
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Измученный работой на внешнюю разведку Аместриса, в Централ переводится государственный алхимик, прозванный Химерным. Под руководством Маэса Хьюза он становится секретарём и даже берётся восстановить расшатанную ранением в Ишваре психику. Однако, так и не познав спокойствия, Элиот сталкивается с истинной сутью Центрального штаба: теперь происходящее в армии видится ему совсем иначе, чем прежде. В попытке уберечь обретённого в лице Маэса друга, он ввязывается всё в более пугающие авантюры.
Примечания
Возможны сильные отклонения от канона в плане мироустройства. В оригинале многое не сказано, адаптации и переводы также вносят смуту, поэтому автор берёт на себя смелось местами сильно додумать мир во имя приближения к реальности. В частности это касается порядка несения службы, названий департаментов, отделов и т.д
Посвящение
Большое спасибо ребятам, которые читают работу с самого начала публикации.
1.4
17 декабря 2024, 10:38
Он вышел из здания вокзала, ладонью прикрывая глаза от яркого солнечного света, и тотчас толпа, двигающаяся в сторону путей, подхватила его. Людской поток был настолько плотным, что, не успей подполковник Хьюз придержать его за плечо, Эдварда запросто унесло бы на другую платформу.
— Не зевай, — улыбнулся он, отпуская ворот мальчишки.
Маэс напряжённо всмотрелся вдаль и махнул кому-то рукой. Он пошёл вперёд, лавируя между прохожими, то и дело пропуская кого-то и терпеливо улыбаясь тем, кто в него врезался. Эдвард, следовавший за ним, раздражался всё больше — он тоже пару раз успел впечататься в спину подполковника. Через пару минут чья-то здоровая рука вынырнула из-за спины Хьюза и, схватив Эда за рукав, выдернула из толпы, как морковку из грядки.
— Ну и денёк сегодня, все вдруг куда-то собрались, — прогудел Армстронг, хлопая Элрика по плечу. — Народу тьма, я всё переживал, что мы потеряемся.
— С тобой без шансов, — рассмеялся Маэс. — Альфонс уже в поезде?
— Первым делом погрузил его. Не очень-то удобно в такой толпе таскать коробку с железками, — кивнул Алекс.
— То есть, Ал где-то там без присмотра? Он же едва пошевелиться может, — забеспокоился Эд, пытаясь рассмотреть что-то в окне вагона. Солнце палило на полную и увидеть что-либо через толстое стекло было попросту невозможно.
— Меня заверили, что с грузом по пути ничего не случится, — попытался успокоить его алхимик.
— С грузом? — не понял Эдвард.
— Ну да. Он в грузовом отсеке, в крепком и надёжном деревянном коробе. В покое и безопасности.
— Альфонс живой человек! — возмутился Эдвард, уже собираясь бежать брату на выручку.
— Сбавь обороты, — Хьюз ловко поймал его за шиворот и притянул обратно. — Успокойся и подумай головой. Говорящий доспех люди ещё поймут, но говорящие развалины доспеха — вряд ли. Алекс единственный из нас, кто своевременно догадался об этом, так что поблагодари его и идите в вагон, скоро отбытие. Спасибо, майор Армстронг. Если что будет не так, набирайте, вышлю подмогу. Эд! Как будете с братом в Централе, жду в гости!
— Обязательно зайдём!
Он дождался, пока алхимики займут места и отошёл от поезда, давшего пронзительно громкий свисток. Армстронг на прощание козырнул подполковнику и Эдвард, взглянув на него, повторил движение, правда, левой рукой. Хьюз, усмехнувшись, тоже приложил ладонь к виску. Поезд тронулся с места и очень скоро Маэс пропал из виду.
Эдвард скучал, глядя на однотипные пейзажи и далёкие от города станции, похожие друг на друга, как две капли воды. Армстронг читал газету так сосредоточенно, что Элрик и не думал мешать ему, но сам не знал, чем себя занять. Он сумел было задремать, но на подъезде к какой-то станции вагон дёрнуло на стрелке и Эд встрепенулся, приложившись макушкой о жёсткую спинку сиденья. Алхимик пробормотал что-то негодующее, потирая ушибленную голову. Алекс повернулся к нему и опустил газету.
— Скажи-ка, как хорошо ты знаешь химию?
— Вроде неплохо, — Эд самодовольно улыбнулся, полностью разбивая этим свой скромный ответ. — А что?
— Вопрос в сканворде: «Чета учёных, открывшая последний известный на данный момент химический элемент», шесть букв, последняя «к». Не припоминаешь фамилию?
— Э-э, нет, — смутился Элрик. — Таких подробностей я не знаю.
Армстронг сложил газету вдвое, слушая объявление проводницы о почти получасовой остановке на станции какого-то провинциального городка.
— Ого, как заманчиво выглядит, — привлёк Алекс внимание Эда, указывая на уличный прилавок с выпечкой за окном. — Ты, случайно, не проголодался?
— Да вроде не очень, — уныло протянул Элрик, но затем, смекнув, что составить компанию майору лучше, чем обоим сидеть без дела, решительно поднялся. — А вообще, да, я бы перекусил. Вон те пироги с говядиной выглядят очень даже неплохо.
Отстояв короткую очередь и купив у улыбчивой молодой женщины немного сдобы, они остановились у края платформы и неторопливо переговаривались, обсуждая местную выпечку и виды. Правда, видно отсюда было один только рынок, расположенный неподалёку от вокзала. Когда Эд почти уже осилил здоровый кусок пирога, из толпы местных, собравшейся возле лоточника, торгующего напитками, начали раздаваться весёлые возгласы. Проследив за направлением, в котором указывал взбудораженный народ, Эдвард увидел невысокого плотного мужчину, направляющегося по совершенно обыденным делам с корзинкой в руке. Он удивлённо фыркнул и, прожевав, указал Алексу на эту странность.
— Обычный мужик, а народ галдит так, будто это какая-то знаменитость.
— Может, это кто-то важный в городе, — пожал плечами алхимик и уже было отвернулся, как что-то заставило его вновь вглядеться в прохожего. Он вдруг выпрямился, забыв о перекусе.
— Это же Марко! — припомнил он. — Его никто не видел ещё со времён гражданской войны.
— А кто он такой? — любопытно взглянул на него Элрик.
— Тоже государственный алхимик, — произнёс Алекс. — Занимался внедрением алхимии в медицину. Такому таланту место в столице, а он сделал всё, чтобы его признали дезертиром и пропал, будто его никогда не существовало.
— Выходит, он кое-что смыслит в преобразовании живых организмов, — протянул Эдвард и сорвался было с места, как его вновь зацепили за ворот, вынуждая остановиться.
Майор посмотрел на Эда, а затем перевёл взгляд на удаляющегося мужчину.
— Его уже не догнать. Тем более, в поезде остался твой брат, — покачал головой Алекс.
— В этом городишке мы найдём его быстро, — воскликнул Эдвард. — Может, вы останетесь с Алом, а я сам?..
— Нет уж, — обрубил Армстронг. — Я здесь в первую очередь для обеспечения твоей безопасности. Впрочем, мне самому было бы интересно с ним поговорить. Поэтому идём вместе, но сперва выгрузим Альфонса.
Тяжело вздохнув, майор развернулся и направился к ближайшему проводнику, дежурившему у двери вагона.
Рассекая толпу здоровенной деревянной коробкой, они долго бродили по улочкам, но вскоре поняли, что вернулись на ту же площадь, с которой начинали. Им пришлось остановиться, бессмысленно оглядываясь по сторонам.
— Всё-таки скрылся, — вздохнул Алекс. Он сгрузил ящик с младшим Элриком на землю, достал из кармана пиджака блокнот с карандашиком, таким маленьким, что в громадной руке майора тот казался игрушечным, и что-то быстро набросал на чистой странице. Желая подсмотреть, чем он занят, Эд дважды подпрыгнул, но так и не сумел заглянуть алхимику через плечо. Впрочем, очень скоро Армстронг оторвался от своего занятия, огляделся и целенаправленно подошёл к старушке, стоявшей с корзиной цветов на продажу в теньке у какого-то здания.
— Извините, вы не знаете этого человека? — самым вежливым тоном обратился к старушке Алекс, демонстрируя раскрытый блокнот. Та поправила очки, всматриваясь, и пока она разглядывала листок, Эд тоже заглянул. На желтоватой странице был изображён портрет человека, которого они разыскивали. Раскрыв рот, Элрик переводил взгляд с портрета, отлично передававшего все черты лица мужчины, на майора, и никак не мог поверить, что тот так ловко владеет карандашом.
— Портретная живопись — умение, передающееся в семье Армстронгов из поколения в поколение, — усмехнулся в усы майор, заметив ошеломлённый взгляд Стального алхимика.
Не добившись, впрочем, от цветочницы чёткого ответа, Армстронг отправился дальше по улице, высоко подняв коробку, чтобы не мешать людям, и не забывая высматривать в толпе Эдварда. Минут через десять ему повезло и пара прохожих узнали в изображении доктора, правда, не Марко, а Маруо. Эдвард хихикнул про себя, оценив великую конспирацию этого человека, но вслух критиковать его не стал.
Опросив ещё нескольких прохожих, парень лишь больше убедился в том, что им точно нужно найти этого человека — упоминания пациентов доктора о странных вспышках практически дали ему гарантию того, что Марко, или Маруо, не так прост.
Им удалось узнать адрес, где жил и принимал пациентов алхимик и вскоре они уже подходили к крошечному домику на окраине, скрытому высокими кустами терновника. Алекс громко постучал в дверь, но ему никто не ответил.
— Неужели он ещё где-то в городе? — удивился он и постучал настойчивее. Потеряв терпение, Стальной алхимик шагнул вперёд и потянул на себя дверь, а та с лёгкостью поддалась, как будто была не заперта. Однако, стоило ему встретиться взглядом с доктором, стоявшем прямо напротив входа и судорожно сжимавшим в руках пистолет, как Марко выстрелил. Лишь чудом Алексу удалось вовремя пригнуться, машинально прикрываясь ящиком, в который и угодила пуля. Перепуганный до полусмерти, Эдвард не рванул прочь со всех ног только из-за стоявшего позади Армстронга.
— Зачем вы здесь? — крикнул Марко. — Вы пришли, чтобы меня забрать?!
— Пожалуйста, успокойтесь, доктор, — миролюбиво поднял Алекс свободную левую руку.
— Я больше не вернусь туда! Прошу, отпустите меня! — руки его заходили ходуном, а на лице появилась гримаса безумного ужаса.
— Нет, вы неправильно поняли, — не бросал майор попыток его успокоить, задвинув Эдварда за свою могучую спину.
— Значит, вы собираетесь заставить меня замолчать?!
— Нет, мы…
— Вам не обмануть меня!..
С жалостью взглянув на окончательно впавшего в истерику доктора, Алекс тяжело вздохнул и, практически не придавая ему ускорения, бросил в Марко ящик с доспехом. В следующую секунду он навалился сверху, закрывая от Элрика ту свалку, что устроил, и поднялся, только вырвав из дрожащих рук алхимика пистолет. Мальчишка сочувственно поморщился, рассматривая, как майор снимает с задавленного доктора тяжёлый ящик.
Однако, вспышка Армстронга стоила того — Марко наконец пришёл в себя и даже согласился их принять. Прекрасно сориентировавшийся на чужой кухне Алекс с разрешения хозяина дома заварил чай и присел за стол, где его молча ждали алхимики.
— Я и не думал, что вы будете скрываться в глуши под вымышленным именем, — горько произнёс он.
— Я больше не мог этого терпеть, — болезненно произнёс Марко, склонившись над чашкой. — Конечно, это был приказ сверху, но из-за него я замарал руки тем исследованием.
— Исследованием? — нахмурился Эдвард, улавливая каждое слово доктора.
— Столько людей погибло из-за него в ишварской войне… — алхимик судорожно вздохнул, закрывая глаза. — Даже моей собственной жизни не хватит, чтобы расплатиться за то, что я сделал. Так что, сбежав, я решил стать доктором, чтобы хоть как-то искупить…
Армстронг положил руку на стол, сжав кулак, сверху-вниз разглядывая ссутулившегося немолодого мужчину с седыми висками, но без жалости продолжил:
— Что же конкретно вам было приказано исследовать?
— Философский камень, — с ненавистью взглянул на него доктор. — Всё, что я забрал тогда с собой, это личные исследовательские записки и сам камень.
— У вас он есть? — вскочил Эдвард, перегибаясь через стол к доктору. — Здесь?
Армстронг положил ему на плечо тяжелую ладонь и вынудил сесть на место. Прикрыв глаза, доктор медленно вытащил из-за пазухи склянку с бордовой жидкостью, открутил скрипнувшую крышку и вылил содержимое на выскобленный стол. Алхимики неотрывно наблюдали за тем, как жидкость, подобно ртути, собирается в шар, отбрасывая на столешницу алые блики.
— Философский камень, — проговорил Марко. — Небесный камень. Пятый элемент. У него много имён и он не обязательно должен иметь форму камня. Но он не завершён. Я не знаю, когда он исчерпает свою силу и станет бесполезным.
— То же и с фальшивкой священника из Леора. Его способности усиливались, даже несмотря на то, что камень был несовершенен, — задумчиво ткнув пальцем в шарик и глядя, как тот, подрагивая, возвращается к изначальному виду, произнёс Эдвард. Парень взглянул в глаза доктору и широко улыбнулся. — Если подобное можно создать, возможно, надо провести углублённое исследование, чтобы завершить его…
Не обращая внимания на ужас, исказивший лицо Марко, Элрик хлопнул по столу и поднялся, вновь навис над ним, поедая взглядом.
— Доктор Марко, прошу, покажите мне свои исследования!
— Майор, — испуганно обратился тот к Алексу. — Кто этот мальчишка?
— Государственный алхимик, — пожал плечами Арсмтронг, неодобрительно глядя на парня, от восторга потерявшего самообладание. Доктор схватился за голову:
— В таком возрасте? Многие алхимики отказались от звания после гражданской войны, потому что не могли больше оставаться живым оружием, и тем не менее, вы…
— Я знаю, что дурак! — воскликнул Элрик и радостный азарт пропал с его лица. — Но я обязан достичь своей цели, пусть мне пришлось бы пройти через все девять кругов ада.
Наткнувшись на укоризненный взгляд майора, Эдвард надулся и отошёл к окну, бесцельно рассматривая сад за домом. Армстронг негромко и коротко изложил историю братьев, а Альфонс принялся поддакивать из своего ящика, чем здорово напугал бывшего Кристального алхимика.
— Я поражён, — отрешённо рассматривая шлем доспеха, произнёс доктор спустя пару минут глубокомысленного молчания. — Тебе удалось прикрепить душу к доспеху. Возможно, однажды ты действительно смог бы создать совершенный философский камень.
— Тогда… — радостно вскинулся Эдвард.
— Я не покажу вам записи, — отвернулся Марко. — Вы не должны и мечтать о нём. Эти разработки не принесут вам ничего, кроме боли.
— Я готов на любую боль ради прежней, нормальной жизни! — негодующе стукнул кулаком по столу Стальной алхимик. — Я столько уже стерпел и теперь…
— Уходите, — мрачно перебил его Марко. Поймав на себе возмущённый взгляд парня, Армстронг покачал головой и поднялся с места. Коротко распрощавшись, они покинули дом доктора.
Алекс убрал билеты до Ризенбурга во внутренний карман кителя, вышел из крошечного здания станции и присел на лавку рядом с Эдвардом.
— Всё в порядке? — участливо спросил он, разглядывая горизонт. — Ты ведь так хотел его достать.
— Не отбирать же силой, — вздохнул Стальной алхимик. — Тем более, он вроде как использует его в благих целях. Лишим городок единственного врача — совесть замучает.
— Не так же цинично, Эд, — укоризненно осадил его брат, пользуясь тем, что в полдень на вокзале народу было немного и поблизости никого не оказалось. — Тем более, теперь мы точно знаем, что его можно создать.
— Да. И сможем найти свой способ.
Помолчав немного, старший Элрик обратился к майору:
— А вы что думаете? Разве вы не должны доложить в Централ о дезертире?
Алекс поднялся, заметив приближение поезда. Подняв ящик, он остановился у края платформы и, глядя на мелькающие мимо вагоны, ответил:
— Человек, которого я сегодня встретил, просто городской доктор с глупой фамилией Мауро.
Стальной алхимик рассмеялся, отворачиваясь, и вдруг наткнулся взглядом на человека, бегущего в их сторону вдоль платформы. Запыхавшись, он остановился рядом с ними.
— Доктор? — удивился Эдвард, делая пару шагов навстречу пытавшемуся отдышаться мужчине.
— Если всё ещё уверен, что не пожалеешь, узнав истину, можешь взглянуть на материалы. Они спрятаны здесь, — алхимик протянул парню сложенный вдвое листок. — Быть может, тебе удастся увидеть правду, скрытую за правдой… Нет, не нужно этого. Я просто хочу, чтобы вы вернули себе право на нормальную жизнь.
Он развернулся, не давая себе больше сболтнуть лишнего и побрёл обратно.
Двери распахнулись и листок развернуть он смог уже только внутри, когда они заняли места и Алекс водрузил Альфонса на скамью пустующего вагона.
— Не тяни, — попросил тот брата. — Что там написано?
— Первый раздел национальной библиотеки Централа, — задумчиво пробормотал Эд, всматриваясь в сложный почерк Марко.
— Логично, — кивнул майор. — Где прятать дерево, как не в лесу. Там книжек на несколько жизней хватит.
Эдвард отвернулся к окну, счастливо улыбаясь.
— Там мы можем найти ключ к формуле философского камня…
***
Издалека услышав скрип отъезжающих ворот и мерные негромкие шаги, Бревис выпрямила спину и встала по стойке «смирно». Вскоре из-за угла действительно показался силуэт. Из плохо освещённой части коридора вышел высокий, безукоризненно выправленный мужчина с лицом, как всегда прекрасным, но не выражающим никаких эмоций. Бревис отвела взгляд, стараясь не таращиться на своего начальника. Когда он проходил мимо, девушка молча приложила ладонь к виску, переживая, ровно ли сидит на голове берет. Мужчина кивнул ей мимоходом, но останавливаться не стал. Капитан всегда выходил из своего отделения в одно и то же время, каждый раз обходил свою территорию одним и тем же маршрутом, а встретив её на посту, не глядя кивал и никогда не останавливался, не спрашивал о том, как идёт смена, не интересовался происшествиями. Спустя столько месяцев работы Бревис поняла, что он никогда не нарушит прописанный им самим сценарий, не изменит ни мельчайшей детали. Он и сам ничуть не изменился с того момента, как девушка попала к нему в подчинение, а ведь прошло уже более двух лет. Даже лицо его, каждой своей чертой привлекающее Бревис, никогда не меняло выражение. Казалось, капитан был совсем лишён любых эмоций, его устрашающая тень мерещилась на каждом углу и порой Бревис приходило в голову, что он вообще существует только в этом богом забытом месте, а остальной мир о нём даже не слышал. Она жалела о том, что Йен, распределяющий смены и назначающий дозорных на участки, поставил её в этот идиотский коридор, зажатый двумя воротами. Хоть бы не видеть уже этого капитана, не терзаться желанием пойти к старшему караула, этому прозорливому и ехидному Йену, и просить не назначать её больше на этот пост. Но Бревис молча читала расписание смен, молча приходила ранним утром на службу и молча стояла, непрерывно думая о том, на что она, молодая, сильная, симпатичная и весьма сообразительная девушка, тратит свою беспросветно скучную, пустую и лишённую какой-либо радости жизнь. А всё из-за этого идиотского, никому не нужного поста! Коридор действительно был стратегически важным, единственным связующим между двумя корпусами, по которому можно было попасть из одного здания в другое, но ведь с обеих сторон у ворот стояли другие дежурные, проверяли документы, пропускали немногочисленных людей. А что между ними? Поворот, галерея с замурованными окнами и ещё один поворот. Что тут, чёрт возьми, требуется охранять, она не понимала с тех самых пор, когда её вдруг сняли с остальных смен и запихнули в этот душный, давящий и раздражающий своей неизменностью угол. Однако, она терпела и ни единой душе в этом клоповнике не было известно, как ей всё это осточертело. И духота, и скучные стены, и идиотский устав, запрещающий хоть на минуту сойти с места или хотя бы захватить с собой книгу. И её ужасающий, отстранённый и такой притягательный капитан. Бревис ещё долго смотрела ему вслед, вплоть до левого поворота, за которым Ривз скрылся. Писк с пропускного пункта сигнализировал о возобновлении подачи электричества на ворота, и Бревис вздохнула: «ну вот, ушёл». Она повернула голову и тут же чуть не подпрыгнула, обнаружив перед собой довольную рожу своего глупого молодого напарника, не так давно приставленного к ней «набираться опыта». Из-за него она и не вылезала с этого поста: с тех пор, как на службу прибыл этот мальчишка, Йен запихнул его на ворота и самой Бревис, приставленной к нему для обучения, но не представляющей, чему тут можно учить, осталось лишь сторожить пустующий коридор, периодически пытаясь вдалбливать в совсем ещё зелёного сержанта прописные истины. Две недели без какого-либо разнообразия на самой скучной работе во всей тюрьме! — Вздыхаем? — с самой дурацкой улыбкой на лице обратился к ней Харди, невысокий и ловкий парень с длинными пальцами, которые могли принадлежать пианисту или карманнику. Светловолосый и улыбчивый, на пару лет младше её самой он напоминал ей своим поведением щенка лабрадора и отвязаться от этого образа у неё никак не выходило. Оттого злиться на него всерьёз было просто невозможно. — Отвали, — миролюбиво ответила Бревис, положив руку на пояс, поближе к кобуре с пистолетом. — Каменный капитан проходит здесь всего четыре раза в сутки, на твоём месте я бы тоже наслаждался каждым моментом, — хихикнул новичок и в следующую секунду вдруг оказался у противоположной стены узкого коридора. Бревис лениво отряхнула ладони. — Вернись на пост, иначе я доложу о твоей беготне Йену. — Я даже не увидел замаха, — пораженно воскликнул Харди, потирая плечо и совершенно не слушая старшую. — Да как ты это делаешь? — Хорошие фокусники не раскрывают своих рабочих секретов, — отмахнулась девушка, пытаясь сдержать дурацкую неожиданную улыбку. В душе она была польщена таким искренним восторгом Харди, хотя всего-то разок ткнула его в плечо. Быстрая и сильная, более развитая физически, чем обычные девушки, она получила свою работу не за красивые глаза, но всё ещё находились люди, способные удивляться её навыкам и подготовке. — Если подумать, это бы-ы-ыл… Хук, да? — задумчиво протянул он. — Я прав? — Да, — удивлённо ответила она, не понимая, с чего это он. — В этом роде. — Но ты же не боксёр, — прищурился Харди. — Ты мастер тхэквондо, я уже знаю. Почему ты не пнула меня, как у вас заведено? — Откуда ты только берешь такую чушь? — Бревис скрестила на груди руки и снисходительно взглянула на него. — Хук, придурок, можно бить не только боксёрам. А если я хоть раз подниму на тебя ногу, Ривз лично посадит меня за убийство по неосторожности, без суда и следствия. Я бы не хотела огребать из-за тебя. — Как сурово, — трепетно проговорил он и вдруг взгляд его загорелся. — Научи меня чему-нибудь, пожалуйста! Ну Бревис, ты же такая сильная, такая добрая, а тут всё-равно ничего не происходит. Я буду молчать, честно! Никто даже не заметит, что мы на пару минут отвлеклись!.. — Иди работай, — непреклонно покачала головой девушка. Минута за минутой, час за часом тянулся очередной бесконечный скучный день. Бревис, давно привыкшая к тому, что здесь время идёт медленно и мучительно, специально оставляла часы в своём шкафчике, просто чтобы не смотреть на них, считая минуты до смены караула. Под конец всё, что она начала себе позволять, это периодическая разминка затёкших ног и рук, а вот Харди, не привыкший ещё к тяготам и лишениям их службы, не сдерживал своих эмоций. Даже с её поста слышно было, как он мается от безделья. Он повздыхал, повозился, но вскоре не выдержал и вновь сбежал к напарнице. — Ледяной командор запаздывает к обеду, — мрачно проговорил он, останавливаясь у замершей, словно статуя, Бревис. — Не в его стиле. Может, что-то случилось? — Капитан Ривз, — отчеканила девушка, скользнув по нему презрительным взглядом. — Хватит выдумывать клички. — Ну ты же поняла, о ком речь, — фыркнул тот. — Значит, так, — её голос наполнился угрозой. По всему видно было, что девушка начала закипать. — Ты — сопля и тупица, и обязательно нарвёшься. Мне тебя не жаль, но в этот раз дам тебе совет, который, возможно, однажды спасёт твою шкуру. Капитан — единственный человек, которому не насрать, что со всеми нами будет. Случись что, никто, кроме него, на помощь не придёт, а случается у нас всякое. Поэтому подумай хорошенько, как стоит о нём говорить и как следует к нему обращаться. — Ого, как завелась, — усмехнулся парень, из-под опущенных ресниц разглядывая старшую. — Хотя, ничего удивительного. Видел уже, как половина административного блока на этого Ривза слюной капает, что, тебе тоже симпатичный капитан покоя не даёт? На мгновенье в коридоре стало тихо, а затем раздался глухой хруст и вскрик. Эхом отражаясь от пустых стен и высокого потолка, он разлетелся, казалось, по обоим зданиям. Тут же раздался писк с проходного пункта и девушка, только что уверенная в себе и наполненная гневной мощью, вдруг стушевалась, растерянно оглянулась и, едва сдерживая панику, встала по стойке «смирно», не зная, что ещё делать. Харди так и остался сидеть у ног напарницы на одном колене, зажимая истекающий кровью нос. Услышав знакомые мерные шаги, Бревис едва сдержалась от того, чтобы прикрыть лицо ладонью, сгорая, казалось, от самого великого стыда в её жизни. — Добрый день, Бревис, — обратился к ней Ривз, не удостоив новенького сержанта даже взглядом, будто вовсе его не заметил. — Здравия желаю, товарищ капитан, — девушка выпрямилась, смущённо уставившись в потолок и думала, что начальник будет делать дальше — затребует Харди подняться и пропустить его за ворота на пункте, где новичок и должен был находиться, или позовёт её отпереть замок, до самого конца отыгрывая свою слепоту. Однако, он молча прошёл через коридор, и, судя по звукам, сам открыл себе ворота с пульта, расположенного по эту сторону. Девушка поморщилась, уже предвкушая, как после смены Йен будет распекать их. Ведь такой глупый и вопиющий инцидент просто не смогут оставить без внимания! Бревис тяжело вздохнула и за шиворот потащила парня вверх, помогая подняться. — Вот мы и нарвались, — мрачно сказала она, прижимая к носу сержанта свой платок и глядя в направлении, куда ушёл капитан. — Пиздец. Харди потрясённо уставился на неё и виновато хлюпнул разбитым носом. Однако, вопреки всем её ожиданиям Йен молча заполнял свои бумаги, принимая короткие рапорты двух дежурных и ничем не показывал, что хоть что-то слышал о происшествии. Бревис молча пихнула младшего, когда его голос задрожал, и Харди, взяв себя в руки, уверенно закончил доклад. Дежурный даже не посмотрел на них, просто молча кивнул и велел выметаться до вечерней смены. Уже в коридоре Харди восторженно пискнул, приплясывая: — И ничего не случилось! Он ему ничего не сказал! Йен даже про нос не спросил! — Тихо ты, — одёрнула его старшая. — А то ты сам ему всё сейчас расскажешь и больше мы таких милостей не дождёмся. Ривз смолчал, и ты заткнись. — Вот за что вы над ним так трясётесь, — протянул Харди, сверкая улыбкой. — Я думал, вы его боитесь, потому что он, по виду, суров до невозможности. А вы подметаете пол хвостами из чистого уважения, да? Он перед своим же подчинённым нас прикрыл! — Нет, я точно тебе что-нибудь сегодня сломаю, — вздохнула Бревис, лениво замахиваясь. — Всё-всё! — сержант отступил на почтительное расстояние. — Как тебя только взяли к нам? — вдруг повернулась к нему напарница. — Ты же хилый до ужаса, ничего толком не умеешь. Даже мои тычки сносят тебя с ног! — У меня есть другие козыри в рукавах, — самодовольно усмехнулся Харди, но его плечи вдруг опустились. — Например, я быстро вскрываю замки и неплохо играю на флейте. — Ага, — озарило девушку. — Не карманник, а взломщик. Так себе, в общем-то, но ты можешь гордиться собой и дальше. — Ещё я стреляю хорошо, — обиженно буркнул он. — Тут все стреляют неплохо, — пожала плечами девушка. — По статичным мишеням, разве что, — вздохнул парень и отвернулся. Бревис искоса взглянула на него, мимоходом вспоминая разговоры, что Харди попал к ним с границы. Она поджала губы, примерно представляя, что он имел в виду, одним широким шагом заступила перед младшим и медленно протянула сжатый кулак, едва касаясь им многострадального носа сержанта. Парень застыл, в панике глядя на неё. — Кросс, — проговорила девушка, отвела руку назад, демонстрируя стойку, и медленно повторила движение. — Один из сильнейших встречных ударов, который наносится в момент атаки противника, где свою руку ты проводишь над его рукой. Ты правша или левша?***
Дверь хлопнула так, что в хитром оконном переплёте задрожали стёкла, замысловато, по кусочкам отражая владельца кабинета. Расколотый силуэт мужчины мелькнул в стекольной глади и пропал, когда тот согнулся над спинкой стула, сжимая её до побелевших костяшек пальцев. Заклокотав от распирающей его злости, мужчина схватил со стола раздражающе тикающие часы и, развернувшись, со всей силы запустил ими в стену. Механизм брызнул осколками, по полу запрыгали шестерёнки, но легче ему не стало. Стул, размашистым пинком отправленный в полёт, отскочил от двери и тяжело рухнул на паркет. Высокий и до ужаса взбешённый мужчина, устав мерить шагами комнату, отпихнул со своего пути чудом уцелевший стул, остановился у толстой, обшитой металлом двери и прислонился к ней лбом, вдыхая запахи стали и ржавчины. Он нервно вцепился руками в и без того спутанные волнистые волосы и растрепал их, окончательно превращая некогда аккуратную прическу в бесформенное и устрашающее нечто. Почему, почему именно ему приходится разгребать это дерьмо? Отдышавшись, он вернулся к столу. Вспыхнула газовая настенная лампа, освещая царивший кругом бардак. Мужчина рассмотрел себя в дверце книжного шкафа, подумав мельком, что даже его непритязательные подчинённые могут подумать что-то не то, застав его в таком виде. Хотя день уже закончился и он больше не собирался покидать кабинет до самого утра, мужчина всё-равно достал из внутреннего кармана кителя деревянный гребень и, поглядывая на своё отражение, привёл в порядок чёрную, будто поглощавшую свет копну. Огладил бритый затылок и тихо отчаянно завыл, каждой клеточкой тела ощутив навалившуюся вдруг усталость после одного из самых тяжёлых на его памяти рабочих дней. Капитан Ривз отпер потайную дверцу под подоконником и жестом фокусника извлёк изнутри бутылку коньяка. С сожалением цокнул языком, отметив, что осталось не больше четверти, потянулся ещё дальше вглубь ниши, чувствуя, как выбивается из-под ремня измятая рубашка, и вытащил из недр тайника коньячный бокал. Безуспешно пытаясь повторить движение знакомого ловкача, он попытался большим пальцем вытолкнуть пробку из горлышка, но через пару секунд потерял терпение и раздражённо вцепился в неё зубами. Когда наконец он устроился на подоконнике с бокалом, на улице один за одним начали зажигаться фонари. В последний месяц им всем приходилось несладко, но он ощущал настолько сильную тяжесть своего бремени, что едва мог поддерживать обыденную непоколебимость. Стоило одной шестерёнке выпасть из механизма, отлаженная многолетняя работа едва не встала намертво. Не будь Ривза, пятая лаборатория приносила бы фюреру одно разочарование за другим. Начальник тюремной охраны и глава сборища трансмутированных доспехов, стороживших пятую лабораторию, временно исполняющим обязанности руководителя которой он на данный момент являлся, медленно, но верно напивался в своём закутке. Хмуро разглядывая из окна безлюдный двор, обнесённый высокой стеной с колючей проволкой, он покачивал в руке бокал, слушая, как плещется коньяк на дне. Его кабинет, его последнее пристанище и единственное спокойное место в этом проклятом здании устрашало своими размерами. Человек, привычный к просторным штабным кабинетам, попав сюда, желал поскорее выйти обратно в плохо освещённый бетонный коридор. По этой самой причине к себе в кабинет он никогда никого не звал. Здесь было бы уютно разве что такому же узнику, как он сам: отличаясь от карцера лишь обшивкой стен, парой стульев и книжным шкафом, занимающим всё пространство позади крепкого лакированного стола, кабинет невероятно давил на любого нормального человека. Лишь окно со сложным деревянным переплётом, с расходящимся из центра геометрическим узором, служило отдушиной. Капитан полагал, что раньше на этом месте был витраж, но скорее всего, тот совсем обветшал, и стекло заменили обычным, зеленоватым, халтурно и грубо обрезанным по краям так, что некоторые стекла держались на своих местах лишь чудом. С первого дня, как ему удалось получить этот кабинет, он мог за пару минут исправить огрехи стекольщика, но всякий раз, задумываясь, отказывал себе в этом. Ривз заглянул в бокал и поморщился, понимая, что надолго задумался и своими руками согрел коньяк. Он с сожалением вылил остатки в горшок с давным-давно засохшим от спиртового полива комнатным растением. Пить с шиком мужчина не умел, сколько бы не притворялся ценителем на официальных торжествах. Он почти не понимал вкуса и с трудом разбирал запахи, описываемые знатоками. Впрочем, стоило напитку хоть слегка нагреться, Ривз физически не мог заставить себя допить ту бурду, которая оказывалась в его бокале. Потому все бутылки хранились в тайнике под подоконником, где всегда было темно и прохладно, а пить он старался быстро, добиваясь лишь одного — чувства облегчения, достичь которого, впрочем, удавалось крайне редко. Поддон протекал коньячным каплями. На полу медленно натекала грязноватая лужа с пылинками высохшей безжизненной земли. Мерный стук капель заставлял Ривза морщиться. Он потянул одну из отпирающихся створок рамы, приподнял горшок и раздражённо выплеснул всю чёрную жижу из поддона в окно. Замер было, дальше обдумывая то невесёлое положение, в котором оказался, как вдруг вздрогнул всем телом от робкого стука в дверь. Ривз убрал бутылку за штору и соскочил с подоконника. В руке звякнула связка ключей, замок заел, но как только капитан навалился на дверь плечом, открылся. Из тёмного коридора на него смотрел обеспокоенный старшина Грейси. — Разрешите доложить, — дрожащим голосом проговорил он, глядя в пустые, ничего не выражающие глаза начальника. — Там один из смертников забил новенького. — Насмерть? — холодно спросил Ривз. — Так точно, — уставившись в пол, будто желая под него провалиться, подтвердил Грейси. — Кто был на посту? — Коллинз. Но он просто не успел, товарищ капитан! Когда он подбежал, парень уже не дышал! — Позови Йена. — Так точно. Ривз прислонился плечом к дверному косяку и скрестил на груди руки. Когда сержант привёл старшего, капитан отослал Грейси восвояси. Один из свежего набора, он, как и все новобранцы, до смерти пугался любой внештатной ситуации, чем почти всегда вызывал общее веселье вперемешку с желанием объяснить ему что-либо. Однако, сейчас Ривз не был настроен на прилюдные выступления. Йен, худой, как селёдка, но жилистый, остановился сбоку, привычно прислонившись к стене. Он как никто другой знал, что в кабинет ему, простому смертному, вход заказан, и если капитан желает его выслушать, он сделает это на пороге. — Мог бы сразу прийти сам. Ну? — Бенни расшалился, — негромко и в меру расслабленно начал он, но вдруг спохватился и тон его стал чуть более виноватым. — Извините, не уследили. Коллинз идиот, товарищ капитан, но он не специально. Придурок растерялся и завис, он ещё не имел дело с Бенни. — В прошлый раз он тоже завис. — Пощадите дурака, — попросил Йен, смиренно вздыхая. — Я больше не поставлю его в жилой блок. Будет до конца службы сторожить кладовую со швабрами. — Предупреждение в личное дело и три дежурства вне очереди. Передай Коллинзу, что в следующий раз он займет место сдохшего смертника. И переведи всех новобранцев с жилого в администрацию. Смертники это наше дело, а вот потерь среди младшего состава нам могут и не простить, — негромко проговорил капитан, глядя в другой конец коридора и стараясь не дышать в сторону подчинённого. Рука сама тянулась потереть опухшие и покрасневшие от нервов и недосыпа веки, но Ривз вложил все душевные силы в то, чтобы и дальше стоять, застыв в неудобной позе. — Благодарю вас, товарищ капитан, — Йен приложил руку к сердцу, шаг за шагом пятясь от кабинета и попытался поклониться. — Вразумлю идиота, спасибо большое. Не посмеем больше беспокоить. — Не передёргивай, клоун, — всё также равнодушно взглянул на него Ривз и тихо прикрыл дверь кабинета. Йен, скалясь во все зубы, преспокойно выпрямился и, насвистывая, отправился обратно в блок. Он запер дверь на ключ, ударив по заевшему замку кулаком, и остановился у настенного календаря, покусывая сочившуюся кровью ранку на костяшке указательного пальца. Пару секунд он смотрел на бумагу, вглядываясь в числа, а затем вернулся на подоконник. Капитан Ривз налил себе снова, на этот раз меньше, чтобы не раскидываться последними каплями коньяка, и мрачно чокнулся с отражением. — С очередным днём смерти, — едва слышно проговорил он и залпом осушил бокал, привычно не чувствуя ничего, кроме горечи. Утром железная дверь открылась и в коридор из комнатки вырвался сквозняк, разгоняя затхлый воздух плохо вентилируемого здания. Капитан Ривз, спокойный и ничуть не похожий на себя кабинетного, неторопливо покинул помещение и запер за собой дверь. Подбросив на ладони связку ключей, он убрал их во внутренний карман и ровным шагом направился по своему обыкновенному маршруту. В первую очередь он зашёл на пост дежурного по блоку и принял рапорт, не наполненный, впрочем, ничем важным. Затем отправился на первый этаж, в административный центр, и также спокойно выслушал ничем не примечательный рассказ местного дежурного. Он больше всего не любил, когда на него валилась работа руководства тюрьмы, но отчего-то в любой непонятной ситуации в первую очередь обращались к нему, а большая часть новостей или просьб передавалась ему без каких-либо на то причин. Просто все давно поверили, что он всегда должен быть в курсе всего происходящего, потому что именно он занимает первую линию обороны и решает большую часть проблем, возникающих с заключёнными. Расписавшись в журнале обхода, он вспомнил о событиях прошлого вечера и сделал в уме пометку о том, что нужно будет поговорить с Бенни, но решил сперва закончить повседневные дела. Он поднялся на второй этаж, дошёл до галереи и остановился у ворот, ехидно отметив про себя пару синяков под глазами и отёкший нос сержанта, подставившегося накануне под тяжёлый кулак Бревис. Не сказав Харди ни слова, он отправился на территории, ещё недавно до последнего сантиметра принадлежавшие почившему Грану. Раньше Ривз посещал эти края несколько раз в неделю, лишь распределяя внешнюю охрану, состоявшую из доспехов, наделённых душами некоторых смертников, и выделяя конвой для транспортировки пока живых заключённых. Однако, теперь, хоть и временно, это была его вотчина, за которую он отчитывался перед Бредли, и навещать её приходилось по паре раз в сутки. И ни что иное, как эта его новая обязанность, было причиной его нынешнего бедственного положения. Скоропостижную смерть Баска Грана здесь не обсуждали даже тогда, когда это было новостью. Каждый из тех, кто вообще знал о его работе, получил уведомление и призыв собраться. Именно эти семь человек, включая капитана Ривза, были почтены тайным прибытием фюрера: местная кухня была достоянием довольно узкого круга лиц, и даже в управлении тюрьмы далеко не все знали, чем на самом деле занимается лаборатория. По официальным данным давно заброшенная, в тюремной легенде она значилась открытой. Без легенды объяснить, куда еженедельно конвоируют всегда чётко определённое число заключённых, было решительно невозможно, а потому даже собственные сотрудники были уверены, что в закрытом ото всех здании на смертниках тестировали препараты, наблюдая за реакциями. По самой интересной легенде из всей тюремной мифологии, там был едва ли не стационар с испытательным центром, где заключённые, после введения препарата, испытывали на себе глобальные физические нагрузки, чтобы медики сумели разработать легендарный препарат, способный сделать из солдата сверхчеловека, и, разумеется, как в любой невероятной истории, параллельно добывали панацею от всех болезней. Конечно же легенда гласила, что почти все умирали в страшных муках, и останки в ближайший крематорий вывозили на гражданских чёрных машинах без номеров. Сам Ривз, давным-давно вынужденный по служебной необходимости войти в число посвящённых, усмехался про себя, слушая из-за спины наивные шепотки, но не подавал виду. Он вообще никогда ничего не показывал. Ещё будучи рядовым капитан создал себе непроницаемую каменную маску и носил до сих пор, тогда великолепно справляясь с насмешками коллег по поводу своей экзотической для этих мест внешности, а теперь — с защитой их спорной, но требующей самого бережного отношения государственной тайны. Он до сих пор полагал, что именно его лицо человека, всегда пребывающего в спокойствии, сыграло свою роль при выборе временного управляющего пятой лаборатории. Когда Бредли прилюдно предложил ему должность, капитан воспринял это как приказ и отказаться не посмел, а теперь вовсю пожинал плоды своей осторожности. Поначалу всё шло спокойно. Алхимика, способного заняться трансмутацией материала, выработанного в процессе массовой казни смертников, нашли, и пусть тот выдавал результат куда скуднее, чем Гран, работа худо-бедно шла. А пару недель назад он начал чудить и уже вскоре Ривзу стало понятно, что с ним приключилась беда. Нервы учёного на почве постоянной грязной и тяжёлой работы, а также давления, оказываемого со всех сторон, стали сдавать. Только тогда вдруг выяснилось, что подобной работой заняться под силу далеко не каждому алхимику. Первые нервные срывы удавалось контролировать успокоительными препаратами, недостатка которых в тюрьме никогда не было, но скоро они перестали помогать. И единственным, кто должен был решать эту проблему, оказался сам капитан Ривз. Он не стал мудрить и отправился на приём к фюреру, так как собственных налаженных связей с алхимиками не имел. Правда, поход особенных результатов не принёс: «канцелярия и так работает над этим вопросом». Возвращаясь с пустыми руками, Ривз начинал осознавать, что возникшие трудности — лишь начало. Однако, раз даже фюрер не торопился или не мог пока помочь им с этой проблемой, сам он и подавно не был способен её решить. Всё, что ему оставалось, это любыми способами приводить в чувство уже имеющегося алхимика и раз за разом запускать производство. На сколько их обоих хватит, капитан предпочитал не думать. Весь последний месяц он вынужден был жить в своём кабинете, давать всё более длительные перерывы сумасшедшему и неотрывно следить за рабочим процессом, надолго оставляя свой пост по вечерам. Он выучил наизусть каждую треклятую формулу, каждый грёбаный алхимический круг, потому что уже самолично подготавливал всё необходимое, поддерживал начертание, отсыпал необходимые вещества, и транспортировал полученные камни на склад. Оставалось разве что самому вливать свои силы и производить трансмутации, но Ривз не собирался настолько глубоко влипать в эту авантюру, казавшуюся ему самым неблагодарным занятием: исход у алхимика, погружённого в эту работу, мог быть только один. Постоянно вынужденный находиться в тюрьме, он проводил в лаборатории лишь по несколько часов в день, понемногу подготавливая её, самую простую работу поручая, как правило, сорок восьмому. Тот был самым благоразумным из живых доспехов, и мало где мог напортачить. Однако, остальная работа алхимика всё же легла на плечи самого Ривза. Обычно уже через пару дней стараний всё было готово к приёму новой партии смертников. Тогда капитан проверял состояние алхимика, и если оно оказывалось удовлетворительным, конвоировал к кругу. Затем ждал, посылая одного из нескольких местных нелюдей, ответственных за доставку сырья к дверям алхимического зала, за заключёнными к Йену, и лишь потом приступал к преобразованию. Под его непрестанным надзором учёный брался за работу, а затем, по результатам трансмутации, Ривз либо спешил к нему с зажатым в кулаке шприцом с транквилизатором, либо бережно собирал из экстрактора получившийся материал и уносил на склад. Благо, вручную устранять последствия трансмутации не приходилось — зал, оснащённый механизмами, упрощающими раньше жизнь Грану, а теперь и ему, позволял сбрасывать останки практически напрямую в печь их собственного крематория. Хотя утилизаторская работа была уже на сорок восьмом и ничуть не трогала Ривза, разве что где-то налаженная система иногда давала сбой, что происходило всего пару раз на памяти капитана. Накопившийся прах прессовался, собирался живыми доспехами в мешки и вывозился вместе с мусором, а дым, единственный тревожный признак того, что в этом корпусе происходит что-то не то, выводился через трубу тюремной отопительной башни. Лишь в самую ясную ночь, когда луна не была скрыта за облаками, можно было рассмотреть, что пар, поднимающийся над ней, приобретает необычный тёмный оттенок. Живя в этом бардаке больше месяца, Ривз чувствовал, что его самообладание понемногу иссякает вместе с терпением, ведь никто не знал и не мог сказать ему, когда этот мрак уже закончится. Он пил, чтобы не мучиться бессонницей, появившейся от чрезмерной усталости и напряжения, и засыпал как придётся, совершенно перестав появляться в собственной квартире в соседнем квартале. При подчинённых он не мог себе позволить даже дрожащих рук и прятал тремор за закрытыми позами, а вечное нервное напряжение за каменной маской, намертво приставшей к лицу. Однако, возвращаясь в свой кабинет, капитан всё чаще ловил себя на том, что справляться становится с каждым днём тяжелее и что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Последние две трансмутации он провёл, держа заряженный пистолет у головы алхимика, готовый, что тот в любую секунду натворит таких дел, которые капитану разгрести уже не удастся. И хотя Ривз прекрасно осознавал, что вообще-то не должен заниматься всем тем, чем он занимается, он продолжал работу, потому что знал, что за его спиной всегда кто-то стоит, за его работой всегда кто-то наблюдает. Кто-то, смертельно опасный даже для него. По сравнению с этим, всё остальное было уже, в общем-то, и не важно. Закончив подводить круг, он бросил мел в стеклянную банку и отряхнул руки, слушая отражённое высоким потолком эхо от его лёгких хлопков. Всё было готово, кроме их штатного алхимика. Зная, что подготовительной работы осталось мало, Ривз заходил к нему ещё по пути в алхимический зал, но ничего, кроме досады, этот визит ему не доставил. Алхимик обитал в условиях вполне себе человеческих и гуманных, но отчего-то его состояние с каждым днём ухудшалось. На этот раз Ривз с разочарованием обнаружил того, сжавшегося в комок под узким окном, перекрытым толстой решёткой, и прядь за прядью рвущим на голове волосы. Прикрыв глаза, капитан смиренно поднял руки, собираясь оставить того в покое ещё на сутки, и отошёл от двери. Сделав пару шагов, он вдруг задумался. Волосы… Ривз резко развернулся, отпер навесной замок и распахнул дверь. Быстро приблизившись к алхимику, он приподнял его за ворот и встряхнул, чтобы тот перестал хрипеть что-то маловразумительное. — Угадал, — вздохнул Ривз, оглядев аккуратно собранную кучку волос на полу и грозно рыкнул на бедолагу, не видя смысла скрывать свою усталость от сумасшедшего. — Углерод тебе зачем? — Н-не надо… — залепетал учёный. Капитан вновь вздохнул и подтащил мужчину к умывальнику, сунув того головой под струю воды, а затем принялся натирать мылом значительно поредевшие волосы. Левой придерживая бессильно завалившееся на край раковины тело, правой рукой Ривз ловко выхватил наточенный клинок, спрятанный за голенищем сапога. Примерившись, он приложил лезвие к голове учёного и плавно повёл рукой на себя, ряд за рядом тщательно брея того налысо. Минут через десять он ополоснул холодной водой бритую макушку алхимика и, подхватив поперёк груди, усадил того на кровать. Промыв нож от остатков волос и мыла, капитан убрал его, сгрёб мокрый комок из слива раковины и бросил за оконную решётку. Внимательно оглядев камеру, он забрал с собой кусочек угля, оставшийся от сгоревшей лучинки, под которой раньше алхимик, будучи ещё в рассудке, но уже взаперти, читал. Отстраняясь от сдавленных рыданий, доносившихся из-за его спины, Ривз захлопнул дверь, запер замок и направился в лабораторию, вытирая мокрые руки о подол уставной формы. Уже там, в зале, он так и эдак прикидывал, что хотел сделать алхимик, но к какому-то конкретному выводу прийти не смог и отмахнулся от бесплодных размышлений. Покончив же с приготовлениями, Ривз припомнил, что у него осталось ещё одно незапланированное, но очень важное дело. Перебравшись по галерее на тюремную сторону, начальник охраны обошёл жилой блок, где в общих камерах содержались смертники. Махнув дежурному на одну из решёток в самом тихом коридоре, он дождался, пока ему откроют, и безропотно вошёл в камеру, запретив кому-либо следовать за ним. На крошечной для его размеров койке сидел громадный человек, едва не на две головы выше самого, отнюдь не низкого, капитана. Вторая кровать, стоявшая напротив, радовала мир голой панцирной сеткой. Разглядев под койкой плохо убранные чёрные разводы, Ривз поморщился. Он остановился у решётки и, скрестив на груди руки, укоризненно посмотрел на великана. — Бенни, ты не хочешь извиниться? — Кэп, — поднял на него виноватый взгляд бугай. — Я не специально. Он был очень плохим человеком и говорил очень страшные вещи… — Понятно, — Ривз подошёл к нему, положив руку на плечо, зная, что тактильный контакт успокоит его и не даст загнать себя в неконтролируемое состояние, справиться с которым будет довольно сложно. — Мы больше не будем к тебе никого подселять. Каждый твой сосед оказывается хуже прежнего. — Не-е-ет, — уныло пробасил гигант, пряча лицо в громадных ладонях. — Простите, простите меня… — Простить, — задумчиво вздохнул он, вспоминая, какого было извиняться перед главой тюрьмы за двух надзирателей, убитых этим здоровяком от одного лишь одиночества. Он помолчал, раздумывая, что с ним делать. Страдающий Бенни может стать опасен для охраны, но и поставлять ему новых жертв не годилось. Нужно было решать эту проблему, тем более, что в ближайших списках на казнь его фамилия ещё не появлялась, самолично же определять судьбы заключённых капитан не имел права. Прикусив губу, он спросил: — Ты любишь животных? — Не знаю, — пожал плечами тот, утирая слёзы и шмыгая носом. — Мне никогда не разрешали заводить зверушек. — А у меня были, — соврал Ривз. — Они никогда не бывают злыми в хороших руках. Но ещё они нуждаются в постоянной заботе. Ты справишься с такой ответственностью? Великан часто закивал, с надеждой глядя на него. Ривз прикрыл глаза, показывая, что разговор окончен, и, развернувшись, дёрнул незапертую решётку, которая захлопнулась, стоило ему на шаг отойти в коридор. Едва дежурный успел запереть замок, Бенни прильнул к ней, и весь путь, что проделал Ривз до выхода из жилого блока, преданно смотрел ему в спину. У самых дверей, ведущих в коридор, он остановился, обращаясь к ближайшему надзирателю: — Слышал? — тот осторожно мотнул головой и капитан объяснил: — Достать кошку поспокойнее и всё, что к ней должно прилагаться. Если и прибьет, не страшно. Сообщите потом. — Но где… — Ты меня понял? — Так точно. — Выполняй.***
Прикусив губу, Элиот просунул пинцет между плотно прижатых друг к другу проводов и замер. Опасаясь лишний раз пошевелиться, он продумывал про себя последовательность действий. Чтобы не запороть всю работу, было необходимо подлезть под темно-серый тонкий провод, лежавший чуть дальше от остальных, крайне аккуратно отодвинуть его, чтобы не получить импульс на плечо, а затем зацепить неведомо как попавший в руку мелкий осколок щебёнки и осторожно вытянуть его наружу. Ещё полчаса назад он изругал себя последними словами, когда заметил какой-то стук при движении кисти, но в голове по-прежнему вертелись сплошные ругательства. Элиот не имел привычки чуть что лезть в автоброню, предпочитая доверить это дело профессионалам, да и не очень-то удобно орудовать левой рукой внутри правой, но когда он потряс кистью, по телу будто пробежал электрический разряд. Потирая онемевшее плечо, он понял — при последней разборке в темноте что-то попало внутрь и теперь мешает, цепляя провода и, казалось бы, изолированные клеммы. Он побледнел, осознавая, что может просто не справиться с поломкой, если такая произойдёт в процессе извлечения мусора, тем более, накануне аттестации. Однако, выбор был невелик: положиться на удачу и надеяться, что в бою протез не закоротит, или разбирать руку и пытаться исправить всё, пока есть время. Химерный отыскал все наборы инструментов, что у него были, и расстелил на кровати газету, чтобы не замарать свежее покрывало машинным маслом и не растерять мелкие детали. В голове все эти полчаса набатом звучала одна единственная мысль: «чёрт возьми, нет, не-е-ет». Снова и снова зарекаясь больше никогда в жизни не трогать броню самостоятельно, он откинул лицевой щиток. На газету с глухим звуком скатился философский камень. Убрав его поближе к подушке и подальше от своей рабочей зоны, Элиот как мог удобно зафиксировал руку и, вооружившись пинцетом, полез разбираться в первый контур системы. Он отсоединил его, откинул провода в сторону, убрал поршневой блок и принялся сворачивать крышку второго контура, нервного, где по логике и должна была найтись неполадка. Пара контактов действительно оказались не заизолированы, и пусть само по себе это не было чем-то из ряда вон выходящим, он всё же подумал, что после основной работы стоит их прикрыть. Отсоединять провода было решительно нельзя из-за боли, от которой он вполне способен был инстинктивно откинуть полуразобранный протез куда подальше, но и подлезть под их плотный строй никак не выходило. Плюнув, он разобрал шарнир локтевого сустава и полностью отсоединил от него предплечье, чтобы ничем не спровоцировать случайный тик и не загубить протез. Тогда и клеммы можно скинуть, достать мелкий камешек, мотающийся по отсеку и прерывающий соединение, а там собрать всё по новой. Разве что боль будет сильной, когда все нервы разом встанут на место, но зато автоброня останется невредимой. Устроив руку между книгой и пассатижами, Крайт принялся понемногу отсоединять провода и отводить их в сторону, соблюдая строгий порядок. Сосредоточившись на процессе, он чуть не прикусил высунутый язык, когда в дверь его комнаты забарабанили. — Генри, зайди, — повысил голос алхимик, не расслышав, что именно говорил ему мальчишка. Когда сын хозяйки дома робко вошёл и остановился на пороге, Химерный алхимик поднял на него взгляд. — Теперь говори, а то я ничего не услышал. — Там Майлз просит позвать тебя к телефону. Говорит, дело срочное, — произнёс Генри, во все глаза уставившись на кровать. Мальчишка, все полгода пытавшийся выпросить разрешение посмотреть на автоброню Крайта, нервно затеребил пальцами карман брюк. — Чёрт возьми, — рыкнул Элиот, глядя на руку, лежавшую на кровати. — Так, ладно. Ничего не трогай, договорились? Если вернусь и увижу, что что-то лежит не на своём месте, пожалуюсь бабушке, а уж она… — Я понял, — восторженно пискнул мальчик и вихрем подлетел к кровати, разглядывая разложенные винты, провода и пластины. — Генри, крайне важно собрать её потом. Если что-то сделаю не так, я завтра могу здорово влипнуть, — предостерёг его Элиот, поворачивая того за плечо к себе. — Смотри, но не трогай газету, я могу пострадать, ты понял? — Да, — проговорил парень и, проводив Крайта взглядом до коридора, осторожно залез на кровать с другой стороны, чтобы рассмотреть поближе лицевой щиток с тонкой гравировкой. Подвинув подушку, ребёнок обнял колени и смотрел, смотрел, смотрел… Вихрем слетев по лестнице, Элиот поднял трубку, лежавшую у аппарата. — Это я, — произнёс он, затаив дыхание, чтобы подполковник не слышал, как он запыхался. — Отлично. Ещё раз тебя побеспокою. Тут есть пара вопросов, без тебя решить не могу, может, заберёшь меня со службы? Обсудили бы по дороге, а то я сейчас чертовски занят, ещё и Грейсия сегодня навещает отца по поводу похорон, попросила побыть с дочкой, так что из отдела нужно сразу домой. Потом, боюсь, вылетит из головы, а помощь нужна для завтрашнего суда, — жизнерадостно зачастил подполковник Хьюз. — Тебе полчаса хватит, чтобы до меня добраться? Машину подадут к выходу, я уже договорился. — Ч… Чёрт, — вздохнул Элиот. — Настолько срочно? — Очень, — самым серьёзным тоном подтвердил Маэс. — В общем, я жду. Набрав полную грудь воздуха, Крайт положил трубку на рычажки и медленно выдохнул через нос. Он машинально полез в карман за часами, опять выругался, вспомнив, что рука лежит на втором этаже, и взлетел по лестнице. Ворвавшись в комнату, он так перепугал Генри, что того в мгновение ока сдуло с кровати с невероятным грохотом детских пяток о паркет. — А можно я посмотрю, как она собирается? — нерешительно попросил парень, переминаясь с ноги на ногу. — Можно, — проговорил Элиот, держа во рту отвёртку и пытаясь зацепить пинцетом камешек, завалившийся между стенкой контура и центральным штифтом. Он старался делать всё точно и быстро, но не торопиться, и всё равно перепутал провода. Выяснил это, когда осмотрел блок нервов перед закрытием, пришлось откладывать крышку в сторону и вновь лезть в проводку. Проверив, точно ли всё в порядке на этот раз и вернув защиту, завернул крышку и принялся ставить на место приводной блок. Когда из самого большого цилиндра вылетел поршень, у Химерного алхимика задёргался глаз. — Сейчас, — пискнул Генри, поднимая с пола деталь. — Вот сюда, да? — Да, только пыль сдуй. Ему нужно идеально заходить внутрь, если что-то будет мешать, привод может отказать в самый неподходящий момент, — проговорил Элиот, поправляя возвратную пружину и показывая мальчишке, что делать. Тот с восторгом вернул поршень на место и убрал руку, дождавшись, когда алхимик прижмёт его пальцем. — Молодец, всё правильно. Ну-ка… Он влил масло в приёмник, собрал приводную систему, подключил её к разъёмам протеза и судорожно вздохнул. — Дай-ка подушку, — попросил он, протягивая к мальчишке левую руку. — Не пугайся, подсоединение нервов сопровождается сильной болью из-за нагрузки на нервную систему. Я сейчас подключусь и немного поругаюсь. Что бы ты ни услышал, ни в коем случае не запоминай это и не произноси при маме. — А при бабушке? — хихикнул Генри, прекрасно понимая, о чём идёт речь. Он был уже совсем взрослым. — Ладно, ладно, я пошутил. Может, я помогу? — Давай. Держи вот тут, а когда я подсоединю блок, опусти этот рычажок, вот, увидел? Схватись прямо сейчас, а то растеряешься и потеряешь его, потом придётся подключаться заново. Кивнув, мальчишка сосредоточенно уставился на сустав, а Элиот облизал пересохшие губы и без предупреждения вставил блок на посадочное место. Стараясь сдержать крик, он сжал зубами угол подушки. По всему телу прошла страшная, сводившая с ума судорога. — Отключать их также легко, как умирать, — серьёзно сказал он мальчишке, отдышавшись и шевеля пальцами. — А ставить заново всё равно что заново рождаться, больно и мучительно, только теперь ты осознаёшь это и после первого раза больше не можешь забыть. — Поэтому автоброню ставят далеко не все? — спросил Генри, принимая у него протянутую подушку и возвращая её на место, пока Элиот собирал шарнир и закручивал винты на основном ударном щитке, отполированном и украшенным гравировкой. — Ну и ещё потому что она дорогая, — прикинул Крайт, утирая выступившую испарину. Он поднял руку, проверил координацию движений, протестировал моторику, как показывал ему механик. — Вроде всё работает. Мы молодцы, не убили руку. — Я ничего не сделал, — печально протянул мальчик, глядя на механические пальцы уже левой руки, такие подвижные и детальные, каких он ни у кого не видел. — Ты очень помог, без тебя я возился бы дольше, так что спасибо. А теперь мне надо одеваться и срочно бежать. — Опять работа? — вздохнул парень, закатив глаза. — У мамы тоже постоянно работа… — Нет, — Элиот серьёзно взглянул на него. — Друг попросил приехать. А когда друзья нуждаются в помощи, нужно бежать к ним со всех ног, понял? Схватив со стула ремень с подолом, Химерный алхимик наскоро нацепил на себя форму и захлопнул дверь комнаты. На бегу застёгивая пуговицы кителя, спустился и уже через минуту торопливо шёл знакомыми закоулками к следственному отделу. Хьюз уже ждал его на заднем сидении своего рабочего автомобиля. Крайт торопливо залез в салон, поглядывая на часы. — Вы не успели заскучать за эти десять минут? — проговорил он нарочито бодро. — Нет, всё в порядке, — улыбнулся Маэс, рассеянно протирая очки. Пока они ехали к дому подполковника, никто не проронил ни слова, хотя всю дорогу алхимик ждал обещанных вопросов по делу. Уже когда он поставил машину у подъездной дорожки и заглушил двигатель, Хьюз вдруг пригласил его зайти. В коридоре суетилась Грейсия, отыскивая какую-то самую подходящую к чёоным перчаткам шляпку. Смазано поздоровавшись, она расцеловала подбежавшую на шум дочку, обняла мужа и кивнула Крайту. — Как прекрасно, что вы зашли, Элисии будет очень весело с двумя нянями, — улыбнулась она и вдруг вздохнула: — Я бы ни за что не оставила её одну, но отец потерял очень близкого друга. Элисии в такой обстановке точно не место. Ох, надеюсь, у вас всё будет спокойно. И она упорхнула, уже с улицы крикнув: — До завтра! Элиот покорно снял ботинки и прошёл в дом следом за подполковником, уже успевшим усадить весело смеющуюся дочь на плечо. Устроившись на одном из кухонных стульев, Крайт долго наблюдал за тем, как подполковник с Элисией заваривают чай, а потом как Хьюз дует дочери на палец, куда упала капелька кипятка. От расслабленной атмосферы, удобного местечка, где можно было упереть локоть в стол и положить на руку голову, алхимик чуть было не задремал, когда вдруг зазвонил телефон. Маэс усадил дочь на кухонный стол, и пока та весело болтала ножками, сбежал в гостиную. Шли минуты, Элисия уже успела заскучать, а отец всё не появлялся. — Эл, — позвала она Химерного, как и Генри, приученная к этому обращению самим лейтенантом в пику всем, кто пытался учить детей называть его «дядей». — Тут высоко! Я боюсь прыгать! — Давай полетаем, — вздохнул Крайт, подходя к девчонке и подставляя плечо. — Ух ты, какая лёгкая! — Да я же ещё не залезла, — рассмеялась Элисия, цепляясь за его шею. Алхимик подхватил её одной правой рукой и принялся кружить по кухне, бормоча что-то про полёт и пикирование птиц. Девчонка повизгивала, цепляясь за растрёпанную косу, а Элиот терпеливо изображал карусель, пока на пороге не появился озабоченный подполковник. — Как здорово вы ладите, — умилился он. — Сфотографировать бы, да времени нет. Лейтенант, посидишь с Элисией минут двадцать? Мне надо смотаться до телефона, Рой что-то мудрит. Говорит, важно. — Телефонные звонки сегодня особенно срочные и важные, — вздохнул Элиот, аккуратно ссаживая девочку на стул и отцепляя маленькую ручку от своих волос. — Делать нечего. Но если вы задержитесь, я буду вынужден заняться киднеппингом. — Вот ты… — цокнул языком Хьюз и расхохотался. — Язва. Я скоро. Крайт присел на корточки возле стула, провожая начальника тоскливым взглядом. — Ну, что будем делать, пока счастливый папаша занят работой? — обратился он к девчонке снизу вверх. Та задумалась и воскликнула так, что у алхимика заложило ухо: — Я выучила стих! Рассказать? — Разумеется, юная леди. Я весь во внимании, — состроив самую серьёзную мину, вздохнул он. — Ты не хочешь? — расстроенно опустила она взгляд, а потом вскинула голову. — А я всё равно расскажу! Пока Элисия с выражением читала детский стишок на пару четверостиший, Элиот крутил в голове слова Хьюза, сказанные перед уходом, вперемешку с мыслями о том, что когда он выйдет на раннюю армейскую пенсию, судьба определённо вынудит его стать профессиональной нянькой. Заранее взвешивая все за и против, он задумался и упустил момент, когда девочка закончила и выжидательно уставилась на него своими огромными глазами. Крайт запоздало захлопал в ладоши, радуясь, что не забыл надеть перчатки. — Теперь ты! — она указала на него пальцем и тоже похлопала. — Я? — удивился алхимик. — А я ничего такого не знаю. — Ну хоть самый маленький стишок, — умоляюще вкинула руки она. — Стишок и кататься! — Ох, — Элиот крепко задумался, почёсывая затылок. — Ну, если так подумать, я знаю одну считалочку. Только она глупая. Ты такую хочешь слушать? — Хочу, хочу, хочу, — затараторила Элисия. — Ну слушай, — он показательно откашлялся и, припоминая слова, начал: — Три, четыре, раз, два, в этом мире много зла. Раз, два, три, четыре, как добро посеять в мире? Пять, шесть, семь, восемь, мудреца об этом спросим. Девять, восемь, семь, шесть, у него ответы есть. — Это не глупо, — утешила его Элисия. — Только странно. И мно-о-ого цифр. — Она очень-очень старая, — задумчиво произнёс он, впервые проговаривая эту глупость вслух с тех пор, как впервые услышал её. — Мой друг рассказывал, что раньше на востоке такие же дети, как ты, произносили эту считалочку, и на ком она останавливалась, за тем все сразу начинали гнаться. Будто бы перед ними стоял мудрец и знал ответы на все-все вопросы. У вас же всегда море вопросов, и всегда очень важных, да, ребёнок? — Не ребёнок, не ребёнок! — Ну ладно, юная леди, не ребёнок. А когда догоняли, он вынужден был каждому придумать ответ, иначе получал щелбан. Но самое веселье было, конечно, если в «мудрецы» попадал тот, кто бегает быстрее всех. — А давай поиграем! Кто мудрец, тот убегает! — воскликнула она, слезая со стула. — Вдвоём же тоже весело. Раз, два, три… — Нет, по-другому. Давай ещё раз покажу. Три, четыре, раз, два… — Я не запомню… — Хорошо, потом запишу тебе её на листочке и будешь учить с мамой, а пока повожу я, пойдёт? — Да! Подполковник объявился, когда догонялки и прятки уже успели исчерпать себя, а Элиот, согнувшись, катал Элисию на спине вокруг дивана. Увидев Хьюза, он облегчённо вздохнул и ссадил девчонку на мягкие подушки, в которые та сразу повалилась ничком и засмеялась от головокружения. — Тоже почти десять минут, — улыбнулся он, усаживаясь рядом с дочерью и приобнимая её. — Квиты. — Да, да, — махнул рукой Крайт, обрушиваясь в кресло и тактично умалчивая о том, что времени прошло куда больше. — А мы набегались. — Я вижу. Ну, раз у нас есть минутка, я всё-таки кое-что расскажу. — Так это был не предлог посидеть полчаса с Элисией? — насмешливо приподнял бровь Элиот, у которого уже абсолютно пропал какой-либо рабочий настрой. Подполковник, казалось, наоборот, уже полностью настроился на серьёзный лад. — Келли вчера не понял, к какой сестре и на какую свадьбу он должен был ехать, а до тебя дозвониться оказалось невозможно, — улыбнулся Маэс. — Я вот думаю, это у тебя обострение чувства юмора или… — Или, — перебил его Крайт, тотчас почуяв неладное. — Позавчера я отвёз вас и вернулся в отдел, а когда поздним вечером уходил, Келли застал меня в коридоре и загрузил своей свадьбой. На следующее утро я позвонил вам и на сутки уехал по делам. — Возвращался в отдел? — приподнял бровь Хьюз, удивляясь новым подробностям. Крайт не говорил ему, когда и где говорил с сержантом. — Документы ты трогал? — Смотря какие. Свой стол я убрал перед уходом, и трогал всё, что на нём было. Ещё в сейфе прибрался, — пожал плечами алхимик, а по спине пополз липкий холодок дурного предчувствия. — А что-то было не так? — Некоторые вещи на моём столе изменили своё обыкновенное расположение. — Быть может, это тоже был я, — задумчиво произнёс Элиот. — Меня заинтересовала карта. Прошу прощения. Что, кстати, за пометки на ней были, мне так и не удалось расшифровать, за что могу только выразить почтение тому, кто это черкал. — Это я «начеркал» ходы, где мог пролезть Шрам, и никакой тайны в этом ни для кого не было, так что ты ищешь загадки на пустом месте, — усмехнулся Хьюз, ничуть не обижаясь. — Перехват же тоже надо включать в отчёт и подшивать к делу, пришлось проверять и те бумажки, мало ли что не так. Ладно, ничего страшного. Но мог и при мне посмотреть, я бы не отказал. — Да я заметил только вечером, когда убирал чашки со стола, — с ноткой раскаяния произнёс Элиот и отвёл взгляд, умирая от стыда за то, что его так запросто поймали, хотя он изо всех сил старался не наследить. — Всё остальное было в порядке? — В полном. Двери заперты, сургуч на месте, — пожал плечами Маэс. — Значит, внутрь он не заходил, — удовлетворённо кивнул алхимик. — Он — Келли? — Он — пока что просто «он», инцидент с сержантом заводит меня в тупик. Не знаю, кто мог бы прикинуться другим человеком настолько реалистично. Да и попал же он как-то в отдел, значит, имел при себе документы. Извините за такой вопрос, но сержант в себе? Может, провалы в памяти или что-нибудь в этом роде? — Он клялся и божился, что в то время, когда ты видел его в отделе, был дома с матерью и младшими сёстрами. Готов притащить их к нам, если придётся, — произнёс подполковник и умолк, перебирая пальцами оборки на рукавчике платья Элисии. Он помолчал несколько минут, давая адъютанту время подумать, но вскоре поднял на него взгляд: — Ну что, пусто? — Да. Никогда не слышал о подобном способе применения алхимии, и уж точно никогда не сталкивался с настолько правдоподобным гримом. Галлюцинации же исключены, в крайнем случае, мы можем поспрашивать тех, кто дежурил в коридорах и на воротах в тот день. Уверен, им пришлось иметь с ним дело, не мог же он просочиться сквозь стену, — вздохнул Элиот и заверил Маэса: — Но я ещё подумаю. — На одну загадку больше, — вздохнул тот. — Что за дурдом в нашем отделе, ума не приложу. — Разрешите вопрос, — улыбнулся вдруг Крайт. — А это не ваша проверка? — На этот раз, к сожалению, нет, — горько усмехнулся Хьюз, поглядывая на задремавшую под их скучный разговор дочь. — Потоп, тень, Келли. Как это всё связать в целое? — Не стоит забывать, что потоп стал причиной обнаружения тени. Если кто и заинтересован в наблюдении за вами, сам себя подставлять не стал бы. Пока остановимся на том, что кабинет действительно затопило из-за аварии. Тень же… Во-первых, её неестественная природа сама наталкивает нас на алхимию, а во-вторых, я не могу придумать ей более подходящего применения, кроме наблюдения. Аморфная, незаметная, зачем бы ещё ей там находиться? Объяснить её ничем иным, как неизвестной мне способностью, которую использует неизвестный мне алхимик для наблюдения за отделом, лично я не могу. Ух ты, а ведь если он может наделать много таких теней, то его разведывательная сеть будет охватывать и штабы, и канцелярии, и весь оборонный блок Централа. Хм… — Это было бы страшно, — мрачно протянул Хьюз. — Мои досужие домыслы, — попытался отмахнуться Крайт. — Не берите в голову. Лучше попробуем подумать, как он это сделал и где центр этой паутины. У вас не было в гостях кого-то незнакомого? Может, для наиболее выгодного размещения новой тени этому алхимику могло бы понадобиться осмотреть новую расстановку мебели. — Абсолютно точно нет, ко мне заходят строго по делу, — произнёс Маэс, качая головой. — Разве только тот, кто играл Келли, и есть тот самый алхимик, которому принадлежала тень. Имея возможность менять облик, он вполне мог сыграть кого-то знакомого, чтобы увидеть всё своими глазами, а затем оставить новую тень в удобном месте. — Исключено, - покачал головой Элиот. - Настолько могущественного алхимика не может существовать. Есть мастера, безусловно, но это исключительные личности среди многочисленных середнячков, которым под силу разве что что-нибудь починить. — Наши государственные алхимики не кажутся мне слабаками, — недоверчиво хмыкнул подполковник, поднимая на адъютанта заинтересованный взгляд. — Да и зачастую творят невероятные вещи. — Однако, даже им такое не под силу. Мы все далеко не настолько одарены, как принято об этом думать. К примеру, почему Рой, прекрасно осознающий недостатки своего направления, не стал вникать в смежные области, чтобы обойти свою абсолютную беспомощность в дождь? Или почему я не кинулся учиться создавать взрывы, скрестив его наработки с собственными? Общедоступным методикам обучиться не так уж сложно, но затем у каждого случается своя история. Кто-то так и остаётся обыкновенным алхимиком, занимаясь изысканиями в разных сферах, кто-то идёт по стезе боевого алхимика. Уже разделение на две глобальные категории, да? А теперь попробуйте разбить всех знакомых алхимиков на подкатегории по способностям, и у вас не выйдет структурировать всю эту информацию, потому что каждый обладает своей спецификой, к которой сам тем или иным способом приходит. Кого-то учат, кто-то находит труды предшественников и изучает их сам, а кто-то изобретает свой способ с нуля. И всё это крайне непросто. Да и для чего-то, выходящего из общего ряда, требуется какое-то интуитивное понимание определённого направления, подходящий характер. Если бы даже базу было просто освоить, все бы давно уже были алхимиками, не так ли? Ну вот. А из тех, кто её освоил, до специфических видов алхимии добираются и вовсе десятки, если не единицы учёных. И надо найти учителя или нужные книги, а затем успешно развить то, чего желаешь. А вы говорите о двух специализациях за раз, это уже попросту невозможно. Никаких сил и мозгов не хватит, чтобы овладеть искусством, которым раньше никто не владел, с нуля разработать свои техники, довести их до совершенства, а уж проделать этот путь дважды… Нет, если это и алхимия, то исполняют эти фокусы два разных человека. — А что это может быть, помимо алхимии? — напрягся Хьюз, слегка сбитый с толку внезапным спичем Химерного. — Ну, нам уже встречался крайне спорный случай. При всей тяге и способности к разрушению, Шрам, по моим рассуждениям, полноценным алхимиком считаться не должен. Быть может, это кто-то из той же оперы. — Почему это? — живо заинтересовался Маэс. — У нас он будет проходить, как алхимик. — Значит, вам будут неинтересны мои доводы. В конце-концов, мне же не нужно выступать судебным экспертом, так кому какое дело до моих рассуждений. — И всё же. — Алхимия это в первую очередь наука, — вздохнул Элиот. — На поле боя Шрам опасный противник, а на научном… Я практически уверен в том, что он сам понятия не имеет о природе своих способностей. Это человек, нанёсший себе на кожу татуировку с парой древних символов и имеющий способности применить полученный эффект, но не алхимик. Возможно, он мог бы стать алхимиком, изучая эту науку, но на данный момент я отказываюсь считать его таковым. — Ладно, я понял твою мысль, — Маэс осторожно поправил подушку под рукой дочери, вытаскивая из-под неё плед и прикрывая босые поджатые ноги Элисии. Та заворочалась и он, прижав палец к губам, сурово взглянул на адъютанта. Через пару минут, убедившись, что девочка достаточно крепко спит, он продолжил: — Этот вопрос уже вне моей юрисдикции, тут мне делать нечего. И всё-таки, тот Келли, которого видел ты, не пытался зайти? — Он интересовался, на месте ли вы, так что, возможно, и хотел, — негромко проговорил Элиот, покосившись на спящую девочку. — Вот только опоздал и пришёл, когда вас уже не было. Я бы не впустил его ни под каким предлогом, он это понял и ушёл, отговорившись первым, что придумал. Такую версию тоже можно рассматривать, почему бы и нет. — Ему наверняка просто не пришло в голову, что ты окажешься настолько милосердным и ответственным, что решишь просить у начальника выходной для какого-то там сержанта. И вот тут-то он просчитался. — Может, и так. В любом случае, мы никак не можем узнать это или проверить. За руку не поймали, — склонил голову набок лейтенант. — Ну, зато теперь есть предположение, что за армией наблюдает компания алхимиков. А что будем делать, если это санкционированная операция? — Думаешь, такое тоже может быть? — подполковник поскрёб подбородок. — Впрочем, исключать не будем. И что мне теперь, всех впускать и не выпускать без допроса, объяснительной и проверки документов? — Разберёмся, — хмыкнул Крайт. — Завтра суд, аттестация, всем будет не до того. А после всех мероприятий спокойно подумаем, до понедельника терпит. — Резонно, — вздохнул Маэс. — Утешает только то, что завтра пятница. Что ж, ладно. Спасибо за помощь. — Уверены, что в таких условиях нет нужды в охране? — Они хитрее и осторожнее, в дом вламываться не станут. Да и зачем им я вне работы? Поезжай, выспись перед аттестацией. Завтра встретимся, поговорим. Алхимик тихо обулся и вдруг обнаружил перед собой протянутую руку. — Удачи завтра. — Спасибо.