Бесстыжие

от лица Ярослава

       От любви до ненависти — один шаг, а от влюбленности до разочарования — шагов десять. Проблема людей в том, что они не всегда различают эти чувства. Любовь и влюблённость часто путают, у ненависти же куда больше оттенков безумия. Бабушка Варя однажды провела со мной серьёзную беседу. Мне было тринадцать лет. В тот день я разбил мячом окно в учительской. Маму вызвали в школу, а приехала, как всегда, бабуля. Директор вопил во всё горло. Он так кричал, у него даже полопались сосуды в глазах. Бабушка Варя просто ждала, когда директор успокоится. Она смотрела на меня самым обычным взглядом. После мы вышли из кабинета директора, и Варвара Михайловна прочитала мне целую лекцию об эмоциях и чувствах. Она нашла в кармане пиджака пачку сигарет и закурила прямо в вестибюле школы. Я охренел от её поступка. Бабушка тогда сказала, что большинство людей на самом деле не знают своих чувств. Они не задумываются о причинах их появления. Не могут разложить собственные эмоции и переживания по полочкам. Она спросила меня, случайно ли я разбил окно. Что я чувствовал до удара по мячу, и после того, как понял, что окно разбито. Даже не помню, что ответил. Для меня имела значение лишь сигарета в её длинных пальцах. Её слова я запомнил на всю жизнь, и с того дня стал задумываться о природе своих чувств.       Тараканов у меня в голове всегда было много. По другому и быть не могло. Я родился в запасной семье. Моя мама была любовницей отца. Он не так часто проводил со мной время, чтобы я мог считать свою семью полноценной. Отец передавал мне подарки на Новый год, приезжал на дни рождения. Иногда бывал у нас по будням. Мама всегда настраивала меня против Макса. Всё говорила, что я — хороший, а он — избалованный мальчишка. Сама того не понимая, моя мать воспитала во мне противоречивые чувства. Я хотел быть правильным, сдержанным, спокойным и уверенным. Так и получилось, но лишь на половину. Другая часть просто хотела быть счастливой. Что я чувствую сейчас? Тупую боль в правом предсердии. Какова причина этой боли? Слова. Не стоило тебе давать мне свой телефон. Я только что отправила в чат волонтерского отряда ваше с Ариной порно-видео. Моргаю несколько раз, а затем, по привычке, сжимаю челюсть и пальцы в кулаках до хруста. Я ненавижу Сашу? Нет. Чтобы ненавидеть, нужно сначала полюбить. Смотрю на неё и чувствую горькое разочарование. — Она тебе этого никогда не простит, — она облизывает своих губы, а затем добавляет: «Кто знает, может Ариночка решит покончить жизнь самоубийством после всего, что ты натворил». Максим накрывает лицо руками. Я же пытаюсь разложить в своей голове все эмоции по полкам. Разочарован. Зол. Саша улыбается. Прекрасно. Её последние слова стали последней каплей. Терпение закончилось. Я больше никогда не испытаю к ней теплых чувств. Разворачиваюсь, и молча выхожу из кухни. Хватаю с пола сумку, в которой уже два дня ношу с собой всё самое необходимое. Открываю дверь, после чего покидаю квартиру. Она тебе этого никогда не простит. Задела. Сковырнула старую рану ржавым ножом. И теперь заражение распространяется по сосудам разума. К сожалению, антибиотик в этом случае мне не поможет. Только разговор с человеком, что стал моим наваждением.       Я наивно полагал, что чувства можно спрятать, и они забудутся. Но в психологии есть термин, который называется триггер. События или обстоятельства, вызывающие сильную эмоциональную реакцию. Вопреки распространенным представлениям о триггерах, они способны порождать не только негативную реакцию, но и позитивную. Арина стала для меня таким триггером. Она заставляла меня смеяться до слёз, с ней я не чувствовал необходимости быть идеальным. Саша не разбила моё сердце, Арина разбила его раньше.        Её второе пришествие в мою жизнь — стало для меня настоящим испытанием. Я пообещал себе, что сделаю всё, чтобы она снова не получила власть над моими чувствами. С сентября не писал ей. Знал, что Арина не сможет прочитать мои сообщения, даже если удалит мой профиль из чёрного списка. А в октябре я случайно увидел её номер на стенде факультета, когда ждал Сашу с занятий. Записал. Зачем? И сам не знаю. Даже один раз набрал её номер, она не ответила. Оставил голосовое сообщение. Самое тупое голосовое сообщение. Что-то промычал и попросил перезвонить. Чувствовал себя подростком. Потом понял, что сглупил.       Однако, я семь месяцев смотрел на экран телефона, мечтая о том, что она мне позвонит. Отчаялся, и решил спрятать воспоминания о ней глубоко внутри, чтобы никто не нашел её в чертогах разума. И думать не мог, что однажды субботним днём увижу на экране своего телефона её имя. Помню, как не поверил собственным глазам. Боль кольнула в сердце, а пальцы онемели.       Принял вызов и услышал голос брата: «Алло, Яр. Это Макс. Я веду к вам твоего будущего работодателя. Она голодная, ты можешь что-нибудь приготовить?»       Помню, как охренел и смог ответить только: «Хорошо, я что-нибудь придумаю…»       Саша сидела рядом, и расслышала слова Максима. Она взвизгнула от счастья, и начала тараторить что-то про шанс и улыбку судьбы. Я же чувствовал себя так, словно мне на голову люстра упала. Не понимал, что делать, и решил для начала приготовить суп. Дурацкий способ, чтобы совладать с эмоциями. Пока готовил, мысленно перебирал варианты последующих событий в голове. Саша крутилась вокруг, витая в облаках. Она и подумать не могла, что творилось со мной в те минуты.       Я был на кухне, когда они пришли. Даже выйти не смог. Обозначил себе правила поведения. Никаких эмоций, улыбок. Только деловой разговор. В мои планы не входило трудоустройство в университет.       — Привет, — услышал её тихий голос, и испытал приступ аритмии. Ждал, что она войдёт на кухню. Готовился к встрече, как к испытанию на прочность. Помню каждую секунду, словно снова встретил тебя вчера.       — Черт! — из коридора послышался голос Максимки. Я шумно выдохнул и на секунду закрыл глаза.       — Что там у вас? — Саша громко крикнула у меня под ухом. Вздрогнул. Она накрывала на стол. Гости же не спешили появиться на кухне. Моя супруга нервничала, кусала щёки изнутри. Финансовые проблемы в нашей семье не давали мне спать по ночам. Сашка хотела устроиться на работу, но после разговора с матерью передумала. Они делили на двоих пенсию по потере кормильца, и могли её лишиться. Моё мнение тёща не учитывала. Саша же не понимала, что свои проблемы мы должны были решать сами, без участия родственников-психопатов. Я блядь почему-то должен был каждую пятницу везти её к маме, потому что Женя не справлялась с ребёнком. Славик постоянно болел, а отца нужно было кормить после смен в операционной. Впервые в жизни я зауважал Дану. Она никогда не просила помощи у родных. Макс тоже часто болел в детстве, а у отца было куда больше забот.       — Не можем развязать шнурок, — усмехается Максимка. Я закачал головой. Проклиная чёртова шнурки Харламовой, и свою судьбу за издевательство. Вышел в коридор и увидел их. Макс весь покраснел, пыхтел. Арина сидела на банкетке и смотрела на моего брата, ухмыляясь. Сглотнул вязкую слюну, и чуть не подавился. Подошел ближе и положил руку на плечо Вербицкого.       — Давай я попробую, — сказал, и замер. Заметил, что Максимка пытался развязать чёрный шнурок. Тот самый, что я когда-то снял со своих беговых кроссовок и отдал девушке, что украла моё сердце почти два года назад. Брат отошёл в сторону, и я присел на корточки. Боялся смотреть ей в глаза. Триггер заставил меня вспомнить и пережить три самых счастливых дня в моей жизни. За минуту они прокрутились в моём сознании раз пять. Развязал чёртов шнурок и забыл, как дышать.       — Ну, вот, готово, — прочистив горло, сказал, а затем выпрямил колени и сделал шаг назад. Не хотел вдыхать её аромат. Испугался.       — Арин, это Ярослав Орлов. Мой брат. Он прекрасный повар и талантливый видеограф, — Макс улыбался. Братишка явно не понимал, что происходит.       — Очень приятно, — Арина в буквальном смысле выдавила из себя слова, а на её губах появилась наигранная улыбка. Я осознавал, что она испытывала смущение. Кожа на её шее и груди покрылась красными пятнами. Кивнул, поджимая губы. Я искал её. Сходил с ума. Не спал, не ел. Она сбежала. Ушла рано утром, не оставив номера телефона. В тот момент в коридоре я испытал обиду.       — Проходите на кухню, обед готов, — сухо проговорил, и решил для себя, что её улыбка не стоит того, чтобы снова страдать и не спать. Такой идиот. Хотя, это слишком мягко сказано. Вернулся на кухню и подошёл к плите. Не заметил, как нахмурился. Гости пришли за мной следом. Саша начала разговор, а я на автомате разливал суп по тарелкам. Задумался о том, какой Харламова была на самом деле. Мне долгое время казалось, что знал её. Но она снова появилась и даже нормально не смогла мне улыбнуться. Решил, что я ей неприятен. Запер все эмоции на замок, оставив только одну — глупую обиду.       Так продолжалось довольно долго. Вы болтали, я не слушал. Справлялся с собой. Но из портативной колонки зазвучала песня: «Мир не стоит твоих слез, Пусть их смоет серый дождь. По ночам холодным Я тебя согрею. Я с тобой…*» Арина замерла с вилкой в руке. Она смотрела в тарелку, и я понял. Уловил момент подлинного осознания. Слышал слова из песни и наблюдал за тем, как менялось её лицо. Оно побледнело. Арина подняла глаза и наши взгляды встретились. Болтовня Саши Максима на фоне, казалась такой бессмысленной и пустой. «Слишком мало здесь огня. В твоих глазах пустота. Обними в последний раз. Ты прости, но нам пора. Я прошу не забывай о нас. Ночами темными во снах, Все наши тайны сохраняй, Не забывай» Она не забыла. Я испытывал самые смешанные и странные чувства. Их нельзя было отделить друг от друга и разобраться в их причинах. Прошлое и настоящее пересеклись в одной точке пространства и времени. Мысленно улыбнулся. «Твои глаза. В них столько света и тепла…» — я когда-то записал эти слова на обложке блокнота. Перечеркнул и забыл. Вспомнил, стоило тебе посмотреть на меня. Синие глаза. Милосердные и беспощадные. В них было столько боли. Как можно полюбить боль в другом человеке? Никак. А я смог. Наваждение. Один твой взгляд убивает меня ненастоящего. Ты видишь людей насквозь. Это твой дар и проклятье. Всего три дня и я полюбил девушку с темно-синими глазами. Узнал её лучше, чем себя. Нашёл в ней то, чего мне не хватало. Она умела быть счастливой несмотря ни на что.       Я понимал это тогда, но опять испугался. Уже разрушил свою жизнь, и не хотел поступать с ней также. Погряз в сомнениях после её ухода. Хотел рассказать всё Саше, но чёрт дернул меня послушать глупые советы брата. Очередная ошибка. Я себя не оправдываю. Не способен на это. Чувство вины преследовало меня ещё с детства. На мой восьмой день рождение Максим сильно заболел. Его положили в больницу. Отец привёз мне набор «Лего», он не захотел войти в дом. В машине его ждала Дана. Я смотрел на неё, а она на меня. Мне было жаль брата. Отец что-то говорил, когда Дана вышла из автомобиля и прокричала мне слова: «Это ты виноват. Все проблемы в моей семье из-за тебя. Лучше бы ты не родился!»       Восьмилетнему мальчику сложно объяснить, что такое пограничное расстройство личности. Ещё сложнее избавить его от чувства вины. Эту детскую травму, я так и не смог принять. Но нашёл человека с похожей проблемой. Только она убежала от меня.

***

       Ехал до университета, нарушая все правила дорожного движения. Не справился с управлением, и чуть не разбился. Хотел успеть до момента, когда она увидит сообщение в чате. Мой телефон разлетелся на части, и не подлежал восстановлению. Не мог позвонить ей, как и удалить видео в чате. Всё думал, что она меня не простит. Сашины слова стали навязчивой мыслью. Мыслью, что убивала меня болезненно медленно.       Остановился на парковке университета, и закрыл глаза, чтобы вспомнить. По лобовому стеклу стучат капли дождя. Я вижу тебя, ты лежишь на животе и смеёшься. Твоё голое прекрасное тело освещает только свет уличного фонаря. За окном конец июня, а счастлив.       — Серьёзно?! — усмехаюсь, ты смеешься. — Ты веришь в эту чепуху, что можно понимать людей без слов? — помню, как задал тебе вопрос, поглаживая кожу на твоём плече.       — Угу, — ты киваешь, а затем добавляешь одну лишь фразу почти шепотом: «Только есть одно «но»…»       Сдвинулся ближе, чтобы увидеть свет твоих глаз. Ты смотрела на меня и дарила тепло. Я не устал тебя слушать, и мечтал, чтобы эта ночь никогда не закончилась утром.       — И какое же? — поцеловав твоё плечо, спросил.       Ты приподнялась и прошептала мне на ухо: «Чтобы понимать человека без слов, нужно сначала научиться его слушать».       И сейчас я надеюсь, что ты помнишь свои слова. Открываю глаза и выхожу из машины. Капли холодного дождя падают на моё лицо. Иду к зданию корпуса юрфака. Вокруг никого. Тишину нарушает только шум весеннего ливня. Я никогда не верил в Бога и в переселение душ. Был атеистом. Но в этот конкретный отрезок времени я готов молиться кому угодно, чтобы меня услышали. Хочу, чтобы ты меня простила. Поверила моим словам. Аритмия убивает моё сердце.       Вхожу в здание, здесь темно. Странно. Иду практически на ощупь по коридору, а затем спускаюсь по лестнице на цокольный этаж. Открываю дверь и вхожу в кабинет. Ты стоишь у раковины, слышу шум воды.       — Что ты делаешь? — испугался. В последний раз ты отрывала себе с кожей ноготь, когда стояла на том же месте. Я чуть не умер от отчаяния. Понимал, что тебе больно. Что ты пытаешься справиться с эмоциями. На столешнице лежит твой телефон со включенным фонариком. В здании нет электричества.        — Я хотела сменить пластырь на пальце, — слышу твой голос, но не могу избавиться от приступа паники. Подхожу ближе, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. Арина держит правую руку под струёй воды. Морщит носик. Она оглядывается и замечает моё смятение.       — Всё хорошо? — девушка задаёт вопрос. Я не знаю, что ответить. Нет. Нехорошо. Я сам сломал себе жизнь, пытаясь исправить всё, что натворил. И чем больше старался, тем глубже зарывал себя. Сам себя наказал.       Твои глаза. В синих радужках смешались все оттенки неба перед летней грозой. Темные, но такие яркие. Как это возможно? Они заставляют моё сердце замирать каждый раз. Созерцая их прекрасное существование, я ловлю себя на мысли, что хотел бы стать поэтом. Наваждение. В этом проклятом городе сложно отыскать что-то подобное. Люди, что спешат по своим делам, не способны видеть дальше своего носа. Серые дома, чей вид угнетает холодной зимой. Ослепительное солнце. Оно давно перестало освещать мой путь. Я устал, застыл на месте. Перестал двигаться и полноценно дышать. За окном идёт чёртов дождь. Ты смотришь на меня, а я не знаю, что тебе ответить. Спрятал романтика где-то глубоко внутри себя. Он слишком наивен и раним, чтобы выбраться наружу. Моё второе «я» прячется за маской уверенного спокойствия.       — Ты не читала волонтерский чат? — озвучиваю вопрос. Она моргает несколько раз, а затем изгибает почти прямые брови. Ты почти не изменилась, только в глазах теперь больше грусти. Одинокая и ранимая. Девушка с болезненной улыбкой на устах.       — Читала, — кивает, а затем переводит взгляд на свою руку. Пластырь уже почти размок. Скоро она сможет безболезненно снять его с пальца.       — Я ничего не отправлял в чат, — сглотнув вязкую слюну, проговариваю слова. Это Саша, — добавляю и замолкаю. Жду реакции, но в ответ лишь тишина. Она не плачет, и не выглядит расстроенной. Делаю один шаг и снова замираю.       — Причём тут ты, Саша и срач между сестрами Синичкиными? — Арина слегка поворачивает голову, и с усмешкой интересуется. Не понимаю. Закрываю глаза на несколько секунд. Она пропустила сообщение, или читала чат до того, как Саша отправила видео?       — Какой у тебя пароль на телефоне? — задаю вопрос, и ловлю её странный взгляд.       — Ты знаешь, — Ариночка шепотом отвечает. Я знаю. Смотрю на неё и понимаю, что не всё потеряно. Есть один призрачный, но шанс. Не могу оторвать от неё глаз. Тянусь к её телефону, она молчит. Провожу пальцем по экрану. Устройство требует ввести пароль. Два. Один. Ноль. Шесть. Два. Один. На экране появляется страница браузера. Открываю приложение «ВК». Пробегаюсь глазами по её профилю, и вхожу в непрочитанные сообщения волонтерского чата. Листаю вверх. От меня нет сообщений. Саша не отправляла видео, она соврала.        Арина шипит, и я кладу телефон на столешницу. Харламова пытается снять пластырь с пальца. Делаю шаг, уничтожив между нами любое расстояние. Она стоит ко мне спиной и неровно дышит. Обхватываю хрупкие запястья, и прижимаюсь щекой к её щеке.       — Давай, я сам, — шепотом прошу принять мою помощь. Она кивает. Вдыхаю её запах. Жасмин, пионы, роза. Твои любимые духи. Ещё улавливаю запах сирени, и мысленно усмехаюсь. Ты позвонила мне сегодня утром, и спросила: «Какой криптонит у Максима?» И я ответил: «Сирень».        Аккуратно обхватываю подушечками пальцев край пластыря. Ты громко дышишь, скоро успокоишься. Шумно выдохнешь и улыбнёшься. От тебя исходит тепло. Твои руки дрожат, и я знаю почему. Снимаю пластырь, но не отхожу назад. Не отпускаю тебя.       — Почему пароль от твоего телефона — дата нашего знакомства? — озвучиваю свои мысли вслух, и жду ответа. Ливень бушует за окном, а в моём сердце всё спокойно.       — Ты знаешь, — Арина отвечает тихим голосом.        Я никогда никого не любил так, как тебя. Да и не уверен, что любил вообще. Думал, наверное. Возомнил себя самым умным и взрослым. Человеком, способным разобраться во всех оттенках собственных чувств. Любовь не делает нас сильнее, она помогает принять нашу слабость. Я бы хотел тебе всё это сказать, но ты мне не поверишь. Моё наваждение.       Аришка разворачивается, и приподнимает подбородок, чтобы наши взгляды нашли друг друга. Её грустные глаза смотрят в глубину, где прячется моё второе «я». То, что хочет только одного — быть счастливым. Наклоняюсь, чтобы поцеловать её носик. Моя бедная девочка. То губу разобьёт, то нос, то коленку.        — Что ты делаешь? — она шевельнула губами, тихо озвучивая вопрос.       — Думаю о себе, — шепотом отвечаю, вспомнив её же совет. За последнюю неделю я пережил столько всего. Разочарование. Гнев. Замешательство. Вина и животный страх.       Всё началось с прошлой среды. В тот день я узнал, что Арина не добавляла меня в чёрный список. Много думал о том, как судьба жестоко обошлась со мной. Я не оправдываю себя. Нет. Понимаю, что причина моих бед в неразумных поступках. Изначально я влез в блядский треугольник, чтобы позлить Ковалёва. Заигрался с желанием мести. Хотел проучить Диму. А когда понял жестокость своих поступков, решил всё исправить. Думал, что забуду Арину, но не смог. Злился на неё. Решил, что был для Харламовой лишь забавным сексуальным приключением. Убедил себя в том, что смогу полюбить Сашу, что нужен ей. Ошибался. Симпатия и влечение переросли в подобие влюбленности, но не больше. Теперь она меня ненавидит. Жаль. Я хотел уберечь её от собственной матери и от своего брата. Максим разрушал жизни любимых женщин. Саша бы не стала исключением. Я возомнил себя рыцарем в серебряных доспехах, послушал совет бабушки Насти. Хотел быть хорошим, но оказался плохим. Не подумал, что Саша ничуть не изменилась.       В среду случайно подслушал телефонный разговор между Катей Обломовой и моей женой. Помню, как у меня перехватило дыхание. День выдался и без того не лёгким. Сначала, я узнал, что Арина не прочла моё сообщение и не отправляла меня в чёрный список, а потом увидел хмыря. Того самого, что подарил огромный букет цветов Харламовой на игре. Вспомнил злосчастное время, когда перестал контролировать свои поступки. Обычно был таким упрямым, но Арина сделала меня слабым.       Пошел на причал, чтобы побыть в тишине. Только положил телефон, и не успел моргнуть, как оказался в озере. Меня тогда перемкнуло. Помню, как бежал за Ариной. Она смеялась. Я злился, злился на неё, на Сашу, на себя. А когда почти догнал Харламову, она упала. Да так, что я перепугался. Страх заменил злобу, и у меня началась истерика. Я расхохотался. Арина меня спросила: «Что с тобой?» Не смог ей ответить. Смеялся до слёз. Смеялся над собой и девочкой, что разбила коленку. На самом деле, причина моей истерики заключалась в другом. Мой мозг попросту не нашёл другого способа, чтобы отреагировать на измену Саши.       В пятницу я решил, что должен поговорить с женой. Но Александра выбрала позицию жертвы, и любая попытка разговора по душам заканчивалась тем, что она упрекала меня во лжи. Саша так и не призналась мне. Игнорировала мои вопросы, кричала. Ждала, наверное, другой реакции. Она собрала вещи и сказала, что переночует у Обломовой. Соврала, я проверил её геолокацию позже. С пятницы на субботу моя жена ночевала в той самой гостинице. Но мне было уже всё равно. Даже не хочу вспоминать об этом.       На следующий день я поехал в университет, чтобы поговорить с Ариной. Она меня напугала. Харламова была на грани нервного срыва. Я видел это в её глазах. Понял, что был прав, когда она пыталась оторвать свой ноготь. В склонности к самоистязаниям нет ничего хорошего. Арина пыталась справиться с душевной болью. Я испытал все грани страха. Переживал, что моя бедная девочка может… Даже не буду произносить свои страхи вслух. Она ушла, и я написал Титовой, чтобы та за ней приглядела. Остался в универе, не хотел возвращаться домой. Меня там никто не ждал.       В полночь получил сообщение от Тани, что Арина пошла домой. Попросил Титову прислать адрес, где живёт Харламова. Дождался ответа и поехал. На улице шёл теплый дождик. Я сел на скамейку у её подъезда. Поймал себя на мысли, что сотни раз проезжал мимо твоего дома по дороге в мед. Ждал час, два. Фонари погасли. Я остался в полной темноте. Промок до нитки. Уже думал сесть в машину и искать тебя по городу. Датчик движения сработал, и над твоим подъездом загорелся свет. Ты увидела меня и горько усмехнулась. Я поднялся и подошёл ближе.       — Что ты тут делаешь? — Арина задала вопрос, закрыв глаза. Она выглядела уставшей, измотанной и печальной. Вся промокла, но почему-то шла через весь город пешком. От отсутствия движения свет погас.       — Хотел поговорить, — негромко сказал. Мы стояли в полной темноте, и не видели друг друга. Серый город спал. И только двое решили остаться на улице под тёплым дождём.       — О чём? — я услышал её вопрос, как и шумный вдох, что последовал после.       На самом деле в моей голове крутились сотни слов, и мне нужно было выбрать самые важные, что имели значение. Она в любой момент могла уйти, так и не дослушав меня.       — Я развожусь, — ответил коротко и чётко. Арина должна была знать. Свет снова загорелся, и я заметил, что Харламова отступила на шаг назад. Она наклонила голову вперёд и посмотрела на свои кроссовки. Не могла смотреть мне в глаза. Шмыгнула носом.       — Саша не смогла простить тебя? — Ариша задала вопрос с толикой грусти в тихой интонации. Шум дождя почти заглушал её голос.       — Причина в другом, — покачал головой, и сделал один шаг вперёд, чтобы свет над подъездом вновь не погас. Хотел видеть её. Она подняла голову и прищурила глаза. Синие.       — Она спит с Тимуром Макаровым, а я её не люблю, — громко выдохнул, проговорив слова. Арина была первой, кто узнал о моём решении. Я не смог бы жить с Сашей после измены. Сам себе не позволил оступиться. Считал, что наш брак важнее моих чувств. Мазохист.       — Мне жаль, — Харламова моргнула и отвела взгляд в сторону. Свет в очередной раз погас. Мы погрузились в тишину. Она не уходила, молча стояла и ждала моих слов. Достал из кармана телефон, и открыл те самые сообщения.       — Прочитай, — произнёс, протягивая девушки телефон. Проще было показать, чем объяснить все чувства, что я испытал за эти два года.       — Что это? — она обхватила корпус смартфона дрожащими пальцами. Я хотел её обнять, но не смог.       — Мои сообщения, я писал их тебе, — ответил, наблюдая за тем, как сменяются эмоции на её лице. Арина прикусила нижнюю губу. Её зрачки бегали по радужкам глаз. Она шумно задышала. Вспомнил себя, когда набирал буквы на экране телефона. Мне было хреново. Мир для меня перестал быть чем-то ярким, он померк. Я перестал жить, и принимал решения только тогда, когда ощущал безумный всплеск эмоций. Они были неправильными. Обманчивыми и эфемерными. Мне не с кем было поделиться, и поэтому я писал тебе.       — Ярик, я не знаю, как тебе помочь, — Ариша поднимает глаза, и я вижу в них проблески слёз. — Ты не сможешь исправить все ошибки, тебе стоит начать думать о себе, — она продолжала говорить дрожащим голосом. — Ты постоянно пытаешь спасти кого-то, но не думаешь о том, чего хочешь сам, — на этих словах Харламова вернула мне телефон. Капли дождя падали с неба, смешиваясь со слезами на её лице. Я умер, погиб душой. Не мог сказать и слова. На моём лице застыла маска мёртвого поэта.       — Прости, мне нужно идти, я замерзла, — Арина выдохнула, и ушла. Оставила меня наедине со своими мыслями. Схватился за голову, думал, как всё исправить. Понял, что должен был поговорить с Сашей, чтобы попрощаться с прошлым.

***

      Очередной день выдался тяжелым. Вчера я позвонил Тане Титовой и попросил помочь с заявлением на расторжение брака. Как ни странно, она согласилась, и принесла мне его уже сегодня утром. Осталось поговорить с женой, но у Саши были другие планы. Она решила устроить представление, напомнив мне о днях, когда существовал блядский треугольник. Я подыграл ей. Саше стоило выбрать профессию актрисы, она обожала внимание. Блядь, это всегда меня раздражало в её поведение. Поговорить? Как же! Игнорировать, дуться. Закатывать тихие истерики. Саша часто выдумывала проблемы из ничего. Я смотрел на неё, и не понимал, что творится в её голове. Она хотела казаться сильной, но так и осталась обиженным ребёнком. В нашу семейную жизнь постоянно вторгалось мнение моей тёщи. Они помирились после рождения Славика. Я не впускал свою мать в личную жизнь. Знал, что это ничем хорошим не закончится.       От порыва ветра захлопнулось окно. Мы снова в этом кабинете одни. Но сейчас всё по-другому. Ты стоишь в паре сантиметров от меня. Смотришь глазами, полными печали и отчаяния. Я осознаю чувство, что испытываю к тебе. Люблю. Почему? Этому нет объяснений. До сих пор? Всегда. Полюбил с тех пор, как ты впервые уснула на моём плече. Я не смог полюбить Сашу, потому что моё сердце осталось в твоих руках.       — Я боюсь, что не справлюсь, — Арина произносит шёпотом, качая головой. Касаюсь пальцами тыльной стороны её ладони. Она холодная и мокрая от воды.       — Не справлюсь с последствиями наших глупых поступков, — сглотнув слюну, Харламова продолжает говорить, — Твоя жена и Максим скоро доведут меня до нервного срыва, — она горько усмехается. Я её понимаю, но не могу отпустить. Когда-то я сказал, что любовь — это выбор. Что могу прожить без Саши, но не хочу. Без Арины я не мог жить. Без неё скорее существовал, чем жил. Погрузился в депрессивное состояние, в котором не было ничего, кроме апатии. Я говорил Саше лишь те слова, которые она хотела услышать. Зачем? Не знаю. Наверное хотел, чтобы хоть кто-то был счастлив в нашей семье.       — Прости я не могу, — Харламова обходит меня со стороны и направляется к двери. Сердце разрывается на части, а в душе только пустота. Мне стоит отпустить её, доработать до конца семестра и уехать из города. Подарить Арине и Саше возможность начать всё сначала. Накосячил. Мне нет оправданий.       Ты постоянно пытаешься спасти кого-то, но не думаешь о том, чего хочешь сам…       — Останься, — одно лишь слово покидает мои уста. Я хочу, чтобы ты осталась. Плевать, что будет завтра. Прошу тебя остаться со мной хотя бы сегодня. Можешь завтра убежать, ты имеешь на это полное право. Всю свою жизнь я старался контролировать свой каждый шаг и движение. Сорвался всего лишь раз. Поддался желанию мести и понеслось.       — Мне хреново, — Арина проговорив, остановилась у двери. Она закрыла глаза, а теперь хмурит брови. В кабинете не слишком темно, света достаточно, чтобы видеть всё, что творится с ней здесь и сейчас.       — Я знаю, — шумно выдохнув, киваю. Делаю осторожный шаг, боюсь, что моя бедная девочка сбежит. Девушка намеренно ударяется лбом о дверь. Подхожу к ней со спины и замираю в полуметре.       — Почему ты сбежала тогда? — задаю вопрос, чтобы услышать ответ, что сводил меня с ума всё это время. Я открыл ей своё сердце, рассказал обо всём, что меня тревожило. Арина же ушла, ранила.       — Яр, у меня СДВГ, — девушка с самыми грустными глазами начинает говорить, а затем замолкает. Делаю очередной осторожный шаг, и наклоняю голову, чтобы коснуться губами её волос. — Я побоялась, что ты лишь очередная гиперфиксация, — она иронично усмехается. Сглатывает слюну, пытается справиться с эмоциями. Их слишком много, я знаю. Они болезненные и печальные, — А когда поняла, что ошибалась… — проговорив, Арина замолкает на несколько секунд. Переводит неровное дыхание, — хотела, чтобы ты нашел меня, — шмыгает носом. Я не вижу её лица, но знаю, что моя девочка плачет, — Потом осознала, что не была тебе не нужна, — на этих словах она разворачивается. Между нашими глазами не больше двадцати сантиметров. Такая маленькая и хрупкая. Из твоих синих очей текут слёзы, а кончик носа покраснел. Я не видел ничего прекраснее в своей жизни. Считал себя чёрствым, пока не встретил тебя. Ты снова плачешь, как в день нашего знакомства.       — Нужна, и тогда, и сейчас… — шепотом проговариваю, и ловлю себя на мысли, что счастлив. Ты не сбежала. Мы оба сглупили. Я отыскал тебя, но ошибся, решив, что ничего не значу в твоей жизни. В наших поступках нет ничего романтичного. Влюбленные люди питают слабость к саморазрушению.       Наклоняюсь ниже, чтобы коснуться твоих губ своими. Чувствую привкус слёз. Ты дрожишь. Мы оба сломлены. Я обхватываю пальцами твои щёки и во мне умирает та часть, которая привыкла быть сильной и спокойной. Стена между нами падает. Никогда и ни с кем, кроме тебя, я не был настоящим. Хороший мальчик, который боялся испачкаться. Мы не идеальны. Но я люблю тебя. Всегда любил. Обманывал, что могу быть другим. Втягиваю в рот твою нижнюю губу, облизнув языком. Меня лихорадит от счастья. Никакого безумия, только реальные осознанные чувства. Ты приподнимаешься на носочки, чтобы быть ближе. Я вдыхаю воздух через нос. Утопаю в нашем поцелуе. Касаюсь свободной рукой твоей поясницы, и ловлю губами несдержанный стон. Ты такая маленькая и любимая. Я передаю тебе с прикосновением наших губ всё, что чувствую к тебе.       — И как мы всё исправим? — Арина отстраняется и задаёт вопрос.       — Никак, — качаю головой, после чего добавляю слова: «Мы будем жить дальше, и решать проблемы постепенно».       Твои ресницы дрожат, а глаза покраснели от жгучих слёз.       — Расставим приоритеты? — моя бедная девочка шевелит губами, озвучивая вопрос. Киваю, и притягиваю её к себе, чтобы снова поцеловать. Мы не сможем всего исправить. Наша жизнь не будет идеальной. Но мы ведь не в детской сказке. Наваждение. За окном начинается гроза. Гром гремит, отчего стекла оконных рам дрожат. Закрываю глаза, чтобы снова утонуть в поцелуе, мазнув кончиком языка по её небу. Арина обхватывает руками мою шею. Как же я скучал по её прикосновениям. Мурашки пробегают по спине.       — Только не сдерживай себя, — она шепчет, не разрывая поцелуй. Наши языки сплетаются, мы требуем друг от друга искренности и глубины чувств. Ощущаю напряжение в мышцах живота. Я не собираюсь себя сдерживать. Даже не понимаю, по какой причине ты смогла раскрыть во мне все самое пошлое. Мы были не знакомы, когда впервые поцеловались. Забавно, но ты сначала кончила, а уже потом поцеловала меня. С тобой я чувствую себя грязным, однако не испытываю желания смыть с себя свою истинную окраску. Хороший мальчик — это маска. Идеальный сын, муж, но не человек. У каждого свои роли, но большая их часть лишь фальшивая копия реальности. Кусаю твои губы и ловлю очередной хриплый стон. Он пробуждает во мне что-то тёмное. Дикое, первобытное. Толкаю свою девочку к двери, и она впечатывается в неё спиной. Я больше не способен прятаться под маской. Арина улыбается. Отпускаю её щеки, чтобы через секунду сжать обеими руками упругие ягодицы. Чёртова ткань юбки мешает мне насладиться желанием на все сто процентов. Углубляю поцелуй, ненасытно всасывая её горячий влажный язык.       — Я скучала, — Арина снова шепчет, а затем сминает мои губы своими.       — Я сходил с ума, — отвечаю, а затем опускаю руки ниже, и сжимаю в пальцах подол её платья. Мне не больно. Ощущаю приступ эйфории, касаясь её голой кожи, покрытой мурашками. Она не надела нижнего белья. Издаю звук, больше похожий на животный рык. Возбуждение нарастает. Я не смогу остановиться на одних лишь поцелуях. Мало. Даже слишком. Начал целовать её прерывисто, хватая ртом воздух, чтобы усмирить своё дыхание. Наша слюна перемешалась. Я приподнимаю тебя, обхватив ягодицы, ты обнимаешь меня стройными ножками.       Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и несу тебя к столу. Твои острые коготки впиваются в мою шею. Усаживаю свою бедную девочку на стол и отпускаю. Разрываю наш голодный поцелуй. Сдвигаю монитор и клавиатуру в сторону, сбрасываю со стола кипу бумаг. Нам нужно пространство. Я, как сумасшедший художник, готовлю холст для новой картины.       — Аришка, развернись к окну, — проговариваю свою просьбу, она усмехается.       — Я боюсь себе представить, что ты задумал, — девушка смеётся, но исполняет моё требование, она подгибает колени, и подтягивает ноги к себе, чтобы повернуться на сто восемьдесят градусов. Прижимаюсь грудью к лопаткам Арины. Подол её юбки упал на живот. Облизываю губы, когда она разводит бедра, максимально широко. Убираю её волосы с правого плеча, чтобы прикусить нежную кожу на шее. Отпускаю монстра на свободу. Шумно выдыхаю через нос. Ариша стонет, так сладко. Моё сердце пропускает несколько ударов. Облизываю покусанный участок на шее, и спускаюсь ниже. Снова вонзаюсь зубами в кожу. Моя девочка хрипло выдыхает. Кладу правую руку на её живот, чтобы почувствовать напряжение. Сминаю пальцами ткань футболки. Она не может больше ждать. Арина снимает с себя ненужную вещь, и она взмывает в воздух, а затем падает на грязный пол. Такой же грязный, как и мы с тобой. Меня пробирает вид твоей груди до дрожи. Я не забуду слов, тех, что говорил тебе. Всасываю соленую кожу. Меня опьяняет твой вкус.       Аришка сладко стонет. Во мне рвётся струна спокойствия. Я был на дне, но смог подняться и вдохнуть, обжигающий горло, воздух. На обломках счастья мои зубы вновь вонзаются в кожу. Кладу руку на правую грудь девушки и сминаю её, зажав в пальцах затвердевший сосок. Я так соскучился, и начинаю думать, что только что восстал из мёртвых. Искал и ждал чуда. Глупец! Ты всегда была рядом. Нельзя потерять того, кто прячется в твоём сердце. Рубцы на моей душе исчезают. Кусаю твоё плечо. Моя рука сдвигается и накрывает местечко между ног. Закрываю глаза. Ты не видишь моего лица. Жаль. Мне не стыдно признаться, что по моей щеке течёт слеза. Наваждение. Моя неутолимая слабость.       Я потерял себя без тебя. Пальцы утопают во влажных складках больших половых губ. Безумец. Неуравновешенная. Знаю, ты кусаешь губы. Слышу твоё биение сердца. Добираюсь до входа во влагалище, и проникаю средним пальцем внутрь. Мне нужно отдышаться, чтобы не сдохнуть от гипервентиляции лёгких. Ты целуешь мою челюсть. Я отвык от искренней нежности. Скучал по твоим губам на собственной коже. Хрипло выдыхаю. Мне нужно обратиться к психиатру, чтобы узнать свой диагноз.       Твой стон гуляет в воздухе. Зажимаю пальцами свободной руки клитор. Ты вздрагиваешь, а по моей спине пробегают мурашки. Стеночки влагалища сжимаются. К чёрту мнение окружающих, у меня есть ты. Вонзаюсь зубами в плечо, сжимая челюсть. Тебе больно и приятно. Я знаю. Толкаюсь пальцем глубже. В моих ласках нет ничего нежного. Мой слух ласкают пошлые, хныкающее звуки, обжигающие воздух.       Отстраняюсь и отхожу на шаг назад. Ты оборачиваешься. Синие глаза испепеляют меня. Недовольная и злющая. Я улыбаюсь.       — Сдвигайся ближе к краю и укладывайся на спинку, — подмигиваю, озвучивая свой мягкий приказ. Моя фантазия уже нарисовала позу, в которой я хочу заняться с тобой любовью. Знаю, тебе понравится.       Арина кивает. Он приподнимает бёдра и сдвигается, а затем укладывается на спину. Её голова слегка свисает ниже столешницы. Идеально! Подхожу ближе и наклоняюсь. Кусаю кожу на животе моей девочки. Облизываю. Ты так прекрасна. Я отдам тебе себя без остатка. Аришка добирается до моей ширинки. Она знает, что делать. Снова нахожу пальцами вход во влагалище, ввожу сразу два. Они скользят, глубже. Моя малышка толкается бёдрами им навстречу. Арина неровно дышит, я тоже. Накрываю хрупкое тело своим торсом, чтобы моя голова оказалась между её ног. Прикусываю зубами клитор. Улавливаю тихий крик, а затем стон. Облизываю губы. Солоноватый привкус сводит меня с ума.       Аришка снимает с меня джинсы вместе с боксерами. Её горячее дыхание заставляет меня вздрогнуть. Нежные губки касаются головки члена. Я погиб. Возбуждение. Адреналин. Тестостерон. Животное желание трахнуть её ротик. Мы оба ёбнутые. Ни один психотерапевт не сможет понять наши душевные раны. Сгибаю пальцы во влагалище, и начинаю двигать ими, вырывая стоны из её горла. Кончиком языка касаюсь клитора, он вновь зажат между зубами. Я не сдерживаю себя, а наслаждаюсь моментом. Арина обхватывает губками головку члена и всасывает её глубже. Пальцы свободной руки добираются до ягодиц. Сжимают покрытую мурашками кожу. Беспощадно. Поддаюсь бёдрами вперёд, и твои губы скользят по стволу члена. Отпускаю на свободу умопомрачительный стон. Жарко. Мне чертовски жарко. Толкаюсь пальцами в тебя. Из твоего влагалища стекает вязкая жидкость. На моих сердечных ранах запеклись капли крови. Никто не сможет мне причинить боль, только ты.       Израненные. Разбитые. Сломленные глупыми поступками близких людей. Я со своим синдром спасителя, ты со склонностью к мазохизму. Мы нашли друг друга, чтобы Фрейд перевернулся в гробу, трижды. Нас стоит закрыть в психушке. Но люди считают нас идеальными. Мы прячем свои страхи за масками улыбок и спокойствия. В очередной раз вонзаюсь резцами в кожу, но уже на девичьем бедре, ты вздрагиваешь, а затем твой язык принимается ласкать головку члена. Возбуждение пульсирует по венам. Хлюпающие звуки заглушают раскаты грома. Я трахаю тебя пальцами, и схожу с ума. К чёрту всё. И пусть от меня отвернётся вся семья. Мне нужна ты. Я обещаю себе, что уничтожу каждого, кто посмеет тебя обидеть. Этот мир не стоит твоих слёз. Плевать. Максим. Саша. Я сделал выбор.       Прижимаю большим пальцем клитор. Облизываю кожу на внешней стороне твоего левого бедра. Замечаю любимую родинку и всасываю её губами. Помню, каждую, что украшает твою кожу. Нарисовал бы карту родинок любимого тела с закрытыми глазами. Мой мозг не способен стереть яркие воспоминания. Ты двигаешь головой, трахаешь меня своим ртом, безбожно. Смещаю свою руку на твоих ягодицах, чтобы указательным пальцем надавить на упругое отверстие ануса. Арина хрипло стонет. Я бы кончил, но ещё рано. Напряжение не достигло своего пика. Ты пахнешь сексом. Развратно качаешь бёдрами, раскрываешься во всех оттенках собственного безумия. Такая пошлая и настоящая. Погружаю фалангу пальца в анальное отверстие, продолжая трахать пальцами другой руки влагалище. Кусаю вновь кожу на бедре, оставляя синяки. Это не предел. Хочу связать тебя и пытать оргазмами до потери пульса. Лучше так, чем ты будешь рвать ногти до мяса.       Мой член пульсирует в объятиях твоих губ. Я сдерживаю себя, чтобы не кончить. Болезненные ощущения сворачиваются комом внизу моего живота. Мы оба стонем, не сдерживая себя. Умудряюсь трахать тебя во все доступные отверстия. Моё альтер эго облизывает губы. Какой к чёрту стыд? Прятаться под масками — вот, что такое стыд. Стенки влагалища сжимаются вокруг моих пальцев, но я ещё не закончил. Ты вздрагиваешь. Болезненный спазм заставляет Аришку содрогнуться несколько раз. Она неосознанно прикусывает ствол моего члена. Жадно ласкаю большим пальцем правой руки её клитор. Я не из тех, кто удаляет душевный голод чужими страданиями. Мне нравится доводить любимую до физического безумия.       Контроль и полное подчинение. Хоть что-то в своей жизни я способен контролировать. Беспощадно продолжаю толкаться пальцами во влагалище и анальное отверстие. Арина проводит языком по стволу члена. Терплю, чтобы не кончить в её прекрасный ротик. Это слишком сложно. Кровь пульсирует в венах. Убираю большой палец с клитора и всасываю его губами. Моя девочка стонет. Громко. Безудержно. Сомневаюсь, что эти стены слышали что-то подобное.       Она снова кончает. Бурно. Её тело дрожит, словно от удара током. Мне этого мало. Смазка из влагалища обильно стекает к анальному отверстию. Её бедра вздрагивают. Арина задыхается. Выпрямляюсь и вынимаю пальцы из телесных отверстий. Помогаю Харламовой присесть. А затем обхватываю её тело, так чтобы она смогла сменить позу. Её кроссовки касаются пола, моя девочка наклоняется и её грудь накрывает мокрую от пота поверхность стола. Задираю чёртову юбку, что стоило снять раньше. Облизываю губы, по бёдрам стекает вязкая белёсая жидкость. Её коленки дрожат. Наклоняюсь и сминаю руками ягодицы. Аришка стонет. Умоляет меня. За окном бушует гроза.       — Пожалуйста, — улыбаюсь, услышав её просьбу. Она хныкает и подаётся бедрами назад, выгибая поясницу. Идеальная. Идеальная для меня. Обхватываю ствол члена, и прижимаю головку ко входу во влагалище. Моё тело пробивает дрожь. Знаю, что скоро стану свободным. Болезненно медленно ввожу только головку внутрь. Пропал. Утонул. Закатываю глаза. Ты моя бездна. Ведьма. Помню каждую минуту с тобой, что подарила мне жизнь. За счастье нужно держаться. Не отпускать. Качаю бёдрами вперёд и погружаюсь полностью. Мой член дрогнул в тебе. Ты застонала пронзительно громко.       Я чувствую всё остро. Ничто не сравнится с тем, как пульсируют стенки твоего влагалища вокруг меня. Наклоняюсь и вгрызаюсь зубами в кожу на плече моей девочки. Крик покидает сладкие девичьи уста. Отвожу бедра назад, чтобы вновь толкнуться вперёд. Зашипеть. От того, как ты сжимаешь меня своим влагалищем. Сжимаю челюсть, жестоко вонзаясь зубами в кожу. Ты такая жадная. Безупречно безумная. Мы похожи. Арина Харламова — самое пошлое создание, которое когда-либо блуждало по этому миру. И я не уверен, что в других измерениях можно найти похожую. Перехожу на беспощадный ритм. Мои пальцы сжимают ягодицы. Снова закатываю глаза от удовольствия глаза. Наши стоны разрывают воздух. Молния за окном кажется мне чем-то посредственным по сравнению с тем, что вырывается из моей груди.       Облизываю капли пота на твоей шее, ты поворачиваешь голову и шепчешь: «Поцелуй меня…»       Наши уста сталкиваются в безумии. Жадные. Голодные. Пошлые. Чёрт с ней, с этой моралью. Плевал я на советы родных. Они все несчастливы. Зачем учить жизни детей, внуков, если ты не нашёл смысла жизни? Я люблю тебя и остальное не важно. Собственнически сминаю её губы своими. Дышу каждым стоном. Задыхаюсь. Умираю, чтобы воскреснуть. Смерть придумали глупцы.       Я устал сдерживать себя. Носить маску уверенного спокойствия. Помогать всем, забывая о себе. В твоих глазах океаны, они смывают кровь с моих сердечных ран. Как в той песне, только наоборот. Ты научила меня тому, что можно найти счастье в неприглядном мраке боли. Я наивно полагал, что Саша станет тобой. Но это невозможно. Двух одинаковых людей не бывает.       Отпускаю себя и кончаю с тобой одновременно. Выпрямляюсь и запрокидываю голову назад. Стеночки влагалища сжимают мой член пульсирующими спазмами. Даю себе обещание, что ты станешь матерью моих детей.