No Place Like (Home)

Хлоя не знает, как полагается вести себя в случае, когда узнаешь, что близкие тебе люди оказываются втянуты в какое-то сомнительное мероприятие. Она пытается, конечно, избегать даже мысленно резких формулировок из разряда «секта шизанутых под предводительством психа, вырывающим глаза». Но память безжалостна и игнорирует все попытки девушки не вешать ярлыки без доказательств, вновь и вновь подкидывает кадры с участием Сида и бедолаги любителя съемок. Более того, Хлоя, в принципе, не знает, как полагается себя вести с сектами, хоть с какими угодно, хоть с самыми славными и безобидными. Хотя, в формулировке «славная секта» ей видится некий оксюморон — она не уверена особо, что такое существует. Вот к примеру, в фильме, который Кло недавно посмотрела, всё начиналось вполне себе мило и жизнерадостно — всякие ромашки, венки и песнопения с лентами. А потом — бац — и кто-то из героев уже с этим самыми ромашками на месте желудка и прочих жизненно важных органов. Она категорически не согласна с подобным раскладом для собственных органов, и, если уж на то пошло, для вообще чьих-либо в принципе. И именно это несогласие заставляет её активно шариться по всем ящикам, комодам и прочим предметам меблировки в доме — кошелёк и документы сами себя не найдут. И при этом заглушать в себе подозрения, что либо мама, либо Эрик за каким-то хреном убрали их так, что ей, Хлое, остаётся только по кирпичикам дом начинать разбирать. При этом отчего-то, повинуясь какому-то невнятному внутреннему голосу, который обычно советует всякую ерунду типа «взять ещё порцию картошечки фри и запить клубничным милкшейком», девушка решает делать вид, что она совершенно, абсолютно не удивлена ничему происходящему. А меж тем, удивляться, пожалуй, есть чему. Ну или же это чисто местный сельский колорит. К примеру Хлоя замечает, как типы с лицами различной степени мрачности и бородатости плотно обосновываются у них во дворе, расставляют какие-то ящики всё с теми же изящными крестами, что и на пикапах. Видит, как Эрик уверенно перебирает оружие с видом эксперта, и то, как он с ним обращается ни разу не походит на ношение ружья «просто на всякий случай». А потом она натыкается на труп. Ну то есть, строго говоря, когда она набредает на всё это действо, труп ещё и не труп вовсе, а вполне себе живчик. В тот день Хлоя вообще отходит от дома достаточно далеко в поле, что обычно ей не удается — куда бы она ни шла, она неизменно натыкается на стоящих поодиночке или в группах бородачей различной степени патлатости и мускулистости, и есть что-то эдакое в их лицах, что Кло обычно предпочитает развернуться, и перестроить маршрут таким образом, чтобы на пути ей встречались разве что особо высокие колосья и яблоневые деревья. Она, конечно же, не может не заметить, что в итоге площадь её прогулок, если можно так выразиться, довольно ограничена. Так вот, в тот день она сразу сворачивает на едва виднеющуюся тропу, сперва удачно шагает в буйстве кустов и папоротников, минует овраг, переступает через низенький забор, долженствующий обозначать частную собственность, и шагает через поле, раздвигая высокие колосья. Её агрономических познаний не хватает на точное определение вида растения, не то чтобы ей это, конечно, было важно. Кло уверенно идёт к виднеющемуся в некотором отдалении красному амбару. Её не покидает надежда, что где-то в таком немалом округе связь какого-либо рода налажена, а также, есть ещё кто помимо агрессивно выглядящих типов с ружьями и слегка блаженных людей, запомнившихся ей по посещению церкви. Ну, если не придираться к формулировкам, такого человека она обнаруживает — со связанными за спиной руками и стоящим на коленях перед двумя бугаями с автоматами. «Ебать», — совершенно несдержанно думает Кло и ныряет за тюк с сеном, молясь всем богам различных пантеонов разом, чтобы её шаги и шебуршения, которые она и не думала заглушать, не донеслись до этих бравых ребят. Но тем, похоже, не до неё. Один из них важно зачитывает что-то из толстенного тома, второй периодически тыкает дулом автомата в голову бедолаги. Если этим жестом он пытается вдохновить пленника на более внимательное отношение к зачитываемому материалу то, на вкус девушки, метод доказывает свою крайнюю неэффективность — бедняга со связанными руками дёргается, что-то мычит сквозь кляп во рту и в принципе не изъявляет желания сотрудничать. Откровенно говоря, Кло его понимает, и тянется чисто автоматически к телефону, намереваясь вызвать 911 и отчаянным шёпотом рассказать что тут, собственно, происходит. А потом вспоминает про отсутствие сигнала и замирает, надеясь, что мышки-полёвки и прочие существа производят больше шума, чем она. И вот тут, вероятно, до крепышей в плащах доходит вся тщетность их усилий по внушению, потому как слышится выстрел и пленник валится на бок. Кло успевает заметить, как яркая рубиновая кровь начинает впитываться в почву, а может это её богатое воображение, потому как, строго говоря, она находится далековато, чтобы вот так прям в подробностях все разглядеть. Но как бы то ни было, она понимает, что напоролась на что-то, не предусматривающее сторонних наблюдателей. Поэтому когда кто-то зажимает ей рот рукой и оттаскивает ещё дальше за тюки с сеном, даже не сильно удивляется. — Да ты совсем идиотка, Ло-Ло, — зло бросает ей Эрик, — куда тебя, нахрен, понесло. Брат выглядит разозлённым настолько, что вот, честно говоря, вообще кажется Кло каким-то абсолютнейшим незнакомцем, да ещё и с автоматом наготове. — Что ж тебе не сидится спокойно, — выплёвывает он, морщит лоб, тревожно оглядывается, смотрит в сторону типов у амбара. «Да ты не охренел ли, сопляк» — хочет сказать Хлоя, но видит, как «сопляк» бодро перехватывает оружие и на секунду очень даже чётко представляет себя на месте того бедолаги за тюками с сеном. — Чтоб ни слова, — предупреждает её Эрик, когда крепыши с автоматами всё же улавливают за всеми прекрасными звуками природы их, если можно так выразиться, диалог, и начинают озираться с довольно-таки недружелюбным видом. — Эрик, брат, — восклицает один из них при виде Хлои с братом, и девушка обязательно закатила бы глаза, не будь так напугана. — Кто это с тобой? — типы смотрят на девушку, словно прикидывают место, куда запихнуть венок из ромашек и одуванчиков, ну, по крайней мере, именно так ей, Хлое, это ощущается. — Это моя сестра, — довольно резко замечает Эрик. — Она уже прошла крещение? — каким-то нехорошим тоном, словно с намёком, говорит тип попатлатее. Второй, с бритыми висками, просто ухмыляется. — Как решит Отец, — с нажимом говорит Эрик. Типы важно кивают в ответ, бодро запрыгивают на притаившийся за очередным тюком квадрик и с шумом покидают площадку у амбара. И никого, абсолютно никого не волнует оставшийся, как дополнение к сельскому пейзажу, трупак, при каждом взгляде на которого Хлоя ощущает всё усиливающуюся тошноту.

***

— Нам и правда придётся доехать до Отца, — замечает Эрик, когда они садятся в его минивэн, припаркованный у кромки поля. Хлоя ничего не отвечает. Ей, всё же, несколько не по себе. И вместе с тем, она испытывает какое-то странное иррациональное облегчение, как будто всё то, что свербило ей мозг последние дни, вдруг обретает если не ясность, то хотя бы подобие объяснения. — У нас были сложные времена, — помолчав, выдает Эрик. Неужели. Неужели. Не у вас одних, блин. — Ты знаешь, каким был отец, вечно ввязывался в какие-то сомнительные предприятия, все мечтал хозяйство на ферме поднять до каких-то высот одному ему известных. Хлоя молчит. — У нас появились долги, — продолжает брат. — У отца, — замечает Кло, — у отца появились долги. Эрик усмехается. — Не все могут так легко отмахнуться от семьи, как это сделала ты, Ло-ло. Хлоя представляет, как щёлкает резинкой по запястью, ещё и ещё, становится заметно легче. — Мы с мамой узнали, что дом заложен, ещё когда ты была в университете. Дом, земля, машина. А счета пусты. — Как можно было заложить то, что и так в кредите? — недоумевает Кло. — Я не знаю, — нетерпеливо машет рукой брат, — ты реально считаешь, что у нас были деньги на юриста, который бы во всём этом разбирался? Гиблое место. — И тут появились Сиды, — Эрик делает паузу, словно ожидает каких-то спецэффектов, ну там молния сверкнёт или ангельский хор запоёт. «Их ещё и несколько, — думает девушка, — мрак какой». — Поначалу это всё казалось дичью какой-то, но дичью безобидной. Ну хочется там им что-то проповедовать — да пожалуйста. Ну там отстроили новую церковь — да на здоровье. Перекупили парочку участков — да ерунда. — Это всё, конечно, очень интересно, Эрик. Но… — Однажды пришли к нам, — перебивает её брат, — сразу сказали, что оплатят лечение отцу и наши долги. — Как мило, — бормочет Хлоя, — но при этом наверняка что дом, что земля уже не ваши. Эрик её не слышит. — У нас не было выбора, Ло-ло. Сиды нас спасли. — Потрясающе, — выдавливает из себя девушка. Она без понятия, опять же, как реагировать на то, что её близкие в буквальном и неоплатном, по всей видимости, долгу перед сектой. «Бежать», — подсказывает ей всё тот же голос, что обычно требует ещё вишневого пирожка к милкшейку. — Тебе сейчас, наверное сложно это понять, но это реально так. — Бедолагу у амбара тоже спасали? — оборачивается к брату Кло. Тот молчит пару секунд. — Ты не должна была это видеть. И это сложно понять, Ло-ло, но да, мы стараемся спасти все заблудшие души. И тут Хлоя кое-что понимает. Понимает, что, пожалуй, Эрик всё-таки спятил.

***

Не сказать чтобы Кло сильно рада видеть Сида. Возможно, впрочем, мужчина тоже не в восторге, но он, как и подобает лидеру организации, не выдаёт этого ни единым жестом. Сегодня он кажется чем-то обеспокоенным. Яркие голубые глаза слегка лихорадочно блестят, пальцы беспокойно перебирают бусинки на чётках. «Щёлк, щёлк», — радостно откликаются они. — Ступай, — тихо, но крайне повелительно бросает Отец Эрику, когда они оказываются в комнате за алтарём. По сути, в местном варианте церкви алтаря-то, как такого, и нет, но вот комната сбоку наличествует. — Это всё моя вина, Отец, я не уследил, — торопливо произносит Эрик. Джозеф нетерпеливо и практически королевским жестом оставливает его. Так, наверное, мог бы какой-то из многочисленных Людовиков прерывать утренний доклад своего подданого о делах страны. — Господь — судия наш, Господь — законодатель наш, Господь — царь наш; Он спасет нас, — шелестит голос Сида. И Хлое опять кажется, что каждый звук проходится по её коже, щекочет позвонки и шевелит волосы на затылке. Она думает, что в этот раз реплика Джозефа малость не в тему, когда тот продолжает свою мысль: — Он ведёт нас всех дорогой к спасению, и если что случилось, то случилось оно не без Его промысла. Ступай. Хлоя не сразу понимает, что остаётся наедине с Сидом. И не сказать, чтобы это было очень уж желаемо. Кло навскидку может припомнить сразу пару-тройку тех, встречи с кем по вероятности примерно, как встреча с лидером секты, но от них, встреч, она бы не отказалась. Например, почему жизнь ей не подкидывает нежданное свидание с тощим белобрысым сопляком из азиатского бойз-бэнда. Или с красавчиком с грустными глазами из какого-то совершенно ужасающего, как, в целом, жанр и предусматривает, ужастика. Хотя, наверное, кому-то и Сид — красавчик с грустными глазами. Только глаза у него не грустные. «А как у той жуткой коллекционной Барби из девяностых, — понимает вдруг девушка, — с типа бриллиантами вместо глаз. Пугающие до жути». «Щёлк» — деликатно прерывает поток её мыслей бусинка. — Замечала ли ты, дитя, — и девушку ощутимо передёргивает от этого мерзкого для неё обращения, — как многое мы списываем на силу случая? Кло растерянно смотрит на мужчину. Ей снова кажется, что его вопрос не в тему, и это странным образом её тревожит. Ей бы хотелось, конечно, уже прямо заявить, что своё личное спокойствие и целостность покровов она ценит значительно выше, чем проворачиваемые в округе тёмные делишки, о масштабах которых она может только догадываться. Но как это сделать, если Джозефа тянет на философию. — Наши жизни полны, так называемых, «случайностей», которые ведут нас туда, где нам и до́лжно находится, — Хлое снова хочется закатить глаза, как, в общем-то, и на любую фразу Сида. Но здравый смысл подсказывает, что это — не лучшая тактика поведения с лидером секты. Даже если он и не тот тип с видосика. — И никто не задумывается, что случайности — это всё знаки, на которые мы не стоит закрывать глаза. Я мог бы притвориться, что не замечаю их и отпустить тебя, — сердце девушки совершает радостный кульбит у горла и падает куда-то на дно её кед, когда она понимает, что сослагательное наклонение предполагает иного исхода ситуации. — Но мне известны помыслы тех, чье сердце и душа отравлены, знаю их лживые речи и обещания, и не допущу, чтобы хоть одно слово порочило чистоту моих замыслов и нарушало ход моих планов. Вообще, когда Хлоя видит, как в фильмах злодей распинается по пятнадцать минут о своих злодейских планах и мотивах, она откровенно скучает. Ей кажется такой сюжет сильно притянутым за уши, ну реально, кто будет посвящать в свои умыслы будущий труп, для «чисто выговориться» есть психологи, в конце концов. Вероятно, Джозеф придерживается иного мнения, да и во время его речи Кло не сказать чтобы скучает. Скорее вся покрывается холодным потом при мысли о том, что окончание речи может логичным образом обозначать окончание её жизни. А ещё, с каждым последующим словом Сид неумолимо приближается к девушке, а она всё пятится, пока не оказывается, что пятиться больше и некуда — спина её касается деревянной двери и Кло шарит по ней в поисках ручки. — И потому, что я знаю всю вашу лживую братию, дитя, и никак не могу отпустить тебя из округа, — ладонь мужчины накрывает пальцы Кло и с силой сжимает вокруг дверной ручки, вдавливая бусинки от чёток в кожу девушки. — И, поверь мне, Хлоя, — в этот раз он не искажает её имя, и звук собственного имени вместо надоевшего «дитя» странным от образом откликается ознобом вдоль позвоночника. — И поверь мне, это крайне милосердно по сравнению с тем, что произошло с другими, кто видел то, что не до́лжно видеть их глазам, — практически шепчет он ей в висок, когда Хлоя отворачивается, лишь бы не видеть его чудовищно красивых глаз и лица, сквозь строгие черты которого начинает, как ей кажется, проступать зверь. Во всех потрясающе неправдоподобных, а оттого прекрасных книжках, которые читала Кло, такие моменты интригующего шептания у закрытой двери казались романтичными до ужаса. Но вот конкретно сейчас Хлоя скорее просто помирает от ужаса, без малейшей примеси романтики. Не спасает даже кристально звонкий уютный запах чистоты, исходящий от шеи Джозефа. Чистоты и каких-то вкусных деревяшек с примесью горячей кожи. «Мерзкий таракан», — с отвращением думает Кло, ясно осознавая, что никакие штуки по типу вломить ему коленом в пах и гордо удалиться в гипотетический закат по примеру тех самых, млеющих от всесилия властного героя героинь дарк фэнтези, она выполнять не готова. Потому что, на то оно и фэнтези, видимо, что героиням там прощается всё. Джозеф легко касается щеки девушки прохладными пальцами, вынуждая ту смотреть ему прямо в лицо. Кло, обмирая от волнами накатывающего ужаса и беспомощности, скользит глазами по впалым щекам и острым скулам, по аккуратной линии бороды, по жёсткому воротничку рубашки. — Не бойся, ибо я с тобою, — звучит вкрадчиво у неё над ухом. И откуда-то Хлоя знает, что это строка из довольно известного библейского стиха, долженствующего дарить успокоение и уверенность в завтрашнем дне. Но иронично, конечно, в устах Джозефа это скорее звучит угрозой. «Щёлк», — ставит точку в беседе бусинка, когда мужчина освобождает, наконец, ладонь Хлои от захвата и позволяет той открыть таки дверь.