуковым столом, перед ним чистый лист рисовой бумаги, на подставке кисть запятнанная черной тушью. Цю Цзяньло стоит позади, едва касаясь ногой его напряженной спины. — Напиши свое имя, и на этом урок закончится, — голос Цю Цзяньло низкий и спокойный. Они вместе смотрят на мятые листы на полу, где написано «Шэнь Цзю», и Цю Цзяньло наступает на листы ногой. — Ты ошибся, сейчас это не то имя, Котенок. Напиши свое настоящее имя. Цю Цзяньло не диктует ему, что конкретно надо написать, он хочет, чтобы Шэнь Цзю понял сам. — Мой хороший, — тяжелая ладонь давит Шэнь Цзю на плечо, ему так и хочется увернуться, но пальцы впиваются в кожу, — о чем ты задумался? Тебе помочь? — руки Цю Цзяньло уже жмут на оба его плечо, придавливая Шэнь Цзю к полу, разница в их физической силе несопоставима. Шэнь Цзю, кажется, что на него рухнула скала. Он весь в чужой власти, невозможно пошевелиться. Он берет в дрожащую руку кисть, снова обмакивает ее в тушь и бросает испуганный взгляд на Цю Цзяньло. Тот с интересом смотрит на него и снисходительно кивает. Кисть скользит по бумаге, выводя неровное «котенок». Кусая губы, Шэнь Цзю откладывает кисть, хотя так и хочется развернуться и воткнуть ее Цю Цзяньло в глаз. Но… его берет оторопь, когда Цю Цзяньло садится на колени позади него и кладет руки ему на талию. Мысль взбунтоваться тут же вылетает из головы. Сердце колотится так, будто сейчас вырвется из груди. Цю Цзяньло медлит. Его руки ощущаются всем телом, будто Цю Цзяньло не человек, а обволакивающая масса мерзости. Но быть в постоянном напряжении изматывает. Шэнь Цзю кажется, он натянутая струна, струна нервно колеблется с тревожным стоном и рвется. Он немного расслабляется, смиряясь, с неотступно подступающим туманом. — Мой хороший, — Цю Цзяньло доволен, — если бы ты раньше был таким послушным, — рука Цю Цзяньло скользит по испещренной шрамами спине, — нам бы не пришлось опускаться до этого. Шрамы Шэнь Цзю еще болели, но он сдался не из-за боли. Просто в один момент он осознал, что бороться со стихией бессмысленно. Злой ветер с корнем вырвал его надежды, подхватил в воздух и унес в край густого тумана. — Тебе осталось уяснить самое главное, Котенок. Слушай внимательно, — продолжил Цю Цзяньло. — Твоя жизнь теперь принадлежит моему дому. И в моем доме твое место быть питомцем. Я буду о тебе заботиться, ты будешь есть из моих рук и мурчать. Шэнь Цзю вцепился в руки, которые сжимали его талию как тиски, дыхание Цю Цзяньло опаляло шею. — Решил царапаться, мой хороший? Слова Цю Цзяньло прозвучали прямо над ухом, руки с талии легли Шэнь Цзю на ребра. — А-Цзю, выбирай, либо ты принимаешь свое место, либо я сломаю тебе ребро, — руки на ребрах сжались сильнее, казалось, что если Цю Цзяньло сожмет еще немного, тело Шэнь Цзю переломится пополам. Шэнь Цзю закрыл глаза, погружаясь во тьму. — Я сломаю все, что потребуется, — Цю Цзяньло убрал одну руку с талии и переложил на плечо, его ладонь прошлась от плеча до локтя и сомкнулась на запястье Шэнь Цзю. С закрытыми глазами слова Цю Цзяньло не воспринимались как человеческая речь, будто с Шэнь Цзю говорила сама тьма. — Ты будешь сломан внутри и снаружи. И после этого ты окончательно примешь свое место. Шэнь Цзю хотелось и плакать и смеяться. Разве тьма не видит, что он уже в ее власти? Чего еще она от него хочет? — Пока ты думаешь, я напомню, чем для тебя закончились попытки побега. В первый раз я пустил по твоему следу собак, они нашли тебя, не прошло и суток. Тебя не было ночь, и ты провел ночь в бочке с ледяной водой в темноте. Потом ты два месяца лежал с воспалением, ты выглядел так худо, что лекарь советовал не жалеть аконита (1) и готовить гроб. Гроб я заказал, но ты выкарабкался. Странно, но Шэнь Цзю про тот раз помнил только, как пытался бежать, а что было после того, как собаки его нашли, утонуло в темном тумане. — Во второй раз ты убил моих собак до побега, но за тобой пришли другие. Они нашли тебя на третий день. И три дня ты провел в гробу под землей. Пришлось испортить твой гроб, сделать в нем дыру и провести бамбуковую трубку. Когда я достал тебя из гроба, ты дрожал, скулил и бредил. После этого ты еще долго не мог спать без зажженной свечи. Как он лег в гроб, Шэнь Цзю помнил отчетливо. На рассвете шестого дня после возвращения его повели в сарай. Шэнь Цзю знал, что там случится страшное, все эти дни он мог думать только о том, что Цю Цзяньло с ним сделает. Но он так же знал, что не сможет угадать, и это будет что-то, чего он еще не испытывал. В спину его провожали ранние лучи холодного осеннего солнца, это был единственный свет, который он увидел за долгие три дня. Сначала заметив гроб и глубокую яму, выкопанную прямо в знакомом сарае, Шэнь Цзю заорал, но Цю Цзяньло накрыл его рот рукой и погладил по голове. «Шш-ш-ш, мой хороший, ты просто полежишь здесь немного и подумаешь над своим поведением». Шэнь Цзю пытался вырваться из рук Цю Цзяньло, но скорее от шока, чем потому что действительно надеялся освободиться. Слабая попытка бороться была короткой, в его теле совсем не осталось сил. Он с запозданием вспомнил, что накануне его заставили выпить какой-то горький отвар. Цю Цзяньло подождал, пока тело Шэнь Цзю полностью обмякнет и уложил его в гроб. Деревянные доски были укрыты тканью, но все равно впивались в спину. Цю Цзяньло поднял крышку и прежде чем опустить, посмотрел на Шэнь Цзю и сказал: «я приду за тобой через три дня». Шэнь Цзю помнил облегчение, которое укололо его как игла, когда закрылась крышка гроба. Это был конец, как он думал, было очень страшно, но он надеялся, что это конец. Шэнь Цзю не стал дышать через трубку. По крышке стучала земля, в роще скрипел бамбук, где-то вдалеке выли собаки, потом наступила тишина. А позже тьма наполнилась шорохами. Время тянулось очень медленно. Он ни о чем не мог думать, только слушал, как звучит темнота и бьется его сердце. Воздух заканчивался. Потом он заснул. Ему снилось, что тьма вокруг живая. Тьма говорила с ним, утешала его. Тьма обещала ему свободу. Он думал, что это смерть, и потянулся к тьме навстречу. Ему снова было чем дышать. — Первые два раза я ставил твою жизнь на удачу, мне было интересно посмотреть, останешься ли ты со мной или нет. Ты остался. Но тогда я тебя предупредил, если попытаешься сбежать в третий раз, то смерть для тебя станет недоступной роскошью, а жизнь обретет новый смысл. Ты сбежал и в третий раз. Но не прошло и четырех палочек благовоний, как ты вернулся домой. Те четыре палочки были самым мучительным периодом в жизни Шэнь Цзю. Все то короткое время на свободе его не отпускала мысль, что собаки уже бегут за ним. Мысль сводила его с ума. Они догнали его, он не успел даже пересечь лес, относящийся к поместью Цю, клыки вцепились ему в ноги и волоком потащили назад. А он с тоской смотрел в лесную тьму, где тени водили хоровод. — И я исполнил обещание и предал твоему существованию новый смысл. Я освободил тебя от рабства, и ты перестал быть рабом. Ты стал Котенком. Я понимаю, твоя старая жизнь тебе знакома больше, ты пока стесняешься своего нового положения, и все еще зовешь себя рабом. Но между мной и тобой секретов нет. Мы-то с тобой знаем, кто ты, да, мой Котенок? У бездны было много лиц. Шэнь Цзю зажмурился и кивнул, забыв, что Цю Цзяньло его не видит. — Да… — выдохнул Шэнь Цзю. — Да, кто? И одно из лиц бездны пряталось за маской его названного старшего… брата. — Брат. — Кто? Повтори. — Да, братик. — Хороший мой, — Цю Цзяньло убрал руки с тела Шэнь Цзю, поднялся с подушки и подошел к кушетке. — А теперь, Котенок, ложись здесь, — Цю Цзяньло похлопал по кушетке. — Ты понял, что я сказал? — Этот Котенок понял, — заторможено ответил Шэнь Цзю. На ватных ногах он поднялся с колен и подошел к кушетке, Цю Цзяньло подтолкнул его в спину. — Котенок, ложись, — повторил Цю Цзяньло. Шэнь Цзю поправил полы ханьфу и не чувствуя ничего взобрался на кушетку. — Свернись клубком. Он подтянул согнутые ноги к голове и уткнул лицо в колени. — Мой хороший, — Цю Цзяньло сел рядом с ним и потрепал его по волосам, Шэнь Цзю сильнее вжал лицо в колени. — Пока ты помнишь, кто я и кто ты, я не сделаю тебе больно. Повтори, кто я. — Братик, — с паузой вырвалось у Шэнь Цзю. — Мой любимый Котенок. Оставайся всегда со своим братиком. Цю Цзяньло погладил Шэнь Цзю по спине, накрыл одеялом и встал. — Спи, Котенок. Братику надо заняться делами. Шэнь Цзю не решался выглядывать из одеял, но почувствовал, как Цю Цзяньло поднялся, потом услышал отдаляющиеся шаги, шорох, шелест бумаги, скрип натираемой туши. Под монотонные звуки Шэнь Цзю заснул. ……………………… Они не будут начинать сначала. Шэнь Цзю уяснил еще тогда, если у тебя есть братик, тебя не будут хоронить заживо и ломать кости. Просто… братик был только для Котенка. А чтобы стать Котенком, ему всегда нужно было время. Время, чтобы голова заполнилась туманом. Но это было не так сложно, как казалось. — Братик… — наконец, вырвалось у Шэнь Цзю. Цю Цзяньло широко улыбнулся, как улыбался только Цю Хайтан, утренний свет мягко подсвечивал его лицо. — Молодец, это же просто. А теперь улыбнись братику, Котенок. Шэнь Цзю нахмурился, а в следующее мгновение ослепительная улыбка расплылась по его лицу. Он вспомнил тьму, что пришла к нему в самое беспросветное время. Вспомнил тьму, что манила в леса. Он вспомнил, что где-то внутри него живет неугасимое желание жить и тихая непонятная жажда. Желание жить и жажда соединяются нитями и оплетают его существо в кокон, не давая сломаться. Цю Цзяньло взял Шэнь Цзю за руку и проверил его пульс. Шэнь Цзю столкнулся взглядом с взглядом Цю Цзяньло, и отшатнулся, Цю Цзяньло смотрел на него как на умалишенного. Или ему кажется? — Котенок, ты такой нежный и болезненный, — Цю Цзяньло убрал руку с его пульса. — Я рад, что лекарство тебе помогло. Ты можешь стоять? Шэнь Цзю кивнул. — Сегодня такой хороший день, пойдем, погуляем по саду после того, как ты поешь? Шэнь Цзю еще раз кивнул. — Мне надо сделать дела, пока передаю тебя служанкам. Котенок, я могу тебе доверять, ты не будешь капризничать? Или мне остаться с тобой и помочь собраться? Шэнь Цзю помотал головой. — Котенок, помурчи, я хочу слышать твой голос. — Братик, Котенок будет послушным. — Мой хороший Котенок, раз ты так говоришь, то я пойду. Зайду за тобой позже. Что надо сделать, перед тем как братик уйдет? — Обнять братика, — говорить эти слова было легко, в голове Шэнь Цзю скопилось много тумана, но он опустил глаза, боясь, что Цю Цзяньло заметит, безумную искорку, что случайно попала Шэнь Цзю в глаз. Шэнь Цзю так боялся ее выдать, что сам первый потянулся к Цю Цзяньло, от рук Цю Цзяньло по спине побежал холод. Но вместо того, чтобы сжаться, Шэнь Цзю подался ощущениям, давая холоду распространиться по всему телу, а потом неожиданно для себя наклонил голову ближе к Цю Цзяньло и повел носом, запоминая его запах. В этот момент ему показалось интересным узнать, какой запах у Цю Цзяньло, но он не хотел, чтобы Цю Цзяньло об этом догадался и быстро отстранился. — Золотце, — тихо бросил Цю Цзяньло на прощание, проведя рукой по волосам Шэнь Цзю. В Шэнь Цзю проснулся зверский голод, но он съел только пустую кашу и чай, вся еда казалась ему безвкусной. Две служанки нарядили его в четыре руки. Цю Цзяньло пожаловал ему новое ханьфу. Оно было сшито из добротной ткани, какую могли купить для одежд Цю Хайтан, бледно-розовый цвет с рисунком цветущих слив, подчеркнул бледную кожу Шэнь Цзю. В угольные волосы воткнули шпильку, украшенную алыми драгоценными ягодами боярышника. Когда Шэнь Цзю и Цю Цзяньло вышли в сад, солнце уже высоко стояло в небе. Они не успели отойти от дома, как Шэнь Цзю стало нехорошо. Он застыл на месте, качаясь на ветру, как гибкая ива, и закрыл лицо широким рукавом. Цю Цзяньло не стал ждать, пока Шэнь Цзю потеряет сознание, и подхватил его на руки. — Что с тобой опять не так, Котенок? Тебе обязательно портить такой приятный день? — Братик, у меня болят глаза. — Позвать лекаря? — Не надо, мне нужен только зонтик. Цю Цзяньло развернулся и с Шэнь Цзю на руках пошел к дому. — Зонтик! Быстро! — прикрикнул он на первого попавшегося слугу. Едва от нетерпения он собрался назначить слуге двадцать палок, как кто-то сунул ему в руки красный бумажный зонтик. Цю Цзяньло раскрыл его над головой Шэнь Цзю, и тот второй раз за утро ему ярко улыбнулся. — Братик, можешь опустить меня на землю, мне уже лучше, — Шэнь Цзю потянулся к зонтику и вцепился в бамбуковую ручку. Цю Цзяньло отдал ему зонтик, поставил на землю, и они медленно пошли в глубь сада. Лето было в самом разгаре, в воздухе звенели птичьи трели и стрекот насекомых. От центральной части сада с прудами и мостами, их отделяли торжественные белые лунные врата (2), увитые снежным звездчатым клематисом. Цю Цзяньло прошел под арку, но Шэнь Цзю запнулся о ханьфу и остановился. — Братик, Котенок не хочет к воде, кошки не любят купаться, — долетел тихий голос до Цю Цзяньло. — А куда хочет Котенок? — они стояли друг напротив друга, разделенные вратами. — В беседку подсолнухов, — капризно протянул Шэнь Цзю, закрывая лицо зонтиком, солнечный свет сквозь красную бумагу отсвечивал кровавым на светлой коже. — Но это же в другую сторону. Ты уверен, что не хочешь в беседку на воде? Там сейчас цветут лилии и неподалеку последние дни пышных рододендронов. — От воды подул ветер, он сдувает зонтик, который мне подарил братик. И я все еще странно себя чувствую. Если братик не хочет идти в поле подсолнухов, то Котенок устал и хочет домой. — Почему же не хочу, — Цю Цзяньло прошел под аркой назад к Шэнь Цзю и взял его под руку, — веди, Котенок, куда хочешь, а я тебя придержу, чтобы ты не упал. Они развернулись от плеска воды, в противовес невыносимой жаре последних дней, ветер сегодня дул прохладный, и неспешно побрели в отдаленную часть имения. Вдали от ухоженных кровавых роз и резных скамеек, скрытый от посторонних глаз, где и прислуга бывала редко, раскинулся золотой ковер подсолнухов. Посередине моря цветов стояла простая деревянная беседка. Завидев издалека беседку, Шэнь Цзю вырвался из рук Цю Цзяньло, свернул с деревянной дорожки и побежал напрямик через подсолнухи, сверкая алым зонтиком. За все время жизни Шэнь Цзю под крышей дома семьи Цю, это было самое умиротворенное время, проведенное с Цю Цзяньло наедине. Они любовались цветущей нандиной и гарденией, искали новые пейзажи, пили чай в зарослях подсолнуха. — Братик, я хочу полежать у тебя на коленях. Котенку можно? Цю Цзяньло опешил, но быстро взял себя в руки. — Конечно, Котенок. Шэнь Цзю откинул голову Цю Цзяньло на колени, подложив руку, и закрыл глаза. Вскоре Цю Цзяньло начал знакомо гладить его волосы. Когда рука Цю Цзяньло была рядом с лицом Шэнь Цзю, он глубоко вдохнул. Ему захотелось крепко запомнить запах этого человека. Запах ненависти звучал сладко. По дороге назад Цю Цзяньло отпустил Шэнь Цзю вперед, а сам долго смотрел вслед исчезающему красному зонтику. Сегодня Котенок вел себя как шелковый, и от этого было волнительно и самую каплю вызывало беспокойство.

***

(1) Аконит или борец — ядовитое многолетнее травянистое растение. В Древнем Китае использовалось в качестве обезболивающего. Однако это крайне ядовитое растение и «по современным представлениям… применение его в медицине недопустимо и опасно для жизни даже при традиционном наружном применении». (2) Лунные врата, лунная дверь или 月亮门 yuèliangmén юэлянмэнь «Ворота Лунного Света» — традиционный китайский элемент ландшафтного дизайна, круглый проем без створок. Считается, что темные силы не могут сквозь них пройти. «…изрезанная проемами внутренняя стена предоставляла зрителям неисчерпаемые возможности наслаждаться разнообразием открывающихся пейзажных картин. Самыми распространенными были круглые проемы, так называемые «лунные ворота» (юэ мэнь). Круг — символ неба — с древнейших времен вошел в арсенал форм китайского искусства. Круглые «лунные ворота» были сродни древнему бронзовому зеркалу, в котором отражался целый мир». (Духовная культура Китая, том «Искусство»; гл. ред. М.Л. Титаренко) Примеры: https://youtu.be/SLH0C65GEio Саундтрек Polterngeist — From the Other Side Ordo Rosarius Equilibrio — The Hierophant & the Devil (You Taste Like Innocence, and Broken Dreams)