Дотянуться до небес

Утром, когда купол небольшой деревенской церквушки заиграл светящимися желтовато-белыми искрами, на пригорок поднялись, соприкасаясь плечами, двое молодых людей. Они постояли немного, любуясь высоким светлым небом, какое бывает только ранним-ранним летним утром, на самом рассвете, и скрылись в густой высокой траве, тянувшейся к свету. А через несколько секунд, всколыхнув вольные зеленые колосья, взмыли в воздух, едва слышно шурша крыльями, два остроперых сокола; они, кружась по спирали, поднимались все выше и выше, к прозрачным чуть розоватым облакам, к самому поднебесью, стремясь первыми увидеть выглянувший из-за далекого леса диск сияющего солнца. Они, эти две ясноглазые птицы, увлеченные высотой неба, светом юного солнца, упоенные своей молодостью, не заметили, как с ветки, скользнув темной тенью под сенью деревьев, нырнул в густую темноту синекрылый ворон. Только прошелестела листва, роняя бисер росы, задетая широким уверенным крылом, блеснувшим сиреневатым в первых солнечных лучах. А соколы, поднявшись над гладью облаков, похожей на чуть волнующееся у побережья море, бросились камнем вниз так, что рассекаемый воздух посвистывал между серебряными острыми перьями; и потом, уже у самой земли, раскрыли крылья с легким хлопком, заскользив над поверхностью, задевая высокие колосья, догоняя свои тонкие быстрые тени. Они играли так, пока не зазвонили на колокольне к заутрене, и не начал вторить хрустальному звону колоколов петушиный надтреснутый хор. Только тогда соколы нырнули в заросли, выйдя счастливыми юношей и девушкой, и единственным, что выдавало причину их беззаботного веселья, были несколько соколиных пестрых перьев, украшавших волосы. В лесу, на толстой сосновой ветви, выросшей почему-то прямо посреди прямого медного ствола, сидел, нахохлившись, громадный черный Ворон, провожая взглядом веселую пару; он не двигался, лишь моргал иногда обсидиановыми большими глазами из-под густых нависших бровей. Рядом с ним опустилась, шурша ярким даже в полумраке голубым мягким оперением, небольшая горлица, только длинный хвост украшала пара перьев, похожих на павлиньи, аккуратную точеную головку венчал опущенный светлый хохолок; на оперении играли нежными искорками крошечные крапинки, точно россыпь капелек летнего теплого дождя. Ворон переступил с лапы на лапу, качнувшись в сторону. - Зачем пришла?- тихо спросил он, не поворачивая головы. - Я хочу знать, что ты будешь делать дальше. Разве плохо? - Да, плохо. Я Палач, почти Гриф, это опасно как для тебя, так и для твоих пациентов. О том, что ты должна знать, скажут на совете,- он повернулся к ней. - Хорошо, поставлю вопрос по-другому. Что будешь делать дальше, если тебя всё же не послушают? - Дальше? Что за неопределенность с временными рамками… Почему с этим вопросом надо обращаться именно ко мне, а не к Старейшине, Судье или Советникам? Его этот повторяющийся с завидной регулярностью разговор выводил из хрупкого состояния равновесия, в которое удалось вернуться после разборок с Грифами и долгих споров с Генералом и Старейшиной. - Не заставляй меня вытягивать ответы щипцами, Май. - Отряд отправится сегодня в Лагерь, тебя, к слову, попросят прибыть туда ночью с еще несколькими лекарями. Про Буревестника ты все сама знаешь. Мне предстоит снова примерить плащ Палача, потом, вероятно, вернуться в Лагерь. Меня зачем-то вызывает к себе Старейшина, видимо, снова для беседы насчет Кондора. Итак, что еще тебя интересует? - Спасибо, в основном все ясно,- по тону он понял, что она расстроилась,- но вот про тебя хотелось бы узнать больше. Прекрати злиться. В конце концов, именно ко мне ты являешься после очередной драки, и так будет всегда. - Один мой друг как-то сказал мне, что «всегда» - слишком сильное слово для тех, кто живет коротко, как мы. - Ты всё чаще вспоминаешь Призрака. Хочешь отправиться на его поиски, хотя про него не слышали уже больше десяти лет? -Да. Вы вернуть икарам Крылатую Душу не можете, к сожалению,- тише сказал он, сверкнув чёрным глазом,- глупо отрицать очевидное. К тому же, его помощь нужна не только мне. Он знает Душу Ворона гораздо лучше, чем я сам. Буревестника и других бескрылых нам не спасти без его помощи. В конце концов, этот Лагерь – единственный, оставшийся пока не захваченным Грифами. Потерять еще несколько сотен жизней или попытаться избежать этого, пусть и прося помощи у нейтральной стороны? По мне, так лучше второе. Она хмыкнула, склонив голову. - Ты рискнешь обратиться к тому, у кого вся жизнь – скитание, а голос считают голосом смерти? Спорить со Старейшиной дальше или просто ослушаешься его и поступишь по-своему? - С твоей стороны чрезвычайно недальновидно судить о том, кого не знаешь, по слухам и общему мнению. Он видел больше зим, чем мы вместе взятые, и вряд ли найдется среди нас кто-то, кто лучше сможет услышать Души, не навредив им,- с легким разочарованием сказал он, поводя крыльями, как будто человек пожал плечами,- для всех я – Третий Советник, однако на самом деле – Палач. Не находишь это несколько несправедливым по отношению к Призраку? - Да, ты прав,- Людмила вздохнула,- я просто разозлилась. Пожалуйста, не забывай, что ты можешь в любое время обратиться ко мне. И она, взмахнув звенящими крыльями, незаметно растворилась в пронзительной голубизне утреннего неба, оставив его одного. «Один, - пронеслось в его голове,- как иногда жизнь похожа на волшебную сказку. Добро тянется ко злу, зло – к добру. А грань между ними хрупка… Хорошо, что эти дурачки уже ушли. Счастливые, не понимают пока, насколько»… Май, тяжело расправив широкие потрепанные крылья, немного влажные от утренней росы, оседавшей на ветвях, соскользнул с ветки и исчез в густой тени лесной чащи. Май не любил города; ему было тесно и душно под затянутым бесконечным смогом небом, почти утратившим прозрачность, шум колёс и гудки автомобилей выводили из равновесия, сдавливая виски, заставляли метаться его Ворона, точно в клетке дикому зверю. А ведь для икаров свобода и небо – вся жизнь, для них полет так же естественен и необходим, как для простого человека дыхание и сердцебиение. Икара можно сравнить с музыкальным инструментом. Гитара без струн не заиграет, флейта, выструганная неверно, не сыграет мелодию, колокол без языка не зазвенит. Если разъединить инструмент на две части, каждая по отдельности потеряет смысл. Так икар зависит от своих Душ, той, что олицетворяет Птицу и дает крылья, и второй, человеческой. Две Души не могут существовать друг без друга без вреда для них; икар, лишенный Крыльев, рано или поздно сойдет с ума от невозможности взлететь в небо, к которому его будет тянуть вечно. Крылатая Душа, лишенная «хозяина», медленно растает, за годы или десятки лет, но растает, если некому будет дать ей сил для жизни. Как и в обычном человеческом мире, у икаров существовал свод законов и правил, за нарушение которых полагались определенные наказания. Самым тяжелым и жестоким считалось обескрыливание, к нему приговаривали крайне редко. Ворон-Палач склёвывал Крылатую Душу, оставляя человеческую одинокой. Май ненавидел своего Ворона, но считался с его умом. Дух-Ворон жил вечно и выбирал себе хозяина сам, когда вздумается, собственно, как и все Птицы-Души, спорхнувшие со страниц мифов, легенд и сказок. Его же своенравная Душа выбрала по воле случая, столкнувшего их одним днем в камере, где икары лишались Крыльев. Вот только Май, лишившись первых Крыльев, стал Вороном, Палачом, и, как он сам себя называл иногда, убийцей. А в это же самое время, пока Ворон выполнял поручение Старейшины, поступившее ему через Генерала, Гелену неожиданно вызвали в Дом Огня, несмотря на то, что наставница дала ей отгул на десять дней. Девушке не очень нравилось в главной резиденции Старейшины-Феникса, но такова дорога, которую она сама выбрала: вначале просто кое-какая помощь Советникам, не касаемая важной информации, чуть позже – более существенная работа со старыми архивами, и именно эта часть ей пришлась по душе; для неё каждая история икара была сказкой, интересной, иногда пугающей, но всего лишь сказкой, которую никак нельзя связать с реальностью. Вероятно, так чувствует и видит любой человек, перелистывая страницы биографии. Привычные коридоры, в которых девушка всё ещё путалась, как, впрочем, многие другие, и вот перед ней открылась с мягким шорохом о ковёр тёлая деревянная дверь с литой ручкой и начищенной эмблемой, изображающей двух птиц с головами девушек, летящих навстречу друг другу. Повеяло знакомым запахом книг и сухого дерева, покрытого лаком. - Проходи, Гелена, проходи,- подняла голову пожилая женщина, поправив небрежно седые кудри,- как всегда, немного раньше назначенного времени. Приятно. Присядь. - Добрый день, Эвелина. Вы просили к вам зайти, что-то случилось?- девушка устроилась на своём высоком стуле, где обычно, напротив рабочего места Советницы, Алконоста. - Тебе есть поручение от Старейшины. Он хотел с тобой поговорить, но прежде хочу кое-что сказать я. Насколько тебе известно, Алконост и Сирин, когда приходит время, как и все птицы-сказки, выбирают нового хозяина. Алконост, как ты помнишь, выбрал тебя. Позже ты займёшь это место и всё, в чём принимаю участие я, будет на твоих плечах: корректировка законов, решения Судьи, даже некоторые моменты, касающиеся наших эскадрилий… В связи с этим, видимо, тебя и вызвал Август. Еще одно. Насколько мне известно, ты с ним виделась считанные разы, верно? Девушка покачала головой. - Ясно. Помни, что к нему нужно обращаться «Старейшина»,- Советница облокотилась о высокую спинку стула, складывая ладони на краю стола,- на этом все. Остальное тебе расскажут он сам и Судья. - Спасибо, Эвелина, я всё поняла. Сейчас мне идти к Судье? - Да, к нему. Август, как правило, предпочитает встречать посетителей именно у Судьи. Ну, что же, доброго полета, дорогая! Девушка довольно быстро отыскала нужную дверь, остановилась рядом отдышаться после беготни по лестницам и коридорам, хотела было постучать, но услышала сквозь крошечную щелку разозлённый голос Судьи. - Почему нельзя доверить это путешествие кому-то другому? Почему ты так настаиваешь на том, чтобы лететь самому? - Потому что кроме меня с несколькими Стражами знаком только Буревестник, который сейчас в лазарете, и ты, Старейшина. Отправлять с поручением «найти того, не знаю кого, там, не знаю где» крайне неразумно, на мой взгляд. - Ты мог бы рассказать? Нарисовать? В конце концов, он только зовётся призраком. - Нет. - Достаточно спорить,- вмешался третий участник разговора,- мне нужно ещё пару дней, чтобы расспросить нашего разведчика. Тогда я решу, что следует делать. - Я говорю тебе одно и то же уже два месяца. Грифы должны добраться до Дома Огня, чтобы ты согласился с тем, что я прав? Сколько ещё ты будешь упираться и помнить о давних разногласиях предыдущего Феникса и нынешнего Хранителя? - Май, уймись. Ты знаешь, что Хранитель с прежним Старейшиной были в ужасном раздоре, и Хранители заключали договор с Кондорами и Старейшинами о том, что будут сохранять нейтралитет. Так всегда было, с чего ему сейчас помогать нам по первой просьбе? Мой предшественник и так слишком часто просил его помощи, из-за чего Призрак пострадал. Я не хочу рисковать так сильно. Он может принять и другую сторону, у него есть основания для этого. - Звучит абсурдно. - Возможно. Но я бы не сильно удивился такому повороту. Хранителем называли икара, который являлся «хозяином» Призрака, Птицы-отражения, Птицы-тени Феникса. Существо это было еще более сказочным и мифическим, потому что жило неопределённо долго, обладало удивительным слухом, способным отчётливо слышать Души икаров без помощи камертонов, метрономов и прочих инструментов, которыми пользовались целители. Каждая Душа, как человеческая, так и крылатая, обладала своей собственной неповторимой мелодией, и Душа-птица с Душой человека-хозяина должны непременно быть наиболее близкими, почти идентичными, чтобы существовать неразрывно. В противном случае, если мелодии разойдутся, возникнет диссонанс, и Души разъединятся. Случалось так, что крылатая Душа оставалась одинокой. За такими присматривал Хранитель, служа им источником силы для существования, поскольку сам являлся чем-то средним между миром материальным и миром духовным. О нынешнем Хранителе когда-то говорили, что он способен вернуть обескрыленным икарам их вторую, Крылатую Душу. Но правда ли это, Гелена не знала, никого из Стражей – икаров, служивших Призраку,- не встречала, и вряд ли бы кто-то из них стал много рассказывать. По записям в архивах среди Стражей никогда не водилось предателей, в их ряды Призрак брал далеко не всех, а о том, чтобы они уходили со службы, нигде не упоминалось. Гелена еле успела отскочить от двери, чтобы никто не понял, что конец разговора был услышан; в коридор вышел, запахивая широкий угольно-черный плащ, высокий икар, хотя позже она подумала, что таким высоким он показался из-за полумрака коридора, закрытого маской с узкими прорезями лица, черной кольчуги из колец, похожих по форме на наконечники копий, и кроваво-красного высокого воротника котты, закрывавшего шею до подбородка. Из-за прорезей блеснули янтарные глаза. Человек кивнул девушке и свернул в боковой проход, ведущий к подземельям, где держали икаров, приговоренных к обескрыливанию. - Входи, Гелена,- окликнул девушку Судья, и она, вздрогнув, постаралась освободиться от впечатления, произведенного «черным человеком»,- мы тебя заждались. - Да-да, конечно, простите…- Геля еще раз оглянулась, ее почему-то потянуло вслед за незнакомцем,- кто он, этот человек? - Это Палач,- сказал Судья, запирая за ней дверь,- не следует поддаваться желанию пойти за ним. Ворон опасен, пусть и ослаблен сейчас. - Ах вот оно что, ну, и такое знакомство может быть не лишним… Однако, Вы хотели со мной поговорить, господин Судья. - Не только я. Икар, сидевший на кресле с высокой резной спинкой, развернулся, отрываясь от изучения пары желтых листов, исписанных немного размытыми чернилами. Он оказался выше Ворона, носил серый костюм, какие носят обычные люди, имел седоватые волосы цвета соли с перцем и очень неприятно цепкий, колкий взгляд. Это ощущалось тем неприятнее, что черты лица и цвет глаз – неяркий, как побуревшая дубовая листва,- были довольно мягкими, без острых углов и излишней жесткости, составляя яркий контраст даже с манерой речи. - Вижу, Алконост тебе все рассказала. На мой взгляд, ты слишком молода, но интеллект, как известно, от возраста не всегда зависит. Ты – неплохая кандидатура, тебя все хвалили. - Приветствую, Старейшина,- ответила Гелена, несколько озадаченная словами Главы икаров, не очень понимая, для чего именно является "неплохой кандидатурой",- благодарю. - Благодарить не за что,- несколько раздраженно продолжил Феникс,- ты в качестве личного помощника Алконоста отправишься в Лагерь, в зону боевых действий. Будешь информировать Эвелину обо всем происходящем. Если понадобишься ей лично, она призовёт обратно. В таком случае ты должна явиться не позднее, чем через шесть часов, это крайний срок. Всё понятно? - Да, Старейшина. - Гелена,- обратился к ней Судья,- тебе поручена чрезвычайно важная работа, надеюсь, это ясно. Ты обязана следить за всеми, кто будет в твоем окружении, цепляться к словам, к действиям, к самым незначительным мелочам, от этого отчасти зависит то, как ты сможешь позже справляться с той работой, которую выполняет Алконост, в том числе с записями в архивах. Никаких отклонений или задержек не допускается – каждый день ты пишешь Алконосту подробный отчет, через каждые двенадцать часов. Также у тебя будет доступ в Лазарет, про некоторые его отделения ничего сказать не могу, это решит Людмила… К тому же, мы не знаем Грифова шпиона, поэтому должны еще более внимательно следить за тем, что говорится и пишется. - Никаких задержек, никаких,- повторил Феникс, тряхнув седой головой,- теперь можешь идти. Тебя будут ждать у центрального входа в восемь вечера. - Как мы доберёмся?- спросила девушка. - Сначала поездом, по пути соскочете, вас встретит проводник. С ним пойдёте дальше, как он скажет. Может, сможете на крыльях, но ночью там слишком темно, большинству будет ничего не видно,- Старейшина оперся ладонями о столешницу, склоняясь над картами незнакомой девушке гористой местности.- Возьми с собой дорожные вещи, только самое нужное. Походные плащи, кольчугу и все остальное тебе дадут уже в лагере. - Хорошо. Мне идти? - Да, иди. Гелена, кивнув, вышла с гордо поднятой головой из кабинета, но, как только дверь за ней закрылась, пустилась бегом на последний этаж, в башенку с открытым окошком. Феникс вздохнул, проводив взглядом девушку, и устало откинулся на спинку обитого гобеленом кресла-стула. - Надоело им приказывать, Кристиан,- сказал он,- так надоело… - Зато им так легче. Поддерживается порядок. А от неприятностей всё равно всех не уберечь. Скоро всё закончится, будет мир. В мире править будет легче, чем в войне. - Возможно. Но мне всё чаще кажется, что я чересчур часто бываю неправ. - Думаю, такие мысли свойственны всем, кому приходится отвечать не только за себя. Уберечь всех невозможно. - Да-да, я знаю… Однако, Третьего Советника все же придется послушать, как думаешь? - Искать кого-то, кто не хочет быть найденным?- Судья скорчил скептическую гримасу,- у нас нет никаких координат, которые можно принять за точку отсчета, только память Мая, а с тех пор, как он был учеником Призрака, прошло уже лет двадцать пять. Старейшина, сбросив с плеч пиджак недовольным движением, задумался на пару минут. - Помнишь двоих целителей с побережья Серого моря?- вдруг спросил он. - Весьма смутно. - Людмила упоминала, что один из них владеет несколькими музыкальными инструментами, очень редкими и самодельными, а еще знает даже больше, чем некоторые старые целители под ее началом. Он очень талантлив. К сожалению, на расспросы о том, откуда он, этот лис отвечал, что не знает о судьбе своего учителя и видел его очень давно… Да, и правда ничего нет. - Значит, поверим Маю. - Пусть отправляется в Лагерь сегодня, найдёт себе напарника. - Не лучше ли тебе решить, кто его будет сопровождать? - Нет. Дорога длинная, опасная. Это его дело, ему лучше знать, какой человек ему нужен в пути. Хотя, был бы полезен кто-то, кто хорошо помнит карты, маршруты, города, где появлялись подчинённые Хранителя, кто знает множество икаров и другой полезной информации. - Помощница Алконоста, мне кажется, вполне толковая. Она прекрасно помнит все, что хотя бы разок видела или слышала. Во всяком случае, по сравнению с другими работниками архива она показалась мне более подходящей. У нее лучшая память. Но вот с оружием не очень дружит. Старейшина в ответ только задумчиво качнул головой и глубоко вздохнул, окидывая взглядом старые бумаги, громоздившиеся на столе под локтем. Может быть, в давнишних редких письмах Буревестника, разведчика, недавно раскрытого, что-то найдётся. Он одно время обучался среди Стражей...