Вытри кровь, лейтенант, и пиши отчëт

Фарфоровое блюдце лязгнуло по стеклу, занимающему добрую половину стола подполковника Хьюза. Чай мерно заплескался в белоснежной чашке. Эдвард принюхался и вдруг неожиданно для себя самого чихнул. — Простудился? — участливо спросил подполковник, сидевший напротив в своём кресле с высокой спинкой. Стальной алхимик растерянно взглянул на него, потирая нос левой рукой. Правый рукав болтался, завязанный узлом. — Нет предположений, как Шрам на вас вышел? — Да просто нашёл на улице, — пожал плечами Элрик. — И что было дальше? — Маэс поднёс чашку к лицу и выжидательно уставился на уставшего и рассеянного мальчишку, за спиной сделав какой-то знак адъютанту. — Он с чего-то решил, что обязан меня убить только потому что я государственный алхимик, — вздохнул Эд. — Он и на брата напал, когда мы пытались дать отпор, хотя я говорил ему, что Ал не имеет отношения к армии. В конце-концов он нас прижал и почти прикончил меня, когда появился Мустанг. Псих отвлёкся и мне удалось сбежать. — Что конкретно заставило тебя поверить, что он тебя убъёт? — Он буквально велел мне помолиться перед смертью, — язвительно усмехнулся Элрик, выходя из задумчивости. — Шрам говорил что-то про уничтожение алхимиков, — тихо добавил Альфонс. — Ага. Про то, что он нас всех переубивает, потому что нас не должно быть, потому что его богу это противно. В таком духе. — Ладно, сойдёт, — улыбнулся Маэс и обернулся к Крайту, забирая у того из рук только законченный документ. — Эдвард, подпиши это и можешь быть свободен. Он развернул лист и кончиками пальцев подвинул его к Элрику. Тот пробежал взглядом по косым строчкам текста, медленно кивнул и зашарил по столу в поисках ручки. Элиот протянул ему свою и, дождавшись, когда мальчишка поставит подпись, забрал бумагу с пером. Эд уже приподнялся на кресле, как от окна раздался возглас Альфонса: — Вот же!.. Это он повязал тебя зимой на улице! — Чего?.. Точно, — просипел старший Элрик, откашливаясь и рассматривая адъютанта, серой тенью застывшего за плечом Хьюза. Про себя он ошеломлённо подумал, что ни за что бы не угадал в лейтенанте того странного мужика. Начальник легко придержал Крайта за рукав кителя, заинтересованно глядя на братьев. Половина разрушенного доспеха вмиг оживилась, приподнимая шлем. — Он скрутил Эда, когда мы убегали от полковника, — пояснил Альфонс. — Мы ещё думали, что за жуткий тип нам попался и не могли понять, чего он прицепился… — Полегче, — лениво протянул Элиот. — Я всего-то хотел сдать вас ближайшему постовому, как самых обычных воришек. — Ого, — усмехнулся Хьюз прежде, чем возмущенные братья успели что-либо сказать в ответ. Подполковник устроил подбородок на сцепленных в замок ладонях и насмешливо посмотрел на секретаря снизу вверх. — Никогда бы не предположил, что ты настолько бдительный гражданин. — Изредка, — Элиот поднял скучающий взгляд к потолку, пряча ряздражение. — Товарищ подполковник, у нас дел по горло, может, поработаем? Хьюз сам вышел проводить братьев, коротко переговорил с ними о чем-то в коридоре и, вернувшись в приемную, присел на пустую архивную тележку. Он с минуту молча разглядывал адъютанта, выстукивающего что-то на печатной машинке, а затем вытащил из кармана официального вида конверт и кинул его на секретарский стол. Элиот мельком взглянул на подполковника, подтащил конверт к себе и нахмурился, прочитав подпись. Письмо было из канцелярии фюрера. Содержание его, сухое, написанное, вероятно, самым скучным клерком во всем Централе, было тревожным. — Место проведения ещё уточняется, установлена только дата, — негромко озвучил он, затем взглянул на настольный календарь и закончил: — Пятница, полдень. — Суд в пятницу утром. Всё, как и предупреждал Алекс, — Маэс хлопнул в ладоши и тускло улыбнулся. — Что ж, поздравляю, лицензия у тебя в кармане. В дополнение к полученным при задержании травмам, Шрам будет истощён: террористов кормят довольно скудно. Уложить его — дело пары минут. — Чёрт знает, — задумчиво произнёс Элиот, убирая письмо в ящик стола. — Может, и так. — Так, так, — отмахнулся подполковник. — Я снимаю с тебя все обязанности по досудебке, есть план получше. — И какой же? — напрягся Крайт, окончательно теряя интерес к бумагам и переключаясь на Хьюза. — Найди спокойное просторное местечко, попрактикуйся вволю, подумай о своих сильных сторонах и поищи козыри, — торжественно улыбнулся он. — Остаётся всего два дня, будет лучше, если ты потратишь это время на что-то более полезное, нежели перекладывание бумажек из одной стопки в другую. Я сам закончу это дело, так что раньше следующего понедельника тебя в отделе не жду. Элиот протяжно и тоскливо вздохнул. ___ Он терпеливо дождался, пока за Хьюзом закроется дверь его дома и медленно выжал газ. Проехав пару метров, Элиот вдруг круто вывернул руль, разворачивая автомобиль в обратную сторону. Он прикурил сигарету, нащупал в кармане ключи от кабинета и ускорился, чуть не окатив группу пешеходов водой из лужи. Невысокие частные дома менялись на массивные официальные здания, кварталы проносились мимо, смазываясь в одну бело-серую массу. Закатное солнце жгло глаза через зеркало заднего вида. Элиот не стал заезжать на внутреннюю территорию, бросил машину прямо у ворот и поспешил обратно в отдел через главный вход. Караульный без особого интереса взглянул на его документы и молча открыл дверь, ведущую к лестнице, не той открытой и роскошной, с которой можно было попасть исключительно в парадный зал и приёмные кабинеты, а к служебной, в два раза более узкой и уж точно не такой помпезной. Серый гранит сменился на скрипучий лакированный паркет. Коридоры встретили его летающей в закатных лучах пылью и ветром, рвущимся в распахнутое кем-то настеж окно, убранное снаружи кованой решёткой. Крайт снял печать с двери, попутно ослабляя ремни портупеи. Он зашёл, запер за собой дверь приёмной, торопливо бросил на стол китель и сел на привычно скрипнувшее кресло, пытаясь разобраться с ремнями. Наконец, механическим пальцам удалось совладать с грубой кожей, алхимик отпер сейф, поглубже засунул футляр с пистолетом и запер замок. Он посидел немного, вспоминая, не требуется ли ему что-то ещё, нашарил взглядом незаконченные бумаги и подвинул их ближе к себе. Элиот оставил пару карандашных пометок в местах, на которые подполковнику стоило бы обратить особое внимание, нашёл в столе свободную папку, неторопливо подписал её и поднялся, цепляя из связки ключ от кабинета Хьюза. Алхимик захлопнул приоткрытое окно, задвинул на место кресло и положил папку на самое видное место. Он уже собирался уходить, как в голову взбрела несвойственная ему и в корне неправильная мысль. Элиот уже было отмахнулся от неё, но взгляд упал на шкаф с бумагами подполковника быстрее, чем мозг успел одобрить план. Искомая папка нашлась в одном из новеньких картотечных шкафов. Он раскрыл её и принялся перебирать страницы, задерживая взгляд на тексте не больше, чем на пару секунд. Солнце практически уже опустилось за горизонт, так что ему пришлось задёрнуть шторы, присесть за стол Маэса и включить лампу. В рассеянном жёлтом свете он изучал строчки описаний их совместных похождений, которые подполковник отсылал в канцелярию, отчитываясь о тех или иных мероприятиях перед вышестоящим начальством. В его руках также оказались рапорты, написанные подполковником в тот период времени, когда Крайт уже варился в собственном соку в госпитале. Вопреки всем его ожиданиям, в то время Маэс лишь продолжал старые дела, тянущиеся, как прилипшая к каблуку жвачка, содержание которых Крайт и так уже знал наизусть. Однако, некоторые страницы заслуживали его внимания. К примеру, в случае, когда Шрам его ранил, в отчёте упоминалась передача врачами пистолета Крайта, хотя тот точно знал, что никакого оружия при нём не было. Впрочем, он мог бы догадаться и сам, что в тот раз подполковник как-то прикрыл его: обошлось без выговоров и объяснительных. Догадался бы, если бы вообще об этом вспомнил, — поморщился алхимик, откладывая лист в стопку уже просмотренных. Дальнейшие отчёты были менее содержательными: Хьюз готовил к суду ещё десяток каких-то неизвестных Элиоту процессов и всего несколько старниц были посвящены Шраму: где был замечен и как его вновь упустили, ни единой подробностью больше. Тогда он разочарованно собрал документы в стопку и убирал уже обратно, когда его внимание упало ещё на одну папку. Она была полностью забита распоряжениями руководства, мелкими поручениями и официальными приказами за подписью фюрера. Он внимательно просмотрел последние бумаги и едва удержался от того, чтобы зло хлопнуть по столу. Одна из них действительно содержала срок, в который они должны были предоставить суду все документы по ишварцу, но и только. Никакой определённости: ни чётко обозначенного времени, ни номера зала суда, где должен был проходить процесс, будто бы никому просто не было до этого дела, хотя обычно подобные вопросы решались гораздо лучше. То есть выяснить, действительно ли ему на аттестацию хотели подсунуть ишварца, так и не удалось. Элиот подумал было, что дело держится в строгой тайне, но вскоре понял, что скорее уж просто никто не был готов к такому исходу. Большинство полагало, что Шрама не удастся взять живым, однако, такая возможность выпала, и, как предположил алхимик, теперь все были больше озабочены вопросом, как удержать того в заключении, чем организацией и оповещением других участников процесса. Сообщат детали за сутки и дело с концом. Элиот откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по столу. Его мучило ощущение, что фюрер задумал что-то большее, чем казнь ишварца его, Крайта, руками, но подтверждения этой гипотезы были достаточно иллюзорными, а совадения, напротив, казались вполне убедительными. Никаких фактов, способных как-то подготовить его к будщему, он так и не нашёл, и всё, что ему оставалось, это убираться из отдела и искать место, подходящее для разминки перед боем, как советовал Хьюз. Алхимику было уже некуда спешить. Он лениво складывал бумажки, стараясь соблюдать последовательность, а как только закончил, погасил лампу, вернул портьеры к изначальному виду, вышел из кабинета подполковника и запер за собой дверь. Прибравшись в приёмной, Крайт неспешно натянул китель, сложил всё мало-мальски важное в сейф и уже распахнул было дверь, как услышал за ней лёгкие шаги. Выйдя в коридор, он лицом к лицу столкнулся с одним из знакомых сержантов. — Келли?.. — алхимик сощурился, пытаясь понять, что тот забыл в отделе, когда все уже два часа как разошлись по домам. — О, а подполковник на месте? — как ни в чём не бывало, спросил он. На отрицательный ответ Крайта сержант воскликнул: — Как жаль!.. А я хотел отпроситься на завтра. Ну ладно, раз так… — А что завтра? — спросил Химерный, запирая дверь и трансмутацией возвращая сургучной печати на ней нетронутый вид. — Сестра выходит замуж, а у меня совсем вылетело из головы, — он рассеянно усмехнулся и почесал в затылке, неторопливо шагая дальше по коридору. — Придётся извиниться перед сестрой, — устало отмахнулся от него Элиот, про себя отмечая, как расслабленно может вести себя младший состав без надзора начальства. — Ну да, неудобно получилось, — Келли усмехнулся и пошёл в сторону, противоположную проходной. — Доброй ночи, товарищ сержант, — проговорил алхимик, пару мгновений ещё задумчиво глядя ему вслед. В конце-концов Элиот неодобрительно мотнул головой и торопливо зашагал по коридору в сторону выхода. Он сдал автомобиль в парк и за полчаса добрался до дома по улочкам, продуваемым тёплым ветром, думая лишь о том, какими светлыми могут быть ласковые летние ночи. На следующее утро он почему-то вспомнил о диалоге с сержантом и, поразмыслив минуту за кофе, подошёл к телефону, набирая номер отдела. Через какое-то время подполковник приветствовал его с некоторым удивлением, внимательно выслушал новости о Келли и перебил, загоревшись вдруг идеей заранее сделать подчинённому рождественский подарок и отпустить того на денёк к сестре. Крайт быстро попрощался, отговорившись срочными делами и опустил трубку на рычажки прежде, чем подполковник успел придумать какую-либо тему для разговора. Он вернулся за стол и обнаружил на кухне Доут. Та стояла у плиты и слепо пыталась нашарить что-то на столе. Элиот молча подал ей спичечный коробок. — Ловко ты, — по-доброму усмехнулась старушка, зажигая спичку и запаливая от неё конфорку. — Чего не на службе? Только не говори, что уволили, я только сбагрила внука и надеялась хоть на какое-то одиночество. — Кратковременный отпуск перед государственной аттестацией, мэм, — отрапортовал он. — Не переживайте, я скоро уйду. Он произнёс это и понял, что ему действительно надо куда-то идти и что-то делать. Правда, куда и зачем, он пока придумать не успел. — Ну что ж, бог в помощь, — проговорила домовладелица, усаживаясь во главе стола. — Только не переусердствуй. Глупо будет растратить все ресурсы перед настоящей дракой. Пока не уехал, у меня к тебе будет разговор. Тот механик, который делал тебе автоброню, он где вообще живёт? — Он… Боюсь, что он уже не принимает заказы. — Помер? — ужаснулась старушка. — Вы вроде ровесники, нет? — Да почему сразу помер? — возмутился Крайт. — Не знаю, полгода назад был жив. Просто больше не практикует. Открыл паб и сутками торчит там за барной стойкой, насколько я знаю. — Спился, в общем, — заключила Доут, ехидно ухмыляясь. — Жаль. Генри мне все уши прожужжал, что ни у кого больше не видел такой автоброни. Вот думала, если вдруг он где-то у нас живёт, сослать на учёбу. — Ого, — удивился алхимик. — Парень уже соображает в броне. Ну да, мастер был роскошный. — А чего он бизнес свой прикрыл? В долги влез? — Да нет. Разочаровался, — мрачно протянул Элиот. Механик и правда был с редким талантом, в основном в вопросе литья и обработки металла. Рассматривая эскизы, которые тот при первом визите раскладывал перед Крайтом, выбирая из огромной кипы, алхимик понял, что больше не посетит ни одной мастерской. Период изготовления, подгонки и установки брони был долгим настолько, что Элиот практически переселился в его мастерскую, а постоянное общение, как принято, способно рождать между людьми крепкую дружбу. Однако, они сошлись практически с первой же встречи, в основном из-за того, что Химерный сразу бросил механику вызов своими запросами: — Лёгкий, прочный, внутри обязательно должен находиться хороший проводник электричества, при этом нужна изоляция, чтобы была возможность без опаски контактировать с влагой. На ладонях будет гравировка, глубокая и чёткая, я потом попрошу друга занести вам нужный чертёж. Ещё нужен тайник, где-то полдюйма в длинну и ширину, в любом месте протеза, ну и доступ к нему, разумеется, должен быть таким, чтобы я мог справиться одной рукой. Помимо прочего отзывчивость должна быть моментальной, а также требуется тонкая проработка пальцев для мелкой моторики, я много пишу. — Алхимик, что ли? — высокий бородач оценивающе оглядел его сверху-вниз, задержав взгляд на инвалидном кресле, в котором Крайта бесконечно медленно перемещали по его важным делам. — И что с того, что алхимик? — Элиот высоко вздёрнул подбородок, готовый к упрёкам в свой адрес — война только кончилась и ещё было порядочно недовольных. — Обдеру, как липку, — верзила с предвкушением потёр ладони. — Заказ принят. Не злись, функционал будет на высшем уровне. После завершения реабилитационной программы Химерный бывал у него несколько раз, оказываясь в тех краях или заезжая на проверку протеза. Но последняя их встреча была не из весёлых, и об этом Элиот предпочитал вовсе не вспоминать. Он машинально провёл пальцами по правому предплечью, глубоко задумавшись. Мысли о тех временах натолкнули его на нечто иное, куда как более важное в данный момент. — Бабуль, а вот навскидку, если бы вам нужно было спрятать труп, вы бы куда его отвезли? — спросил вдруг он. — В каком месте его никогда бы не нашли? — Вопросы у тебя, — хохотнула Доут. — Я так понимаю, город мы исключаем? Ну, значит, я бы ехала туда, не знаю куда, потому что между тобой, телом и местом его захоронения не должно быть никакой связи. То есть в совершенно незнакомые края. И, желательно, ехала бы без билета, но это уже частности. Правда, труп выходит какой-то карманный, раз его так просто взять и вывезти. — А мы по частям, — задумчиво протянул Элиот и вдруг сорвался с места. — Спасибо за помощь. — Надеюсь, тебя озарило в рамках следствия, — крикнула ему в спину старушка. — А если и нет, всё-равно удачи!

***

Приказ слить Кимбли стал для него чем-то совершенно неожиданным. Для Элиота не было откровением, что слишком опасных людей держать в армии не особенно здорово и для самой армии, но то, что подобные вопросы можно решать так радикально, да и потребовать выполнения от кого-то вроде него… Неужели, с Багровым алхимиком настолько сложно совладать? В целом, и до того по разговорам было ясно, что он сидит у руководства как кость в горле, но ведь не настолько всё плохо. Вероятно, настолько, — подумал Крайт и отмёл лишние размышления. Приказ был? Так точно. Придётся что-то придумывать, но на этом этапе выяснялись определённые трудности. Подловить Кимли будет не так просто, — рассуждал он, лёжа на своей койке и внимательно рассматривая трещинки в потолке. — Мы знакомы чуть больше пары дней и я знать не знаю, какие у него могут быть слабости. Также не до конца ясно, что будет дальше по распоряжениям… хотя ладно, скорее всего, мне дадут возможность в ближайшее время. Попытка будет только одна, но где и когда… Определить невозможно, подготовиться тоже. Остаётся лишь ловить момент и импровизировать. По тому, что я успел увидеть, ясно одно — подловить такую машину, как Багровый, можно лишь в момент, когда он будет максимально отвлечён. Значит, действовать придётся в бою, именно в минуту его полной вовлечённости в процесс, а бить исключительно со спины, в идеале с большого расстояния. И как, чёрт возьми, мне убраться подальше от него, когда кругом будет кипеть бой, при том, что я понятия не имею, будет ли там достаточно места, чтобы разгуляться? Примем как факт, что время и место найдётся, и построим на нём всю цепочку рассуждений с самого начала. Во-первых, до того места ещё надо добраться, а значит, несколько дней, а то и больше, придётся провести с ним. Может, чтобы он спокойно работал, не отслеживая моих действий, получится втереться к нему в доверие. Возможно ли вообще так быстро заслужить доверие человека с таким сложным характером? Наверное, нет. Значит, достаточно лишь не вызывать подозрений. И всё же, такая задача для меня в новинку. Шутка ли, по приказу убить конкретного человека, более того, такого же алхимика, как я сам? А нет ли у них для кого-то такого же распоряжения обо мне? Может ли быть так, что они вдруг решили уничтожить своё же оружие, когда наконец увидели, на что мы все способны? Или рассчитывают, что мы, примерно равные друг другу по силе, сами же порвём друг друга на куски? Тогда было бы логично, получи Кимбли точно такой же приказ, только касающийся уже меня. Для нашего рационального руководства не было бы ничего необычного в подобных рассуждениях, раз оно уже дошло до таких мер, как заказное убийство одного алхимика другим. Отдельный вопрос, в курсе ли самая верхушка, но этого я ни за что не сумею выведать, особенно в нынешнем положении. Странно это всё. Мне, к примеру, Багровый не показался конченым уродом. Хитрым — да, наглым — до безобразия, строптивым — сколько угодно, но не последней сволочью. Видели и похуже. Да и я себя не считаю каким-то зверем, несмотря ни на что, но ведь кто-то со стороны может думать иначе и тоже желать мне смерти. Нет, нет, такие размышления ни к чему хорошему не приведут. Так, что у нас во-вторых? Прибытие в пункт назначения и… Бесконечный экспромт. Однако, его мысли о скором отбытии оказались неверными. Возможно, он просто не учёл, что командованию на согласование всех операций потребуется больше времени, а возможно, руководство просто выбирало более удобный момент, но время шло, а никаких приказов для них не поступало. Крайт, привыкший к дрессировке Фесслера, где ему нельзя было и получаса провести на своём месте, спешно унимал свои порывы куда-то сходить и что-то сделать. Сутки после его встречи с генералом он беспрестанно размышлял, и очень скоро понял, что ему становится сложно удерживать такой массив мыслей в голове. Они вечно норовили сменить друг друга, а потому он разыскал Клауда и, с великим трудом вырвав его из канцелярии на пару минут, заказал тому чистый блокнот. Тот горестно посетовал ему на свою работу, после разведки, разумеется, скучнейшую в мире, повздыхал и молча вернулся в кабинет, захлопнув дверь прямо перед носом своего бывшего начальника. Химерный покладисто отошёл к подоконнику и постоял пару минут, зная, что если бы его просьба была невыполнимой, адъютант так бы ему и сказал. Эдриан действительно очень скоро вновь появился в коридоре и протянул ему ежедневник в изящной тёмно-серой обложке с гербом Аместриса на самом почётном месте. — Извини, пришлось выпрашивать. Такие вещи просто так не дают, обязательно надо помотать нервы. Зато я тебе самый роскошный выбрал. — Ценю, — Элиот принял его и бегло пролистал. — Хорошая вещь. — Ага. У тебя вроде без клеточек-полосочек был. Ну, тот, который сгорел почти. — Именно так. Обложку я поправил, но потом, не поверишь, в нём банально кончились листы. Новые даже с алхимией уже не держатся, — Крайт провёл пальцем по тонкой коже, ощупывая сребристый конгрев, и открыл где-то на середине, отгибая край страницы. — Надо же, какая бумага… И правда роскошный. Спасибо, Эдриан. Вернувшись в свою комнатку, он включил лампу и уселся за стол, торопливо заправил перьевую ручку и с некой долей торжественности раскрыл новый ежедневник. Проставив дату первого прибытия в штаб, он задумался, детально вспоминая события недельной давности. Правда, за записями ему удалось скоротать лишь один вечер, потому что вскоре алхимик снова был вовлечён в очередной водоворот событий. Утром следующего дня его вызвали в ставку и потребовали самого неожиданного: показаний по его бывшему адъютанту. Впервые услышав, чего от него хотят, Элиот впал в самый настоящий ступор и несколько раз попросил повторить вопрос. Скандал был тихий, но грандиозный по своим масштабам. В одну секунду едва не полетели головы, а самое главное, было совершенно неясно, за что. Алхимику не давали даже увидеть лейтенанта, но через сутки хотя бы пояснили, по какой статье собираются судить Эдриана. Вместе с парой других человек разных положений и званий его бывшего адъютанта с чего-то зписали в предатели родины. Услышав тихий шёпот Даррена, алхимик едва сдержал истерический смех. Капля за каплей он сумел выудить необходимый минимум информации и выяснил, что на всех них кто-то стукнул. Вряд ли это был анонимный донос, но имени обвинителя и его аргументов Крайт выведать уже никак не сумел. — Смеёшься? Да меня самого под суд отправят, — отнекивался Дарен. — Я просто попытаюсь вспомнить, был ли этот человек вообще по-близости, когда мы с Клаудом работали, — умоляюще сложил руки Элиот. — Вдруг он его и знать не знает, такой вариант ведь тоже возможен. — Возможен, — серьёзно кивнул бригадный генерал. — Только мне не нужно, чтобы автора доноса зажали где-то в тёмном углу и… выбили из него желание писать заявления. Всё проверим, лейтенант, иди уже, не мешай работать. Поздним вечером он сидел в своей комнатке, выкуривая одну сигарету за другой, и неторопливо выжимал из себя характеристику на Клауда. Он уже предоставил руководству детальный отчёт о каждом часе, который они провели вместе, но никаких ответов пока не было. Удалось разве что узнать, что Эдриана держат дознаватели, но его местонахождение и подробности по делу всё также оставались загадкой. Как раз в момент, когда алхимик, стуча себя кулаком по лбу, безуспешно подбирал синонимы к слову «преданный», в дверь негромко стукнули, прерывая его пытку. Он вздрогнул и одним слитным движением выбрался из-за стола, открывая позднему гостю. На пороге оказался Багровый алхимик собственной персоной. — Чем обязан?.. — растерянно произнёс Крайт, пропуская его в комнату. Тот прошёл внутрь, осмотрелся без особого интереса и остановился у распахнутого окна, мельком взглянув на сваленную в углу кучу досок, которыми раньше это окно было забито. — Да так. Я раздобыл нам шахматы, хотел предложить партию, — он протянул в его сторону руку с зажатым в ладони походным игральным набором. — Вынужден… А, впрочем, почему бы и нет. Всё-равно ни черта не выходит. — А что должно выйти? — полюбопытствовал Багровый, подтаскивая к столу второй стул и присаживаясь напротив. — Характеристика. — Позволишь взглянуть, — проговорил Зольф, стаскивая со стола листок. — Ого, так это твой малыш оскандалился? И не боишься заступаться? — Мне бояться уже нечего, — недовольно произнёс Крайт, с громким звуком закрывая колпачок перьевой ручки. — Слышал про Фесслера? — М-м-м… Бригадного генерала? Только о его бесславной смерти, — протянул Кимбли, внимательно вчитываясь в текст незаконченной характеристики. — Из-за этого мудака я неделю провёл в допросах, потерял погоны майора и был разжалован к нему же в ряды младших офицеров. Мы с ним прошли до-о-олгий путь к взаимной ненависти. — Чтобы ты и вдруг ненависть? — усмехнулся Багровый. — Представь себе. Когда генерал наконец помер, я уже больше месяца был у него за утилизатора с запретом на применение алхимии. Кимбли присвистнул и вернул лист на стол. — Вредный, стало быть, тип был, — усмехнулся он. — Надо думать, слухи про его героический суицид врут? — Кому как, — протянул Крайт, разливая по кружкам чай. — Мы предпочитаем называть это именно так. Багровый рассмеялся. Партия шла легко, к середине они, нисколько не смущаясь позднего времени, уже вовсю обсуждали прежнюю, мирную жизнь. Крайту было особенно нечего рассказывать, кроме нескольких забавных историй с охоты, куда они с отцом регулярно ездили вплоть до самой его смерти, так что по большей части он увлечённо слушал вдруг разговорившегося Зольфа. Неожиданно выяснилось, что майор почти всё детство провёл в бесконечных поездках по стране, много с кем по воле случая оказался знаком, так что собеседник из него получился на удивление интересный. — И что, было, на что посмотреть? — с интересом подначил его Крайт, когда тот вскользь упомянул один известный город. — Само здание ничем не примечательно, да и та программа оказалась до скучного банальной, — поморщился он. — Но в моменты, когда оркестр звучал сам по себе и вступал орган, да, опера играла новыми красками. Я пытался выбить потом поход на концерт симфонического оркестра, хотел успеть нормально послушать музыку, но был слишком мал, чтобы родители всерьёз к этому отнеслись. Как выяснилось позже, они таскались по театрам исключительно на встречи с другими такими же идиотами, желающими ощущать себя на заключении сделок в каком-то «особенном» антураже, подстать их костюмам, многие из которых на поверку оказались дороже своих хозяев. — Явление более частое, чем хотелось бы, — Элиот плавно склонил голову набок, размешивая сахар в чашке. — И, к сожалению, применимое даже в наше непростое время. — Именно, — улыбнулся Багровый алхимик. — Это то общество, что каждый свой чих выставляет с помпой, которой не найдётся даже у фюрера; где постоянно требуется волочь с собой дрессированных детей и любое мероприятие проводить исключительно в местах, где прислуга беззастенчиво зовётся прислугой. Зато как я потом оторвался… Без понуканий и бесконечного трёпа за спиной всё было в разы интереснее. А знаешь, что в этом всём оказалось самым дурацким? Они до последнего упирались, что это не я пытался на их раутах хоть немного вникнуть в происходящее на сцене, а якобы они прививали мне вкус. Крайт расхохотался. — Иронично, — раздался от двери чей-то знакомый и не особенно довольный голос. — Извините, что прерываю, господа, но к лейтенанту прибыл гость. — Могли бы хоть постучать ради приличия, прежде чем врываться в чужую комнату, — елейно произнёс Зольф, оборачиваясь к Томпсону. Элиот уже успел заметить, что чем мягче говорит Кимбли, тем выше градус его раздражения. В одно мгновение в комнате стало зябко. — Боюсь, за смехом вы не расслышали, — мрачно проговорил полковник и обратился к кому-то, стоящему в коридоре позади него. — Что ж, моё участие в этом окончено. Заходите, если вам непременно нужно общество этих… товарищей. Он отступил и в комнату медленно вошёл Огненный алхимик. Элиот молча поднялся из-за стола, глядя на него. — Что ж, не буду мешать, — улыбнулся Кимбли, поднимаясь. — Закончим партию при более удачных обстоятельствах. — Да, — тихо отозвался Крайт. — Буду тебя ждать. Зольф скользнул мимо Мустанга, окинув его насмешливым взглядом и по своему обыкновению захлопнул за собой дверь. Рой непонимающе приподнял брови, пока Элиот спешно думал, куда себя деть. Он всем своим нутром чувствовал, что его застали не в то время, не те люди и не в той компании, хотя оправдываться ему было совершенно не за что. — Рад тебя видеть, — Крайт подошёл к Огненному алхимику, на миг усомнившись, пожмёт ли он протянутую руку, но тот не стал избегать рукопожатия. — И я. — Давно прибыл? — Химерный отошёл к окну, запирая раму. Ночи действительно становились холоднее, но он так был вовлечён в разговор с Багровым, что не чувствовал прохлады, а теперь вдруг спохватился. — Утром, — Рой устроился на диване, закинув руку за спинку. Элиот с трудом отыскал чистую посуду, заварил свежий чай и подтащил стул к ящику, заменяющему журнальный столик. После того, как у Мустанга в руках оказалась кружка с горячим напитком, он милостиво кивнул и прервал глухое молчание. — Смотрю, скучать тебе не приходится. — Скажи ещё, что ревнуешь, — отмахнулся Химерный. — Какие вести с полей? — Все с трепетом ждут, когда героические господа алхимики оторвут наконец задницы от штабного дивана и пойдут чинить порядок и спокойствие на удерживаемых повстанцами землях, — горько усмехнулся Рой. — Значит, ты тоже в деле, — затосковал Крайт. — Понятно. — Участвуют многие, позвали не только меня. Денёк, конечно, выдался тот ещё, столько информации… Мне много чего интересного сегодня рассказали. Например, что у твоего Клауда неприятности. — Неприятности?! — только и смог выдавить из себя Химерный алхимик. — Какие к чёрту неприятности, Маттео? Там жопа, — закончил он, закуривая. Они молча посидели пару минут, но Элиот не выдержал нового всплеска досады: — Я даже понятия не имею, за что, Рой, — зло выдохнул он. — Да, Эдриан не особенно рад, что вместо своего университета вынужден торчать тут, но он ни разу не демонстрировал, что имеет что-то против своей страны. Обвинять его в измене это просто идиотизм. — Насколько я понял, выудить хоть что-то из лейтенанта оказалось нелёгкой задачей, — протянул он, отводя взгляд к потолку и всячески играя свою непричастность. — Я ни на что не намекаю, но, кажется, на него так ничего и не нашлось. Твои отчёты и постоянные ходатайства тоже не пропали впустую, если тебе интересно. Только ради всего святого, я ничего не говорил и не обещал. Продолжай строчить свои бумажки и терроризировать ставку. — Не дурак, — Крайт улыбнулся краешком губ, стараясь не так открыто демонстрировать радость и облегчение. — Сильно не веселись. Гарантирую, как только кончится эта эпопея, начнётся новая, — попытался Рой спустить его на землю. — Раз уж самых живучих собирают в последний рейд, хорошо бы провести его быстро, красиво и без потерь. — Понимаю, — вздохнул Элиот. — Глупо будет помереть в последние часы войны. И рад, что ты тоже прекрасно это понимаешь. — Если что, этого я тоже тебе не говорил, даже не намекал. Нас бросят на разных участках, будем работать группами по два-три человека. И мы с тобой… с вами, — поправился он, скосив взгляд на дверь, за которой давно уже скрылся Багровый алхимик. — Будем выступать раздельно. Правда ли это конец, не знаю, но очень вероятно, что да: вряд ли ополчение выдержит единый удар самой мощной силы Аместриса. — Все только и говорят, что про это, — вздохнул Элиот. — Отработаем как обычно, а там будем разбираться. Какой смысл переживать, когда не можешь всё проконтролировать? — Только не дури, Эл, — поморщился Мустанг. — Давай без героизма. — Родина меня не забудет, — рассмеялся он. Клауда отпустили под вечер следующего дня. Элиот лично забрал его от генерала Дарена и, придерживая, проводил в крыло, занимаемое госпиталем. Вопросов он не задавал, только бормотал время от времени: — Всё уже позади, все обвинения сняты. Эту тварь обязательно накажут за ложные обвинения. Всё уже кончилось. — Мне не три года, — огрызнулся Эдриан, тщетно попытался выдрать плечо из крепкой хватки алхимика, но едва не завалился вбок. Он постоял минуту, возвращая равновесие, и буркнул: — Спасибо. — Не мне, к сожалению, — вздохнул Элиот. — Думаю, в этом случае стоит благодарить Мустанга. ___ Отправил Эдриана в госпиталь на пару дней, пусть отдохнёт. Маттео из ставки не выпускают ни на минуту, проставляться за мл.л. некогда, придётся ждать подходящего случая. То, что он приложил к его освобождению руку, сомнений не вызывает, а значит, за мной должок. Ненавижу оставаться в долгу, но в этот раз придётся потерпеть. Это же Рой. Кроме освобождения Эдриана радует только то, что Багровый не оскорбился и не прикончил Томпсона за испорченный вечер. Я всерьёз начал беспокоиться, когда не увидел их обоих в ставке. Но полковник совсем скоро объявился, живой и здоровый, чему я был, несомненно, рад. На полпути к Кимбли он меня перехватил, внушительно пошевелил усами, но ничего толком не сказал, лишь напомнил про приказ. Пришлось вежливо просить не лезть его в моё свободное время. Тот разговор с Зольфом заставил задуматься над скандалом с Фесслером и поразмышлять на тему того, насколько я справедлив в своей ненависти к нему, но размышления пришлись очень некстати, поскольку более всего на тот момент меня волновало положение Эдриана. Теперь же, когда все вопросы улажены, эта чертовщина не выходит из головы, оставляя горький осадок. Стоило отпустить несколько недобитков, списать со счетов смертельно раненого ополченца, на худой конец, стоило лишь уехать с опорного пункта, как закрутилась эта идиотская история. И главное, всё, что зависело от меня самого, прошло довольно гладко, но затем развернулась самая кошмарная череда случайностей, какая только могла произойти. Недобитков, обещаниями и сказками про убежище уводящих из лагеря наших бойцов, поймали. И прибили бы, но нет, их глава предложил сбежать и тем патрульным, которые их перехватили. Разумеется, парни заинтересовались и повели ишварцев уже к себе, только не в гости, как миротворцев, а на допрос. И методы к ним применяли похлеще, чем в случае с Эдрианом, в этом можно не сомневаться. Разумеется, полумёртвый отряд не отпустили после их рассказа о каком-то безопасном месте в горах. Их отволокли напрямую к Фесслеру, так как из-за поимки этих недобитков всплыла тема с дезертирами, а эти вопросы должно было уже решать командование повыше. Фесслер страшно заинтересовался, только вот не горным убежищем, а дезертирами и непосредственно тем, кто отпустил ишварцев живым. То есть, мной. В то же время в нашем опорном пункте разворачивалась вторая часть этого спектакля — за пару часов до смерти в сознание пришёл раненый мной ополченец. Мустанг на тот момент уже успел отбыть, ишварца выслушал оставшийся там вместо Роя капитан. Докладывать ничего не стал, но с устного описания меня срисовали в два счёта. Получается, везде отметился. Когда капитана начали спрашивать про этот случай, молчать он уже не смог — полный лагерь свидетелей, как тут что-то скрыть. Он пересказал слова раненого и, ожидаемо, всё сошлось с показаниями, ещё раньше выбитыми из главы ишварцев. И вроде бы ничего, вполне можно было бы отмазаться, но уже тут всплыл мой отчёт, где все четверо значились мёртвыми. Согласен, с раненым мы слегка поторопились, но никто и подумать не мог, что тот продержится так долго. А вот с остальными вышла полная лажа. В итоге получилось, что я кругом виноват. Когда генерал увидел всю эту несообразную картину, моя группа была уже очень далеко, и связь со штабом мы не держали. Но стоило лишь закончить с зачисткой, как меня нашли и безо всяких приглашений поволокли на разбирательство. С первых секунд нашей встречи Фесслер начал поливать меня грязью, а я не выдержал и с тех же первых секунд не переставая хамил. Соответственно, пока генералу не надоело со мной играть в карателя, дело до суда дойти просто не могло. Семь дней и шесть ночей мне предъявляли обвинения во всех смертных грехах плюсом к тому, что у меня уже имелось, но выбить ничего, кроме признания в том, что «не добил, упустил, раскаиваюсь», не сумели. Не то чтобы я не раскололся, просто нечего больше было выбивать, а извинений от меня он не дождался бы и под дулом пистолета. Суд провели быстро, и хоть кроме губы мне ничего особенно не грозило, всё равно Фесслер каждый час старался меня запугать едва ли не высшей мерой. Естественно, любое дело, касающегося государственного алхимика, не могло пройти мимо фюрера, и тот вмешался. Только почему-то тот не захотел держать меня несколько месяцев на отдыхе в тюрьме, а предложил генералу, при виде меня каждый раз исходящему пеной, самый простой и, как ему показалось, безболезненный для всех выход: меня в лейтенанты, в подчинение самому генералу лично вместе с группой, но лицензию мне сохраняют и не назначают ни дня гауптвахты. Я был благодарен Бредли за лицензию, сохранение группы и отмену срока, но далее плюсы положения кончились и началось нечто, похуже губы. В общем, мало того, что отношения не заладились ещё до знакомства, так и в дальнейшем градус взаимного презрения день ото дня рос в геометрической прогрессии. Благо, на моих уже бывших на тот момент подчинённых он особенно не срывался, Эдриану даже удалось наладить отношения с его замом и с тех пор им жилось вполне неплохо. А потому, когда пришла пора уходить оттуда, они снова присоединились ко мне. Хотя сейчас уже кажется, что совершенно напрасно, потому что для всех них, кроме лейтенанта, это оказался последний поход. — «В итоге всей этой эпопеи больше всех уважения и почёта заслужил мой наставник, в чём я абсолютно солидарен со всеми, кто решился это признать. И я всё ещё бесконечно рад, что он сумел закончить эту поганую историю просто, эффектно и, что самое главное, абсолютно справедливо. Впрочем, более удачного исхода никто не мог и пожелать», — Багровый алхимик захлопнул серую книжку и поднял взгляд на Крайта. Тот прикрыл за собой дверь и остановился на пороге, скрестив на груди руки. — Тебя не было слишком долго, замучился ждать, — Кимбли положил чужой ежедневник на край стола и примирительно улыбнулся. — Извини, если влез в твой секрет. — Не секрет, но это было не очень-то вежливо с твоей стороны. — Здорово пишешь, кстати. Довольно живо, хотя стиль немного грубоват. — Обязательно занесу свои заметки в издательство, как только мы закончим с геноцидом, — Элиот прошёл в комнату и опустился на диван, потирая левый висок. — Ты что-то хотел? А, точно, партия. — Именно, — довольно кивнул Зольф. — Да, очень лестно, что ты упомянул в своих мемуарах мои сдержанность и терпение. — Увековечил для потомков, — буркнул Крайт. Его на мгновение будто пронзило током. Что было бы, пробудись чуть раньше его дурацкая тяга к документации всего происходящего? Десяток секунд он мог думать лишь о том, как удачно решил начать ежедневник с чего-то более нейтрального, нежели распоряжение о незавидной участи Багрового алхимика. Страшно подумать, что всё могло рассыпаться прахом в одну секунду. Хотя это распоряжение… Признаться, в свете последних событий я успел о нём забыть, — удручённо подумал он, не спеша садиться за стол к Багровому алхимику. — Главное, суметь сейчас спокойно смотреть ему в глаза и раслабленно поддерживать разговор. — Не знал, кстати, что ты в подчинении у Томпсона, — насмешливо фыркнул Кимбли, когда Элиот собрался с силами и придвинулся поближе к столу, припоминая, за кем из них остался последний ход. — С чего бы это? Мы с тобой вроде как закреплены за Дареном. — А с какой стати тогда генерал отдаёт тебе приказы? — он склонил голову набок, как любопытный пёс, и не торопился отрывать пронзительного взгляда от Химерного алхимика. — Он не отдавал мне никаких приказов. Напомнил о распоряжении Дарена разрабатывать дальше тактику нашей с тобой совместной работы и просил не мяться дурью. Мне пришлось отстаивать своё право на досуг, — Элиот взглянул ему в глаза, уверенный в том, что на его лице не отражается ничего, кроме бесконечной усталости. — Доску я не трогал. — Вижу, — хмыкнул Кимбли. — Эйдетическая память. — Раз так, ты знаешь, что должен вернуть на место моего коня. — Ого, — засмеялся Багровый алхимик. — Не ожидал встретить кого-то с тем же диагнозом. — Никаких диагнозов, я просто слишком долго пялился на эту доску. Коня на а-4, Зольф. — В борьбе все средства хороши, — оскалился он, возвращая на место фигуру, стащенную, вероятно, во время отсутствия Элиота в комнате. — Ход оставался за мной. — В это ещё можно поверить, — вздохнул Крайт, усиленно вспоминая, какой тактики он придерживался. ___ То ли свою роль сыграло упоминание о его добродетелях в дневнике Элиота, то ли просто расслабленная атмосфера последних дней немного дала ему успокоиться, но Багровый алхимик вдруг гораздо легче стал переносить общество полковника Томпсона. На встречах в ставке Крайт настороженно приглядывался к этим двоим, опасаясь, что дело кончится плохо, однако, с чего-то Кимбли вёл себя на удивление доброжелательно. «Да и Томпсон особенно не занудствует», — рассуждал Химерный. — «Необычно, конечно, но будем думать, к лучшему». — Наверняка они устроят целую церемонию, как только мы закончим, — ухмылялся Багровый, когда они по сложившейся уже традиции сидели поздним вечером за шахматами. — Представь это восхитительное зрелище: все наши генералы рассекают по самому большому залу этого дурдома в парадных мундирах с орденами и медалями, у каждого в руке по бокалу с дорогущим, но на редкость паршивым шампанским; кто-то обязательно играет на белом рояле, а перед публикой выступает какая-нибудь привезённая сюда в бронированном авто оперная дива. Приглушённые сплетни тут и там, усмешки в усы, высокопарные рассуждения о победе, с таким трудом добытой ими в этой кампании. И вдруг среди их ликующего торжества — мы, такие красивые, с пропаленными кителями, в рассыпающихся от постоянных трансмутаций перчатках и латанных штанах. — Угу, — выдохнул Элиот, пытаясь подвести партию к выгодному ему положению. — Ты забыл расставить по углам роскошных проституток и добавить к парадным кителям, помимо бокалов, трубки из резной слоновой кости. Такие пузатые, с тлеющим табачком. Остаётся только порадоваться, что у нас просто нет такого большого зала, сумевшего бы вместить в себя всё торжество момента, и им придётся терпеть до прибытия в Централ. Праздновать будут позже, и будь уверен, без нас. А даже если и с нами, то хотя бы приоденут и причешут. — Ну да, не помешало бы. Особенно тебе с твоим горелым хвостиком, — подначил его Багровый. — Не зубы, новые отрастут, — парировал Крайт. — Ты ещё не устал? — Пытаешься отсрочить свой проигрыш? — Нет, пытаюсь понять, с чего вдруг ты снова решил позлословить в сторону руководства. — О-о-о, собираешься оспаривать мои неуместные взгляды? Убеждать в моей неправоте и неправильной позиции? — загорелся Зольф. — Я не слепой, — прервал его едва начавшуюся речь Химерный. — Просто лучше бы обсудил что-нибудь более интересное, чем эта уныль. Ты неплохо описывал картины, к примеру. Из-за тебя у меня появился пунктик на посещение пары галерей в Восточной области, между прочим. — Нет уж, — негромко проговорил Кимбли. — В свете последних новостей я не могу думать ни о чём другом. Завтра мы добудем им победу. Своими руками поставим в этом всём точку. А праздновать будут они. — Не переживай, мы устроим что-нибудь повеселее светского приёма, — усмехнулся Элиот. — Раздобудем хорошего виски и просто назло успеем перекупить у них самых красивых шлюх. Если повезёт, даже понимающих что-нибудь в искусстве. А отмечать будем в филармонии, прямо в оркестровой яме, чтобы победный марш перебивал дурные мысли в голове. — План просто прелесть, — хмыкнул Зольф. — Только я всё-равно никак не могу принять эту мысль. — Срывать их банкет не с руки, — предостерёг его Крайт, но тот отмахнулся. — Я не о том. Завтра всё кончится. Уже завтра. И мы сами всё закончим. — Звучит так, будто тебе будет всего этого не хватать, — вздохнул Элиот, разогревая воду в чайнике. Багровый вежливо улыбнулся, поворачиваясь к визави. — А если и так? Химерный задержал взгляд на его лице, но быстро отвернулся, занятый чаем. — Что-то кончается, что-то начинается. Неизбежное течение жизни, всё в мире закономерно. Чай выпивается, сигарета дотлевает до фильтра, шахматная партия подходит к концу, обозначая победителя. — И всё же всегда есть варианты. Чай можно заварить новый, сигарету выбросить, не докурив, а в игре нельзя сразу понять, кто кого переиграет. Может, в самый разгар партии доска вовсе опрокинется и придётся начинать всё заново. Кстати, всё забывал спросить. Ты где-то занимался? — Нет, — подумав, ответил Элиот, радуясь, что Кимбли сам перевёл разговор в другое русло. — Просто играл с отцом и наблюдал за его партиями с друзьями. — Вот как, — хмыкнул он. — Ну да, теперь ясно, откуда ты знаешь столько дебютов и розыгрышей. Впрочем, думающему человеку достаточно увидить несколько игр или боёв и, считай, уже всё ясно. Стало быть, для тебя игра по большей части набор знакомых комбинаций, как и бой складывается у тебя из чётких закономерных действий? Он сделал ход, намеренно громко стукнув фигурой о доску, чтобы Элиот заметил. Тот склонился над полем из-за его плеча и внезапно улыбнулся. — Не скажи, бывают и интересные повороты, — потёр руки Крайт, своей пешкой картинно двигая с поля чёрную ладью. Зольф приподнял бровь, но тут же прогнал с лица удивление. — Смысл от этого не меняется, — протянул он, блокируя Элиоту лёгкий путь к мату. Тот, ни капли не расстроившись, поставил перед Кимбли чашку с кипятком и ответил: — Всё-равно бой и игра сильно отличаются даже для меня, такого зануды в твоём представлении. В шахматах всегда одно количество фигур и клеток, есть чётко обозначенные правила, по которым можно играть. Тогда как бои у нас — сплошной кавардак. Непонятно заранее, сколько там народу и какое у них оружие, так и выходит, что то кого-то не добили, то у кого-то оказывается лишний патрон. Кавардак и есть, при том полный неожиданностей. А в шахматах разве могут быть неожиданности? — Ты просто думаешь об этих событиях с разных позиций. Тогда как доска видна тебе целиком с позиции командира, ты представляешь всё более целостно и можешь задумываться о глобальной тактике и мышлении, опережающем события. — Ну да, а на поле я играю скромную роль пешки, понял, — отмахнулся Крайт. — И всё же в шахматах никогда не будет чего-то неучтённого, что сможет выступить элементом неожиданности и перевернуть ход поединка в один момент. — Почему же, — склонил голову Кимбли и продолжил после короткого колебания. — Всегда может появится что-то новое. Вот, к примеру. Он раскрыл ладонь у самого края доски и на клетчатое поле мягко скатился кроваво-красный шарик. Сперва Элиот подумал, что это какая-то необычная ртуть. — И за какую фигуру можно посчтитать… камешек? — усаживаясь напротив, он непонимающе уставился на Багрового алхимика. — За десяток королев, я думаю. Или за пару-тройку талантливых алхимиков. Ты разве не знаешь, что это? — он прищурился, вглядываясь в лицо Крайта. — Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Надо же, — рассмеялся Зольф. — А ты, выходит, не слабак. Я-то думал, у тебя есть такой же. Вероятно, поторопился с выводами. — Не пойму, что ты имеешь в виду, — выдохнул Химерный, делая то, что во все времена выходило у него лучше всего — скрывая любопытство. — Вернёмся к партии? — Да быть не может, чтобы тебе такой не достался, — проигнорировал его Кимбли. — Может, я просто не вошёл в круг избранных, — Элиот отмахнулся и переставил свою королеву, небрежно отодвинув тыльной стороной ладони камень. — Всякое может быть. Но теперь мне чертовски интересно, что будет, если твою волну ещё и усилить. — Усилить? — рассеянно спросил Химерный, поднимая взгляд на оппонента. — Этот… корунд, он что, усиливает алхимию? — Ещё не догадался? — майор сверкнул белозубой улыбкой. — Эл, это же философский камень. Потрясённо глядя на переливчатый красный шарик, алхимик вдруг подумал: так вот почему все боятся Багрового, как чумы. Из-за какого-то камешка. — Потенциально он помогает проворачивать трансмутации, забыв о равноценном обмене. А нам его выдали, чтобы усиливать атаки. Таким образом даже любой средненький алхимик обретает невероятную мощь и становится оружием массового уничтожения. Но выдали его не всем, как видишь. Вероятно, только тем, на кого ставили больше. — Зря ты мне это рассказал, — криво усмехнулся Химерный. — Ведь теперь получается, что ты разболтал тайны командования непосвящённому. Недостойному, можно сказать. — А если я мыслю иначе? — он схватил камень и зажал его в пальцах, разглядывая Элиота через выпуклую поверхность. — Да и что они мне сделают, разжалуют в рядовые? Очень страшно. Мы в штабе, тут дееспособных военных всего с полсотни, а единственные алхимики и вовсе сидят, гоняют чаи за партией в шахматы, остальные-то уже разъехались. Разве этот высокопоставленный сброд способен дать нам хоть какой-то отпор? — Разумеется, нет, — процедил Элиот. — Именно. Уже не осталось никакого смысла хранить какие-то дурацкие секреты или чего-то бояться. Ты вот когда-нибудь совершал человеческую трансмутацию? Ладно, по тебе видно, что нет. А те, кто корпит в лабораториях над этими камешками — по десятку раз за день. Они гонят и гонят людей, как по конвейеру, только чтобы мы имели возможность разносить здесь всё в пыль чуть эффективнее, чем сами по себе. Тебе запрещено даже думать об этом, тогда как государство уже само успело провести все исследования и поставить производство чуть ли не на поток. А то, что ты не знаешь даже о существовании этих камней — лучшее доказательство того, как тебя бережёт твоя армия. Ты выгрызал ради них эту победу, а им абсолютно плевать, что с тобой будет, они даже не подумали помочь тебе победить. — Ладно я, обездоленный и брошенный на погибель без какой-либо помощи от государства, молча глотаю обиды. Почему же ты всё ещё не послал их к чёрту? — До сих пор наши интересы совпадали, — пожал плечами Зольф, остывая. — Что-то изменилось? — Они сворачивают кампанию, — совершенно не стесняясь такой откровенности, высказал Кимбли. — Ну да, точно, — Элиот потёр лоб, думая, прятать ему плохо скрываемую досаду или наоборот, подчеркнуть. — Хочешь такой же? — спросил вдруг Багровый алхимик, глядя на Крайта с прищуром змея-искусителя. Алхимик долго смотрел на камень, изображая тяжёлый мыслительный процесс, а затем перевёл взгляд на лицо Кимбли и медленно покачал головой. — Боюсь, уже поздно. Завтра мы, вероятнее всего, отбываем в последний рейд. Понимаешь? Вряд ли мы успеем его достать до обозначенного командованием времени штурма, а значит, в этом просто нет смысла. — Не скажи. Вдруг будет ещё какое-то «после». — Локальные зачистки, разве что. А на кой чёрт мне этот камень против десятка селян с вилами? Если бы нам чётко не обозначили, что это конец, разумеется, я бы согласился. Какой дурак от такого откажется? Поздно меня познакомили с тобой, Зольф. Слишком поздно. Хотя мы вполне можем обсудить этот вопрос и после завершения кампании. У меня есть серия опытов, где и ты, и камень оказались бы весьма кстати. Элиот рассматривал шахматную доску, пока его собеседник молча сидел, уставившись в окно и жестом фокусника прокручивал между пальцами философский камень, будто это была какая-то безделушка. «Чёрт возьми», — думал Химерный. — «И как мне это понимать? Тогда в пустыне он был с камнем или всё-таки не использовал его без надобности? Прежде шум от взрывов стоял такой, что я слышал его работу в соседнем секторе, так может, в моём присутствии он демонстрировал свою чистую силу? Это гораздо вероятнее, иначе ещё и выходит, что камень не такой уж мощный усилитель. Он вполне мог тогда отработать честно. Чего? Смеётся?..» Крайт поднял взгляд на Багрового алхимика и застыл, опасаясь пошевелиться. — А я сделаю так, чтобы у нас ещё осталось время поразвлечься вдоволь, — рассмеялся Кимбли, будто озарённый изнутри. — Заодно помогу им осознать, насколько глупо было недооценивать государственных алхимиков. И быстрее, чем Крайт успел отбросить в сторону чашку с кипятком, раздался оглушительный грохот. Пол под ногами дрогнул, всё вокруг заволокло завесой ревущего пламени, будто они оказались в цетре огненного вихря. Каким-то чудом ему удалось не свалиться в огонь с остова каменной плиты, оставшейся от большей части второго этажа. Задыхаясь от дыма и бетонной пыли, Элиот взглянул вверх и увидел лишь дым, улетающий в ночное небо. Здание штаба было уничтожено практически целиком. — Видишь, какая сила заключена в этом камешке? — перекрикивая грохот ещё разрушавшихся неподалёку бетонных плит, обратился к нему Багровый алхимик. — Да после него не остаётся ничего живого!.. Элиот восстановил равновесие и затравленно оглянулся. Пламя только начало опадать, а дым и пыль не торопились улетучиваться, но тут и там он видел это. Видел, о чём говорил Кимбли и медленно осознавал: после такого действительно мало кто мог выжить. Химерный вновь обернулся, пытаясь понять, как сильно задело крыло госпиталя, но не смог даже определить, где что находится. Если он ударит ещё раз… — Ну как, впечатляет? — крикнул Зольф, демонстрируя руку с чем-то, неразличимым с такого расстояния. — Пока остальные поймут, что произошло, мы будем уже далеко. Прижмём пару человек и у нас будет запас камней. Дальше мы сами будем устанавливать правила. Элиот молчал, осматривая осыпающийся мир вокруг. Он вдруг понял, что говорить что-либо бесполезно. — Идём? — приблизился к нему Кимбли. Крайт взглянул ему в глаза, молча кивнул и, не давая себе времени подумать, схватил Багрового алхимика за руку. Он попытался ударить волной по мягким тканям так же, как в единственном ближнем бою с повстанцем, но что-то пошло не так. То ли у Зольфа дела с реакцией обстояли куда лучше, то ли он сам был слишком растерян, но волна вышла из-под контроля и их мгновенно разметало по углам, как щепки. Всё, что успел увидеть Крайт — алый росчерк, прочертивший сизую дымку неподалёку от него. Ударившись спиной о плиты, он закашлялся и на пару минут выпал из происходящего. Когда ему наконец удалось подняться, хватаясь за выступающую из бетонного блока арматуру, Элиот, пошатываясь, стоял, рассматривая красные пятна, то и дело возникающие перед ним из пустоты. Он провёл рукой по лицу и понял, что оно залито кровью, но откуда она взялась и из-за чего, ему было сложно определить. Алхимик прислушался, но кругом было тихо, лишь с треском догорали обломки интерьеров и сыпались камни там, откуда пытались вылезти ещё живые люди. Земля под ним вдруг начала съезжать и Крайт, потеряв равновесие, опрокинулся на спину. Загребая руками песок и бетонную крошку, он тщетно пытался затормозить, но вскоре движение кончилось само, а в его ладони оказалось что-то обжигающее. Он попытался отдёрнуть руку, но не успел — откуда-то сверху посыпалась пыль и в следующее мгновение что-то врезалось ему в висок. Вынырнув из темноты, он обнаружил себя прислонённым к обломку стены. Рядом кто-то возился, устраивая в таком же положении ещё одного человека. — Где он? — просипел Элиот. — Сколько времени?.. Человек отшатнулся от неожиданности, но тут же обрадовался. — Хоть один очнулся! Я убрал его в нагрудный карман, не переживай. Вижу тебя, смотрю — целёхонький, только башка пробита. Думаю, неужели ты на крыше этот взрыв застал, раз сумел так легко отделаться? — Почти, — постанывая, Крайт сумел встать. — Госпиталь уцелел? — Не совсем, — помрачнел солдат, утирая со лба пот и присаживаясь на корточки, чтобы передохнуть. — Там завал. Изнутри орут, как бешеные. Медики, чего от них ещё ждать. Но разбирать пока некому, у нас такой техники нет. — Я твоя техника, — Элиот выдернул из внутреннего кармана цепочку с изрядно помятыми серебрянными часами. — Веди. Из разлома, который ему удалось создать, хлынули люди. Поначалу ему показалось, что внутри скопилась целая толпа, но выбежало меньше двух десятков раненых и врачей. Не сумев найти среди них Клауда, Химерный выругался и рванул внутрь. Шагая из одного уцелевшего помещения в другое, трансмутируя то и дело глухие стены и завалы, он искал его в каждом человеке, попадающемся по пути, но не находил. Когда он уже переходил к части крыла, пострадавшей сильнее прочих, расслышал крики откуда-то снизу и принялся разгребать обломки руками. Вдруг его ладонь провалилась, а снизу закричали ещё сильнее. Крайт догадался трансмутировать плиту в бетонную пыль, помог выбраться бедолаге, оказавшемуся в ловушке, а затем наткнулся ногой ещё на что-то мягкое. Он присел, всматриваясь, и понял, что кому-то не повезло гораздо больше — его просто придавило краем упавшего блока. Элиот уже поднялся, когда что-то заставило его вернуться к телу. Он смахнул с волос погибшего пыль и разглядел его лицо. На него, волокущего куда-то тело, никто не обращал внимания — все вокруг занимались тем же самым, вытаскивая из-под завалов раненых товарищей или их тела, разве что складывая в разных местах. Элиот тащил его, заметно прогибаясь от тяжести, и не мог думать ни о чём, кроме места среди скал и песков, способного стать его другу последним убежищем от кампании, зверей и мародёров. Он прошёл около мили, пока не добрался до края обрыва. Крайт оказался на скалистом утёсе, похожем на гребень. Обойдя его, он спустился под каменные глыбы, нашёл мало-мальски подходящее место и, трансмутировав из какого-то валуна неподалёку лопату, принялся лихорадочно рыть. Алхимик знал, что кроме него самого у Клауда больше никого нет, и отчаянно не хотел, чтобы его лейтенант стал очередным крестом, затерявшимся среди прочих на каком-нибудь отдалённом военном кладбище. Сил не хватало на то, чтобы вырыть могилу нормальной глубины, и он, даже помогая себе алхимией, провозился едва ли не до утра. Когда Химерный, весь запачканный глиной и грязью, выбирался из ямы, загребая осыпающийся песок, уже занимался рассвет. Он присел около Эдриана и обхватил его руками поперёк живота, оттаскивая ближе к нависающему над ними каменному гребню. Когда настала пора спускать тело, он никак не мог заставить себя разжать пальцы, намертво сжатые на рваном, испачканном пылью и кровью кителе. Обратный путь дался ему ещё тяжелее. Алхимик брёл по своим же следам, удивляясь, как сумел пройти такое расстояние. Лицо, покрытое запёкшейся кровью, адски чеслось, в ушах трещало и казалось, что голова вот-вот разлетится на кусочки. Пересохшими губами он шептал что-то под нос, заставляя себя идти дальше. За полмили до руин он увидел человека, идущего ему навстречу. Тот шёл лениво, засунув руки в карманы и запрокинув голову, будто разглядывая небо, с одного края пылающее рассветом, а с другого ещё усыпанное бледными звёздами. Элиот остановился, чувствуя себя загнанным зверем. Когда человек приблизился, Крайт рассмотрел его оскал и понял, что это конец. — А мне казалось, мы нашли общий язык, — произнёс Багровый алхимик. — Сомневаюсь, что нам удалось бы стать близкими друзьями, но возможность успешного сотрудничества всё же была. И ты решил просрать её из-за одного дурацкого камня. Великая же добыча! Он рассмеялся, пока Элиот пытался понять, ранен ли Кимбли, чтобы сразу определиться с первым ударом. Он не был уверен, что сейчас у него выйдет мощная атака, и ставил всё на банальный мордобой. Если ему удастся дезориентировать Зольфа, он выиграет время, повалит его на землю и уже тогда добьёт алхимией, так шансы убить майора будут гораздо выше. Однако, ничего значительного он не заметил: либо алхимик очень хорошо скрывал свои раны, либо действительно пострадал меньше, чем хотелось бы. — Ладно, хорошего понемногу. Отдашь камень и я просто уйду, тогда выживешь. Ну а если нет, сам понимаешь. Я-то успел передохнуть. — Сделки не получится, — откашлявшись, объявил Крайт. — Я понятия не имею, где он. — Давай без этого, — поморщился Зольф. — Банально до ужаса Эл, ну как так можно? — Серьёзно, Кимбли. Я дрался не из-за камня. — Из-за чего тогда? Из-за них? — не поверил тот своим ушам, картинно указывая рукой в сторону руин штаба. — А я думал, мы друг друга поняли и сошлись на том, что их вполне себе допустимо пустить в расход ради более глобальных целей. — Да не существует таких целей, — Элиот пнул подвернувшийся под ботинок камень и проследил за ним взглядом. — Я понимаю, чего ты добиваешься, но твои методы… Это отвратительно. Последнее, что он увидел среди клубов пламени — сузившиеся зрачки на фоне сверкающей жёлтой радужки, а затем его поглотила тьма.

***

Машина остановилась на окраине города. Разбросанные тут и там дома, линия электропередач и железная дорога, а между ними огромные постранства, уже принадлежавшие маленькому провинциальному городу неподалёку от Централа, но пока занятые только редкими стаями бродячих собак, навеивали странные мысли о бренности бытия. Из автомобиля вышел высокий мужчина, одетый слишком тепло для жаркого летнего дня, но не имеющий с собой даже портфеля с вещами. Таксисту он показался чертовски подозрительным ещё на вокзале, но желающих ехать куда-либо больше не нашлось, так что отказать неизвестному он не сумел. Мужчина расплатился, захлопнул за собой дверь и автомобиль рванул с места, поднимая пыль в неподвижный воздух. Крайт махнул ладонью перед лицом, разгоняя её, огляделся и обречённо пошёл вдоль путей. Алхимик уехал из Централа спонтанно, гонимый одной единственной идеей, навеянной воспоминаниями и разговором с Доут. Подчинённый своей мысли, он за минуту собрался и ушёл на вокзал, не давая себе задуматься. Лишь схватил с вешалки плащ, предположив в последний момент, что ночевать придётся там же, в глуши, но кроме него ничего брать не стал, не хотел терять время. Купив билеты на первый попавшийся поезд, он около часа просидел в зале ожидания и ещё столько же в вагоне, рассматривая проносившиеся мимо пейзажи, а затем вдруг сорвался с места и вышел из поезда на неизвестной станции какого-то маленького городка. Там же взял наёмный автомобиль, попросил отвезти его на самую окраину и шёл теперь вдоль рельс, то и дело вскидывая взгляд к горизонту, опасаясь за полем увидеть ещё какой-нибудь посёлок. Вскоре пути дали плавный изгиб и свернули влево. Дальше он долго двигался, ориентируясь на солнце. Когда последние его лучи утонули в сиреневой дымке, Элиот оглянулся и понял, что отошёл от города достаточно далеко, чтобы никого не потревожить. Он кинул на землю плащ и присел на него, вытаскивая из кармана отвёртку. Винт за винтом он раскручивал правое предплечье, снимая поочерёдно усиленные щитки и защитные пластины, отделяющие системы автоброни друг от друга. Раздвинув провода, он подлез под пневматический цилиндр, отвечающий за работу локтевого сустава, скрутил крышку, закрывающую центральный опорный штифт, и из-под плотно прижатых до того друг к другу проводков, соединяющих броню с нервной системой, кончиками пальцев вытянул крошечный лоскуток замши. Он ощупал его, не спеша разворачивать, прикрыл глаза, медленно выдыхая через нос и принялся собирать контрукцию обратно. Он накрепко закручивал все винты, думая лишь о том, что больше не станет использовать свой тайник, лишь отдаст последнюю жертву на откуп от своих воспоминаний и уничтожит последнюю ниточку, связывающую его с прошлым. Заодно хоть вспомнит, какого это, работать в полную силу на открытом пространстве. Элиот спрятал отвёртку в карман, согнул и разогнул пальцы запястья, проверяя, точно ли он всё сделал верно, а затем подобрал с земли замшевый комок и вскочил, нетерпеливо разворачивая его. В темноте было не разглядеть ни цвета, ни переливов от круглой поверхности полупрозрачного камня, но в его голове он предстал, как и много лет назад, алым и глянцевым. Он подсветил философский камень фонариком, лишний раз убеждаясь в том, что за все эти годы он ничуть не изменился. Неясным образом перекочевавший к нему от Кимбли, он лежал у Элиота на ладони, пока алхимик рассматривал его, решаясь. Химерный положил камень на выступающий из земли булыжник и отошёл на пару шагов, не отрывая от него взгляда. Ему пришлось зажать фонарик в зубах, чтобы освободить руки. Крайт боялся даже моргнуть, чтобы не потерять камень из вида. Набравшись сил, он соединил ладони и, впервые за долгое время не соизволив произвести в голове хоть какие-то рассчёты, приготовился атаковать. Однако, в последний момент алхимик сжал зубы так, что на рукояти фонарика остались глубокие вмятины и отвёл руки вверх, позволяя волне уйти в небо за секунду до неизбежного. Он подбежал к нему, опасаясь, что лёгкий камешек снесло порывом ветра, но увидел его, облегчённо выдохнул и схватил, вновь зажав в ладони. "Он не уникален, а в чьих ещё руках могут оказаться подобные игрушки?.. Не придётся ли столкнуться с врагом, усиленным таким камешком? Нет, нет, пока рано, ещё стоит тебя придержать», — подумал Элиот, рассматривая алые блики на металлической ладони и краем сознания всё же понимая, что его оправдания даже для него самого звучат глупо и мелочно. — «Да, чёрт возьми, да, я не могу этого сделать. Это последняя надежда на случай, если дела станут совсем плохи, так стоит ли раскидываться такими ценными вещицами?» "А сможешь ли ты заставить себя применить его, особенно в городе?" - поддело его изнутри. Он уже и сам понимал, что не сможет. Как и использовать его в благих целях, в основном потому, что ещё хорошо помнил всю историю этого камня. Но расстаться с ним вдруг показалось сейчас совсем невозможным. В бледном свете фонарика Крайт вновь разбирал руку, чувствуя себя слабохарактерным идиотом. Решимость, пришедшая вдруг среди его разговора со старухой, в один момент куда-то пропала, стоило лишь ему довести свой план до последней стадии. Ругая себя последними словами, то и дело стуча себя кулаком с зажатой в нём отвёрткой по лбу, он понял, что надо заканчивать с этим быстрее, пока он не утонул в своих сомнениях. Поглядывая на философский камень, Химерный ясно и чётко осознавал, что он, по идее, дающий алхимику практически безграничную силу, с каждой минутой делал его только беспомощнее. Как кость, которую пёс не может ни оставить валяться на земле, ни сгрызть, а может только спрятать, алхимик наскоро намотал на камень обрывок замши, сунул его меж проводов за первым же защитным модулем и прижал пластиной. Элиот навскидку махнул рукой, проверяя, скажется ли такое его положение на работе брони, но зажатый металлом и проводами, он не болтался и, к счастью, никак не проявлял себя. Крайт закрутил автоброню, разложил на земле плащ и, обессиленный, рухнул на него. До самого утра ему так и не удалось уснуть. Звёзды казались как никогда близкими и яркими, а плащ был слишком тонким, чтобы суметь уснуть на голой земле, но гораздо больше его одолевали мысли, что вместо спокойствия, которое, по плану, должно было снизойти на него после уничтожения камня, получил лишающие сил новые комплексы и только зря растревожил душу. Как только со стороны городка начал заниматься ярий оранжевый рассвет, Элиот поднялся, свернул плащ так, чтобы грязь и пыль не бросались в глаза, и побрёл на восток, намереваясь вернуться в Централ первым же поездом. За борьбой с самим собой Крайт совсем позабыл, что хотел заодно как следует размяться перед аттестацией, но, даже вспомнив об этой одной из своих целей, не остановился. Бессонная холодная ночь и то, что его поездка оказалась не только бессмысленной, но и чертовски вредной, измотали его окончательно. Он брёл и думал, как ему избавиться от этого назойливого и раздражающего уже чувства, что он годами таскал с собой вещь, способную решить любую проблему, но по какой-то глупой иронии лишь пораждающую всё новые. Уничтожить камень он не смог, использовать не собирался, но и носить с собой, как напоминание обо всём самом травмирующем, что только могло быть, стало отныне совершенно невыносимо. В конце-концов Элиот понял, как ему следует поступить. Элиот возвращался в город с чёткой целью передать камень Мустангу, но ещё не знал, что единственный алхимик, да и в целом единственный человек, которому он мог доверить такую ценность, в то же самое время был уже в сотне километров от Централа, направляясь в Восточный штаб.