Дотянуться до небес

Закат над черной громадой возвышавшегося кафедральным собором леса отполыхал быстро, словно кто-то залил водой костер в небе, и очень скоро ночь распустила свое бархатное полотно; постепенно вспыхивали неяркие редкие звезды, украшенные бледными ореолами, точно коронами. Где-то стрекотали сверчки, шевелил шуршащую траву, не знавшую заточенной косы, ночной прохладный ветер, и далеко-далеко, будто на другом конце земли, мерно и глухо стучал о железные рельсы поезд, самый поздний, ночной, и эхо его хода разносилось в ночном воздухе, спокойном и влажном от росы, на многие километры. И потому, когда поезд слегка притормозил, подъезжая к развилке, скрип колёс показался совершенно оглушительным и еще более неуместным. С платформы последнего вагона прямо на ходу спрыгнули на каменистую насыпь шестеро человек, закутанных в теплые зеленые плащи-накидки. Они постояли немного на одном месте, оглядываясь, перешли все-таки на другую сторону дороги и заскользили темными тенями вдоль путей. Вдруг в ночи громко крикнул филин, и снова наступила тишина. По шпалам пробежалось эхо гудка паровоза. Люди притаились, пригнувшись к камням, замерли, прислушиваясь; крик повторился, на этот раз тише и ближе, один из путников, тот, что, очевидно, руководил, ответил таким же криком. Заросли шиповника и орешника едва слышно зашуршали, в темноте мелькнули неясные очертания фигуры. - Сюда,- шикнули нетерпеливо из тумана, и силуэты мгновенно растворились в непроглядной темноте леса; только камешек, сдвинутый по неосторожности с места, тихо простучал по наклонной насыпи и скрылся в высокой траве. Долго, около трех часов, шли через лес, темными шатрами встававший над укрытыми капюшонами головами, и ни звука не было слышно в густом ночном воздухе, кроме стрекота кузнечиков да едва различимого шелеста прошлогодней опавшей листвы и густой травы под легкими шагами путников, следовавших за своим безмолвным проводником. За все время пути только пару раз они обменялись сердитыми настороженными взглядами, когда под ногой переламывалась с сухим треском тонкая, невидимая в тенях веточка, и ее хруст казался оглушительным, точно слышать его можно было на другом конце леса. Но вот в просвете между старых-старых елей, похожих скорее на колоннаду громадного собора, чем на лесную чащобу, блеснул оранжеватый огонек костра, и вскоре семь фигур выскользнули из тени арок на поляну; по краям, под низкими ветвями, словно специально опустившимися ниже, чтобы укрывать тенью витые толстые корни, были расставлены просторные палатки, по двум краям поляны, огороженные бортиками из тяжелых плоских камней, в небольших углублениях полыхали два бездымных костра, лишь прозрачные облачка кольцами виились над самыми языками пламени и быстро растворялись, не успев ухватить за хвост редкую резвую искру, устремившуюся в бархатную темноту. Дрова горели огнем фениксовых перьев. А в самой середине поляны, посверкивая красно-медными отблесками костров и холодными искорками звезд, между двух деревянных столбов горделиво покоился колокол, украшенный сверху фигурой Феникса, и из-за всполохов дрожащего пламени казалось, что он и вправду восстает из огня. Около него, на приступке, неподвижно, как отлитая из бронзы статуя, сидел громадный филин, хранитель ночного спокойствия, пока Лагерь погружен в полудрему, готовую прерваться в любой миг, стоит только сторожу подать голос. Но, приметив путников, филин только повернул ушастую большую голову, проводив их в сторону палатки яркими, словно костер, круглыми внимательными глазами, рассеченными вертикальной черной щелью змеиного зрачка. Проводник, приподняв полог, пропустил путников внутрь, а сам, откинув полы плаща, остался стоять у входа, такой же неподвижный, как ночной дозорный; из щели на него веяло почти неощутимым легким теплом и ароматом мятного крепкого чая; тусклая россыпь звезд начала медленно редеть, словно кто-то ступает по небу и гасит их, как раньше фонарщики тушили фонари поутру. На ветвях деревьев то там, то тут зоркий глаз смог различить и остальных часовых. Ночные дозорные вскоре станут возвращаться… Путники, проскользнув в низкий проход, спустились дальше, продвигаясь по тоннелю между гнутыми старыми корнями могучих деревьев, и, наконец, очутились в просторной комнате с низким, как везде, потолком – зале, освещенной дрожащим светом рыжих светильников, развешанных по стенам, совсем как в старинных замках из детских сказок. Они, скинув глубокие капюшоны, встали у входа, ожидая прихода Генерала. Гелена не дыша оглядывала открывшееся взгляду помещение, о существовании которого не могла даже мечтать, ведь сказок она не читала, а сейчас будто очутилась в каком-то волшебном, сказочном мире, по случайности пришедшем из книги. - Утром собери лучников в левом крыле,- прервал тишину зычный резковатый голос,- второй отряд, и третьей эскадрильи командира ко мне в половину седьмого… Они прибыли? - Да, Генерал,- ответил один из дозорных, указывая кивком головы на путников, терпеливо ожидавших в молчании. Генерал, пригнувшись, вошел в залу и пристально, точно читая мысли прибывших, поочередно заглядывал в их глаза, устремленные на него. Наконец он отошел к узкому длинному столу, отворачиваясь, и целитель, стоявший рядом с Геленой, тихо выдохнул, расслабляя плечи. -Ну, раз добрались все, а ваш проводник не спустился с докладом, все обошлось без ненужных приключений,- произнес Генерал, вновь разворачиваясь к ним лицом,- вы все меня знаете, я вас - не очень, однако время есть. Важно другое – вам всем известно наше положение? - Да, Генерал,- ответила Людмила. - Тогда мне незачем вам это пересказывать в красках. Надеюсь, вы будете делать все от вас зависящее, чтобы небо вернулось целиком и полностью в наше владение. - Разумеется. - Тогда, господа целители, прошу пройти в лазарет за Людмилой. Лучники – в правое крыло, вас проводят. А ты, Гелена, подожди своего коллегу, лучше пока… Но Генерала прервали – портьера приподнялась, пропуская лоскуты темени, в залу шагнул, остановившись прямо у входа, икар, закутанный в длинный дорожный плащ до щиколоток; он чуть поклонился и замер. - Помяни черта,- пробормотал Генерал и добавил уже громче,- ты вовремя, Май. Нужно перераспределить вторую эскадрилью, часть лучников перевести в остатки первой, заменить их новоприбывшим. Их собираем утром в левом крыле. Время знаете? - Да. - И еще. Гелена теперь твоя подопечная, не возражай даже. Она не все время будет рядом, но довольно часто, так что имей ввиду этот факт. Май в ответ недовольно сморщил нос. - Хорошо. Но тебе письмо от Феникса. И до того, как мы приступим к выполнению своих обязанностей, я бы хотел переговорить с тобой с глазу на глаз. Генерал, повертев в руках конверт, отошел в сторону, поближе к свету, и по мере того, как он читал, лицо его становилось все более мрачным, изредка брошенные из-под черных прямых бровей взгляды – все более тревожными и сосредоточенными; однако Ворон, казалось, нисколько не озаботился содержанием письма, предпочтя укрыться в теплой тени. В конце концов, закончив чтение, командир удрученно вздохнул и поднес бумагу к открытому светильнику; огонек мгновенно перекинулся на сухое письмо и с веселым треском охотно сжевал его, оставив на ладони икара лишь хрупкий черный листок, рассыпавшийся от легкого движения. - Ты не знаешь, что было здесь?- спросил он, Ворон безразлично качнул головой. - Ну, значит так тому и быть… Гелена, подожди нас,- с этими словами Генерал, мимолетно взглянув неприветливыми глазами на девушку, скрылся с Маем в соседнем помещении, прихватив свёрнутый в трубу свиток, и захлопнул первую встретившуюся здесь дверь. Девушка осталась одна; ей вдруг стало одновременно и радостно, и страшно – на ее плечах теперь лежала огромная ответственность, всю тяжесть которой она пока не осознавала, не могла предположить, и почувствует гораздо позже; особенно остро это ощущалось здесь, в военном лагере, последнем рубеже, не захваченном Грифами, где каждой клеточкой чувствуешь сжимающее сердце напряжение, готовность сорваться с места в бой, который может оказаться последним… Гелена еще ни разу в своей жизни не встречала воинов, облаченных в легкие облачно-голубоватые кольчуги причудливого плетения, не сражалась на мечах или кинжалах, немного умела обращаться с притупленным клинком, принесенным в первый год знакомства с Гришей, и не могла представить, насколько опасны Грифы. Они – такие же икары, лишь по сути своей похожие на этих падальщиков, вечно ищущих чужой крови и горя, склевывающие Крылатые Души. Но больше всего ее пугала неизбежная встреча с обескрыленными; девушка не понимала, не могла и не хотела представлять, что значит остаться без своих родных Крыльев, Птицы, родной, своей до самого последнего перышка на кончике живого, тёплого крыла. Но мечущийся неровный ход мыслей оборвали – по тоннелям, запутываясь в тяжелых темных водопадах портьер, прокатился глухой звон тревожного колокола, и мгновенно ему откликнулись со всех концов звонкие голоса караульных, зашуршали десятки крыльев, волнуя воздух, от веяния которого огоньки светильников начали приплясывать, подрагивая за матовыми стеклянными плафонами, и забегали по углам дрожащие теневые блики. - Гелена!- крикнул Генерал, выскакивая из-за двери, за ним следовал сердито-встревоженный Май,- бегом в лазарет! Фидель! Из коридора вынырнул икар с крыльями альбатроса, большими, серыми, совсем нездешними крыльями, как подумалось девушке. - Фидель, вы с Геленой в лазарет. - Да, Генерал. - Май, ты со мной наверх через левое крыло!- скомандовал икар, от спешки еще больше картавя, из-за чего голос сделался похожим на громкое, пронзительно-резкое карканье. Девушка, как завороженная, смотрела, как встряхивает крыльями высокая Птица-Рух, устремляясь в лабиринты переходов, а за ним в человеческом обличье следует попятам подобравшийся настороженный Советник. Но вот кто-то осторожно притронулся к ее руке, и Гелена обернулась. - Пойдем,- позвал икар, потянув немного за рукав,- сейчас нельзя медлить. И она пошла за ним, вернее – побежала, потому как он продвигался очень быстро, широко шагая и умело лавируя между спешащими к выходам воинами, как человек, наизусть знающий дорогу; они несколько раз сворачивали в какие-то совсем узкие проходы, где даже светильников не было, и, наконец, в конце одного из таких коридорчиков показались светло-голубые тяжёлые занавеси, усыпанные яркими, словно в горном небе, мерцающими искорками-солнышками. В этой части подземного лагеря было тихо, в потяжелевшем воздухе незримо застыло непроницаемое спокойствие, заползающее в бешено стучащее сердце, чувствующее приближение чего-то страшного, неисправимого. У входа путь им преградили двое лучников, облаченных в кольчуги, спрятанные голубыми накидками, тревожащими внимательные глаза винно-красными оторочками. - Пропустить,- тихо произнес Фидель, держа девушку за локоть,- по распоряжению Генерала и Старейшины она имеет право входить сюда, когда сочтет нужным. Пойдем, Гелена,- караульные расступились, открывая проход в ту часть лагеря, где не было места веселому смеху; пройдя через узкую комнату, сменив свои дорожные теплые плащи на такие же голубые, как у караульных, они, наконец, очутились в лазарете. Это был длинный-длинный зал с неожиданно высоким потолком, разделенный прочными деревянными перегородками на палаты; вдоль стен поднимались вверх, цепляясь за выступающие корни, тонкие стебли плюща, слабого из-за полного отсутствия солнечного тепла и света, с мелкими неяркими листьями, приносящими в это место смутный уют, отвлекающий уставший глаз от темных стен и неяркого теплого света. Фидель с Геленой прошли мимо длинных рядов палат торопливо, не задерживаясь; из-за одной из многочисленных дверей кто-то надрывно взвыл, так, что слов не разобрать, но от этого крика девушке стало жутко и страшно. За дверь проскользнул взъерошенный целитель. - Не задерживайся,- поторопил Фидель, оглядываясь,- нам нужно найти Людмилу, она где-то здесь. Вероятно, придется пройти в другое отделение. Осторожно! Девушка шагнула к стене, пропуская еще одного целителя – в его руках лежал небольшой ястреб, из обвисшего расправленного крыла выглядывала короткая арбалетная стрела с тусклым оперением, с блестящего зазубренного наконечника на лазурный подол целительского плаща угрожающе быстро капала кровь. - Людмила во втором,- целитель даже не посмотрел на гостей,- идите быстрее, незачем слушать отравленного. - Спасибо, Равель. Второе отделение встретило их полумраком и сумеречно-синим потолком, таким похожим на ночное небо, что Гелена в первые мгновения решила, будто они оказались каким-то образом, заплутав в лабиринте, на открытом воздухе. - Наконец-то, Фидель! Ты мне гораздо нужнее здесь, чем у Генерала. Марш перевязывать в третью палату. А ты, Гелена, поможешь мне с одним очень важным персонажем, которого нам предстоит возвращать к… - Людмила запнулась, не решаясь договорить начатую фразу, и эта недосказанность тяжелым осознанием легла на сердце – не всем удастся вернуться в небо. И второе отделение прячет в своих стенах тех, в ком жизнь с каждым днем незримо, неизбежно тает, и целители не в силах им помочь. Фидель, поджав губы, забрал из рук Синей Птицы камертон, с глубоким вздохом скрылся за дверями палаты, куда его направили. - Все, пойдем. Они прошли вдоль палат к дальнему, самому темному углу коридора, отделенному от остального пространства иссиня-черными плотными портьерами, скрывающими легкую дверь, отворившуюся бесшумно, чтобы впустить посетителей в густой мрак просторной палаты, нарушаемый лишь узким лучом света от зажженного Синей Птицей фонарика. Со стороны дальнего угла слышалось размеренное, чуть свистящее дыхание живого существа. Людмила, сделав несколько шагов вперед, остановилась. - Елизар, просыпайся. К тебе гости,- в ответ раздался легкий шелест перьев, из темноты сверкнули отблесками света хищные глаза,- все хорошо, тихо. Она – моя помощница, и впоследствии займет место Алконоста, так что тебе имеет смысл с ней познакомиться поближе. И заодно поупражняется в таком полезном деле, как перевязывание ран. Очень нужное умение. Она все говорила, говорила, будто хотела рассказать обо всем и сразу, однако встревоженная птица от тихого, уверенно-мягкого звучания голоса постепенно успокоилась и передвинулась на толстой жерди ближе к вошедшим, оказываясь на свету. Истощенная, неуловимо-прозрачная, будто балансирующая на грани реальности и потустороннего мира, но не утратившая ни суровости, ни угрожающего вида. Она только подвинулась еще ближе к лампадке, горящей голубым пламенем. Еще несколько таких будущая Советница успела заметить только здесь, в самой глубокой части всего лагеря. - Раз пришли, возражать поздно. Почему не предупредила, что будешь не одна? - Перестань ворчать и пугать девушку своим несносным характером, лучше покажи, как поднимаешь крылья. Буревестник, совсем по-человечески фыркнув, приподнял плечи, но оба крыла, не успев расправиться, свесились вниз, словно в них не осталось костей. Гелена, ожидавшая увидеть что-то страшное, но не такое жуткое, закрыла ладонью рот, сдерживая готовый сорваться с губ вскрик. На этот ее полудетский искренний жест Буревестник чуть склонил голову. - Еще не такое увидишь. Людмила меж тем поставила на пол камертон, жалобно звякнувший, и положила руку на широкий гладкий затылок, точно мать, желающая подтолкнуть своего ребенка вперед, чтобы придать ему уверенности, а Елизар, прикрыв глаза, постепенно, сантиметр за сантиметром, медленно и мучительно-долго поднимал дрожащие непослушные крылья. Для Гелены навсегда осталось загадкой, откуда в одном живом существе берется столько жизненной силы, что ее хватает на нескольких, и в тот момент с благоговением наблюдала, как жизнь осязаемо возвращается к икару, почти что лишенному своей Души, и ей хотелось стать чем-то большим, чем просто наблюдателем – в ней просыпалось желание поделиться частью своей жизни с кем-нибудь, кому это необходимо. Сколько прошло времени, прежде чем целительница отняла руку, девушка не знала, лишь смотрела, затаив дыхание, на приподнявшиеся и сложившиеся крылья. - Ну, вот и хорошо,- Людмила пригладила темную блестящую спину птицы,- уже можешь их складывать. Чуть-чуть осталось, и постепенно будешь тренироваться, а там месяца через два и до полетов недалеко. Геля, поменяй бинт, пожалуйста. - Кого ты обманываешь, Людмила, мои Крылья болтаются на паре неразорванных тактов. Мне нужно поговорить с Маем, где он? Это срочно!– немного расслабившийся Буревестник вновь встрепенулся; Людмилины глаза-льдинки недовольно сверкнули. - Пока что вам вообще не следует встречаться, это подождет. Или ты хочешь мучиться еще дольше? - Нет, но то, что я должен ему сказать, действительно важно и ждать не может! - Все, разговор окончен, господин разведчик! Помалкивайте и сидите в темноте, пока не лишились Крыльев окончательно! С этими словами уставшая и раздраженная Синяя Птица покинула палату, оставив Буревестника и Гелену в компании друг друга. Елизар, насупившись, молчал, зло посверкивая глазами-бусинами, позволяя девушке осторожно перевязывать раненое крыло и грудь; прямо под девичьей рукой, придерживавшей бинт, ровно билось сердце, заставляя непроизвольно считать его удары. Она прежде не чувствовала чужой жизни так близко и ярко, как в эти мгновения, вероятно, потому, что ни настоящих боев, ни глубокого горя, когда даже слез не находишь, ни отчаяния, ни бездонного счастья не встречала на своем коротком, прямом пути. Повисшее молчание ее несколько напрягало, но мысли почему-то не желали складываться во что-то разумное, и никак не получалось среди них отыскать хоть одну подходящую. - Не бойся, я не рассыплюсь, не песочный,- Буревестник не перестал сердиться, однако реплика прозвучала вполне дружелюбно, и девушка даже улыбнулась. - Я могу передать Маю то, что Вы хотели ему сказать… - Нет, нельзя. Это не для посторонних ушей. Людмила ничего не говорила обо мне? - Нет. - Ладно. Это связано с нашей совместной разведывательной работой у Грифов. Большего я пока что Вам сказать не могу. - Значит, я проведу его сюда,- неожиданно для самой себя сказала Геля, прекрасно понимая, что нарушение запретов главной целительницы в самом начале своей карьеры – не лучшая идея. - Вы это всерьез?- в его голосе скользнуло удивление; девушка кивнула и, смотав старые бинты, двинулась к выходу. - Спасибо, Гелена. Она обернулась, впервые встретив открыто его взгляд, в котором неуверенно искрилась легкая заинтересованность, улыбнулась, понимая, что лед, сковавший окружающее икара пространство, под ее ногами стал чуточку тоньше. Но вот о том, где искать на данный момент Мая, она не имела никакого представления. Наиболее логичным ей показалось вернуться в кабинет Генерала, однако до него девушка не добралась – обнаружила один из выходов на поверхность. Свежий прохладный воздух раннего утра взбудоражил кровь, мгновенно проясняя растрепанные после лазарета мысли, и в первые мгновения Гелена могла только глубоко-глубоко вдыхать хмельной аромат хвои, высокой травы и высокого неба, уже посветлевшего, но бережно хранящего последние отблески растворившегося рассвета. По тревоге поднялись несколько десяток, и дозорных на постах стало больше. Именно в таком состоянии ее и застал Фидель, торопившийся в лазарет с птицей на руках. - Гелена, почему ты не в лазарете? Ищешь кого-то? - Да, мне очень нужен Советник. Ты не видел его? - Он у противоположного входа, вероятно, они с Генералом уже спустились в кабинет. Найдешь? - Спасибо большое! – и девушка, не успев даже удивиться легкости, с которой Фидель переходит на дружеское общение, побежала в указанном направлении, не без труда пробираясь по узким коридорам среди воинов и спешащих целителей. Третьего Советника она отыскала в том самом помещении, куда по прибытии провел их группу дозорный. Май довольно громко спорил с Генералом на беглом, резком наречии, которое Гелена не знала и встретить могла разве что среди старых свитков. На какую-то реплику Май раздраженно хлопнул ладонью по столу, и в лучах светильников блеснули иссиня-черные крылья. Очевидно, Гелена не должна была этого ни слышать, ни видеть, потому как Генерал, скосившись на нее, раздосадовано поджал губы. - Успокойся, Май. Мы договорим позже. Пока твои подозрения не обоснованы ничем особенным. Что ты хотела, Гелена? - Прошу прощения, Генерал. Советника вызывают в лазарет. - В лазарет? Мне-то что там делать?- брови Советника сошлись над переносицей. - Иди, Май, раз вызывают. Советник, хмуро глянув на собеседника, пошел вслед за притихшей девушкой. - Кто меня вызывал, Гелена? - Увидите. - Людмила не приветствует посторонних в своих владениях,- сказал он, присматриваясь исподтишка к спутнице; она чуть улыбнулась, однако этого хватило, чтобы понять – его звала не Синяя Птица. - Почему же?- вдруг спросила девушка. - Лишние икары там не нужны. Особенно я. - Я знаю,- она посмотрела на него внимательно и совсем по-взрослому,- ты – Ворон. Но не думаю, что это достаточный повод закрывать перед твоим носом двери в лазарет. Май долго молчал. - Ну,- наконец сказал он, когда они уже приближались ко входу,- раз ты догадалась, пусть так. Надеюсь, ты понимаешь, что об этом лучше молчать. Для твоей же безопасности. - Разумеется. Я не догадалась, я вспомнила, что читала в секретной секции архива. И слышала часть вашего спора со Старейшиной. Но позволь спросить. Кто еще знает об этом, кроме Старейшины? - Судья, Генерал, Людмила, двое Советников. И еще есть люди, но ты их не знаешь и вряд ли когда-нибудь увидишь. На их счет я не опасаюсь, они могут умереть под пытками, не сказав и слова. - В таком случае получается, что все икары знают о существовании Ворона, но не видят его, вернее, не ассоциируют его с тобой. - Именно. Самое ужасное, что даже приговоренные к обескрыливанию не видят ни моих рук, ни лица… - И ты всю жизнь так прячешься? - Да. Но благодаря этому у меня есть возможность общаться с икарами более-менее нормально, не вызывая никаких отрицательных эмоций кроме тех, которые могут возникнуть при столкновении с моим характером. Это лучше, чем видеть в каждом встреченном взгляде ненависть. - Но рано или поздно все станет известно. Что тогда? - Лучше уж поздно… Если честно, не знаю. А пока живу, как есть,- он пожал плечами и грустно улыбнулся,- так все-таки, зачем ты меня сюда привела? Она, проведя его мимо стражей, через боковой проход прошла во второе отделение, миновав первое, и открыла перед ним дверь, скрытую черными портьерами, сама оставаясь снаружи. - Проходи. Только свет не зажигай. И обратно возвращайся так, как мы пришли. - А ты? - Составлю отчет для Алконоста, потом попробую найти друга. - Не Григория ли? - Его,- девушка удивленно приподняла тонкие брови,- вы знакомы? - Случалось видеться по рабочим вопросам. Он должен быть в левом крыле, у лучников. Будьте осторожны. И прежде, чем она успела спросить, что он хотел этим сказать, Май скрылся за занавесями. Она только выйдя из лазарета поняла, что так и не знает, где будет жить; в комнату девушку проводил разговорчивый Фидель, однако, несмотря на свою общительность, он не терял осторожности – Гелена спрашивала о том, кому он служит, где обучался, но прямого ответа не получила, икар умело увиливал, не называя имен, не говоря ничего прямо. Упомянул, что когда-то странствовал по океанам и морям, а не так давно перебрался в лагерь, служит теперь Старейшине. Из всего сказанного им девушка поняла то, что ей известна лишь малая часть чего-то большего, что она узнает только в том случае, если этого захочет Старейшина и тот, другой, кто стоит во главе остальных икаров. На ее вопрос про Грига Фидель покачал головой – его возвращения с нетерпением ожидал Генерал, потому как вернулся весь отряд, кроме Григория, но среди погибших его не нашли, так что оставалось только надеяться, что он где-то укрылся от Грифов и вскоре возвратится. После ночной тревоги переполошившийся лагерь отдыхал, восстанавливая силы, готовился к следующим боям, ожидающим его впереди; боясь за свои Крылья, воины ловили каждые мгновения относительного шаткого спокойствия, не гадая о будущем, не задумываясь о том, что кому-то это спокойствие может быть тяжелее открытых боев. Никто не знал своей судьбы, не имел права распоряжаться чужой жизнью, и Фениксу с каждым годом становилось всё сложнее – слишком многое зависело от его решений, слишком много жизней прерывалось из-за его приказов. После провала разведчиков всё летело кувырком, мир икаров балансировал на грани существования – если небо достанется Грифам, придет конец вначале всем, кто занял сторону Феникса, а затем, спустя несколько десятков лет, и самим Грифам, которые попросту уничтожат сами себя. А пока молоденькая девушка по странному стечению обстоятельств взялась за работу, которой опасались более опытные и взрослые икары; таких, как она, становилось все больше, а времени на юношескую беззаботность – все меньше, и в глазах юных икаров чаще и чаще поблескивал совсем не детский взгляд. Они приноровились решать быстро и бесповоротно, приучались идти к своей цели, не жалея неокрепших крыльев, привыкали к риску, скорости, неизбежности, но, как и сотни лет назад, не научились смиряться с неволей, больше всего в жизни любя свободу, пронзительно-яркое, манящее и дурманящее голову вечное небо. Феникс, передернув крыльями, с которых посыпались янтарные искры, отвернулся от окна и в очередной раз взял в руки три конверта: один ему передала Алконост, получившая отчет от своей ученицы, второй только что принес Фидель, совершенно неожиданно появившийся в Доме Огня около трех лет назад с просьбой принять его на службу. Отчет не волновал Старейшину, в ответственности Гелены он не сомневался, гораздо больше его беспокоило послание Мая – он сообщал о том, что Буревестник остался жив и передал ему кое-какие известия. Во-первых, Кондор, глава Грифов, созывает приспешников со всего мира, намереваясь собрать такую армию, чтобы добиться своего, во-вторых, Май после того, как выручил Буревестника, перестал слышать своего Ворона, и ему теперь необходима помощь икара, про которого Феникс вспоминать не хотел. С другой стороны, после последних событий слишком много стало обескрыленных, лишившихся свободы и неба… Следовало признать, что без помощи им не спастись, а весь план по уничтожению Кондора рискует провалиться, если Май не сумеет примириться со своенравным Вороном. Кондора можно только обескрылить, а это под силу только Ворону и ещё одному икару. - Старейшина,- чуть слышно произнес Фидель, все еще находившийся в кабинете. - Подожди,- откликнулся Феникс,- ты очень кстати задержался. Буревестник скоро вернётся в строй? - Мы не знаем, сможет ли он снова летать. Мы почти не слышим его, даже Людмила. Равелю удалось подобрать несколько верных тактов, это и Лампада Хранителя помогает лучше, чем всё остальное. - Очень-очень плохо… Скажи, ты не поддерживал связь со своим прежним наставником? Не можешь сказать, где он сейчас? - Хранитель? Нет,- икар пожал плечами,- не знаю. Его местонахождение могут знать только Стражи. Он кочует, редко задерживаясь где-то надолго, Вы же сами знаете. Но если Вы хотите его найти, я попробую связаться с кем-нибудь из Стражей, может, получится. Но лучше спросить Равеля, он все же дольше обучался, чем я, и позже покинул ряды Стражей. - Нет, ты нужен в лагере. С этим я разберусь. В конце концов, Елизар не так давно виделся с Командиром Стражей на побережье Серого моря, так что кое-что у нас есть. А вот в другом ты можешь помочь. Нужен надежный человек, который может отправиться с Вороном на поиски Призрака. - Из всех, кого я знаю в лагере, Гелена поладила с ним лучше всех. По крайней мере, он не стал прикидываться змеей, как и Елизар. Она расположила его к себе, что бывает крайне редко, и нашла с ним общий язык. - Что ещё? - Умна, не болтлива, с хитринкой, оптимистка. В меру проницательна, иногда эмоциональна. К тому же, она многое знает, ей не придётся рассказывать все с самого начала. - Понятно,- Феникс, более не задавая вопросов, настрочил что-то на плотном листе бумаги и, аккуратно сложив, вручил икару,- вот приказ, Фидель. Возражения не принимаются, там всё, что нужно, сказано. Лично в руки Генерала, как можно скорее. - Ясно. Вы отправляете девушку с ним? Феникс, чуть усмехнувшись, кивнул, и через пару мгновений выпустил из распахнутого настежь окна альбатроса, взмахнувшего острыми серыми крыльями, слишком чужими в тусклом дымном небе над городом. - Ну, что ж. Пусть будет так. А несколько часов спустя, когда на лес опустились синие сумерки, Фидель, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял в кабинете Генерала, вслушиваясь в разговор, который, по его мнению, не предназначался для его ушей. Перед ним стояли совершенно спокойный Третий Советник, раздраженный и взъерошенный Генерал, комкающий в руках порванный уголок листа с приказом Феникса, и девушка, с непониманием и неверием смотревшая то на него, то на двоих других икаров, будто надеялась, что ее имя в приказе – всего лишь ошибка, и всё это – не очень смешное недоразумение. - Через неделю!?- наконец произнесла она,- но ведь будет уже осень… Нет, я ведь не мастер оружие в руках держать… - Нет, Гелена, это не ошибка, ты сами только что прочли приказ,- Генерал, перестав мучать несчастный лист, убрал его в толстую папку.- Через семь дней вы с Маем отправитесь на поиски Призрака. Хотите вы того или нет – спорить бесполезно. Возражения не принимаются. С оружием тебя познакомят Фидель и Май, с основами целительства – Равель. А теперь прошу прощения, меня просила зайти в лазарет Людмила. С этими словами он, не выслушав даже хотевшей задать вопрос девушки, вышел; Фидель, вздохнув, последовал за ним, оставляя Мая и Гелену одних. Девушка возмущенно фыркнула. - Предполагаю, у тебя есть вопросы,- прервал молчание Ворон, прислоняясь плечом к стене. - Ну разумеется! Простите. - Спрашивай. Потом может не быть времени. Задай все вопросы сразу, так будет проще. - Хорошо,- Гелена глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и, забавно кивая головой после каждого вопроса, принялась говорить,- во-первых, зачем нам нужен Хранитель? Во-вторых, почему нам нужно его искать? В-третьих, почему с тобой решили отправить именно меня? В-четвертых, это была идея Елизара? Вот, пока все. - Отлично,- Май улыбнулся,- слушай внимательно. Хранитель, то есть Призрак, нам нужен по той причине, что, кроме него, никто не может вернуть обескрыленному икару Крылатую Душу. Он слышит их, говорит с ними. Как бы банально-романтично это ни звучало, мелодии Души он слышит до мельчайших полутонов, до мельчайших, самых незаметных ноток, без камертона и метронома понимая, что с ней происходит. Это странно, да, но как он это делает, я не знаю. Он находит подходящие друг другу Души и может объединить их, сплавить, как разломившееся кольцо. Его помощь нужна, чтобы вернуть икарам Крылья, наши целители без него не справляются. Призрак почти что проводник между миром телесного и немательного, и он годами поддерживает жизнь в Крылатых Душах, лишившихся своего икара. Почему искать? Он кочует, и место, где он задержался, известно только его воинам, которых прозвали Стражами. Почему тебя? Не знаю. А Елизар рассказал мне о встрече с разведчиком Призрака среди Грифов, про тебя он почти ничего не сказал. Девушка некоторое время стояла молча, осмысливая сказанное. Много, очень много ещё ей предстояло узнать, сейчас она начинала понимать, насколько мало знает большинство икаров о своём мире, о том, кто стоит за всем, что в нём происходит. - Я имела ввиду поиски этого Призрака. Елизар смог спастись благодаря ему? Поэтому мы начнем поиски с Серого моря? - Отчасти. Непосредственно после побега он попал к Стражам, он сам когда-то был одним из них, потом, когда началась медленная война с Грифами, мы работали вместе. Я разрабатывал планы, он - выполнял. И постепенно получилось, что он оказался ни там, ни здесь. Стражи не особенно приветствовали его в своих рядах, они признают только Призрака, Елизар же служил и ему, и Августу… В общем, эта часть его биографии довольно странная, при случае поговори с ним, если захочешь, он не такой вредный, каким хочет казаться,- Ворон замолк, ожидая, что девушка задаст еще вопросы, но она лишь кивнула задумчиво, теребя непослушную прядку светлых волос, и медленно покинула кабинет. Он, проводив ее отрешенным взглядом, улыбнулся и тихо вздохнул. Последние деньки жаркого лета пролетели перед глазами быстро, стремительно и совсем незаметно за бесчисленными хлопотами; солнце по утрам всходило все так же, только стало немного скупее на тепло и ласку, с каждым днем незаметно уступая несколько минут сумеркам. Только августовские ночи переставали дурманить голову глубиной иссиня-черного неба, будто прояснялись, да звезды отчего-то светили не так пронзительно, перестав рассекать небесное полотно тонкими скальпелями; свет их становился холоднее, неуютнее. И вот, в последнее летнее утро, холодное и немного колючее с ледяной, посверкивающей мелкими слезинками росой на тонких травинках, сосновых стволах и еловой темной хвое, со всё ещё приятными, хранящими последнее летнее ускользающее тепло, лучами солнца, двое икаров покинули лагерь, оставляя за спиной зыбкое постоянство, которое могло нарушиться в любую минуту. Они следовали навстречу неизвестному, чужому, непредсказуемому миру, где, несмотря на рассказы и указания Буревестника и целителя Равеля, их могло ждать что угодно. Мир тот принадлежал океану, морям, бурям, вихрям, скалам, бушующим волнами и диким ветрам. Там была настоящая свобода, которая страшила и манила, заставляла сердце сжиматься от испуга и дрожать от предвкушения, так, что в груди щемит. Так закончилось лето; осталась в нем Синяя Птица, остался белый с мягкими серебряными крыльями Альбатрос, угрюмо-сердитый Буревестник, взъерошенный Генерал и даже веселый, немного скрытный Григ… Добрая улыбка влюбленного в работу целителя Равеля, тёмные портьеры, приятная прохлада коридоров, крохотная комната с низким потолком, в которую поселили девушку с двумя соседками-целительницами… Все это оставалось в прошлом. Так закончилось лето.