Место девочки — в политике

Вальбурга Блэк

      Вальбурга толкнула вдверь и вошла в спальню лорда Блэка. Дым от сигары Сириуса поднимался к потолку, скручиваясь в удушающие узлы. Мариус, выглянувший из-за спинки кресла, смущённо прикусил губу.       Вначале Вал удивилась, что он притащил Марса, но потом фыркнула про себя: ну, конечно, притащил! Сириус прекрасно понял, что не справляется с проблемой в одиночку, вот только нормально поделиться ею всё равно ни с кем не пожелал. Как же! Лорд Блэк — и чего-то не смог?..       Но при этом ему требовалось найти аргументы получше, чем просто "я ужасно опасный ублюдок, девочка, так что держись от меня подальше" — вот он и привёл единственного, кто не только безопасен, но и способен сохранить тайну. Да и котелок у Марса всегда хорошо варил: вдруг подаст какую-нибудь свежую идею?       Мариус вообще виделся идеальным вариантом: он знал их как себя, любил их сильнее себя, а также должен был покладисто встать на правильную сторону в споре… По крайней мере, Сириус так думал. Да и Вал, на самом деле, боялась этого исхода, как огня, после того, как Марс отказал ей в поцелуе.       Но всё же Вальбурга смело встретилась с холодными, упрямыми глазами лорда Блэка. Гордо подняла голову, сделала уверенный шаг вперёд… И чуть не споткнулась — её взгляд упал на закатанные до локтя рукава тёмной рубашки. Рука Сириуса была перевязана от запястья до локтя, и, если судить по запёкшейся крови на бинтах, он порезал себя явно не с целью ритуала, да ещё и чем-то особенно мерзким.       "Будет шрам," — подумала она отстранённо. И бросилась к нему так быстро, что комната аж смазалась перед взглядом. Сердце болезненно сжалось, а губы задрожали. Вал смотрела на его руку, и ей казалось, что она сейчас заплачет.       — Вот и зачем ты?..       Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы Сириус сам себе делал больно. Особенно из-за неё.       — А ты думала, что я шутил насчёт петли?..       Сириус явно пытался сказать это жёстко, с сарказмом, чтобы вызвать в Вальбурге чувство вины, но когда встретился с её глазами… Где он вообще находил в себе силы сопротивляться, когда так смотрел на неё?       Зачарованно и совершенно обречённо.       — Ты… — его взгляд заметался по лицу Вал, а потом остановился на кулоне поверх водолазки. — Ты надела его?       Вальбурга села на подлокотник и зацепилась за Сириуса в неловком объятии.       — Конечно, — она уткнулась носом в его короткие волосы. — Я всё люблю, что ты мне даришь…       Вал сжала пальцы на его плече.       — Пожалуйста, не режь себя больше, хорошо? Это… словно я в тебя нож вонзила.       Она резко втянула в себя воздух — и всхлипнула. Ну вот опять! Какая из неё после этого воительница?..       Сириус тяжело вздохнул и, тоже сдавшись, отложил сигару в пепельницу. За талию он притянул Вальбургу к себе и посадил на колени — кажется, не только у неё, но и у него больше не было иммунитета к прикосновениям. Или это её тайный план "красота — страшная сила" сработал? Вал не знала. Она просто свернулась маленьким зверьком на его груди — и больше ей ничего не было нужно.       Вальбурга физически не могла смотреть на его изуродованную руку, и потому закрыла глаза. Мысли метались в ужасно уставшей от всего происходящего голове. А она всё никак не могла понять, неужели ему и правда было так стыдно, что он прикасался к ней?.. Если так, она не будет приставать к нему больше!       А он к тебе?       Голос рассмеялся, воскреснув из небытия. Вальбурга непонимающе поджала губы.       Он сделал это, чтобы снова не начать распускать руки, дурёха. И мнение Мариуса он, конечно, ценит, но в первую очередь Сириус привёл его по другой причине — он пытается разбудить в себе чувство вины… Но у него не получается. Даже на мальчишку ему по большому счёту плевать.       Это ещё больше запутало Вальбургу. Сириус ведь чувствовал вину — она знала, что это была именно она!       О, нет, это был стыд. Что скажут другие — вот о чём он думал. Что скажет Алиот, что скажут братья. Как на него будут смотреть сыновья, а также Ирма и Поллукс… Но, на самом деле, где-то глубоко внутри ему давно на всё наплевать. Он так устал, он заслужил свой подарок, своё наслаждение. А они все предали его, оставили страдать в одиночестве. Не смогли пробиться через броню, что он сам же выставил — и в этом их вина. В тот момент, когда ты ощутила его любовь, он просто останавливал себя, удерживал логикой, но чувства… Они гораздо сложнее.       "То есть, у меня есть шанс?.." — Вальбурга затрепетала от восторга.       Конечно. Вот только готова ли ты заплатить цену? И точно ли понимаешь, ради кого готова отдать всю себя без остатка?       Голос откровенно потешался над ней. И в то же время звучал ужасно зловеще. Но не потому, что желал зла — нет, он просто задавал ей правильные вопросы.       Если бы в гостиной Сириус не приревновал тебя к Мариусу и не начал кричать, он бы взял тебя — он уже собирался вытащить член и войти, когда ты застонала. А ты была готова принять его любовь, но не член — ты ведь даже не до конца понимала, что он делает с тобой. А когда б поняла, было бы уже поздно. Он мог лишить тебя всех путей отступления и свободы выбора. В тот миг, как он бы вошёл, я исчез бы… Вот только надолго?       "О чём ты?" — Вальбурге внезапно стало очень страшно. В изложении Голоса та ситуация предстала совсем в ином свете: она прошла в опасной близости от чего-то непоправимого.       Сириус слаб, эгоистичен и несдержан. Он не привык себе ни в чём отказывать, любит оправдывать себя любыми способами. А ещё он любит тебя — до безумия, до сумасшествия. Это та редкая ситуация, когда я не знаю, что бы он сделал после того, как взял тебя, но поверь — оба самых вероятных варианта в итоге привели бы тебя ко мне. Лорд Блэк хаотичен, но он неплохо вырос за время проведённое с тобой. Взяв ответственность за ребёнка, он и сам, наконец-то, начал взрослеть… Но всё же этого недостаточно.       Голос наслаждался каждым произнесённым словом, входящим в сердце Вальбурги раскаленной иглой.       "И что это за варианты?"       Давай пофантазируем. В первом случае он поддаётся тому, чего желает его "я" из глубокой молодости, взращённое Сигнусом, Ликорисом и прелестной Докки — напрямую заявляет о содеянном и вступает в конфронтацию со всем миром. Возможно, Сириус даже успевает жениться на тебе, исходя из тех принципов. Но после такого его обязательно убивают — никакая клятва лорда не спасёт от Блэков. И каким бы ни был защищённым ваш дом, он не неприступен — а твой отец несомненно способен разломать Гриммо ради тебя. А Сириус и плох в защите, и стар, и потерял навыки. Так что долго бегать от Регулуса и юной Кассиопеи Поллуксии у него не получилось бы. Да ещё и с тобой на плечах.       Голос довольно оскалился.       И ты бы стала моей, Вальбурга. Но не из-за его смерти. Тебя в этом будущем разочаруют все. Сириус покажет, каким отвратительным он может быть. А родители, дяди — они все "предадут", не услышат — ведь ты всего лишь ребёнок.       Слова про отца показались Вал сомнительными, оскорбления в сторону Сириуса дико выбесили, а характеристика Блэков и вовсе привела её в недоумение. Но Вал сохраняла спокойствие, чтобы не спугнуть откровения "божества".       "А второй вариант?"       Он просто себя убьёт — он же слабак и неудачник, твой славный Сириус. Ты очень разозлишься на него, но потом недолго будешь страдать в Хогвартсе — и уйдёшь. Мой народ везде поможет тебе, как помогает и сейчас. Однако я всё же думаю, что первый вариант вероятнее. У Сириуса ведь есть такой романтичный пример в виде подвига Регулуса на площади Мерлина! Что не сделаешь ради любви… Но развитие событий в любом случае довольно трагичное, ты так не думаешь?       "Тогда зачем ты подталкивал меня отдаться ему?"       Вальбурге хотелось закричать. Но собеседника её гнев лишь позабавил.       Ну же! Пошевели хоть немного мозгами, моя милая юная невеста.       И снова ощущение, будто он незлобливо щёлкнул её по кончику носа.       "Это… самый простой способ заполучить меня?"       Что-нибудь ещё?..       Он внезапно стал корзинкой с котятами, опрокинутой на её грудь — выбраться невозможно. Да и не хотелось?       Мур-мур-мур, моя девочка-дракон… Ты же такая славная, такая умная… Тебе понравится в моём Эльдорадо, в моём дивном раю… Моя милая Вальбурга, моя нежная радость… Как хорошо, что ты у меня теперь есть… Всё будет хорошо.       Вал сглотнула комок в горле, не позволив голосу захватить её и бесконечно повторять эту ласковую чепуху, от которой всё внутри переворачивалось. Он сразу начинал шептать ей эти приятные вещи, стоило лишь немного расслабиться, успокаивал её боль.       "Ты слышишь мысли Сириуса, да? — она была не очень уверена в своей гипотезе. — Значит, ты точно знаешь, на что он способен? Ты был уверен, что он тогда меня не тронет, а сейчас уверен, что он разочарует? Хочешь, чтобы я добралась до тебя целой и невредимой?"       Вал окутала очередная тёплая волна.       Конечно. Ведь я люблю тебя.       Ей стало настолько хорошо, что хотелось застыть в этом мгновении подольше.       Сириус дурак, Вальбурга. Вы в безвыходной ситуации, в которую он сам вас и загнал. Он слаб и совершенно тебя не достоин. А я люблю тебя, люблю…       "Но каковы твои силы? — не выдержала она. — Ты ведь не можешь толкать людей на поступки? Иначе зачем ты возишься со мной, если можешь просто приказать? Все разы, что я сбегала, ты звал, а я соглашалась… Но ты всё же не договариваешь! Обманываешь меня в чём-то, но я не знаю, в чём!"       Приходи и узнаешь… Приходи — и сама увидишь, что я не лгу. И на что я способен.       Он совсем не злился на неё. Только нежность — не менее тёплая и искренняя, чем объятия Сириуса. И в то же время он лишил её всех ответов, стоило только закричать.       "Но что мне делать с Сириусом, если я пойду к тебе прямо сейчас? Я всё ещё люблю его! И вдруг он убьёт себя, если я сбегу?!"       Я не могу решить этого за тебя, Вальбурга. Тебе нужно выбрать.       Я или он.       Он или ты.       Думай, Вальбурга. Думай — это полезно.       Вал приоткрыла глаза. Сквозь ресницы взглянула на Марса, расслабленно откинувшегося в кресле. Прислушалась к дыханию Сириуса, уткнувшегося носом в её макушку: его тепло и близость дарили невероятное наслаждение.       И, наконец, Вальбурга начала думать.       Если он всё равно оттолкнёт её, что она потеряет?.. А если не оттолкнёт, то какая разница?       Она отстранилась. Тёмные глаза Сириуса потерянно рыскали по ней — да, кажется, он и правда всё для себя решил. Поэтому Вал захватила ладонями его лицо и резко поцеловала в столь желанные губы.       Лорд Блэк не должен быть вкуса мороженого — ему гораздо больше подходят горькая полынь и столь же горький шоколад.       Сириус прикрыл глаза, не остановил её — противоречил сам себе не меньше, чем она. Вальбурга делала с ним всё, что ей хотелось: неумело и неловко, но ему, похоже, нравилось. Она невесомо целовала его лицо, шею, глаза, а потом снова возвращалась к губам, ласкала их, чуть покусывала. Она могла бы заниматься этим вечно.       Прошло не так много времени, и Сириус сам начал отвечать. Его дыхание участилось. Их языки столкнулись, губы принялись пить друг друга. И она ощутила внизу… его возбуждение.       Это ужасно смутило её. Вальбурга, вспомнив о его предупреждениях, попыталась отпрянуть, сползти с коленей — но не тут-то было. Здоровая рука Сириуса впилась в шею и не дала двинуться. Теперь уже он удерживал её, целовал, и у неё не осталось никакой власти. Это было какое-то адское пламя, сжигающее всё на своём пути, но Вал мгновенно расслабилась. Если ей суждено сгореть, чтобы попробовать его огонь, пусть так и будет.       Если он не даст ей желаемое, если он не захочет быть ей верен и ждать, Вал просто утопит его вместе с собой. Пусть он захлебнётся в чёрном-чёрном море, которым она стала. Она никому не отдаст Сириуса Блэка. Пусть лучше он умрёт, но никому не достанется!       Эти мысли, поднявшиеся откуда-то из глубин души, чертовски испугали Вальбургу. Когда она успела стать такой жестокой? Она ведь любит его и не хочет ему зла!       Сириус, застыв на краю обрыва, тоже в очередной раз сумел остановиться. Его рука впилась в волосы на её затылке, едва не уничтожив столь тщательно выбранную причёску. Он поднялся вместе с Вальбургой на ноги, посмотрел на неё сверху вниз. Его левая раненная рука повисла безвольной плетью.       — Что же мне сделать такое с самим собой, чтобы ты прекратила лезть ко мне, а я — отвечать? — губы Сириуса двигались гипнотически медленно. — Отрубить себе обе руки?..       Он долго смотрел на неё, застывшую и зачарованную, но в итоге покачал головой.       — Боюсь, даже это не поможет. Уверен, что тогда ты просто стянешь с меня штаны и запрыгнешь сверху.       Вальбурга, сама плохо поняв почему, тихо рассмеялась. Он держал её, словно опасное существо, и ей от этого было ужасно хорошо. В голове звенела пустота, словно она не целовалась только что, а тёрлась о его колено — и кончила.       Кажется, то, что между ними происходит — это уже не любовь. Это болезненная зависимость, противостояние характеров и ярости, но точно не любовь.       Любовь — это когда она рванулась к нему и чуть не заплакала, увидев рану. Любовь — это… Нет, не нужно себя обманывать. Вальбурга совсем перестала понимать, что такое любовь.       — Что ты решил? — она коснулась его руки, и напряженный, взвинченный Сириус словно по волшебству расслабился, когда она вначале благоговейно поцеловала внутреннюю сторону его запястья, а потом прижалась щекой к ладони.       Он тяжело вздохнул. Большим пальцем прочертил путь по изгибу её губ, носу, брови и вновь вернулся к челюсти и шее. У Вал онемели ноги и подогнулись коленки.       — Ты прекрасно знаешь, что я не буду к тебе прикасаться и что я желаю от тебя того же поведения, — пальцы Сириуса, явно не соглашаясь с доводами разума, выводили затейливые узоры на изгибах ушной раковины Вальбурги. — Я хочу, чтобы ты вспомнила из какой ты семьи. Что у тебя есть перед ней обязательства.       Его голос стал ниже, Сириус выталкивал слова через силу:       — Выйти замуж. Родить детей…       — Я могла бы однажды родить их тебе.       Она и сама не поверила, что произнесла подобное вслух. Ей от одной только мысли стало жарко. Она и вдруг — жена Сириуса…       Он поджал губы. Вал видела, что ему, на самом деле, очень понравились её слова, но вытолкнул он из себя совсем иное, заранее заготовленное:       — У меня уже есть сыновья и даже внуки, так что спасибо, не нужно. К тому же… — его губы скривились в слегка издевательской ухмылке. — Кто будет воспитывать их, когда они вырастут? Кто будет учить их магии и жизни? Я всего лишь жалкий старик, я благополучно сдохну к тем временам. Поднимешь меня инферналом, м, Вал?       — А ты точно тёмный маг? — парировала она, не менее издевательски щурясь. — Сам решить эту проблему ты не в силах?       Он хрипло рассмеялся и чуть ли не замурлыкал:       — Предлагаешь мне нарушить закон?       — Что не сделаешь ради любви?..       Сириус обречённо вздохнул и, отстранившись, лишил её последней радости — своих ласковых пальцев. Камин словно не грел, и Вальбурге стало очень-очень холодно.       — Всё, что я делаю — это и есть ради любви, как же ты не понимаешь? — он выглядел безмерно уставшим. — Маленьким девочкам нечего и думать о замужестве и тем более — о сексе с кем бы то ни было. Самое время учиться, находить друзей, а также размышлять, кем хочешь стать…       — Аврором, — ответила Вал, заставив глаза Сириуса удивлённо расшириться. — Потом, может быть, обвинителем и даже судьёй. Ещё надо будет накапливать политический вес, двигаться в партии диамантовых и, может, даже стать её главой.       Она легкомысленно пожала плечами.       — Что ещё кроме этого я могу выбрать? Ты сам сказал, я — Блэк. А в нахождении друзей я уж точно лучше тебя!       На мгновение в спальне слышится только треск огня.       — Ого, — лорд Блэк явно был впечатлён. — Довольно подробный план для тринадцатилетней соплюшки. На ближайшие лет двадцать, как минимум. И дай угадаю, кто за него ответственен…       Он посмотрел на улыбающегося Мариуса, крайне наслаждавшегося всем происходящим.       — А что скажешь ты, мальчишка?       Марс закатил глаза.       — Что ты ужасный дурак! Но зато — самый счастливый на свете!       Марс наклонился к столику между своим и пустующим креслом Вальбурги и невозмутимо налил себе пышущего паром чая.       — Я всё гадал, что мне делать, когда Вальбурга вырастет. Я ж не вынесу, если она выйдет замуж за кого попало. А тут такая удача! — он медленно цедил кипяток, который Блэки по какому-то недоразумению называли чаем. — Так что я, честно говоря, недоумеваю, зачем ты сопротивляешься. Все твои страдания из-за деда Найя яйца выеденного не стоят. Просто подожди её.       — Просто?       Кажется, у Сириуса нервно задёргался глаз. И всю игривость, достигнутую полушутливой пикеровкой с Вальбургой, с него словно нюхлером сдуло.       — Это даже близко не просто! Я вообще не припоминаю, когда бы я чувствовал себя так же отвратительно, как этим летом!       Он злобно сощурился.        — Может, мне было так невыносимо, когда я разводился с Хэспер и узнал, что мой лучший друг времён Хогвартса не по своей воле упал членом в девушку моей мечты? Что именно Хэс подсыпала им амортенции с подсказки твоего любимого "дедушки Найя"? А я, придурок, не разобравшись, проклял их так, что они теперь будут страдать от моего идиотизма до самой смерти?       Он сжал кулак здоровой руки, и костяшки его пальцев побелели.       — Или, может, когда меня со скандалом и криками "пьющий хирург — не хирург вовсе!" выперли из Мунго, а потом месяц полоскали эту тему в прессе с молчаливого согласия деда и отца, наивно считавших, что это станет мне уроком?.. И как я потом ушёл в ещё более длительный и унизительный запой в пику им?       Сириус резко повернулся, схватил дымящуюся сигару из пепельницы и яростно затянулся. Вальбурга поморщилась.        — Нет, Мариус. Я думал, что самое мерзкое в моей жизни позади, но я никогда так не ошибался. Пожалуй, мне никогда не было так отвратительно, как сейчас! Но вы не понимаете! Совсем не желаете меня понять!       Вал и Марс вздрогнули от его яростного крика. Сириус сбежал от них ближе к камину. Пепел, слетая с сигары, растворялся, не достигая пола.       — Никогда. Никогда меня не тянуло на детей! — он почти рычал. — Это даже звучит, как какой-то безумный сон, от которого я не могу проснуться. Я просто не хочу это чувствовать! Я не хочу, чтобы у меня вставало на девочку, которую я люблю больше всего на свете и которой желаю счастья, а не старого мудака в моём лице!       — Но я люблю этого старого мудака! — вначале Вальбурга даже не поняла, что этот раненный вой вырвался из её собственного рта. — И я уже не ребёнок!       — О, нет, ещё какой ребёнок! — зашипел он, распаляясь всё сильнее. — Даже во времена моего горящего в аду отца ты всё ещё считалась слишком юной! Возраст согласия был четырнадцать! И я сам двигал закон вместе со сраным Дамблдором, голосовал за повышение, и всё ещё считаю что выигранный год — слишком мало, как и начало совершеннолетия с семнадцати! А тут выясняется, что у меня самого рыло в пуху и я член в штанах удержать не могу!       Он медленно повернулся, в глазах его танцевал огонь. От хищного взгляда, которым он смотрел на неё, у Вальбурги вновь подкосились ноги. А его рокочущий голос вывернул её наизнанку.       — И если ты не ребёнок, то что же останавливает меня от того, чтобы прямо сейчас задрать этот шлюший сарафан, стянуть колготки и вытрахать из тебя всю дурь вон на тех мехах, моя милая Вал?..       Сириус повёл бровью и небрежно указал рукой с сигарой на чёрную медвежью шкуру на кровати. Вальбурга, кажется, не могла вымолвить и слова. Её лицо вспыхнуло, пальцы вцепились в белую с чёрным горошком ткань сарафана. И в пуговицу, которую ей резко захотелось оторвать и как можно скорее сбежать отсюда.       "Шлюший? — заметались от ярости и стыда мысли в её голове. — Да ты сам его купил у маглов, стоило мне только сказать, что он хорошенький! А я ведь не хотела! Говорила, что он слишком короткий и что маме не понравится! Но ты всё равно купил, хотя он выше колена!"       В том и суть, Вальбурга. В том и суть.       — Молчишь? — губы Сириуса издевательски скривились. — Конечно же, ты молчишь. Совсем не можешь даже на словах защитить себя. Обижаешься. Но на что обижаться, если ты сама, опять же, очень по-детски, не можешь оценить знаки, которые подаёшь? Что мне только и приходится, что сдерживаться, ибо я прекрасно знаю — ты не способна сказать мне ни внятного "да", ни категорического "нет"!       Сириус, затягиваясь, повернулся и пошёл к шкафам. Он резко распахнул аж звякнувшие стеклянные дверцы и достал огромную книгу. Вернувшись, он бросил её на стол рядом со шкатулкой и здоровой рукой распахнул — это оказался фотоальбом.       — Я, пусть мне в аду подогреют пожарче сковородку, полный, абсолютный ублюдок.       Он с отвращением бросил мерзко смолящую сигару в пепельницу. Слова его стали почти невнятными.       — Меня ничто не может оправдать после вот этого. Никакая вспышка ярости. Ни-че-го. Я виноват во всём, что ты делала. Во всех твоих желаниях. Ты не должна была увидеть меня таким. Не должна была… Заходить сюда. Но ты зашла.       Он остановился. Взял альбом за нижний край и развернул его к ним, прижав к груди. Вальбурга зачарованно шагнула к нему… И замерла. От испуга. От смущения. И от внезапного жара, разлившегося по всему телу.       Мариус восхищённо присвистнул, пытаясь казаться взрослым, но щёки его предательски вспыхнули, а в глазах застыл точно такой же испуг, как и у Вал.       На колдографиях они увидели Вальбургу. Это был первый день, когда она сошла с поезда и не нашла Сириуса на Кинг-Кросс. Она, всё ещё в школьной мантии, юбке и рубашке, ворвалась в эту спальню и нашла тут то, что боялась и не хотела найти. Разозлилась. Напала. И вот она теперь на этих колдографиях — в чужой крови и в верёвках. Завязла в паутине лорда Блэка.       Но хуже всего не факт того, что Сириус связал её вместо того, чтобы просто ударить обездвиживающим. А то, что колдографий, которые он пролистывал, было много, все — в разных ракурсах и позах, и…       Вальбурга на всех, абсолютно на всех колдографиях была без сознания.