No Place Like (Home)

Хлоя рассматривает бесконечный список вещей, которые ей надо распихать по ящикам. Она точно знает, что вскоре на пороге появятся очередные мрачные ребятки, которые бодро потащат эти самые ящики к пикапам и отъедут в неизвестном направлении. После, к ней, Хлое, присоединится ещё несколько девушек, и начнётся вся эта суета с приготовлением пищи. Затем наступит время уборки, а после ещё чего-то такого же бесконечного и удручающе малоинтересного. Кло с удовольствием побилась бы головой об стену от непередаваемого и удручающего однообразия её существования в последние дни. После нападения на территорию Сида определённо увеличивается количество типов с оружием, наверняка имеются ещё какие-то меры по усилению безопасности на территории. Те меры, что не видны обычному человеку вроде Хлои, но вот что ей точно видно — это ограничение даже той мизерной свободы передвижения вне поселения у церкви, что у неё была. Теперь она лишена возможности созерцать даже уже порядком поднадоевшие яблоневые сады. Девушка чувствует, что проклятый округ сжимает её в своё подобие удушающих объятий, и сейчас, когда она сортирует медикаменты и одежду по ящикам, это ощущается особенно ярко. Она слышит, как хлопает входная дверь со стороны кухни, и думает, кого это чёрт принёс в неурочное время, да и плюс ко всему, кого это пропустили громилы на входе. — Хей-хей, — раздаётся весёлый голос, и Кло, небрежно отпихивая ящик ногой, выходит к посетителю. — Здравствуй, — произносит он, слегка наклоняя голову к плечу. У этого сектанта самое интересное сочетание, которое когда-либо видела Хлоя в реале, а не на отретушированных фотках — светлые и ласковые голубые глаза и угольно-чёрные волосы. Мужчина улыбается, замечая пристальный взгляд Кло, отчего от уголков его глаз лучиками начинают разбегаться морщинки. А ещё девушка сразу вспоминает его. Тогда, в церкви, когда Кло ещё наивно полагает, что спокойно может выбраться из округа, именно он наблюдает за ней и, по её мнению, делится наблюдениями с рыжим верзилой. — Здравствуй, — в тон ему отвечает Хлоя, инстинкты которой подсказывают, что ничего хорошего от этого красавчика ждать не стоит. А мужчина хорош собой, и это факт, весьма раздражающий факт. Конечно, это не глянцевая красота моделей или сладких мальчиков из азиатских бойз бэндов, да и эпитет «лощёный», которым Кло наградила его в прошлую их встречу в церкви, пожалуй, всё же не вполне чётко его характеризует. Хлоя понимает, что смотрит бесконечно долго, когда мужчина хмыкает и присаживается за стол с видом хозяина вселенной. — Я похоже заблудился, — сообщает он ей доверительно, лукаво блестя глазами, — не подскажешь, где сейчас Джозеф? Да чтоб мне сдохнуть, откуда мне знать. — Здесь его точно нет, — тоном, отсекающим дальнейшие вопросы, поясняет Хлоя, и разворачивается в сторону комнаты с припасами и к своему бесконечному списку. — Присядь, — предлагает ей мужчина голосом искусителя. Если бы Кло не была вынуждена слушать практически на ежедневной основе голос Джозефа с его странной силой, она, возможно, послушалась бы. А так она качает головой и на всякий случай вежливо отвечает: — Спасибо, в другой раз. И тут же надеется, что никаких других раз не будет. Улыбка брюнета остаётся всё такой же приятной, только в глазах мелькает что-то очень знакомое, что делает выражение лица более жёстким. — Присядь, мне будет приятно поговорить с тобой, пока я жду братьев. «Братьев… Братьев… Каких ещё в жопу братьев, — с тоской думает Кло, — мало мне Сида». Все эти дни, к слову сказать, Хлоя всеми силами пытается убедить себя, что ей только кажется, что Отец проявляет совершенно ничем не обоснованное и излишнее внимание к ней. Это получается с переменным успехом, когда она, к примеру, замечает, что со всеми Сид держит определённую дистанцию, несмотря на кажущуюся простоту в общении и общедоступность — как бы странно это ни звучало. Он охотно поддерживает беседы со всеми страждущими, своим характерным жутким жестом может коснуться лба собеседника — но на этом всё. Конечно, Хлоя не может видеть всего, что творится на территории, но у неё складывается нехорошее ощущение, что излишней тактильностью и тем, что для себя девушка отмечает как «повышенное внимание» Джозеф отличается только по отношению к ней, Хлое. И каждый раз, когда она об этом думает, ощущает себя эдакой Мэри-Сью, угодившей в произведение излишне романтично настроенного автора. И чтобы не терять связи с реальностью, повторяет про себя, что отнюдь не всё происходящее в этой жизни крутится вокруг её неприметной персоны. Но это, конечно, не отменяет того факта, что убийственно привлекательный незнакомец заявляется именно в её дежурство в хозяйственный блок, и, судя по всему, уходить не намерен, пока не дождётся каких-то там братьев. «Твою ж мать, — осеняет вдруг Хлою, — братьев… Это же ещё один Сид!» Желание буквально побиться головой об стену становится ещё сильнее. Она смотрит на него словно заново, отмечая жилет в цвет глаз, небрежно закатанные рукава явно недешёвой рубашки — видимо у братьев слабость к дорогим тканям. Отмечает густо татуированные смуглые предплечья и пальцы, небрежно отбивающие какую-то мелодию по столу. — Мне надо идти, — поясняет Кло, стараясь избегать взгляда льдистых глаз. Но сегодня, по всей видимости, не её день, как впрочем, оно обычно и бывает в округе со звучным названием. Дверь снова хлопает, когда в помещение заходит рыжий мощный верзила. Да в рот мне ноги, какого хрена они прутся сюда. Какого хрена их пускают. Хотя как их не пустить, если они Сиды. Рыжеволосый бросает хмурый взгляд на Хлою и обращается к голубоглазому: — Тебе бы тоже не помешало усилить охрану у ранчо, как это сделал Джозеф. У тебя там проходной двор и открыто со всех сторон. «Здесь тоже», — думает Хлоя, но, конечно же, ничего не говорит. — Это кто? — полностью игнорируя её, осведомляется рыжий бородач. — Это… — тянет голубоглазый, с намёком глядя на Кло, предлагая ей, видимо, представиться. Кло намёк игнорирует и отходит аккуратно ещё дальше к выходу в коридор, ведущему к спасительному складу. — Это, судя по всему, недавнее приобретение брата, — усмехается брюнет. — Ааа, — безразлично откликается рыжеволосый. — Выйди, — отрывисто командует он ей. Хлоя возносит благодарность сразу всем известным пантеонам богов, и готовится послушно испариться, когда красавчик с татуированными предплечьями роняет: — Пусть пока останется, хочу спросить у Джозефа, не отправит ли он её на ранчо. Да вы прикалываетесь. Я вам вещь что ли. Кло, кстати, всегда опасалась людей, наделённых властью. Особенно, если это мужчины. Особенно привлекательные мужчины. Это не связано с каким-то жутким травмирующим опытом отношений с демоническим красавцем или что-то в этом духе. Скорее нечто на уровне инстинкта — не обязательно нужна личная встреча с каким-нибудь гепардом, чтобы опасаться, что он может тебя слопать. Девушка чувствует, как у неё холодеют конечности и, опять же, как у невротичной героини любовного романа, едва ли не подгибаются колени. Но так как Хлоя точно знает, что ей на выручку вот прямо сейчас не бросится никакой принц в сияющих доспехах, она вынуждена стоять, да ещё и тщательно скрывать все свои эмоции. К сожалению, на какие-то более яркие и определенные действия её не хватает. — Он ей блажи не даёт, — замечает рыжий здоровяк, мельком оглядывая девушку. — Это всегда можно исправить, — нехорошо усмехается голубоглазый. — Тебя как зовут? Хлоя освобождена от необходимости давать ответ вновь хлопнувшей дверью. И, признаться, в этот раз приход Джозефа доставляет ей практически радость. Может, конечно, не в том объёме, как когда она понимает, это его меткий выстрел избавляет её от преждевременной смерти, но примерно. Отец кидает быстрый взгляд на Хлою. Он, по обыкновению, собран и неестественно спокоен. И противоестественно привлекателен. Кло трёт запястье, мечтая щёлкнуть по нему как следует резинкой и привести, наконец, мысли в порядок. Голубоглазый довольно стремительно поднимается со своего места навстречу Джозефу. — Джон, — Отец пристально смотрит в глаза брату. Пристально и как-то слегка укоряюще, от чего тот как будто тушуется и склоняет голову. Рыжеволосый встаёт неспешно, кивает Джозефу. Он явно выше Отца, но каким-то непостижимым образом эта разница сглаживается за счёт манеры последнего держаться очень прямо. — Джейкоб, — придерживает предплечья брата в приветственном жесте Отец. «Это всё очень мило, но я бы уже, пожалуй, пошла», — думает Кло, начиная снова незаметно, как ей кажется, отступать вглубь дома. — Я не знал, что сегодня ты здесь, Хлоя, — звук её имени прокатывается горячим касанием по коже. Где мне ещё быть, интересно? На встрече с читателями в Атланте? Мерзкий святоша. — О, Джозеф, — щёлкает пальцами Джон, на его лице вновь сверкает улыбка, — я бы кстати забрал эту грешницу к себе, ты не будешь против? Хлое кажется, что пол под её ногами утрачивает плотность, свойственную полу, и она ухает куда-то, по её представлениям, в геену огненную. Джейкоб как будто усмехается краешками губ, на его лице со шрамами это выглядит особенно устрашающе. — Джон, — мягко произносит Отец, и мягкость эта не сулит ничего хорошего. И голубоглазый это с ходу улавливает. — Нет, так нет, — вскидывает он ладони в примиряющем жесте. — Зайдёшь ко мне как закончишь здесь, — негромко говорит Джозеф Кло, от чего последней становится очень сильно не по себе. — Нам надо обсудить службу, — веско произносит Джейкоб, — без лишних ушей. Кло абсолютно, к слову сказать, с ним согласна. Мало ли что происходит с ушами тех, кто слышит лишнее. Отец молча кивает на дверь. — Где Вера? — спрашивает он у Джона, пропуская того перед собой. — Не очень себя чувствует, — сдержанно отвечает брюнет. — Приятно было познакомиться, Хлоя. Девушка видит, как Джозеф в ту же секунду наклоняется к брату и что-то тихо говорит, от чего на лице у того появляется смесь упрямства и вины. — А вот мне не очень, — тихонько бормочет девушка, уверенная, что её не слышно. Отец оглядывается, и пол под ногами девушки снова теряет свои физические свойства, превращаясь в дыру в Ад.

***

Хлоя впервые радуется, что дела никак не желают заканчиваться. Она механически режет овощи под присмотром грозной эдемщицы. Благодаря давешнему нападению она теперь в курсе названия секты, куда ей «посчастливилось» попасть. И всех нелестных прозвищ для её участников от местного населения. Не то чтобы, конечно, это имеет какое-то особое значение лично для неё. — А почему вестники сегодня собрались, кто-то знает? — непринуждённо щебечет девушка с каким-то фруктовым именем — не то Пич, не то Плам. — Креститель, конечно, прям горяч, сексихат, — хихикает самым неблагочестивым образом девушка слегка постарше Кло. — Особенно горяч он, как я слышала, у себя в бункере, — замечает сектантка, занятая тестом для пирога, — горяч так, что не все покидают его бункер живыми. — Вероятно, есть повод для его недовольства. Джон не любит, когда в вопросах веры есть сомнения. — Ну, нас это всё равно не коснётся, — легкомысленно замечает кто-то ещё, — моя семья предана Сидам. — Горяч в бункере, — снова раздражающе хихикает не то Пич, не то Плам. У Хлои возникает странное чувство, будто она находится не в религиозной секте, а на девичнике, где обсуждают селебрети, а не тех, кто украшает округ трупами. «Бункер, — думает она, — какой ещё нафиг бункер, что здесь вообще творится». Она представляет помещение в бункере — почему-то залитое красным светом. А в нём совсем даже не Джона, которого забавно именуют Крестителем. Сид из её воображения демонстрирует подтянутый пресс и надпись похоть чуть повыше сползающих на стройных бёдрах джинс. Нож соскальзывает, чудом не нанося никакого урона пальцам Хлои Докатилась. Проклятый округ, проклятые Сиды. Хлопает дверь, и лысый верзила с шрамом на пол лица окидывает взглядом всех в помещении. — Ты — на выход, — кивает он Кло. Блять. Не то чтобы резка овощей какое-то особо увлекательное занятие, но, отчего-то, девушка абсолютно уверена, что предпочитает её всему, что может произойти дальше. Ну если, конечно, это не визит спецназа с целью разобраться с сектантами. — Отец призывает к себе, ступай, — говорит верзила, когда она выходит на улицу. Хлоя и без того не в восторге от предстоящего, но когда она практически сталкивается с двумя новыми Сидами в её жизни, понимает, что этот округ — её личный сорт невезения. Ну хотя бы пока не болтаюсь на билборде. — … с блажью всё проще, но конечно не так интересно, — рассуждает лёгким тоном Креститель. — Тебя часто уносит не туда, Джон, — замечает рыжий Сид с неожиданно мягкой усмешкой. Кло отшатывается в сторону за мгновения до того, как впечатывается в дорогую ткань небесно-голубого жилета младшего, по всей видимости, Сида. — Внимательнее будь, — тоном, в котором ей лично слышится угроза, советует рыжий громила, Джейкоб. Его светло-зелёные глаза цепко осматривают её, словно выискивая слабые места. Судя по выражению лица Сида, она — сплошное слабое место. — Ещё увидимся, Хлоя, — жизнерадостно замечает тот, о котором даже среди эдемщиков, оказывается, ходят не самые приятные слухи. — Не думаю, — вежливо отвечает ему девушка, испытывая жуткое дежавю. Кажется, уже есть Сид, которому она отвечала нечто в этом духе. И куда это меня привело? Братья продолжают свой путь. — Не лезь, — доносится до ушей девушки сказанное Джейкобом. Креститель смеётся. Джозеф поднимает свои неестественно яркие глаза на девушку, когда она заходит в комнату за алтарём. Она не знает, проводит ли он такие беседы тет-а-тет с кем-то ещё, но лично для себя она определяет, что слишком часто бывает здесь. — Присаживайся, — предлагает Сид девушке, кивая на стул с подлокотниками у его стола. Некоторое время он молчит, и если эта тактика давления, чтобы собеседник испытывал непреодолимое желание сказать хоть что-то, то, в целом, она действует. Просто Хлое страшно так, что она рада, что не приходится сейчас стоять. Рухнуть под ноги лидера секты присадочной героиней любовного романа — сомнительное жизненное достижение, как ни крути. Хватит трястись, блин. Не на билборде с цветками в желудке. Не с пулей хоть где угодно. Не в бункере у любого из братьев. Или у сестрички тоже он есть? Не на коленях перед Сидом. Последняя мысль, кстати, отчего-то вызывает совсем не тот ассоциативный ряд, что изначально предполагает Кло. И от повторного вторжения неуместных фантазий в свой мозг девушка чувствует, что при абсолютно ледяных от ужаса конечностей, ей вдруг внезапно хочется пить и ужасно сохнут губы. — Дитя, — тихо и вкрадчиво произносит Джозеф. Его голос раздается внезапно, и девушка даже слегка вздрагивает. — Я знаю, дитя, — говорит он и смотрит на неё пристально и особенно внимательно. Хлоя чувствует, как холод из конечностей начинает ползти к сердцу. — Я знаю, что ты всё ещё считаешь, что для тебя возможно покинуть округ. Джозеф делает паузу. Кло, конечно же, молчит. Сердце пропускает парочку ударов — И я хочу, чтобы ты поняла, и как можно быстрее, что этого не случится, — его тон опять обманчиво мягок, и этой своей мягкостью он словно сжимает её горло и перекрывает кислород. Мягко. — Зачем? — находит в себе силы просипеть Кло. — Чтобы ясно видеть свой путь и не теряться в иллюзиях, как это делают все из внешнего мира. Иллюзии? Иллюзии, блин? И это говорит мне тот, кто верит в какой-то невнятный коллапс и прочую околомистическую чушь? Джозеф смотрит внимательно, и девушка никак не может избавиться от знакомого некомфортного ощущения, что Сиду видно даже то, о чём она сама ещё не успевает подумать. — Не думаю, что у меня есть иллюзии, — аккуратно произносит Хлоя. Она вспоминает ощущение от губ Джозефа на своем виске и его узкие ладони на своей спине. «Ладить с Сидами» определённо должно иметь границы, беда в том, что сама Кло понятия не имеет, где они. — Грядёт то, на что повлиять я не в силах, и что было уготовано, — снова немного помолчав продолжает Джозеф. — И я бы не хотел, чтобы ты совершила ошибку. Снова. Хлое сложновато разобраться в иносказательной манере мужчины изъясняться. Но она знает точно — самой главной ошибкой было заявиться сюда. — Я могу отправить тебя на ранчо к Джону, — задумчиво рассуждает вслух Сид. — Не надо! — поспешно выпаливает девушка, даже не успев толком подумать. — Там будет сейчас безопаснее, — продолжает мужчина свою мысль. Безопаснее. Да мне точно значит крышка. Нет уж. — Не надо, — ещё раз говорит она и смотрит на свои ладони. Слышится звук отодвигаемого стула. — Хлоя, — голос Сида спокоен, взгляд напоминает безмятежную гладь озера. — Хлоя, взгляни на меня. Нет. Отвяжись от меня, святоша проклятый. Кло поднимает голову. — Чего ты так боишься, Хлоя? — он смотрит с неподдельным интересом, как если бы и правда не понимал. Да тебя я боюсь, тебя. И всего, что со мной могут сделать, стоит тебе только заподозрить что-то не то обо мне. Она смотрит Сиду в лицо. — Не меня тебе стоит бояться, — шепчет он, склоняясь над девушкой и аккуратно проводя костяшками по её скуле. «Да как он это делает, а, — думает Хлоя, вжимаясь в спинку стула, — он не может же и вправду читать мысли». — Бойся своих неверных решений, дитя, — шепчет Джозеф, его губы проходятся по скуле, опускаются к уголку рта девушки. — Бойся в упрямом следовании иллюзиям потеряться вновь, — шепчет Сид ей в рот. И в ужасе девушка ощущает, как губы Джозефа накрывают её. Сперва мягким касанием, словно спрашивая позволения. Обманчиво мягким, как и этот его проклятый голос. Потому что в следующую секунду он целует её уверенно и глубоко, заполняя её своим вкусом, смешивая их дыхания. От нахлынувшего отвращения и ужаса девушка не может пошевелиться. Впрочем, она, всё с тем же ужасом, понимает, что в самом поцелуе нет, к сожалению, ничего неприятного. И это, кстати, ужасно вдвойне. Сектанты вообще не должны обладать губами, умеющими целовать так, что внизу живота Хлои начинает сжиматься тугая пружина будущего наслаждения. Кло резко дёргает головой, отворачиваясь, влажные от поцелуя губы Джозефа скользят по её щеке. Он отстраняется, и в этот раз в его глазах нет и намёка на озёрную гладь. Это шторм, который только крепчает, когда девушка вытирает губы ладонью. Впрочем, в следующее мгновение всё проходит. Джозеф вновь смотрит своими яркими глазами с видом невозмутимым настолько, будто всё это время он читает Библию. Она только видит, как бьётся жилка у его виска, а тонкие пальцы сжимают чётки так, что бусинки жалобно скрипят. — Я… — Хлоя едва может стоять, но всё же находит в себе силы подняться со стула, — я… пойду? Сид молчит. Кло почему-то не двигается. — Хлоя, — Джозеф звучит глухо, — нет ничего постыдного в твоих желаниях, Хлоя. Тут девушке очень даже есть, что возразить. В первое мгновение она вообще строптиво думает: «Что ты можешь знать о моих желаниях, мерзкий святоша?». Хотя в глубине души она понимает, что, похоже, Сиду о её желаниях известно гораздо больше, чем ей самой. А затем она думает, не странно ли вообще рассуждать о желаниях тому, кто является лидером религиозной секты — разве не положено там нечто вроде мощного и длительного воздержания, жизни без пороков и умерщвления плоти? А потом у неё перед глазами вспыхивает похоть на смугловатой коже живота всё того же лидера секты. И это тоже вступает в некий диссонанс со всеми её представлениями о принятых порядках в секте. Как и то, что в следующее мгновение она сама тянется к Джозефу, к «мерзкому святоше». Она не знает, как это возможно, но когда их губы встречаются, а язык Сида уверенно толкается во влажное тепло её рта — это одновременно и ужасающе отвратительно, и непередаваемо приятно.