Искра жизни

      Хотелось дышать — еще хотя бы один несчастный вдох, но каждый застревал в горле и превращался в камень, на котором высечены буквы ее имени. Имени, что он произнес перед тем, как она сбежала. Она ушла в ночь, растворилась белой морской пеной, будто ее никогда и не было.       А что он? Мысленно хлопнул себя по щекам, вытеснил, выкорчевал ее уход, как цветущий плющ — выдрал с корнем, игнорируя путы, которыми оброс. Без нее валуны на сердце повисли и утяжелились, смешались с чувством вины. Он все игнорировал — как-то раньше же с этим справлялся. Она просто не оставила ему другого выбора, кроме как разорвать их связь в клочья.       В доме он плеснул на лицо ледяную воду, даже не обтерся полотенцем, желая ощутить холод на шее. Мог бы ощущать ее теплые руки, но выбирать не приходится. Приходится действовать согласно намеченному с Фалько плану. Он успел побывать у ребят, холодно разметить дальнейшие шаги, утихомирить Габи одним взглядом и убедиться, что малыш Армина и Энни беспробудно спит в кроватке.       Собрался Леви быстро, прихватив все оружие, что было в доме. Пристегнул к ноге тот самый клинок, которым учил Вивьен сражаться. Валуны на сердце тронулись и покатились вниз — мимо солнечного сплетения, куда-то в живот. Предательски затошнило, тревожной судорогой прошибло ребра. Сам себе объяснить не мог, за кого волновался больше.       Он сглотнул приступ тошноты и, шатаясь как припадочный, поплелся к порогу — на воздух, открыл рот и вобрал прохладный воздух. Двумя судорожными вдохами, словно плитами, подавил разрастающуюся тревогу. Не мог припомнить, когда в последний раз его так намертво разъедал страх.       Ночь не заканчивалась, хотя он знал, что солнце взойдет через три часа. Кошмаров не было — реальность отыгрывала за них. Он спустился с крыльца, по-старчески цепляясь за перила — тяжесть не отпускала и тянула вниз. Пару раз по пути до города он чувствовал, как неизбежность сковывает ноги.       Фалько должен был ждать его во всеоружии — Леви наказал ему подготовить лошадей и привязать у трактира недалеко от назначенного места. Счет пошел на минуты. У особняка Лилианы Бергер они слились с ночью, но Леви предпочел бы в темноте раствориться. Тенями они укрылись под высоким забором, за которым на огромной территории прятался дом.       — Я еле угомонил Габи, — озабоченно шепнул Фалько, позволяя себе обмолвиться не по делу. — Пришлось дать ей небольшую дозу снотворного. Берт, к счастью, спит.       — Хорошо, правильно, — выдавил Леви с тупым облегчением, что хотя бы двоих он сберег.       — Я предлагаю разделиться, осмотреть точки входа в особняк и посчитать охрану, — предложил Фалько.       — Нет, — оборвал Леви, отлепляя от бетона взмокшую спину. — Нет времени. Я выбрал эту сторону неспроста. Это единственный угол, где ветки дерева свешиваются на территорию. Старуха позаботилась установить трехметровый глухой забор, но не потрудилась обрезать растительность.       — Значит, лезем? — Фалько с сомнением опустил глаза на его ноги.       — Лезем, — Леви дернул головой, еще малец его жалеть будет. — Встаешь на мои ладони — я резко встаю — ты цепляешься за нижнюю ветку.       Фалько не надо было повторять дважды, как только Леви опустился на колено и сцепил пальцы в замок, парень наступил всей стопой — тут же был подброшен кверху, подтянулся на руках и обвил ногами толстую ветку.       Леви сморгнул черную пелену, что заволокла глаза от боли в колене, выдохнул — по деревьям он предпочитал лазать на УПМ, а тут как переломанный мальчишка, ворующий яблоки из сада. Такие финты он давно не исполнял, благо, что вообще ходил. И делал это только благодаря ей.       Где она сейчас?       Он вновь забыл, как делать вдох. Чтобы задушить мысли о ней, закусил губу до соленого привкуса на языке.       «Я же люблю тебя», — голос ее снова зазвучал рыданиями в ушах, сковал морскими узлами артерии, прошиб и без того больное сердце. Леви зажмурился, но сморгнуть не получалось, прислонил ладони к ушам — не услышал возни за забором, не увидел, как беспокойно Фалько заметался на дереве в попытках увидеть все за него.       Леви терял себя стремительно, словно кто-то выстреливал ему камнем в грудь, и не мог вернуться в реальность, в которой собирался спасти своих ребят. Ничего не мог, кроме жалкого признания самому себе — маленькому покинутому всеми мальчику в темном углу — Я же ее Люблю.       Это осознание пронзило тысячью иголок, которых он не замечал в стоге сена. Он сглотнул, шагнул к чертовому дереву. Кого он мог спасти, когда она сбежала в коварную темноту, неизвестно куда, разочарованная в нем окончательно?       Сверху что-то суматошно шептал Фалько — Леви будто контузило, в голове стоял невообразимый глухой гул, перед глазами белая пелена.       Как он мог ей не поверить, оттолкнуть, унизить, растоптать, бросить…       …Убить.       Леви понял не сразу, что выдернуло его из состояния внутреннего сковывающего ужаса, но страх вдруг достиг апогея в один миг. Леви услышал. Кровь забурлила по венам, нервы стали тонкой чуткой струной. Он вскинул голову, наконец услышал, что говорил ему Грайс.       — Сюда, скорее, — Фалько протянул ему руку, свесился головой вниз, лишь бы дотянуться до него.       Не медля ни секунды больше, Леви оттолкнулся, рывком был вытянут наверх. Ему хватило сил подтянуться на руках, перебраться по шершавому стволу и спикировать точно на столбик бетонного забора. Колено прострелило, и он согнулся пополам, проглатывая вскрик. Всего на миг — на большее не было времени.       Быстрый взгляд на дом. Сердце разорвалось посередине, пополам. Одна половина зашуршала под колесами машины, что тронулась и потянула за собой крытый громоздкий прицеп. Отворились ворота бетонного замка — на противоположной стороне увозили их друзей. Вооруженные тени наемников на ходу забрались внутрь прицепа, еще двое внутрь салона. Без сомнений, там были свои.       Давай, Леви — нужно бежать, напасть из темноты, перевернуть прицеп, передать оружие и отбиться. Рискованно до ужаса, но это их единственный шанс, если бы не…       Это «не» накрыло его криком отчаяния, предсмертной агонией, словно изнутри рвалась чья-то душа — пыталась спастись, призвать на помощь. Это вторая половина его сердца — беспомощная, раненая, молящая о спасении. Вторая половина, танцующая босыми ногами в пламенном огне. Без этой половины больше не будет смысла, равно как и без другой.       Флигель особняка горел. Он услышал Вивьен так отчетливо, будто она кричала ему в ухо. Только она одна захватила его суматошное сознание. Она одна в этот миг стала для него смыслом всего.       Сердце обожгло, рубашка прилипла к телу, словно горел весь мир.       — Фалько, — голос его осип и провалился в горло. — Преследуй прицеп. Пойми, куда они направляются. Будь осторожен — они будут стрелять, если заметят тебя. Встретимся здесь через десять минут.       Он смахнул с забора, не объясняя больше ничего, рухнул мешком на землю, перекатился спиной по прохладной траве — так бы и закопал в ней свои негодные кости. Боль в ноге наконец заткнула лающую пасть и уступила место стремлению. Одному единственному, блять, оставшемуся в его голове.       Любить ее живой.       Звук автомобиля потонул под треском горящего дерева, под бегущими из последних сил ногами.       Любить ее живой.       Осколки битого оконного стекла захрустели под ногами. Леви быстро перемахнул через раму и оказался в коридоре с картинами. Из-под двери дальней комнаты оранжевый свет рисовал тенями на лице Вилли Тайбера. Гореть в пламенном костре должен был он. Не она. Догадка промелькнула у Леви в голове, но пока он всеми силами должен успеть.       Уперев ногу в стену, рывком дернул на себя дверь истлевающей комнаты. Надрывно зарычал, когда та ничуть не поддалась. Теряя драгоценное время и терпение, Леви выхватил нож, с силой воткнул лезвие в замок, крутанул, поддел, как умел — до тонкого хрустящего щелчка. Дернул ручку снова, нетерпеливо — до победного удара о стену, до пропущенного удара сердца.       Густой дым, что наконец нашел выход, рванул, выплеснулся ему в лицо. Леви согнулся, зашелся едким кашлем.       Она лежала на боку у самого входа. Языки пламени плясали у ее лица, точно издевающиеся черти. Один уже тронул край ее юбки, но тут же был задушен жесткой подошвой.       Леви рухнул на колени, уже который раз за день, разрезал одну-вторую-третью веревку — они посыпались с ее рук и плеч. В жгучем желании выплеснуть накопившееся отпихнул ногой несчастный стул, отбросил на съедение пламени.       Любить ее. Живой?       Стараясь не вдыхать, он опрокинул ее тонкое тело на свои руки, оттащил от огня. Осел у стены в коридоре, сжимая ее безжизненной тряпичной куклой. Придерживая голову, откинул темные пряди с лица. Судорожно, хаотично его пальцы пробежали по щекам, губам, точно проверяли, настоящая ли она. Вопрос колошматил тело весь долгий путь до сонной артерии. Жива ли?       Он прислушивался, как сумасшедший, желал слышать ее, как никогда прежде, но вместо пульсации под пальцами слышал грохот собственного сердца под ребрами. Ее руки исполосовали ссадины, черная копоть осела на одежде и коже, красные пятна покрыли щиколотки и руки. Он заставлял себя смотреть, запоминать каждую отметину — проклинать себя от первой до последней.       Когда Леви склонился уловить ее дыхание, она слабо приоткрыла глаза. Живая. Он выдохнул ей в губы то ли молитву, то ли проклятье, и повержено рухнул, соприкасаясь с ней лбами. Зажмурился до искр под веками:       — Жива.       Она молчала, лишь едва разомкнула высохшие бледные губы. Он пожелал отрезать каждый палец тому, кто оставил на них кровавый запекшийся след.       — Прости, — все, что ему оставалось.       Вивьен молчала, и по лицу ее невозможно было сказать, что она прожила за последние два часа, лишь глубоко дышала, изможденно размякнув на его руках. Леви подобрался. Пламя подкрадывалось, дышало в лицо, словно не хотело, чтобы гости покинули дом. Он зафиксировал ее голову и руки на своих плечах, подхватил под коленками — она сцепила слабые пальцы в замок. Это ощущалось им как смысл жизни. Тысячи замков, лишь бы с ней.       Коридор был нескончаем и пуст, огонь неумолим и жаден — когда Леви обернулся перед тем, как покинуть дом, его языки уже пожирали картину с Вилли Тайбером.       Снаружи воздух наполнил легкие, ночь медленно сбрасывала тень. Вивьен слегка дрогнула в его руках, задышала — он ощутил грудной клеткой, насколько жадно она это делала.       Фалько долго ждать себя не заставил — только Леви осел с Вивьен в прохладную траву, мальчишка вновь показался на территории особняка, ведя за собой его лошадь. Быстро спрыгнул, без лишних слов отстегнул сумку с припасами и протянул фляжку с водой.       Леви перехватил, поднес к ее губам. Вивьен попыталась ухватиться сама — он не дал, лишь нахмурил брови и слегка приподнял затылок, чтобы ей было удобнее пить.       — Не упрямься, и без тебя знаю, что злишься.       Леви устало прислонился затылком к дереву позади — он едва ее не потерял. Пусть она злится, ненавидит его, главное — ее жизнь. Упусти он пару лишних минут — себе бы никогда не простил. Она отстранилась, когда напилась вдоволь. Леви вынул из кармана платок и вылил на него часть воды. Фалько понимающе отвернулся, делая вид, что занят лошадьми.       — Не шевелись, — не то, чтобы она активничала в его руках, но решил предупредить, видя, как во взгляде ее уже прорастает жгучая обида, желание отстраниться.       Леви коснулся мокрым платком ее губы, царапин на щеках и шее.       — Южные земли, — произнесла Вивьен.       Леви остановился, Фалько вопросительно развернулся к ним.       — Их увезли на южные земли, — повторила она.       — Так вот почему они свернули на дорогу, ведущую к горам, — Фалько задумчиво приложил палец к губам.       Вивьен поджала колени и села, вырываясь из рук Леви. Провела пальцами по волосам, зачесывая назад, и собрала на затылке. Он ощутил пустоту.       — Нужно срочно ехать за ними, — голос ее задрожал.       Леви молчал, плотно сжав губы. Ему хотелось стиснуть ее плечи и прошипеть в лицо, что никуда она не поедет, что едва не умерла, и он не может больше так рисковать. Но он отныне не имел на это права. Не после того, как отпустил ее и позволил случиться страшному. Теперь он ее от себя не отпустит, да и она не позволит диктовать условия.       — Кем Лилиана Бергер приходится Вилли Тайберу? — решил спросить он, хотя почти наверняка знал ответ.       — Его женой, — Вивьен уткнулась в согнутые колени, закрывая глаза. — Все это ради мести. Лилиана хочет, чтобы весь мир увидел, как мы умрем, хочет, чтобы это стало спектаклем. Чтобы все знали, что мы проиграли.       — Но почему именно на южные земли? — Фалько непонимающе взметнул ладони. — Это же за тридевять земель отсюда?       — Нейтралитет, неприкосновенность для нашего закона, — перечислил Леви. — Достаточно для того, чтобы провернуть казнь безнаказанно. Все, о чем я смог договориться, пока был там — это блокировать в порту чужие корабли и незамедлительно сообщать в Марли. Но все это бесполезно в данной ситуации. Нам нужно только успеть.       — С таким количеством наемников они смогут ехать без остановок, — начал рассуждать Фалько. — А вот мы вряд ли так сможем. Отстанем минимум на полтора дня.       — Они не смогут ехать быстро с прицепом, особенно в гористой части. Там толком нет дороги, — Вивьен, не глядя на Леви, взяла протянутый платок и приложила ко лбу. — В этом смысле лошади — преимущество.       — Точно, — кивнул Фалько, соглашаясь. — Вивьен, вы уверены, что можете ехать? Мы могли бы отвезти вас к Габи в безопасность.       Леви дернул к ней голову, готов был руку мальцу пожать за правильный вопрос, который сам он не задаст, пока она считает его чудовищем.       — Уверена, — в подтверждении своих слов она вскочила на ноги.       От Леви не скрылось, как глаза ее заволокло, и она пару секунд неподвижно фокусировалась, словно прогоняла головокружение. Не скрылось, как дрогнули от слабости ее коленки, как нервно сглотнула и как, уловив его внимание, гордо смерила взглядом, тут же напоказ вернув себе силы и уверенность.       — Обузой я не буду, — выпалила она, глядя ему в глаза. — Там, у подножия гор, есть поселок. Доберемся туда, я куплю себе лошадь, тогда сможем двигаться быстрее.       — Дело не в этом… — она не дала ему закончить.       — Я поеду с вами, я должна помочь. Я смогу. Ты был прав, я виновата в том, что произошло с твоими друзьями. Я это исправлю.       Леви хотел разорвать себя на куски и бросить в пламя. Хотел сжать ее до треска костей и не слышать этих слов. Виноват здесь был только он. Слепой немощный дурак.       Леви тяжело поднялся, подвел лошадь, взяв за узду.       — Через считанные минуты толпы зевак сбредутся на пожар и поднимут панику. Ты поедешь со мной. Будем меняться, разгружать лошадей.       Он влез в седло и протянул ей руку, беспрекословно призывая забираться следом. Она помялась, взглянув на Фалько, который уже впрыгнул в седло, и нехотя приняла помощь Леви.       Они двинулись, выехав за город, поскакали на полную по тонкому канату времени, натянутому до предела.       Леви чувствовал напряженное тело Вивьен за спиной, будто она готова в любой момент соскользнуть с седла. Ветер хлестал им в лица, лошадь мчалась по узкой тропе, и каждый рывок заставлял Вивьен едва удерживать равновесие. Руки ее вцепились в луку седла, будто она боялась даже случайно коснуться его.       — Держись за меня, — резко бросил Леви через плечо, не оборачиваясь. — Или хочешь свалиться и сломать себе шею?       — Не беспокойся, — отрезала она, и в ее голосе звучала ледяная горечь. — Я справлюсь.       Леви стиснул зубы. Он знал, что она не справится. Ее дыхание было неровным, а пальцы, вцепившиеся в седло, дрожали от напряжения. Она едва держалась, но упрямство не позволяло ей уступить. Он хотел обернуться, посмотреть ей в глаза, но боялся, что увидит там то, что не сможет вынести.       — Вивьен, — его голос стал тихим, почти сдавленным. — Держись за меня. Это не про гордость. Это про то, чтобы добраться живыми.       Она молчала. Только ветер выл в ушах, и копыта лошади глухо стучали по земле. Леви почувствовал, как она слегка наклонилась вперед, но руки ее так и не коснулись его. Он сжал поводья так, что костяшки пальцев побелели.       — Ты хочешь умереть? — вырвалось у него, и он тут же пожалел.       — Я хочу, чтобы ты перестал притворяться, что тебе не все равно, — наконец ответила она. Голос ее дрожал, но не от страха. От обиды. От боли, которую он ей причинил. — Ты же сам сказал, что не хочешь меня видеть. Так зачем притворяешься, что я тебе нужна?       Леви закрыл глаза на мгновение, чувствуя, как горечь подступает к горлу. Он хотел сказать, что был не прав. Что он не мог думать, не мог дышать, когда понял, что она могла погибнуть в том пожаре. Но слова застряли глубоко внутри, как и всегда. Вместо этого он просто протянул руку назад, нащупал ее запястье и с силой притянул к себе.       — Держись, — повторил он, уже не как приказ, а как просьбу. — Пожалуйста.       Она сопротивлялась лишь мгновение. Потом ее руки сомкнулись кольцом на его талии, и он почувствовал, как она прижалась лбом к его спине. Ее дыхание было горячим даже через ткань рубашки. Леви не стал говорить больше. Он просто мчался вперед, чувствуя ее тепло и тяжесть вины, которая давила на плечи сильнее, чем любая ноша.       Леви знал, что это не конец. Что между ними еще слишком много несказанного, слишком много ран, которые не зажили. Но сейчас ему было достаточно, что она держалась за него. Что она была жива. А дальше он все исправит.       Их хватило на остаток ночи и день. Они остановились лишь пару раз, чтобы дать лошадям передохнуть и поесть самим. Габи в волнении вынесла половину продуктов из кладовки Армина и запихнула им в сумки. Голодными они не остались.       Поселок, о котором говорила Вивьен, встретил их посреди второй ночи. Темный, он освещался лишь парой фонарей, воткнутых между домами. Выбора у них практически не было — они решили постучаться в единственный дом, в котором горел свет.       Леви слез с лошади первым, хотел помочь Вивьен спуститься, но она отвернулась, не дав ему поддержать себя. Фалько, уставший до предела, молча последовал за ними.       Им открыла женщина средних лет, опасливо щуря глаза. Сзади нее муж укладывал свертки с едой в дорожный мешок. К счастью, им не пришлось объясняться долго. Хозяева узнали в Леви того самого спасителя человечества, встретили их с радушием, граничащим с благоговением.       Женщина тут же предложила ночлег, несмотря на поздний час, накормила горячим супом. От запаха свежего хлеба и треска дров в печи их окончательно разморило. Фалько уложили в комнате с их сыном, а Леви и Вивьен — в спальне супругов. Комната была маленькой, но уютной, с широкой кроватью и тяжелым одеялом, пахнущим свежестью и лавандой.       Они молча разделись до нижнего белья, не поворачиваясь и не глядя друг на друга, легли каждый на свой край. От обоих пахло дымом и липкой усталостью. Леви лежал, уставившись в потолок, чувствуя, как тяжесть бесконечного дня давит на грудь вместо одеяла.       Сон накрыл его, как волна, утягивая в привычный кошмар. Он снова стоял на краю пропасти, а перед ним — те, кого он потерял. Изабель, Фарлан, Эрвин, Петра, Оруо, Гюнтер, Ханджи… Их лица были бледными, глаза пустыми, но губы шевелились, сплетая голоса воедино: «Иди с нами, Леви. Ты ведь наш. Ты всегда был нашим».       Он хотел ступить, но ноги не слушались. Пропасть зияла перед ним, и он чувствовал, как его тянет вперед, к ним, вниз. Он ждал, когда привычный женский голос окликнет его, и кошмар закончится, но внезапно среди мертвых товарищей появились они. Армин, Жан, Конни, Райнер, Микаса, Энни. Они приблизились, встали перед ним, смотрели пустыми глазницами, и даже в них Леви читал укор и вину.       «Мы погибли из-за тебя, мы заберем тебя с собой». Они протянули к нему руки — он отпрянул, споткнувшись о каменистый выступ, полетел на землю. Руки опустились во что-то жидкое. Леви опустил глаза, не сразу осознавая, что сидит в луже крови. Бежать. Он поднялся, чувствуя, как стал наполовину мертвым.       Мертвецы вновь расступились, пропуская к нему кого-то еще. Взгляд прибило к земле, он не хотел смотреть. К нему приближалась Вивьен. Ее глаза были пусты, лицо смертельно-бледно. По плечам и груди растекалось кровавое пятно. Она протянула к нему руки, усеянные царапинами и ссадинами. Леви ощутил, как крышка гроба захлопнулась. Вивьен обхватила его руки, губы ее шевельнулись, прошептав: «Ты идешь со мной? Теперь я тоже здесь, среди твоих друзей».       Он шагнул к ней в немом ужасе, но Вивьен отступила назад, ближе к краю.       — Стой, — раздался позади спасительный женский голос, но он был слабым, едва слышным, как эхо. — Останься.       Леви хотел крикнуть, что он пытается, что он хочет остаться, но голос застрял в горле. Пропасть манила его, а Вивьен двигалась с ним к краю.       Он проснулся с резким вдохом, сердце колотилось, как проклятое. Рука Вивьен сжимала его ладонь так крепко, что ныли кости.       — Леви, — прошептала она, и в ее голосе был страх. — Ты кричал.       Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. В слабом свете луны увидел, что лицо ее мокрое от слез. Она не отпускала его руку, как будто боялась, что он исчезнет.       — Это был сон, — пробормотал он, но голос звучал хрипло, как будто он все еще кричал. — Просто сон.       — Ты звал меня, — сказала она тихо. — Ты звал, а я не могла ответить.       Леви закрыл глаза, чувствуя, как ком подступает к горлу. Он не хотел говорить, но слова полились сами, сбивчивыми обрывками, как будто сон вытащил их наружу.       — Все, кого я любил, уходили. Я видел тебя среди них во сне. Среди тех, кого потерял. В этот раз ты была там, и я… — он замолчал, сжав зубы. — Я мог тебя потерять сегодня… И если бы это случилось, я бы не смог… — он не закончил, но Вивьен поняла. Она видела, как его руки сжались в кулаки, как он пытался сдержать дрожь.       — Ты не потеряешь меня, — сказала она тихо, но твердо.       Вивьен замолчала, но ее пальцы слегка ослабили хватку. Она не отпустила его руку, но теперь касалась мягко, почти нежно.       — Но ты меня оттолкнул, — выплеснула она наконец. Голос ее задрожал. В нем осталась только боль. — Ты не поверил мне. Ты решил, что я предательница.       — Я знаю. Я знаю, что был не прав. Я… — он замолчал, чувствуя, как слова застревают в горле. — Я не умею доверять. Не умею… отпускать. Все, что я знаю — как терять. И когда я подумал, что могу потерять оставшихся ребят… я просто оттолкнул тебя. Чтобы было легче.       Вивьен подняла его подбородок, в ее глазах отражался лунный свет. Она смотрела на него так, как будто видела впервые.       — Ты такой дурак, — сказала она тихо, но в ее голосе не было злости. — Ты думаешь, что я не знаю, каково это — терять? Но я все равно выбрала тебя, доверила тебе правду о своей жизни. Потому что ты… ты стоишь того. Стоишь честности.       Леви почувствовал, как что-то внутри него сломалось. Он притянул ее к себе, обнял так крепко, чтобы чувствовать ее, живую, каждой клеточкой кожи. Вивьен не сопротивлялась. Она прижалась к нему, и дыхание ее стало теплом на его шее.       — Прости, — прошептал он. — Прости меня.       Вивьен не ответила. Ее руки обняли в ответ, и этого было достаточно. Они лежали так, пока страх не отступил, луна не скрылась за облаками, и комната не погрузилась в полную темноту.       Они оба знали, что вскоре их ждет битва, и что никто не мог гарантировать, что они оба вернутся. Но сейчас, в этой маленькой комнате, они были вместе. И этого было достаточно.       Она опустила взгляд на их соединенные руки, чувствуя, как тепло его ладони проникает под кожу.       — Леви, — начала она тихо, почти нерешительно. — Есть кое-что, о чем я должна рассказать.       Он нахмурился, почувствовав напряжение в ее голосе.       — Что? — спросил, стараясь звучать спокойно, но в голос уже прокралась тревога.       Вивьен глубоко вдохнула, словно собиралась с силами.       — Стив… — она замолчала, сжав губы. — Он должен был убить тебя. На утесе, у твоего дома. Лилиана приказала ему, она думает, что ты мертв. Но… Стив встретил меня по дороге. Я была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Он мог бы просто оставить меня там, но… отвез меня к Лилиане. Он признался, что подсыпал мне что-то, чтобы развязать язык. Только из-за этого я рассказала о Микасе. Я хочу, чтобы ты доверял мне.       Ее слова вылетали бешеным потоком. Леви сорвался, когда слезы снова покатились по ее щекам, нашел ее губы.       Это был не поцелуй, а что-то большее — болезненное, горькое, полное невысказанных слов и накопившейся тревоги. Его губы — твердые, почти грубые, ее — податливые, с привкусом соли. Она цеплялась за его плечи, как за последнюю надежду, чувствуя, как пальцы его впиваются в кожу щек, желая навсегда стереть с них слезы.       — Я доверяю тебе, — прошептал он, когда их губы разомкнулись. — Я был слеп.       — Леви, — он поймал губами ее шепот. — Что будет, если мы не успеем?       Он не ответил сразу. Его взгляд устремился в темноту, где за окном виднелись очертания гор, возможно, таких же холодных и безмолвных, как и он сам. Он знал, что должен сказать что-то, что даст ей надежду.       — Мы успеем, — наконец сказал он. — Потому что другого выбора нет.       — А если не получится? — настаивала она. — Что, если мы опоздаем? Что, если… — ее голос дрогнул.       Леви сжал ее сильнее. Он чувствовал, как ее страх перемешивается с его собственным, как их раны, старые и новые, переплетаются в одно целое.       — Тогда мы будем мстить, — сказал он просто. — Но я не позволю этому случиться. Не снова.       Она молчала, но взгляд ее говорил больше, чем слова. Она верила ему. И в этот момент Леви понял, что вера — единственное, что удерживает его от падения в бездну.       Они лежали так еще некоторое время, пока холод ночи не начал пробираться сквозь стены. Вивьен наконец опустила голову ему на плечо, ее дыхание стало глубже, спокойнее. Леви закрыл глаза, чувствуя, как тяжесть сна снова накрывает его. Но на этот раз тени не приходили. Только тишина и тепло ее тела, которое напоминало ему, ради чего он все еще держится.       Утро было уже близко, а с ним — новые испытания. Но сейчас, в этой маленькой комнате, они были вместе. И этого было достаточно.