No Place Like (Home)

Сид целуется с мастерством, которое едва ли можно ожидать от религиозного фанатика, и с жаром, который сложно заподозрить в нём, всегда таком невозмутимом с виду. Он настойчив и вместе с тем мягок, как будто точно знает, когда нужно добавить больше языка, а когда просто ласкать губами. И Хлоя просто в ужасе. Какого, блин, хрена, никто вменяемый меня так не целовал. Какого хрена это долбаный сектант, вырывающий глаза. Какого. Блин. Хрена. Мужчина обхватывает ладонью затылок Кло, тянет к себе, хрипло и глухо стонет ей в рот, когда вжимается в неё бедрами и чувствует, как девушка вздрагивает в ответ на это его движение. Тянет край её толстовки вверх, задевая прохладными пальцами кожу Кло. Не то выдыхает, не то тихонько смеётся, когда ощущает пальцы Хлои, расстёгивающие пуговки на его рубашке. И, практически судорожно сжимая ладонь девушки, властно тянет её к себе, заставляя коснуться линии живота чуть повыше ремня. Девушка раскрывает ладонь, чувствуя напряжённые мышцы пресса и шероховатость шрамов от надписи на горячей гладкой коже. Рука задевает холодную пряжку ремня, и это случайное касание на котрасте с горячими губами и телом мужчины выталкивает девушку в реальность. Ту самую, где она находится в округе под гнётом вполне конкретного сектанта. Обожебожебоже, что я творю. — Нет, — Хлоя упирается ладонями в грудь мужчины, — нет, — повторяет она, вкладывая в толчок тот максимум сил, что у неё ещё сохраняется. Джозеф отстраняется. Он тяжело дышит, взгляд кажется слегка расфокусированным, а сами глаза — ещё более яркими и блестящими, чем обычно. — В чём дело? — глухо и хрипло звучит вопрос Сида. Он выглядит… голодным? Кло не знает, как ещё это можно назвать. Всё его тело, застывшее сейчас в неподвижности, транслирует напряжение и нетерпение того, кто планирует дорваться до чего-то крайне необходимого. Хлоя отступает ещё дальше, задевает стул и радуется, что хотя бы не грохается на пол. Она, конечно же, в курсе трендов в писательской нише, ну в той её части, которая не претендует на изучение в университетах на лекциях по курсу современной литературы. Трендов на властных властелинов всего и вся, которые подчистую сметают всё на своём пути, включая и нежелание героини иметь с ним дело. И Кло радуется, что Джозеф, похоже, не собирается набрасываться на неё в стиле этих самых маскулинных до предела властелинов. Потому что девушка знает точно: она, в отличие от этих невероятно стойких героинь, боится всех этих властелинов до чёртиков и так ловко крутить всеми и вся не умеет. Джозеф стоит и смотрит. — Ты боишься, — отмечает он очевидное. — Ты никогда не была с мужчиной? — излишне прямо и без лишних реверансов уточняет он. Девушке кажется, что в глазах у него сейчас плещется чернильная тьма — зрачки почти перекрывают радужку. Больше всего хочется рявкнуть в ответ: «Не твоё дело». Но это точно никак не сочетается с благим намерением «ладить с Сидами». Хлоя мотает головой, справедливо опасаясь, что голос её подведёт: — Была, — умудряется выдавить она, надеясь, что в секте нет культа девственниц и славных традиций по приношению в жертву общему делу тех, кто не отвечает высоким моральным стандартам. — У тебя есть кто-то? — безжалостно продолжает Сид. — Нет! — Тогда, в чём проблема? — возвращается он к своему первому вопросу. Это всё — одна большая проблема, господибожемой. И это всё определённо идёт куда-то не туда. Как и всё в этом блядском округе — Я… я не хочу, — сипит Кло, испытывая острую нехватку воздуха, решимости, словарного запаса и отваги героинь романтического фэнтези. Джозеф отвечает ей бесстрастным взглядом. К этому моменту, он уже вновь выглядит собой — лидером секты, собранным и строгим. — Хорошо, — наконец, произносит он голосом спокойным настолько, что его, Джозефа, как он есть сейчас, сложно соотнести с тем, кто секунды назад вжимался бёдрами в девушку и стонал ей же в рот. — Ты можешь идти, — говорит мужчина, заходит за стол и тут же начинает просматривать какие-то документы. — И…и всё? — неверяще спрашивает Хлоя. В её представлении, тёмные властелины мужчины так быстро не сдаются. Мужчины типа лидеров секты. — Хорошего вечера, — желает ей Сид, поднимая на неё взгляд с видом, как будто он уже и думать забыл, что она, Кло, стоит перед ним.

***

Если в какой-то момент в прошлом Хлое и кажется, что внимание Отца к ней избыточно и неуместно, а наверное его поцелуй тоже можно отнести к этому самому излишку, то теперь казаться абсолютно нечему. И, признаться, с отсутствием этого «излишка» и без того монотонное существование в следовании убийственно скучному распорядку дня, становится хуже во стократ. Кло сама не понимает, в какой именно момент она так привыкает к незримому присутствию лидера секты рядом с собой, что теперь, когда она этого лишена, девушка испытывает какое-то странное разочарование и… досаду? Джозеф всё так же появляется на завтраках и, реже, на ужинах, его фигура в белоснежной рубашке мелькает между чёрными плащами эдемщиков. Теперь даже, пожалуй ещё чаще, чем раньше. И Хлое скорее следовало бы обратить внимание на возросшую суету на территории, но пока все её мысли заняты совсем иным. Например, почему вместо того, чтобы радоваться, она злится, когда глаза лидера секты не задерживаются на ней дольше, чем на остальных прихожанах. И почему если раньше её изрядно подбешивала странная сила его пристального взгляда, то теперь её бесит быть невидимкой для Сида. «Мне просто нужно выбраться отсюда. И всё будет нормально. Просто выбраться, и всё закончится. Никаких сопротивлений, побегов сквозь горы, никому не нужных спасений родственников. Просто выбраться», — размышляет Кло, пока руки её автоматически сортируют очередной «заказ» для группы эдемщиков. Тёплые одеяла, десять штук — в ящик с пометкой «лагерь», таблетки для очистки воды, куча медикаментов — в ящик «Св Фрэнсис», всякие мало аппетитные, на её взгляд, консервы идут ещё в дюжину разных ящиков с крестами. Ни конца, ни края этому процессу. «В идеале, конечно, чтобы меня отсюда вывел отряд спецназовцев в момент, когда накроют всю эту шайку. Но тут, конечно, спорный вопрос, не накроют ли они при этом и меня», — Кло остервенело запихивает громадную упаковку стирального порошка в коробку «Св Фрэнсис». — «И будет ли в принципе этот самый отряд». Возможно, именно эта обыденность действий и тривиальность предметов, что она складывает — не всякие там ружья, сюрикены и коробки с пулями — задает странное направление её мыслям. А может быть виной та самая богатая фантазия, что обычно выливается на экран ноутбука в виде текста для нового произведения. «Пожалуй, если кто и может всё это устроить — вывести меня из округа живой — то это только кто-то из Сидов», — Хлоя даже мысленно избегает произносить имя этого самого Сида, чье имя сразу приходит ей на ум. «Ну а что, сектант или нет, а он остаётся мужчиной. А я — та, к кому он проявил интерес. Ладно, проявлял. Некоторые всю жизнь, собственно, устраивают на интересе мужчины к себе. Неужели не получится у меня?» — мысленно словно убеждает себя девушка. От сортировки вещей она переходит к подготовке к ужину. Машинально кивает в ответ Не-То-Пич-Не-То-Плам на просьбу подготовить яблоки. Она пропускает момент, когда наступает время ужина для тех, кто заступает на вечернюю смену первыми. Хлою больше занимает вопрос, как именно вновь привлечь к себе внимание лидера секты. Того, которого до этого столь недальновидно отталкивает. По всем параметрам вероятность провернуть нечто подобное стремится к нулю, девушка совсем не ощущает себя какой-то роковой соблазнительницей. «Да уж, эта нелепая скромница, роняющая карандаши, ручки, и себя под ноги главного героя, куда больше поднаторела в искусстве обольщения и, в целом, смыслит в этой жизни, больше, чем я, походу», — самокритично признаёт Хлоя. А потом понимает, что всё это время на полном серьёзе размышляет, как бы привлечь внимание лидера секты. Мужчину, который втянул её семью в крайне сомнительное мероприятие. Который что-то там такое наплёл её брату, что тот посчитал нужным скормить ей наркоту и притащить в этот сектантский рехаб. Который украсил округ трупами. Не буквально своими руками, конечно, но всё же. Который уже своими руками вырывал глаза и, кто его там знает, что ещё делал. Трогал тебя. Рука Хлои дёргается, острый нож вместо кожуры на яблоке проходится по пальцу девушки. — Да блять, — совершенно несдержанно выражается Кло, бросая нож на разделочную доску. По ощущениям, она оттяпывает полпальца. На деле же — просто глубокий порез. Она отворачивается от столешницы и только сейчас замечает, что в помещении уже полно сектантов различной степени мрачности в кожаных плащах и жилетах. — Порезалась? — раздаётся сбоку от неё над ухом. Хлоя знает этого эдемщика. У него милые ямочки на щеках, озорные глаза и тёмные волосы. И наверняка ещё нечто, не столь приятное, что делает его не просто рядовым чёрным плащом, а кем-то, очевидно, рангом повыше. Жаль, никто не торопится посвящать Кло в ранговые хитросплетения секты. — Угу, — кивает головой девушка. — Сильно? Дай взгляну, — парень тянет к себе её руку. — Ого, ну жить будешь, — сверкает он ямочками на щеках, — надо промыть только, порезы на пальцах долго заживают. Он оглядывается, вероятно в поисках того, чем можно промыть, и смеётся, понимая, что кроме горы яблок ему ничего не доступно. — Я сама, — поспешно говорит Кло, ей не нравится, что её ладонь по-прежнему в руках эдемщика, пусть даже он и симпатяга с ямочками на щеках. — Киеран, — звучит негромкое от двери. И девушка прекрасно знает этот голос. «Конечно же, — думает Хлоя, — какие ещё к хренам могут быть варианты в этом блядском округе». Младший Сид ослепительно улыбается всем собравшимся, находит своими светлыми глазами Хлою и усмехается. Джозеф скользит взглядом по руке Кло, зажатой в пальцах сектанта. И он не улыбается. — Киеран, Аарон, Лиам — на выход во двор к воротам, остальным присоединиться к своим командующим через десять минут, — кратко распоряжается Отец. — Не забудь промыть, — советует милаха Киеран, хватает дольку яблока с доски и спешит к двери вместе с остальными. Хлое не надо смотреть в сторону лидера секты, чтобы понять, что он смотрит на неё. Смотрит и видит. И тяжесть взгляда его нестерпимо голубых глаз в этот раз отзывается приятным покалыванием вдоль позвоночника.

***

Девушка не знает, зачем идёт в сторону церкви. Собственно, никакого плана действий у неё нет. Есть внезапное ощущение, что пришла пора действовать, пока её не запихнули, к примеру, к Вере. Кло ведь отлично слышит перешёптывания о том, как меняются люди после пребывания у младшей псевдо-сестрички Сидов, да и то, как бесследно могут исчезнуть попавшие к Джейкобу. Решимости хватает ровно до момента, как она оказывается у неплотно прикрытой двери к комнатке Джозефа за алтарём. И по доносящимся из-за неё голосам, Хлоя понимает, что застать лидера секты в одиночестве уже точно не получается. И так как решимость и потребность действовать без плана уже благополучно испаряются, девушка думает развернуться и уйти. — …я не нашёл, кто это. Сигнал точно шёл из округа, но в горах кругом «глушилки», — старшего Сида прекрасно слышно. Кло замирает у двери. — Ну может, кто из долины, — девушка представляет, как беззаботно пожимает плечами младший Сид — Джон. — У тебя бардак на территории, — отрывисто замечает Джейкоб, — ты понимаешь, что будет, если сюда сунутся власти? — Я понимаю, что для этого должны быть бо́льшие основания, чем слитое видео, какой, трёхгодичной давности? Четырёх? — Там было не только это, — спокойно и несколько отстранённо замечает голос Джозефа. — Информация о бункерах, документация проекта, списки пропавших. — С документацией всё отлично, — вклинивается самодовольный голос Джона, — ни одной лазейки, при всём желании, не найти. Пару мгновений в комнате все молчат. А сердце Хлои, похоже, застревает где-то в горле, мешая той нормально вдохнуть. — Это кто-то из новеньких, брат, — произносит Джейкоб, — ты же сам понимаешь. Остальным не было смысла столько ждать. Нельзя сказать, что Хлое прям всё понятно. Очевидно, у братьев возникают подозрения, что кто-то из секты сливает информацию во внешний мир. Как об этом стало известно — дело десятое. Зато Хлое очень не нравится предположение старшего Сида. Девушка вдруг понимает, что она — идеальный кандидат на «кто-то из новеньких». И помня о несовершенстве судебной и карательной систем в секте, точнее, о стремительности вынесения смертельного приговора, Хлоя чувствует, как от ужаса начинают неметь конечности, и она уже плохо слушает, что там говорят дальше. Господибожемой, просто уносить ноги отсюда. Не попадаться на глаза Сидам, никогда и ни за что. Кло начинает отходить от двери. И странным образом, когда она направляется сюда, её шаги кажутся тихими и лёгкими, хотя она и не пытается скрываться. А сейчас на малейшее движения каждая половица откликается жалобным скрипом. Хлоя успевает отойти от двери, и очень вовремя. Выглядит вполне естественно, словно она только-только подходит сюда, когда дверь распахивается. Девушка отлично понимает чувства лани за секунду до того, как её, лань, сбивает насмерть фура. Старший Сид оглядывает девушку так, будто ищет болевые точки на её теле и намечает, с какой начать. Младший опять усмехается: — Твоя маленькая грешница здесь, — в несколько развязной манере сообщает Джон, а в тоне его проскальзывает что-то ещё. Что-то нехорошее, как и многое в этом округе. — Я вижу, Джон, — спокойно замечает Отец. — Удержи язык свой от зла и уста свои от коварных слов, — тихо, но очень веско роняет лидер секты, так, что всем становится понятно, кому адресовано сообщение. Хлря оказывается наедине с лидером секты, как, в общем-то, она и хотела изначально, но не сказать, что теперь она знает, что с этим делать. Джозеф молчит, и его молчание намекает, что девушка здесь незваный гость. В целом, Кло так и ощущает себя. Она думает, что приход сюда — это ошибка. То, что она отчего-то постоянно оказывается в этой комнатке позади алтаря - ошибка. И все её наивные помыслы о каком-то там использовании гипотетического интереса Джозефа к ней, чтобы выбраться из округа — ещё бо́льшая ошибка. - Ты что-то хотела, дитя? - это бесячее обращение выводит девушку из себя, и на миг она хотя бы перестаёт быть трясущимся желе ужаса, и вскидывает голову. Глаза Сида, яркие и блестящие, неотрывно смотрят на неё, изучают, проникают. И девушка чувствует, как моментально пересыхает у неё в горле, когда она представляет, как пересекает разделяющее их расстояние и... Что там обычно делают решительные девушки? Страстно целуют главного героя и, по совместительству, главного тёмного властелина? Как бы то ни было, такой решимости в себе она не ощущает. - Если ты пришла в чём-то покаяться, то самое время это сделать это здесь, дитя, - мягко предлагает Джозеф. И от мягкости этого тона кожа девушки покрывается мурашками, а сердце словно оплетяют склизкие змеи. — Все мы можем потерять себя однажды в этом мире, дитя. Я почти поддался собственному греху, и мне нести за это наказание, — Кло слышит как бусинки на чётках в руках лидера секты жалобно скрипят, стиснутые тонкими сильными пальцами. Как и всегда, Кло несколько теряется в иносказательной манере Сида вести беседу, и может только гадать, говорит ли он о том их единственном поцелуе, как о грехе или подразумевает ещё что-то. Мысленным взором она видит свою ладонь, закрывающую неровные буквы, складывающиеся в ГРЕХ на животе у мужчины. Девушка потирает ладонь, словно желая заново ощутить это. Джозеф устало наклоняет голову, несколько темных прядей выбивается из его всегда аккуратного пучка, а когда он вновь поднимает на неё свой взгляд, Хлоя понимает, что он приходит к какому-то решению. — Ты всего лишь дитя своего мира. И ты не виновата в том, что действуешь по его законам. Как и я действую во благо мира к которому стремлюсь, — бесстрастно говорит Сид. В целом, холодом его тона можно запросто превратить Мальдивы в филиал Арктики. — И ты напомнила мне о моём истинном пути, когда остановила меня. Мой взор был затуманен, но сейчас я вновь вижу ясно. Святоша хренов. Видит он. Хлоя понимает, что в такой изящной манере, приправленной благочестием, ей указали на её место. Тебя отшили. Всё её существование сужается до настоящего момента, когда она вдруг понимает, что несмотря на совершенно жуткий ужас и даже, иной раз, отвращение, которые на неё накатывали при встречах с Джозефом, её, таким же жутким образом, тянет к этому мужчине. Ей мучительно стыдно. Получается она сама, которая с таким презрением думала про всех этих шизанутых эдемщиков, про собственного брата и маму, попавших под противоестественное влияние Сидов, оказывается ничуть не лучше. А то и гораздо хуже. — Сейчас будет служба, мне надо подготовиться, — пальцы Джозефа начинают перебирать бусинки на чётках. — Если ты что-то хочешь сказать мне до неё — говори. — Нет, — произносит Кло непослушными губами. Она абсолютно уверена, что эта служба будет для неё последней, как для того бедолаги, которому снесли голову, как там его звали? Патрик? И проблема в том, что, возможно, ну чисто гипотетически, по меркам эдемовцев, она не так уж и безгрешна. Намерения ведь тоже играют роль?