Бесстыжие

      От лица Арины...

      Сердце? Брадикардия. Ритм с частотой меньше шестидесяти ударов в минуту. Но это ненадолго. Глаза? Судя по отражению в зеркале, я смотрю на безумца. В темно-синих радужках смещались сотни оттенков эмоций. Страх. Отчаяние. Желание исчезнуть, раствориться в воздухе. Я рассыпаюсь на мелкие осколки стекла от собственного взгляда, что смотрит на меня из зеркального отражения. Любой психиатр, взглянув в мои глаза, достал бы из кармана свою визитку. Сегодня я могу сойти с ума, дойдя до точки невозврата. Мозг? Работает на пределе своих возможностей. Хотя кого я обманываю. Мой мозг пытается собрать в одну кучу весь тот хлам, который сложно назвать информацией. Мысли подобны потерянным кусочкам паззла от разных изображений. Мозг выдёргивает из памяти отдельные задачи, но не видит общей картины катастрофы. Из важного: проверить готовность всех участниц конкурса, отнести флешку звукорежиссеру, докрасить правый глаз, прогнать со вторым ведущим сценарий, найти блядские туфли, не разрыдаться на сцене от усталости.       Смотрю в своё отражение в зеркале и силой воли пытаюсь приподнять уголки губ, чтобы улыбнуться. Для человека не спавшего сутки и практически забывшего о необходимости принимать пищу, я выгляжу "охуенно". Только вот правый глаз не накрашен. Даже не помню, что меня отвлекло и когда. События прошедших дней смешались в кипящем котле безумия. Одни сплошные репетиции, недовольное еблишко Светланы Ивановны (проректора по воспитательной работе) и психующий декан, которому просто необходима победа на конкурсе. Наш факультет представляют Соня Снежина и Катя Обломова. У них есть шансы на победу, но нужно понимать, что их конкурентки далеко не няшные котятки. Нет, у этих кошечек кровавые коготки. В прошлом году всё обошлось парочкой порезанных костюмов, спизженных трусов от купальника и выключенной фонограммой посреди выступления. Для меня подобные мероприятия подобны первому кругу ада. Данте со своей "Божественной комедией" нервно курит в сторонке. По моей квалификации кругов царства Люцифера есть один, куда после смерти попадают участницы конкурсов красоты, они проводят вечность рядом с теми самыми тётками из паспортного стола.       У меня есть несколько минут, чтобы побыть в тишине. На мне длинное красное платье на тонких бретельках. Когда я его покупала, то не учла, что при подготовке к конкурсу потеряю парочку килограммов. Меня это не парит, а вот Светлану Ивановну — да. Ведущая конкурса должна выглядеть идеально. Единственное, что я успела сделать— укладку. Смотрю на себя в зеркала и завидую той девушке, что стоит рядом со мной. Танечке Титовой не нужно будет выходить на сцену и улыбаться, оголяя свои идеально ровные зубы. Она будет суетиться за кулисами. Моргнула. Зря. У меня чуть ресницы не слиплись от усталости.       Сон стал для меня проклятьем. Я настолько зациклилась на сегодняшнем дне, что даже во сне прогоняю вероятные сценарии событий конкурса красоты. Если моё сердце вдруг остановится, то мозг будет трепыхаться в черепной коробке не менее часа.       — Тебе стоит дорисовать стрелку, пока у нас есть время, — голос Тани звучит словно эхо, она рядом, а я далеко ни с первой секунды улавливаю смысл её слов. Опять моргаю и жалею об этом. На мимолетный миг мои глаза погружаются в темноту. Желание запереться в кабинке туалета и не выходить до конца дня, настигло меня уже во второй раз с момента, когда я приехала в театр. В первый — сломалась одна из декораций.       — Арин? — перед глазами мелькает чужая ладонь. Хмурую брови и киваю. На полу стоит моя спортивная сумка. Наклоняюсь к ней, чтобы найти косметичку. Носки, кроссовки. А нафига мне носки и кроссовки? Ах, да! Снежаба Борисовна решила, что "Мисс Универ" просто идеальное мероприятие, чтобы сборная по аэробике выступила с новой программой. Если наша пирамида снова не выдержит испытание стойкости, то зрители остаток вечера будут потешаться над ведущей с разбитой губой, ну или носом.       — Тань, у тебя есть подводка? — не обнаружив косметичку в сумке, обращаюсь к подруге. Она поджав губу, качает головой. Блядство! Придётся выпрашивать подводку у участниц конкурса.       — Ладно, нам пора, — шумно выдохнув через нос резко выпрямляюсь, перед глазами темнеет. Меня слегка шатнуло в сторону. Долбанная анемия. Я просто обязана найти что-то съедобное, пока не потеряла сознание. Выхожу из дамской комнаты с предвкушением очередного фиаско. Предчувствие меня ещё никогда не обманывало. Шаг. Второй и я врезаюсь в Ковалёва. За сценой слишком мало света, чтобы нормально ориентироваться в пространстве.       — У тебя глаза разные, — издав неловкий смешок, бормочет Дима. Я просто восхищаюсь остротой его зрения. Меня распирает от желания ответить ему сарказмом, но на ум ничего не приходит. Мой мозг занят немного другим. Через пол часа начнут запускать зрителей, а пока по сцене бегают декораторы.       — Знаю, — оглядываю парня с ног до головы. К его внешности не придраться. Черный брюки, идеально выглаженная белая рубашка и галстук, оттенок которого сложно разобрать в тусклом освещении. Ковалёв сменил парфюм на более... Хм... Сладкий? Либо Дима перепутал флаконы в отделе парфюмерии, либо обжимался с какой-то милой девицей до начала репетиции.       — Удачи! — после несколько секунд странного молчания, шатен не находит иных слов, чтобы прекратить наш неловкий разговор. Киваю. Чувствую себя, как выпускница школы на экзаменах. Груз ответственности нависает над головой и вот-вот рухнет. Прохожу под длинному коридору и оказываюсь за кулисами, слева от сцены. Осветитель зажигает прожекторы и я неосознанно морщусь. Непривычно. Настолько непривычно, что глаза начинают слезиться.       — Ариш! — слышу любимый и такой родной голос от чего моё сердце подпрыгивает в груди. Оборачиваюсь и вижу Ярослава. В его руках видео камера. Он уже давно готов к работе. Собран и спокоен. Снова шумно выдыхаю через нос. Я ему завидую. Мне сложно сосредоточиться на одной задаче, когда их миллион.       — Что-то срочное? — наклоняю голову к плечу, мысленно умоляя его не беспокоить меня ближайшие часы. Мой вымученный взгляд ему наверняка уже знаком. Всю прошедшую неделю я пыталась сделать всё, чтобы этот день прошёл без происшествий. Устала. Устала до потери признаков жизни. Меня ещё не накрыла истерика только потому, что зал ещё не наполнен зрителями.       — Тебе нужно поесть, — он шевелит губами, а я зависаю. Ненавижу себя в такие моменты, когда не могу собраться. Сил уже не хватает, чтобы мысленные процессы не останавливали приступы беспомощности. Моргаю, сжимая пальцы в кулаки. Я не осознаю того, что творится с моим тело, словно разум витает где-то рядом.       — Макс привёз еду. Он там, — Орлов проговаривает слова практически по слогам, его указательный палец направлен в сторону левой кулисы. Киваю, но не схожу с места. Мне нужно время, чтобы выбрать одну задачу из тысячи. Ярик хмурит брови. По его лицу даже мне понятно, что он встревожен моим состоянием. Уже пять дней мой сладкий мальчик читал мне нравоучения по поводу и без повода. Его уже начал пугать образ жизни, который обеспечивает мне победу над тревожностью. Никогда не останавливайся, чтобы не сойти с ума. Боюсь, что скоро нас ждёт разрыв. Меня уже не изменить. Пять дней к ряду он пытался кормить меня и укладывал спать пораньше. Только вот всё без толку. Я подрывалась с кровати посреди ночи, вспомнив о какой-нибудь ерунде. Забывала поесть, почистить зубы, позвонить маме. В моей жизни начался период гиперфиксации и вызван он тяжелым чувством ответственности. Ничего уже не имеет смысла, только этот долгожданный день. Финальное мероприятие в году. Не могу объяснить, почему это для меня так важно. Здоровому человеку сложно понять все нюансы гиперфиксации. С ней нельзя справиться. Она может пройти так же внезапно, как и начаться.       — Ариш, поешь, — Ярослав повторяет свою просьбу, я оглядываюсь по сторонам, осознав, что зависла на несколько минут. Растерянность. Дезориентация в пространстве. Тело не отвечает командам мозга, будто кто-то прервал канал, по которым импульсы нейронов достигают до адресата. Снова киваю, и только потом вспоминаю, что киваю уже не в первый раз. Разворачиваюсь на девяносто градусов и иду к левой кулисе. Длинный подол путается в ногах. Мля! Я забыла про туфли!       — У тебя правый глаз не накрашен, — этой фразой меня встречает Вербицкий. Я бы добавила, что правый глаз ещё к тому же и дёргается, но не буду. Не стоит тратить остаток энергии на такие мелочи. Только не забыть бы найти подводку. Заторможенность — ещё один признак гиперфиксации. Закатываю глаза с запозданием. Теперь уже Максимилиан хмурит брови. Обвожу его силуэт растерянным взором и останавливаюсь на руках, что протягивают мне сэндвич. Желудок предательски урчит.       — Выглядишь... — так и недоговорив, блондин замолкает, а после долгого изучающего взгляда добавляет: "Сногсшибательно!"       Врёт, как дышит. Темные круги под глазами не скрыл даже самый термоядерный консилер из косметички Макаровой. А алая помада теплых оттенков мне совсем не идёт. Я схуднула, и потеряла в груди один размер. Платье висит на мне словно мешок из-под картофеля.       — Звучит, неправдоподобно, — усмехаюсь, обхватывая пальцами сэндвич. Голод заставляет меня забыть о правилах приличия. Жадно откусываю кусок. Жареная курица, помидоры, свежий салат и соус. Ммм!       — Вкуснятина! — озвучиваю первую пришедшую на ум мысль. Ртутные глаза смотрят на меня с язвительной усмешкой. Чувствую подвох, но надеюсь на то, что проказы Максимки не скатятся до отравления бутерброда слабительными препаратами.       — Согласен! Андрон готовил, — оголяя верхний ряд белоснежных зубов, проговаривает блондин. Голод побеждает рвущуюся из глубин подсознания злость. Отступаю на шаг назад, и оглядываюсь по сторонам. Андрей Леонов сидит на первом ряду в полном одиночестве. Зрителей ещё не пускают, а Вербицкий уже успел провести своего брата в зал. Леонов, поджав губы, наблюдает за моими миньонами, что скачут по сцене с декорациями.       — Зачем ты его привёл сюда? — прожевав кусочек курочки, задаю вопрос максимально спокойным, насколько это возможно, тоном. Не стоит подносить огонь к фитилю с динамитом, иначе рванёт.       — Он сам увязался, боится, что я нарушу свой новый режим, — растягивая гласные отвечает Максимилиан. Его лицо кривится от гримасы. Он такой забавный, когда что-то идёт не по его задумке.       — Соболезную, — сменив тон на издевательский, улыбаюсь. Ярик часто говорит с Димой по телефону, они обсуждают мучения Максима. Тренировки, здоровое питание, приём лекарств.       — Не издевайся, я уже заебался, — Вербицкий шумно выдыхает через приоткрытый рот, а затем его недовольное выражение лица мгновенно меняется, словно где-то рядом режиссер, отвечающий за его театрально представление, щелкнул пальцами. Ртутные глаза становятся почти круглыми, а и без того бледное лицо приобретает синеватые оттенки. Он будто увидел призрака за моей спиной.       — Все вопросы к Ковалёву, — вспомнив о теме нашего разговора, бормочу себе под нос, после чего кусаю сэндвич. Боже, как вкусно! Даже учитывая тот факт, что произведение кулинарного искусства готовил настоящий чёрт. Макс отходит на несколько шагов назад, чтобы работник сцены смог пройти между нами с деталью декораций. Секунда и я ловлю себя на мысли, что сошла с ума, ведь Вербицкий растворился в воздухе. Неоднократно моргаю.       — Привет! — слышу голос за спиной. Знакомый, женский, приятный. Такой грудной. Разворачиваюсь, приподнявшись на носки, чтобы ткань подола не мешала. Первое, что вижу тёплый нежный взгляд голубых глаз.       — Привет, — прожевав остаток бутерброда, с грустью в голосе приветствую сводную сестру. Мой мозг вот-вот взорвётся. Мне нужна минута, чтобы осознать происходящее. Маша, нахмурив брови, ждёт от меня объятий, ну или хотя бы какой-то реакции на её появление. Маша. Маруська. Вторая дочь моего отца. Есть и третья, ей пятнадцать. Только вот Машка единственная, с кем я нормально общалась. Папаня был женат четыре раза, а его плодовитости можно позавидовать. Стоп! Скосив глаза бросаю короткий взор на Леонова. Не думаю, что это совпадение, и меня это пугает. Вербицкий, блять!       — Тебя Максим позвал? — озвучиваю вопрос, а мысленно проклинаю себя за то, что должна в первую очередь поинтересоваться тем, как поживает моя сестрёнка.       — Какой Максим? — Маруся убирает прядь светло-русых волос за ухо, продолжая хмурить брови. Это привычка Шацких. Они всегда выглядят максимально серьёзно и стервозно, но внешность обманчива. Маша больше всего любит посмеяться. Она всегда умела наслаждаться моментом, в её арсенале был миллион улыбок.       — Вербицкий, — оглядываюсь по сторонам, чтобы найти блондина, но он будто провалился сквозь землю. Странно. Что-то тут не так!       — Нет, Настя Гладких , — отвечая, Шацкая на долю секунды закусывает нижнюю губу. Смотрю на неё и пытаюсь вспомнить от куда знаю Настю Гладких. Чёрт! Она участница конкурса. — Ты помнишь, что мы подруги? — вероятно заметив моё смятение, интересуется сестрёнка. Либо она решила подловить меня на том, что я не интересуюсь её жизнью. Мы стали редко общаться, когда поступили в разные университеты. Впрочем, мы ходили и в разные школы, но тогда виделись гораздо чаще. Маша младше меня на год. Да, без комментариев. Мой отец изменял маме, как и всем последующим женщинам, которые умудрялись влюбиться в него без памяти.       — Помню, — киваю. Не помню. Гладких. Мне почему-то казалась, что фамилия Машиной подруги — Гладкова. Я видела её пару раз и зимой. Она мне не очень понравилась. Высокомерная. Одна тот факт, что я про неё совсем забыла — начинает меня пугать.       — Как дела? — Шацкая меняет тему, чтобы разрядить обстановку. Я нет-нет да поглядываю на первый ряд, где сидит Леонов. Думаю, что Маша его заметила, иначе как объяснить ту неловкость, что повисла между нами.       — Как видишь, — усмехаюсь и развожу руки по сторонам. Сестра вглядывается в моё лицо и цокает языком.       — Это срочно нужно исправить, — она указывает на мой глаз и усмехается, но решает приберечь шутки на несколько часов. Маша хорошо меня знает. Ей не нужно объяснять, что я на грани нервного срыва.       — Арина, там режиссер по звуку потерял подложку для дефиле в купальниках, — мимо нас проходит Таня Титова, и уже через секунду исчезает за кулисами, где её ждёт Ковалёв. Мне кажется, или он наблюдает за нами? Одним глазом цепляюсь за силуэт шатена. Стоит, как вкопанный, говорит с Танечкой, а смотрит в нашу сторону.       — Сейчас подойду, минуту, — отвечаю с запозданием, Танечка явно не могла услышать моих слов. Маша же прикусывает губы. К нам идёт Ярослав. Хмурый. Его густые брови сдвинуты к переносице. Он явно заметил, что я совсем расклеилась. Зеркал рядом нет, но готова поспорить, что выгляжу растерянной. Не могу собраться.       — Всё нормально? — Орлов протягивает руку, и обхватывает пальцами моё запястье. Кажется, он решил измерить мой пульс. Яр морщит лоб и ждёт ответа. Пытаюсь улыбнуться, получается так себе.       — Это Маша — моя сестра, — киваю. Шацкая вглядывается в лицо парня так, словно они знакомы, либо виделись когда-то. Она будто пытается его вспомнить.       — Ярик — мой парень, — осознав, что не представила Орлова, прочистив горло проговариваю слова. Чувствую, что на нас кто-то смотрит. Похоже, что Леонов. Перевожу свой взгляд в его сторону. Андрей внимательно наблюдает за тем, что происходит на сцене. Каменное лицо, не выражающее никаких эмоций. Он просто смотрит, не моргая. Только одному чёрту известно, что сейчас твориться в его голове.       — Очень приятно, — мягко улыбаясь, почти шёпотом говорит Маша, и я тут же перевожу глаза на неё.       — Взаимно, — Ярик кивает. Он закусывает губы, а его почти чёрные глаза мечутся от первого ряда до Шацкой. Туда-сюда и так несколько раз. Орлов словно пытается выстроить в мыслях картинку того, что происходит.       — Обсудим это вечером... — он наклоняется ко мне, чтобы прошептать. Киваю. Не меня одну накрыло смятение. Есть вероятность, что Максим задумал очередную глупость. Сначала он притащил Андрея сюда, а потом исчез. Если Вербицкий знает Машу, то и Настю Гладкий тоже. Яр уходит, оставив нас наедине, ну почти. Мимо нас снуют работники сцены.       — Тут Леонов, — хриплым голосом заявляю.       — Видела, — будничным тоном отвечает Шацкая. Она выглядит спокойной. Не улыбается и не хмурит брови, но есть одно "но". Её выдают руки. Они дрожат. Я замечаю это и мне больно.       — Всё нормально? — наклонив голову к плечу, задаю сестре вопрос, который не требует искреннего ответа. Знаю, она соврёт.       — Пе-ре-жи-ву, — проговорив слово по слогам, улыбается Маша, используя одну из своих неоднозначных улыбок. Сложно понять, что её одолевает больше отчаяние, боль или злость. Она разворачивается на девяносто градусов и уходит. Моя сводная сестра всегда была очень эмоциональной и воспринимала мир либо в черно-белых оттенках, либо слишком в пёстрых. Андрей же убил в ней последнего романтика и идеалиста.       Вы помните самую сладкую парочку в школе? Их все обсуждали. Они были идеалом отношений до того момента, пока вам впервые не разбил сердце какой-то мудак. Никто в моей семье не ожидал, что Маша влюбится в чудаковатого парня, да ещё и спортсмена. Она обычно общалась с интеллектуалами. Моя сестра не была тусовщицей и всё свободное время проводила на тренировках по художественной гимнастике. В её планы не входил школьный роман. По правде говоря, мама Маши распланировала жизнь дочери по минутам. Только вот она не предусмотрела, что в одном здании с секцией по художественной гимнастике будет ещё и лёгкая атлетика. Тётя Нина не могла знать, что в Машу влюбится без памяти Андрей Леонов. Он наворачивал круги вокруг своей будущей жертвы месяцами, провожал до дома, когда она этого вовсе не замечала. Их "случайно" познакомил общий знакомый и всё завертелось. Два с половиной года их школьная любовь сияла на зависть знакомым и родным. Если честно признаться, я тогда впервые испытала это чувство. Зависть. Они смотрели друг на друга так, словно весь мир вокруг исчез. Этот взгляд ни с чем не перепутаешь. Он цеплял даже тех, у кого от рождения было слишком маленькое сердце. Мне тогда казалась, что моя сестра нашла любовь на всю оставшуюся жизнь. Их отношения прекратились внезапно. Какой-то долбанавт сказал Андрею, что Маша ему изменила. Он поверил, и не просто поверил. Леонов отказался разговаривать с моей сестрой. Прекратил с ней всякое общение. Добавил её номер в чёрный список и удалил из соц сетей.       Вы когда-нибудь видели, как душа человека умирает? Я — да. С тех пор как бы Маша не улыбалась, в её глазах больше не было прежней искры. Она похудела, а её мама начала подозревать, что у дочери булимия. Я помню, как моя сестра потеряла частичку себя. Она больше не была прежней. Стала реже шутить, говорить о мечтах. Шацкая ушла с головой в учёбу и забила на тренировки. Я думаю, что она просто не хотела лишний раз пересекаться с бывшим.       Опять зависла, даже не поняла, что прошло несколько минут. Моргаю, и снова оглядываюсь по сторонам. Мне нужно собраться с мыслями и перестать думать о чужих проблемах, по крайней мере до окончания мероприятия. Маша возвращается ко мне с подводкой в руках. Закрываю глаза, чтобы сестра смогла нарисовать стрелку. Ощущаю легкое прикосновение к веку и вспоминаю времена, когда мы наряжались на школьные дискотеки. С нами всегда была Лидочка. Их смех до сих пор звучит где-то рядом. Андрей и Маша учились в разных школах, и он всегда встречал её после дискотек. Наверное, где-то в городе до сих пор гуляют их призраки прошлого. Они держатся за руки и смеются. Да, это чудик умеет смеяться. По крайней мере, я помню, что умел.       — Так-то лучше, — шепчет Шацкая и я открываю глаза. Она улыбается, но в этот раз более искренне. Маруся убирает подводку в карман джинсовой куртки, а за тем начинает разглядывать моё платье. — С этим нужно что-то сделать, — девушка с голубыми глазами качает головой. Она снова убирает прядь своих волос за ухо, и я замечаю серёжки, что когда-то подарила ей на совершеннолетие. Ничего особенно, обычные гвоздики с синими камнями. Киваю, вспомнив, о чём она говорила. Машу окрикивает Настя Гладких. Морщусь. Боже, какой неприятный хриплый голос. Вот к чему приводит курение с четырнадцати лет.       — Ладно, мне нужно найти фонограмму и отнести звукорежиссеру, — бормочу под нос, после чего разворачиваюсь и иду к кулисе. Пока шагаю, замечаю боковым зрением недовольное еблишко Леонова. Закусываю щеку, чтобы не психануть. Это день когда-нибудь закончится и я надеюсь, что Маша не будет ночью плакать в подушку.

      ***

      Вдох. Выдох. И я опять играю в нормальность. Фонограмма найдена и передана звукорежиссеру. Зрители уже заполняют зал. Участницы трясутся за кулисами. Второй ведущий наспех перечитывает сценарий. Десять минут и я выйду на сцену, чтобы объявить начало мероприятия. Кто-то спёр мои туфли, и мне придётся выходить на цыпочках, чтобы не запутаться в подоле платья. Тахикардия испытывает моё сердце, а кожа покрылась мурашками. Смотрю перед собой, повторяя первые строчки слов из сценария. Слева от меня материализуется Максимилиан.       — Куда ты пропал? — прищурив глаза, задаю вопросу другу. Хм! А друг ли он? Даже не знаю. Меня не покидают тревожные ощущения. Где-то рядом ходит Маша, а в зале сидит Андрей. Если Макс что-то задумал, то больно будет не ему. Я обожаю Вербицкого, но всему есть предел.       — Обломова доебалась, решил смыться, — блондин пожимает плечами, уставившись в темноту кулис. Если честно, то выглядит он достаточно напуганным. Открываю рот, чтобы задать вопрос, но осекаюсь. Закусываю губы, внимательно разглядывая бледное лицо. Макс не выглядит здоровым. Нервный. Дёрганный. Странный, больше чем обычно.       — Арин! — слышу голос Тани.       — Мне нужно идти, — шевелю губами, буквы падают на деревянный пол. Девять минут до начала мероприятия. У меня нет времени на допрос с пристрастием.       — Иди, — Вербицкий несколько раз кивает, так быстро, словно кто-то забыл принять сегодня лекарства. Приподнимаюсь на носочки и иду к Титовой, что уже покраснела от предвкушения той власти, что будоражит её подсознание. Танюша уже совсем скоро начнёт гонять участниц конкурса за кулисами, раздавая чёткие указания.       Стоит мне к ней подойти, как из её уст звучит неожиданный вопрос: "Почему тебе так не нравится Андрей?"       — Он встречался с Машей, — нахмурив брови, отвечаю. Я ожидала, что Титова спросит меня о чём угодно, но не о Леонове. Оглядываюсь по сторонам, Макс снова куда-то исчез. Недалеко от нас стоит Саша. Она пришла помочь Обломовой за кулисами. Таких подружек здесь много.       — Хреново расстались? — Танюша задаёт уточняющий вопрос, хлопая длинными чёрными ресницами. Её любопытство, кажется мне каким-то наигранным. Есть ощущение, что моя подруга выполняет роль шпиона.       — Очень, — сухо отвечаю, одаривая девушку тяжёлым взглядом. Хочу, чтобы она прочитала по моим глазам, что у меня нет желания обсуждать эту тему. Титова применяет свой коронный приём. Её карие глаза становятся почти чёрными, свет софитов отражается от широких зрачков. Она поджимает губы и наклоняет голову в бок, тем самым напоминая мне кота в сапогах из "Шрека".       — Андрей обвинил Машу в измене, которой не было, — шумно выдыхаю, сдалась. Танечка морщит лоб, изгибая свои брови. Она ждёт от меня подробностей, но какой в этом смысл?              — Кхм-кхм, — за моей спиной раздаётся звук притворного мужского кашля. Надеюсь, что это не Андрей. Оборачиваюсь и вижу Тимура. Вот так сюрприз! Сегодня не день, а какая-то невыносимая череда случайностей. Макаров, Шацкая и Леонов в одном здании. Несколько лет назад кто-то сказал Андрею, что Маша изменила ему на вписке. И Леонов решил, что с Тимуром. Вселенные бесконечны и эти трое найдут друг друга в каждой. Только мне кажется, что любая такая встреча грозит нашим мирам полным уничтожением. Роковое стечение обстоятельств, из-за которых дружба и любовь деформируются в уродливую ненависть.       — А ты что здесь забыл? — чувствую, как мои лёгкие покидает углекислый газ, отравляя всё пространство вокруг. Теперь даже не знаю, кого винить в грядущем пиздеце. Максима или Тимурку? Оба хороши. Но, если Вербицкий только играет в злодеев, то Макаров стал таким уже давно. Он не был лично для меня плохим человеком, но список его жертв едва ли уместится на тетрадном листе. Только если не пропускать клетки. Месть сделала его таким.       — Мне было скучно в зале, заметил Машу и решил поздороваться, — улыбаясь кошачьей улыбкой, отвечает шатен, поправляя свои кудрявые волосы. Сжимаю зубы, широко распахнув глаза. Кажется, я испытываю томящееся чувство страха. Оно подступает сзади и уже готово поднести острое ржавое лезвие к моему горлу.       — Не знала, что вы до сих пор общаетесь, — мой голос предательски задрожал. И нет, меня не пугает возможный роман между Макаровым и Шацкой. Они всегда были друзьями, что никогда не переступали черту. Маша, наверное, единственная девушка в городе, которой не нужно было опасаться Тимура.       — Мы и не прекращали, — усмехается парень, поглядывая за моё плечо. Я и забыла, что за Таня всё ещё стоит рядом. Слышу её рваное дыхание. Странно. Знаю, что мне стоит сосредоточиться на происходящем, но не могу.       — Я, пожалуй, пойду, — прочистив горло, произносит слова Титова. Стук её каблуков нарушает тишину, что повисла в воздухе и умерла. Напряжение нарастает. Сжимаю пальцы, ногти впиваются в нежную кожу ладоней.       — Если ты что-то задумал, то настоятельно рекомендую тебе отказаться от своих планов, — скрежет моих зубов звучит чуть громче самих слов. Сердце грохочет в груди, ударяясь о рёбра. Я ощущаю, как ледяное прикосновение самой судьбы щекочет костяшки моих пальцев.       — Ты ничего не сделаешь, — на губах Тимура появляется жуткая улыбка. Та самая, что не предвещает хэппи-энда. Мурашки расползаются вдоль позвоночника. Качаю головой, из моих глаз выступают слёзы.              — Ариш, — слышу голос Ярослава. Он как всегда не вовремя. Поворачиваю голову, моя челюсть сжата настолько сильно, что сложно ему что-то ответить.       Макаров делает шаг, уничтожая расстояния между нами. Он наклоняется, чтобы прошептать: "Ты и себе помочь не можешь. Но я обещаю тебе, что каждый, кто причинил Маше боль будет страдать". Его шепот щекочет мне шею, но это не самые приятные ощущения. Жуткий голос и слова отпечатаются в моей памяти навсегда.       Тимур выпрямляется и отступает назад в темноту кулис. Эпичное исчезновение, по другому и не скажешь. Я замечаю печальный взгляд Орлова. Знаю, ему всё также сложно избавиться от ревности. Мир снова уходит из-под моих ног. Громкий звук фанфар оповещает участниц конкурса и зрителей о начале мероприятия. Ко мне подходит второй ведущий и протягивает свою руку. Денис Быстров был капитаном сборной "КВН" в нашем университете. Остряк и шутник, который часто путал имена, даты и события.              — Идём? — озорной голос звучит из его уст, а мне кажется, что я схожу с ума. Киваю. Приподнимаюсь на носочки и выхожу на сцену, не приняв руки Дениса. Луч света ослепляет мои глаза. Центр сцены, софиты. Ритмичная музыка. Гиперфиксация сходит на "нет". Она растворяется в воздухе, словно мираж посреди ледяной пустыни. Осознание грядущей катастрофы вышибает из моего тела душу. Дурацкие планы Максимилиана ничто по сравнению с трагедией, которую приготовил Тимур для своих врагов. Только вот мне не известны все имена тех, кого ждёт наказание за прошлое. А что если Саша, Ярослав, Таня и Дима были как-то замешаны в том, что произошло три года назад? Нет, это слишком. Только, если косвенно.       — Добрый вечер, дамы и господа! — громкий голосом провозглашает Быстров. Какие к чёрту "дамы и господа"? Ему отшибло память? Он говорит не по сценарию. Ловлю на себе его взгляд, умоляющий исправить ситуацию.       Натягиваю на свои уста подобие улыбки. Молчание. Полная тишина. Все ждут от меня слов. Моя очередь. Вдох. Нихуя не помогает. Выдох. Я уже почти рыдаю. Руки дрожат, во рту пересохло. Я забыла взять микрофон. Быстров передаёт мне свой.       — Похоже, что Денис снова забыл прочитать сценарий, — прочистив горло наконец-то нарушаю мёртвую тишину. Сотни пар глаз обращены на сцену. Ведущий, что стоит рядом со мной усмехается.       — За занавесом этой сцены сейчас стоят участницы конкурса "Мисс Университет". Все они с трепетом ждут своего выхода. Я хочу, чтобы вы поддерживали каждую своими аплодисментами. Они готовились и старались, — говорю не по сценарию. Улыбаюсь, словно фарфоровая кукла с витрины магазина игрушек. Тахикардия, от удушья горит горло. Знакомые и те, кого я не знаю, сейчас смотрят на меня и слушают. Но никто не знает, как мне хреново. За идеальной картинкой скрывается девушка с рыдающим сердцем. Я замерла, остановилась и проиграла "игру в прятки" с тревожностью. Мой друг, моя сестра и Андрей Леонов снова оказались в одной точке пространства и коротком отрезке времени, повторяя свою судьбу. Я так старалась проживать жизнь, избегая проблем. Мечтала, что когда-нибудь мои мысли утихнут и настанет эпоха спокойствия. Меня пугали поступки Макса, и я совсем забыла про Тимура. Стоит ли мне ему помешать? Или оставить всё, как есть? Не знаю. Молчание. Мой внутренний голос отвечает лишь молчанием.

***

      Несмотря на все страхи, мероприятие идёт по плану. Прошли долгих полтора часа с начала и я ещё ни разу не опозорилась. Даже выступление сборной по аэробике вызвало шквал аплодисментов. Снежаба Борисовна осталась довольной. Я нет. Теперь моё тело потное и липкое. Таня рядом. Она раздаёт поручения участницам конкурса, чтобы те не отходили от сценария. Два дефиле и интеллектуальный конкурс позади. Сейчас на сцене выступает та самая Настя Гладкова, то есть Гладких. Она играет на рояле и поёт мелодичную песню своих хриплым голосом: "Твой душ — мой душ. Ты плачешь, у меня течёт тушь. У вас там сколько времени? У нас тут по колени снега И пурга, и тихо воет вьюга. Какими б вы ни были сильными - Не расставайтесь с любимыми!*"       Я стою и смотрю на сводную сестру, которая снимает на телефон свою подругу с противоположной от меня кулисе. Она подпевает песне, шевеля губами. Память. Больно. Я всегда считала Машу сильной. Она умела улыбаться и не для того, чтобы обмануть мозг. Маруся всегда считала, что плакать нужно в старости, а улыбаться, пока есть зубы. Её дурацкий шутки и истории были невероятными. Она была человеком, который просто заставит тебя смеяться. Наверное, по этой причине вечно недовольный Леонов неё влюбился. Маша замечает мой взгляд и улыбается. Она качается из стороны в сторону, и её голос уже слышат не только те, кто стоят рядом с ней.       У края сцены появляется Ярослав с камерой в руках. Он по привычке хмурит свои бровки. У нас не было времени поговорить, и если я продолжу тянуть резину, то вечером нас будут ждать разборки на повышенных тонах. Орлов ревнует и никак не хочет принять безумие, что управляет мной. Делаю несколько шагов в сторону, зрителя меня не увидят, но Яр сможет услышать.              — Ты на меня обиделся? — облизав губы, озвучиваю вопрос. Он качает головой. Его глаза прикованы к экрану камеры. Такой сосредоточенный и сексапильный. Карие омуты для меня уже давненько стали центром Вселенной. И мне страшно представить себе хотя бы день без их блеска. Я поплыла. Больше не могу контролировать свои эмоции. Знаю, что рано или поздно он уйдёт, захлопнув за собой дверь.       — Ревнуешь? — громко выдыхая, продолжаю наседать. Он переводит одному ему только понятный взгляд в мою сторону.       — Меня раздражают твои шушуканья с Тимуром, только и жду, когда ты уйдёшь к нему, — договорив Орлов сжимает челюсть. Распахнув широко глаза, вытягиваю шею. Ебать! Не знала, что в нашей паре мы оба долбанутые. От желания посраться меня отделяет один шаг. В груди ощущается болезненное жжение.       — Скорее ты сбежишь первым, — шипение раздаётся из моих губ. Закусываю щёки изнутри до металлического привкуса крови во рту.       — Размечталась, — он отвечает, а затем звучат аплодисменты. Настя Гладких покидает сцену. Следующая по списку Обломова. Я вздрагиваю от того, что занавес сдвигается. Какого чёрта? Этого нет в сценарии! Подпрыгиваю на месте и оглядываюсь по сторонам. Шесть девушек выходят на сцену. Катя приготовила танец. Я согласовала её номер. Не понимаю, зачем закрывать занавес? Странный скрип режет по ушам. Поднимаю голову и вижу, что при помощи специального механизма опускается акробатическая трапеция. Сказать, что я охренела — ничего не сказать. Моргаю. Трехэтажный мат вырывается шёпотом из моих губ. Белокурая сучка выбегает на сцену и устраивает свою жопку на трапеции.              — Слезай! — хотела бы я крикнуть, но зрители услышат. Катя качает головой, хлопая глазами.       — Тимур обо всем договорился, — её милый голосок меня ещё никогда так не раздражал. Я, аки бык, раздуваю ноздри. Если кудрявая Мэрин Монро навёрнётся, меня отчислят нахуй! Адреналин с бешенной скоростью разгоняет кровь по моим венам. Сминаю подол красного платья своими потными пальцами и быстрым шагом иду к недоразумению по имени Екатерина. Механизм поднимает девушку в воздух быстрее, чем мне удаётся до неё добраться.       — Слезай! — повторяю свой приказ. Я не злюсь, я в бешенстве. Обломова хихикает. Пиздец! Боковым зрением замечаю бледное лицо Титовой. Инфаркт сегодня нам обеспечен. Качнувшись на трапеции, Обломова почти теряет равновесие. Моё сердце замирает в груди.       — Арин, не переживай, у меня есть страховка, — улыбаясь абсолютно беззаботной улыбкой Катя обращается ко мне. — Смотри, что я умею, — она продолжает раскачиваться на трапеции. Даже не знаю, что делать. Швырнуть в неё кроссовком, или уже бежать за сцену и что-то предпринимать?       — Только вот страховка не закреплена, — дрожащий голос Титовой оповещает меня о том, что наступил тот самый момент. Момент эпичного фиаско. От испуга Катя теряет равновесие, и я неосознанно закрываю глаза. Вдох. Вдох. Кислород отказывается наполнять лёгкие. Звука падающего тела не слышно. Открываю глаза. Обломова болтается в воздухе, согнувшись пополам. Она дрыгает руками и пытается дотянуться до трапеции. Оборачиваюсь и замечаю, что Таня успела схватиться за страховочный трос. От перелома позвоночника Катю отделяет маленькая хрупкая девушка и её железный характер. Срываюсь с места и чуть не падаю, запутавшись в подоле. Вместо меня около Татьяны оказывается Леонов. Оглядываюсь по сторонам, испугавшись того, что занавес больше не отделяет нас от взора зрителей.       — Фух, — выдыхаю с облегчением. Всё в порядке. Понятия не имею, что Андрей забыл за кулисами, и похер. Он сильный. Барахтающуюся в воздухе тушку удержать сможет.              — Опускай её, — жестом рук, показываю Леонову, что делать, при этом озвучивая свою просьбу умоляющим голосом. Я готова выкупить для Леонова весь отдел спортивного питания, если он спасёт ситуацию.       — Механизм заело, могу только поднять, — Андрей качает головой. Тишина замирает в воздухе. Что делать? Из зрительного зала уже доносятся недовольные возгласы. На меня, обезумевшими от ситуации глазами, смотрят Титова и Быстров. Думай, Арина! Думай!              — Тогда поднимай так, чтобы её было не видно из зала, — принимаю единственное решение, чтобы выиграть время. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и замечаю Веронику Романову, она должна выступать следующей после Обломовой.       — Ника, я меняю тебя местами с Катей, — хриплым голосом проговариваю и надеюсь на согласие. Как ни странно Ника кивает. Таня отпускает страховочный трос и бежит за рацией, чтобы звукорежиссер поставил нужную композицию. Леонов же без всяких комментариев поднимает Обломову практически к самому потолку. Полный пиздец! Ухожу со сцены, а полотна занавеса расходятся по сторонам. Звучит ритмичная музыка. Моё сердце бьётся всё также безумно. Пальцы дрожат, а слёзы умоляют отпустить их на свободу.       — Арин, всё нормально? — слышу из темноты голос Маши. Я даже не заметила, что она оказалась рядом.              — Конечно, нет, — за меня отвечает Леонов. Надеюсь, что где-то поблизости не бродит Макаров. Только этого сейчас не хватало. Разборки бывших — не то. о чём я сегодня мечтала. Хочу оказать дома, набрать ванную и валяться в ней, пока вода не остынет.       — Что случилось? — Шацкая игнорирует слова Андрея, она касается пальцами моей спины. Мне не становится легче. Я задыхаюсь. Перед глазами плывут круги.       — Кто-то сломал страховочный механизм, — крепче сжимая руками трос, за меня снова отвечает Леонов. Даже странно, что он решился на этот диалог. Перевожу свой взгляд на лицо парня и пытаюсь его прочесть. Он всё такой же хмурый, но ... Да, нет. Мне показалось. Мои мысли крутятся вокруг его фразы. Кто-то сломал страховочный механизм.       — Я вижу, что с нашей последней встречи ты стал ну очень умным, — Маша огрызается. Её голос звучит довольно хрипло. Могу поспорить, что её руки снова дрожат.       — Ты хочешь сказать, что я тупой? — изогнув брови, интересуется Андрей. Нет, он не злится. Больше похоже на то, что брюнет не знает, как продолжить разговор. Либо спаситель Обломовой обиделся. Чёрт его разберёт.       — Скорее, что ты был и остался человеком с интеллектуальным потенциалом садовой улитки, — фыркнув, растягивает слова Шацкая. Был бы здесь рядом Максим, то непременно бы улыбнулся. Я же закусываю губы, усмиряя желание рассмеяться. Отхожу в сторону оставляя странную парочку наедине. Иду в тот же угол, где смогу увидеть Ярослава. Во всём этом хаосе мне просто необходим вид его карих глаз. Чуть сдвигаю плотную ткань занавеса и наблюдаю забавную картину. Орлов стоит у края сцены и то и дело поглядывает наверх, где болтается Обломова. Хорошо, что зрителям это зрелище недоступно. Яр замечает мой взгляд. Он ошарашен происходящим. Я же больше не могу сдержать слёз. Вот она, та самая слабость, которую Арина Харламова всю прошедшую неделю не могла себе позволить. Когда ректорат узнает о произошедшем, меня отчислят.       Ярик прикрепляет камеру к штативу, а затем проходит к боковой лестнице и пригнувшись поднимается на сцену. Через несколько секунд он ныряет в щель между стеной и портьерой занавеса. Ещё одно мгновение и Орлов нависает надо мной. В голове звучат слова из песни, что я вчера поставила на звонок: "Я люблю все твои плюсы и минусы, Твою грусть и твои тёмные волосы. Знаешь, если бы осталось жить полчаса, Я бы с кайфом их потратил только на тебя"**       — Пиздец подкрался не заметно? — Яр усмехается, киваю. Он наклоняется ниже, и наши лбы соприкасаются. Я не закрываю глаза. Хочу видеть его, а не только ощущать. Как бы его прекрасный образ не расплывался от пелены слёз, хочу видеть.       — Мне кажется, или это идеальный момент, чтобы признаться тебе в любви? — Ярослав озвучивает свой вопрос, не разрывая взгляда. Мой язык онемел, а сердце обезумило от такой жизненно необходимой дозы счастья. На сцене танцует Ника Романова, в нескольких шагах от нас срутся Андрей и Маша, а у потолка болтается Катя. Просто идеальный момент для признания в любви.       — Я люблю тебя, и не уверен, что ты мне поверишь, — Орлов касается пальцами моей щеки, а я в буквальном смысле погибают от переизбытка эмоций. Ты долгое время был всего лишь сном, теплым воспоминанием. Я пообещала себе, что не буду вмешиваться в твою личную жизнь, когда ты снова появился в моей безумной жизни. Прошло два месяца и вот я захлёбываюсь слезами, но мне уже не больно.       — Я люблю тебя без остатка, — сглотнув слюну, продолжает говорить Ярослав, — Ты иногда похрюкиваешь, когда смеешься. Соскакиваешь с кровати посреди ночи и бежишь за своим чёртовым блокнотом на кухню. Я пугаюсь каждый раз, но люблю. Прозвучит совсем сопливо, но я уверен, что никогда не смогу тебя разлюбить, — он замолкает, чтобы перевести дыхание, а затем добавляет: "Даже если ты в итоге выберешь не меня..."       — Дурак, — округляю глаза. Не понимаю, как он может о таком даже думать. В моих самый болезненных фантазиях инициатором расставания всегда был и будет именно Орлов. Для меня кажется невозможным выбрать кого-то, кроме него. Мы два диких извращенца, что танцуют в тишине по ночам.       — Тимур был моим другом, но с сегодняшнего дня официально заявляю, что он меня пугает, — проговорив, всхлипываю. Ярик отстраняется на несколько сантиметров и моргает. Он удивлен.       — Расскажу, когда домой поедем, — вытираю слёзы с носа и громко вздыхаю. Этот день подзатянулся. Орлов снова сжигает расстояние между нашими лбами. Они соприкасаются. Меня успокаивает его тепло. Я чувствую, как оно растекается по телу.       — Ты прав, это идеальный момент, чтобы признаться в любви, — улыбаюсь и сглатываю слюну. Мир не замирает вокруг нас. Нет. Рядом всё также скандалят Леонов и Шацкая, а Романа срывает аплодисменты.       — Я люблю тебя, — томный шёпот покидает мои губы. Каждый звук наполнен примесью боли и счастья. Даже в моих самых безумных фантазиях признание в глубоких чувства никогда не было таким искренним и настоящим. Несмотря на всю абсурдность ситуации, я всегда буду помнить этот момент. Мы снова торопимся, но у меня мурашки разбегаются по коже. Каждая буква, каждый звук стоят того, чтобы жить, убегая от тревоги. Его пальцы на моих щеках. Между нашими лицами исчезло ничтожное расстояние. Поцелуй, соприкосновения тёплых и мокрых губ. Моё сердце бьётся для него, ну или ради него. Оба утверждения можно причислить к списку аксиом. Я слышу его дыхание. Оно не сводит меня с ума, не делает сильной. Любовь — это не истерики, не ссоры, а полное единение душ. Наш поцелуй становится глубоким, но не грубым. Солёным, но таким тёплым. Его язык вторгается в мой рот, и я мысленно поднимаю руки, сдаюсь. Быть сильной приятно, но отсутствие страха перед слабостью — бесценно. Его пальцы на моих щеках. Мои пальцы на его шее. Языки сплетаются под авиации зрителей, которые нас даже не видят. Его губы сладкие, любимые, тёплые. Если бы мне осталось жить лишь полчаса, я бы с радостью провела их только с ним. Моя душа, его душа. Два сердца, что бьются в унисон. Вселенная, что уже давно сошла с ума. Поцелуй любви и признательности. Как же это приятно, ощущать его кожу под подушечками пальцев. Наш поцелуй — союз двух безумцев и противоречий. Я всё ещё плачу, у меня течёт тушь.