Искра жизни

— Делай а-а-а-м, — Габи упорно водила ложкой с кашей у рта маленького Берта. — Ну же, малыш, ложечку за папу Армина и еще одну за маму Энни.       Ребенок продолжал вопить и колотить маленькими кулачками по столу для кормления, абсолютно не воспринимая доводы молодых нянек. — Может, я возьму его на руки, вдруг это поможет? — Фалько не на шутку нервничал — они не справлялись с задачей. Берт плакал и отказывался есть. — Я уже не знаю, что нам поможет. Он как будто чувствует, что родители в опасности, вот и мается, — Габи раздраженно сдула челку со лба и попыталась снова. — Давай, крошка, всего одну ложечку. — Это бесполезно, — Фалько заламывал руки, не находил себе места, пытался отвлечь внимание Берта погремушкой, но истерика была сильнее. От крика закладывало уши. — Что ни день, то все идет не по плану.       Габи не выдержала, вытащила Берта и начала покачивать на руках. У самой от бессилия выступили слезы. Они с Фалько бились над кормежкой целое утро, но безрезультатно. Третий день сражались с крошечным созданием, которое даже сказать толком не могло, что не так. А они, сами еще дети, не имели опыта догадаться. Габи отчаянно зашагала с Бертом по комнате, покачиваясь вверх-вниз, и шепча что-то успокаивающее ему на ухо. — Если Армин и Энни задержатся больше, чем на месяц, я клянусь, что соберу вещи и поеду с Бертом к ним, — голос ее надорвался, дрогнул. — Он не ест со вчерашнего утра и только и делает, что плачет. — Он просто скучает по родителям, с ним такое впервые, — Фалько подскочил и зашагал за Габи, перекрикивая детский плач. — Мы не можем сейчас подкинуть им еще больше проблем и тем более подвергать Берта опасности. Теперь все разведчики под прицелом. Мы даже не знаем, что с дядюшкой Леви.       На этих словах Габи навернула еще один круг вокруг дивана и резко затормозила. Слезы все-таки покатились по щекам. — Габи, ну ты чего? — Фалько встревоженно заметался возле нее, боялся сделать что-то не так, но в итоге своими словами вызвал еще одно озеро плача. — Я не хотел тебя расстраивать. — Я даже думать не хочу, — Габи пропускала громкие всхлипы через нос, пытаясь выдавить из себя слова, которые то и дело застревали в горле. — А если дядюшку тоже… похитили или… или убили. Ему и так… несладко пришлось. За что… ему все это. За что всем нам… — Ну же, Габи, успокойся, — одной рукой Фалько перехватил всхлипывающего Берта, другой приобнял подругу за плечи. — Сегодня должен прибыть очередной пароход с юга, вдруг капитан вернется. — Да мы уже месяц занимаемся тем, что приходим на эту чертову пристань и высматриваем дядюшку Леви среди пассажиров! — Это не значит, что случилось непоправимое. — Я уже не понимаю, что происходит вокруг, что с Микасой, Жаном, Леви!       Габи кричала. Ясные голубые глаза Берта были красными от плача. Он словно считывал состояние подростков и вопил еще сильнее, дабы перекричать их. Габи без сил рухнула на диван, впиваясь пальцами в волосы. Она не из тех, кто не справляется, не из тех, кто стоит в стороне. Но сейчас она чувствовала себя загнанной в угол, слабой.       Сделав пару глубоких вдохов и раздраженных выдохов, Габи подскочила и пошла кипятить уже остывшее молоко. Действовала, стиснув зубы, потому что остальные ребята так надеялись на их помощь — доверяли. Не время распускать сопли. Собранность возвращалась по крупицам — с каждым выверенным действием: вылить, сделать средний огонь, кипятить до пенки, мешать, снимать. Она уже наловчилась, ловко перелила молоко в бутылочку — она обретала контроль, оставалось лишь накормить ребенка.       В дверь постучали. Фалько и Габи застыли. Не замер только Берт, продолжая надрывно кричать. Габи тут же отложила бутылку и схватила кухонный нож. Кивнула Фалько уйти с ребенком подальше от двери. Воинственно насупилась: гостей они не ждали. — Кого принесло? — она бросила риторический вопрос в воздух и осторожно двинулась открывать. — У всех своих есть ключи. — Габи, это не лучшая идея, — Фалько начал шептать ей, но за истерикой ребенка его не было слышно. — Кто там? — что есть мочи бросила Габи в дверь.       За ней замолчали, а через несколько секунд дернули ручку двери. — Ну, сейчас я расскажу кому-то правила приличия, — Габи решительно повернула замок и, приготовившись сражаться, распахнула дверь.       За ней стоял дядюшка Леви — целый и невредимый, подпирал себя костылями и поправлял съехавшую с головы шляпу. — Дядюшка? — для уверенности Габи судорожно ухватилась за дверной косяк. — Неужели это и правда вы? — Что, за это время забыла, как я выгляжу? — ей ответил до дрожи знакомый суровый голос. — Вы больше не на коляске? — Да, научили ходить заново, но то, что я на костылях, не значит, что могу бесконечно стоять на пороге. Что у вас там за вопли в доме? — он вопросительно перевел взгляд внутрь помещения, натыкаясь на не менее пораженного Фалько.       Габи еще какое-то время разглядывала Леви с ног до головы, готовая взорваться в любую секунду. И рванула, разорвалась, как снаряд, взвизгивая так громко, что Берт на мгновение сбавил громкость. Потом подскочила на месте и задушила Леви в объятиях. — Еще немного, и я точно стану мертвым, — прошипел он сквозь ее хватку. — Что тут вообще творится? И где Армин? — Это долгая история, — понуро ответила девчонка и пропустила Леви внутрь, тут же захлопывая за ним дверь.       Леви заботливо усадили на диван, и он тут же забрал у Фалько плачущее дитя. Пропустил пару нелестных комментариев про то, что няньки из них никудышные, и схватил бутылку с молоком. Не прошло и десяти минут, как на капитанских руках Берт окончательно расслабился и провалился в тихий молчаливый сон под тревожные рассказы о последних новостях Альянса.

***

      Было никак. Было пусто.       Дом на утесе, цветы в гостиной и даже проклятая кормушка на веранде. Все напоминало о ней. Словно она поселилась призраком на чердаке, но все никак не решалась спуститься. Он ощущал ее присутствие так отчетливо, что невольно сжимался от каждого скрипа половиц и стука ветра об оконную раму. Дом отсырел и поблек. Он даже не мог найти в себе силы разжечь камин.       Она была в каждом воплощении: взгляд в окно — вот она спешит зайти в его дом, взгляд в зеркало — видел ее отражение за спиной, в каждой строчке газеты — ощущал ее слова и мысли. Он вжался в кресло: будто бы ощутил ее присутствие на кухне, как она заваривает чай. Потом подходит к нему с внимательным прищуром: «Принести тебе плед?». Да хоть тысячи одеял, теперь ему не отогреться.       Леви никогда не ждал никого, не верил, замыкался в себе и доживал. Давным-давно отучил себя от привязанностей и желаний. Пока не появилась она и не перевернула все с ног на голову. Сколько он твердил про себя: «нет, лучше уходи, не сдирай с ран повязку, не поднимай пыль в душе». Она пришла и смешала все сезоны, как упрямый росток, проросла в давно отжившем уголке сердца.       Его накрывало постепенно. Сначала он погружался в происходящее, многое узнавал от Габи и Фалько, вникал в дела, которые случились за время его отсутствия. Затем выдвигал гипотезы, злился на то, что их разделение только сыграло врагам на руку. Но с каждым днем все больше увязал в болоте гигантского нежелания делать хоть что-то. Его отъезд с юга начинал казаться неправильным, а на сердце упали холодные гири.       После всего пережитого ему казалось, что он кремень, скала, о которую неумолимо разбиваются все невзгоды. Так почему же вот уже неделю он не выходит из дома? Дети приносят ему Берта, готовят, убирают, что-то болтают без умолку. Он встает по привычке и разрабатывает ногу, читает тревожные новости. Все смешивается в огромное ничто. Громкие заголовки не вызывают чувств: «Элдийцы на пороге новой войны?», «Йегеристы не остановятся, пока не отомстят», «Альянс загнан в угол», «Ненавистники островных дьяволов ликуют — прочь с континента». — Дядюшка Леви, ваш суп уже дважды остыл, — Габи раздражалась на него десять раз на дню. — У меня чувство, будто я нянчусь сразу с двумя детьми.       Он бессвязно мотал головой, но и это не помогало собрать себя воедино. Ветер снаружи трепал деревья так сильно, что внутри слышался протяжный вой. Берт спал, Фалько чистил камин. — Когда тебя ранили на миссии во времена кадетства, я был точно таким же, — внезапно произнёс Фалько, оборачиваясь к подруге. — Каждую секунду боялся, что тебя потеряю. — Ты что такое несешь? — Габи от смущения взмахнула кухонным полотенцем и наклонила голову. — Да, если надо, я из мертвых восстану! — Дядюшка Леви сейчас ровно в таком же состоянии. Ему не хватает Вивьен. Он тоскует. — Это все его бычье упрямство виновато, — злилась Габи. — Вивьен нам уже давно как своя. Не понимаю, как можно было ее оставить, для чего? Чтобы сейчас мучаться? — Чтобы защитить, — утвердительно изрек Фалько, и Габи запыхтела — иногда поражалась его спокойной мудрости.       Леви невидящим взглядом смотрел на спящего Берта, был здесь и в то же время нигде. Лишь на секунду поднял глаза при звуке ее имени. Нет ничего более бессмысленного в жизни, чем одиночный билет в один конец. Самое глупое, что с ним случалось, не считая подрыва на громовом копье, конечно же.       Пару раз он даже приходил на пристань. Глупец, думал, что она упрямо последует вслед за ним. А потом ругал сам себя — она наверняка видеть его теперь не желает. Было страшно даже думать о том, насколько ее подкосила эта ситуация и его отъезд.       Перед сном он подолгу смотрел на ее старый рисунок, на котором он улыбался. Она видела его таким еще тогда, упрямо верила, что он станет счастливым. И ведь стал на мгновение, благодаря ей. И как она завещала, практически начал ходить. Вивьен стала появляться в его кошмарах — молча и безразлично проходила мимо, и сколько бы он ни шел следом, ее не удавалось коснуться. И это было страшнее мертвых разведчиков, что звали его в их мир.       Армин и Энни задерживались, но переживания о них зажевало между ноющим сердцем и сдавленными легкими. Леви ощущал нехватку. Острую, как кухонный нож, тоскливую, как вой брошенного пса. Одинокую. Ничего не радовало, собственная слабость убивала.       Гордая льдина ломается, когда ее прибивает к родному берегу, и он чувствовал себя сломленным. Хотелось касаться всего, что было связано с ней, говорить с теми, кто помнил и знал о ней. Хотелось малого — пару строк в письме, короткую новость о том, что все в порядке. — Пишите, — в один из дней Габи положила перед ним лист и ручку. — Или напишу я. — Кому? — он едва понимал, что он него хотят. — Вивьен, — Габи возмущенно повела бровями, раздражаясь, что до него не доходит. — Что? — Предложите ей вернуться или…       Габи договорить не успела, Леви мгновенно вскипел, и в нем разразилась буря. — Я не просто так оставил ее в безопасности, чтобы сейчас втянуть в самое пекло междоусобицы, — он отмахнулся от протянутого листа, ручка покатилась по полу. — Таким, как мы, не семьи заводить надо, а разгребать эреновское дерьмо. Ненависть продолжает сыпаться из всех щелей, и к херам нужен был весь этот геноцид?       Габи уронила голову вниз, упрямо поджала губы. Леви поднялся. — В этом и смысл, — сдавленно проговорила она после мучительной паузы. — Даже в разгар войн, под угрозой вымирания и в череде смертей люди продолжали любить и заводить семьи. Потому что в этом и есть смысл. Для чего тогда мы живем? Сейчас настало время относительного спокойствия, так почему бы не попытаться? Эта девушка подняла вас с инвалидного кресла, вдохнула жизнь, а вы вот так запросто взяли и убежали, поджав хвост. Так не делается, она наверняка очень страдает и тоскует.       Чем больше она говорила, тем уверенней становилась, чувствовала, что права. Сжала кулаки, пальцами скомкав рукава водолазки, топнула ногой. Она грудью готова была лечь на амбразуру, если понадобится — лишь бы убедить его. — Ты чего так раздухарилась? — он хмурился и сердился, попав под ее пламенную речь, но подсознательно хотел говорить о Вивьен, хотел, чтобы его убеждали в том, что он и так уже осознал. — Да с того. В вас сидит простой человеческий страх потерь. Вы просто боитесь и никогда никому не признаетесь в этом. И я понимаю причины, но хватит. Вы сами себя мучаете, сводите с ума. Посмотрите на себя, стали бледным и потерянным. Просто возьмите и напишите ей. Скажите, что вам ее не хватает и что вы обязательно приедете, когда решатся проблемы, или пусть приедет она. Напишите, что сами в порядке, что сейчас сложный период, что все обойдется! Что вы в конце концов, как маленький?       Габи не заметила, как сорвалась на крик, совсем позабыв о субординации. Когда она осознала, что, как ребенка, отругала капитана Леви, щеки ее стыдливо покраснели. Она сразу же судорожно опустила глаза, ожидая заслуженного наказания. — Высказалась? — его вопрос прозвучал на удивление спокойно.       Леви, несмотря на ее бесконтрольный поток, стало легче. Лицо его, хоть и по-прежнему сурово смотрело на девчонку напротив, разгладилось и смягчилось. Он молча отыскал глазами закатившуюся под кресло ручку и без труда дотянулся до нее, отложив костыли. Чувство, что его принципы давно изжили себя, укоренилось в нем окончательно. Пересиливая себя, Леви выдохнул. — Я не настолько дурак, чтобы отрицать правду в твоих словах, — он заговорил неожиданно, и Габи вздрогнула. — Хоть и язык у тебя — помело. Подмети на чердаке и можешь быть свободна. Занесешь мое письмо на почту по дороге. — Так значит, вы напишите ей? — Габи эмоционально взмахнула руками, не веря услышанному. — Да, побуду хоть немного взрослым, мелюзга.       Письмо ожидаемо ушло в никуда. Его строчки про сожаление и сухие надежды на будущую встречу растворились в воздухе. Он написал, как сумел, но все это оказалось пустым и безнадежным.       Пролетел месяц. Вернулись ребята, и Армин принес неутешительные вести — Микаса и Жан исчезли, и ниточки на этом обрывались. У них не оставалось сомнений, что это дело рук йегеристов, которые, очевидно, хотели мести, но выяснить, живы ребята или нет, никак не удавалось. Хистория молчала, и казалось, что все письма не доходили до адресатов. Было неясно, в чем заключалась проблема с почтой.       Чтобы разобраться, Райнер и Конни провели целое расследование — самолично проследовали по всей цепочке отправки: убедились, что из Марли их письма уходили в сортировочный международный пункт, а из него — в страну получателя. Все говорило только об одном — на стороне материка почта ходила исправно.       Приграничные к Марли страны укрепили границы, а если был выход к морю, усилили контроль в портах. Йегеристы туда и не совались, не оставляли следов, будто бы затаились и выжидали. Никто не понимал, чего именно, но сплетни колыхали общественность. По улицам бывшие воины и разведчики стали передвигаться осторожно — газеты продолжали внушать тревогу. Больше всего народ боялся продолжения войны, новых смертей. Им проще было выдать Парадизу предателей, чем вступать в новые распри. Настрой Альянса был хуже некуда.       Леви едва принимал участие в собраниях, чаще запирался дома. Все, что продолжал делать ежедневно — разрабатывать ногу. Костыли все меньше были ему нужны. Однако и мир за окном все меньше его интересовал — сидеть сутками одному, не распахивая штор, казалось спасением. Он успешно вернулся к тому образу жизни, которым жил до нее.       В очередной вечер Леви сидел у холодного камина, терзал пальцами бумагу, решаясь написать очередное письмо Вивьен. Мыслей накопилось столько, что ими можно было уложить железную дорогу к ней. Однако внезапный и настойчивый стук в дверь сбил его размеренное дыхание, всколыхнул пламя свечи. Был поздний вечер, и он не ждал гостей. Он ждал только ее.       Дети всегда врывались к нему после двух коротких стуков, Армин или Райнер стучали аккуратно и медленно, да и не имели привычки заявляться так поздно. Если, конечно, ничего не случилось. Тогда бы они уже вошли. Человек за дверью стучал громко и упорно, точно отбивал ритм.       На миг пронеслась мысль, что это точно Вивьен, и у Леви бесконтрольно зашлось сердце. Он медленно поднялся и двинулся к двери. Убеждение в том, что это она, разливалось по телу и несло вперед. Нервными пальцами он спешно отворил замок, опустил ладонь на ручку. Онако не успел Леви распахнуть дверь, как человек за ней испуганно отшатнулся.       Леви разочарованно прикрыл веки, считая себя кромешным глупцом, и глубоко вдохнул. — Тебя еще, выродка, не хватало. — Как всегда гостеприимно и жизнерадостно!       На пороге, одетый с иголочки, гордо стоял Стив Харрингтон. Блистал своей фирменной улыбкой, подходящей для любого случая, и самодовольно крутил пальцами запонку дорогого синего костюма. Выглядел так, будто только что сошел с витрины модного дорогого бутика для богатых и успешных, и теперь готовился толкать перед Леви грандиозную речь о последних достижениях человечества. — Не припомню, чтобы приглашал тебя в гости, так что проваливай, — Леви намеревался тут же захлопнуть перед ним дверь, но поганый журналист успел выставить залакированный ботинок и остановить движение. — Ну-ну, суровый Леви Аккерман, зачем же так грубо? Выглядишь, кстати, хуже некуда, — Стив как бы невзначай бросил короткий взгляд внутрь дома, словно искал кого-то. — Я, между прочим, пришел с дружеским предложением посетить местный бар. — И давно между нами дружеские отношения? — С тех пор, как Альянс подвергся пристальному вниманию со стороны общественности. — Так разве не ты контролируешь редакцию и газету и выпускаешь всякую агитационную ересь? — Наше дело малое: пока есть повод — рождаются соответствующие статьи. Такая уж профессия. — Иди к черту. — Да брось, Аккерман, опрокинем пару бокалов пива, поговорим о наболевшем. — А потом ты выкатишь очередную дерьмовую статью о бедном Альянсе, который переживает худшие времена. Повторяю, убирайся. — Поверь, в барах я работу не обсуждаю и уж тем более не строю планов по унижению Альянса. Там я обычно пью до потери пульса и болтаю о жизни. Тебе, судя по всему, тоже не помешает. — Только не надо делать вид, что у газетных писак есть какие-то принципы. Я тебя вижу насквозь. — Слушай, в твоей мрачной хижине повеситься можно, а в баре хотя бы вкусные напитки, музыка, женщины, — Стив мог бы и дальше продолжать перечислять его излюбленные вещи, но Леви снова дернул дверью, сокращая между ними пространство. Стив запаниковал и затараторил. — Все-все, не горячись! Поболтаем, о чем хочешь, могу рассказать тебе про светлые времена и нашу общую знакомую Вивьен. Как начинали с ней работать в редакции, как сильно она меня выручала. Если тебе интересно, конечно. Ни слова про ваш Альянс.       Он примирительно поднял руки, и Леви предательски замер и заколебался. Как там говорилось — держи врагов еще ближе? Все, что напоминало о Вивьен, вызывало тоску и тянуло, словно магнитом. Ему было плевать, что перед ним омерзительный тип из редакции. Если Стив может что-то рассказать о ней, он не побрезгует разделить с ним кружку пива.       Леви со скрипом оторвался от двери и скрылся внутри дома. — Жди, — небрежно бросил через плечо.       Стив удовлетворенно закурил, постукивая каблуком по крыльцу, но через минуту чрезмерное любопытство все-таки заставило его просунуть нос внутрь и осмотреть жилище. Вокруг темнота, очертания раскиданных на столике газет, откупоренная бутылка вина. Все аккуратно, но с налетом непроходимой грусти. — Мда, Аккерман такой же человек, как и все, — протянул Стив себе под нос.       Он усиленно вглядывался в убранство в надежде найти признаки женщины в доме. Интересующей его женщины, разумеется. — Не успел отойти, а твой кривой нос уже в моем доме, — Леви грубо махнул перед ним пиджаком, сгоняя с порога, как надоедливых голубей с подоконника.       Стив оскорблено отшатнулся, когда ткань задела его лицо, поправил бабочку на шее и скривил губы. — Вовсе он не кривой, — процедил он, ненароком дотрагиваясь до переносицы, и направился вперед. — Машина у дороги. — Ты специально ее там оставил, чтобы я не услышал, как тебя принесло? — Не хотел быть выгнанным раньше времени. — Много о себе думаешь. Я бы всего лишь взял ружье и прострелил тебе шины, чтобы дорогу сюда забыл. — Не сомневаюсь. Но я все-таки думаю, что сегодняшний вечер растопит лед между нами, — Харрингтон приглашающе распахнул перед ним дверцу машины. — Не вижу предпосылок для потепления — очередной унылый вечер в не менее гнусной компании. Не более того. — Я выберу бар, если ты не против, — Стив, хоть и старался пропускать мимо ушей его колкие нападки, раздраженно морщил нос. — Не разыгрывай комедию, ты все уже выбрал.       Всю дальнейшую дорогу Стив предусмотрительно молчал и даже выглядел ущемленным, но показавшаяся вдали вывеска бара вернула на его лицо легкую улыбку. Он оставил машину на соседней улице.       Бар был наполовину полон. Все-таки не каждый любил пригубить в будний день. Стив приветственно махнул официанту, и, не успели они усесться за барной стойкой, как перед ними уже заплескалось пшеничное пиво. Леви засучил рукава, Стив ослабил бабочку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Ну, выпьем же за вечер в приятной компании, — он с приторным дружелюбием отсалютовал ему бокалом с намерением чокнуться, на что Леви только сильнее нахмурился и, прикрыв глаза, молча отхлебнул белую пенку. — Валяй свою болтовню, — бросил Леви, даже не поворачивая к нему головы. — Ты очень любезен, — Стив располагающе уселся к нему в пол-оборота. — Хотел поделиться с тобой интересным фактом, думаю, он покажется тебе полезным и достойным нашей зарождающейся дружбы. — Только не тяни кота за яйца, я не планирую слушать твои речи всю ночь. — Кхм, — Стив вновь проглотил грубости и кивнул. — Ну что ж, к делу, так к делу. Так вот. Редакция газеты контролирует всю входящую и исходящую почту Марли.       Леви вскинул голову так резко, что отросшие пряди упали ему на глаза. Это было буквально тем, над чем они с Армином ломали голову уже долгое время. — Ты несешь чушь. Ребята уже проверили информацию и выяснили, что письма точно отправляются адресату. — Плохо проверяли, — Стив усмехнулся, по-хозяйски покрутив кружку с пивом. — Все письма на Парадиз извлекались из конвертов и подделывались специальными людьми. Все это время ваша горячо любимая королева Хистория получала благополучные отчеты о том, как в Альянсе все хорошо. — Сдается мне, что это секретная информация, — прищурился Леви, не желая показывать, насколько сильно его зацепила эта новость. — Зришь в корень, — ухмыльнулся Стив. — И я скажу тебе больше. Эта чехарда с письмами — поручение одного из членов временного правительства Марли. Моя задача — проверять всю почту, которая связана с определенным кругом лиц. И нетрудно догадаться — твое имя в нем тоже есть. Ты уже мог удостовериться, что сроки доставки невероятно длинные. Если письма содержали информацию, идущую вразрез с интересами государства, они немедленно извлекались и предоставлялись правительству.       Леви застыл. Эта загадка вскрылась так просто, как расколотый орех. Это многое объясняло. Леви провел ладонью по лицу — сколько же информации утекло, сколько просочилось в прессу? Этот ублюдок запросто пользовался служебным положением, дабы клепать правдоподобные репортажи о вражде Альянса и Парадиза, а они даже представить не могли источник утечки. — В этих письмах обсуждались меры по укреплению мира между островом и континентом, — внутри Леви сделалось холодно. — С каких пор это противоречит политике государства? — Это уже вопрос не моего ума, — журналист спокойно опустошил стакан. — Я лишь выполняю поставленные задачи. — И зачем ты рассказал мне об этом? — Леви сделал длинный глоток и вытер губы. — Ни за что не поверю, что просто так. — Ты же разбираешься в людях, Леви, — Стив вальяжно упер локоть в стойку и наклонился ближе, чтобы говорить тише. — Я помогаю тебе, потому что ты дружок Вивьен, а я питаю к этой птичке весьма теплые чувства. Ведь именно благодаря ей я имею то, что имею. — И какую же роль она в этом сыграла? — О, это долгая история, — Стив отклонился и раскинулся на барном стуле, как на троне. — Что, уже готов слушать всю ночь?       Леви молча опрокинул в себя остатки хмеля, и официант тут же заменил их пойло на спиртное покрепче. Прислуживал журналисту в дорогом костюме, как примерный прикормыш. — Ну, слушай. Я попал в редакцию, когда помог одному офицеру успешно продвинуться по службе, скажем так, убрал для него конкурентов. Взамен он пристроил меня в газету на позицию младшего журналиста. Большего он для меня сделать не смог, — Стив презрительно сморщился. — Так вот, встретили меня там, мягко говоря, не очень. Сам знаешь, как марлийцы относились к дьявольским отродьям вроде меня. Меня презирали, гнобили, пока в моей жизни не появилась Вивьен. Эта птичка была в лучшем положении, чем я, спокойно занималась своими делами и выпускала статьи, хоть и под вымышленным именем. — Ты не говоришь ничего нового, — Леви напряженно сверлил его глазами, пытаясь понять, к чему он клонит. — Лилиана Тайбер, — прогремел Стив знакомой фамилией. — Это имя тебе о чем-нибудь говорит? — Судя по всему — это родственница покойника Вилли. — Именно! — восхитился его пониманием Стив. — Она не просто родственница — это его верная и покорная жена. Как только я начал водить знакомство с Вивьен, она сразу же вышла на меня. Эта бедная женщина была разбита новостью о том, что ее муж завел милую молоденькую любовницу. Предложила мне любые деньги в обмен на мое пристальное и чуткое внимание к крошке Вивьен Блайн. — И ты, конечно же, согласился. — Я согласился, она пригрозила отправить меня туда, откуда я вернулся. Все-таки связи у нее были, как и громкая фамилия. У меня не было выбора. Однако, — Стив замялся, видя, как в глазах его собеседника заплясали опасные искры, — Я просто предоставлял ей информацию о перемещениях Вивьен, но Лилиана ничего не предпринимала. Просто слушала и платила. Возможно, она хотела ей отомстить, но не успела. Вилли заранее отослал Вивьен в южные земли, сберег от нападения Йегера и Гула земли. Все, что тогда сделала Лилиана — это продвинула меня в должности, так как имела на это рычаги влияния. После Гула я ничего не слышал о ней. Говорили, что она погибла вместе с детьми. — А кто тогда ищет Вивьен? Она говорила, что ты пугал ее некими врагами. — Я всего лишь хотел ее обезопасить, пока не мог убедиться, что Лилиана погибла в тот день. — Ты уверен, что так и есть? — Абсолютно точно, — с победоносной улыбкой Стив потянулся к внутреннему карману пиджака, вынимая из него свернутый лист. Положил его перед Леви. — Смотри.       Леви внимательно пробежался по строчкам — это была официально заверенная бумага, подтверждающая факт смерти. Значит, Вивьен больше ничего не угрожало. — Ни за что не поверю, что ты рассказал мне об этом просто так. Учти, я не обещал ничего взамен. — Мне многого и не нужно, — Стив, не поморщившись, сделал несколько жадных коротких глотков джина. — Я бы очень хотел, чтобы моя птичка Вивьен вернулась, и я бы дал ей право снова писать и делать это от своего имени. Только вот почему же она не вернулась вместе с тобой? — Я был против. — Так против, что накатал ей целое душещипательное письмо о том, как тебе ее не хватает? — Стив несдержанно рассмеялся, но тут же почувствовал, как натянулась ткань рубашки на груди. Смех перерос в сдавленный кашель.       Леви схватил его за грудки, угрожающе притягивая к себе. Ухмылка полностью сошла с лица журналиста, он покосился по сторонам, убеждаясь, что никто из зевак не наблюдает за этой картиной. — Все в порядке, господин? Позвать охрану? — рядом с ними обеспокоенно возник официант. — Не стоит, мы с моим другом всего лишь немного поспорили, — Стив стиснул зубы и сунул руку в карман пиджака. На ладони официанта зазвенели монеты. — Скройся с глаз и забудь, что видел. — Так сильно печешься о репутации, — процедил Леви, окидывая его скучающим презрительным взглядом. — Ты всего лишь дрожащая тварь, которая манипулирует информацией. Раз ты, как истинная крыса, уже успел изучить каждую строчку из моего письма, почему же не отправил его? Так сильно бьет по самолюбию, что Вивьен принадлежит не тебе? — Напротив, мой дорогой друг, — Стив набрался смелости и отшатнулся, вырываясь из его хватки, — я послал это письмо первой же отправкой, настолько трогательным оно было. Но вот жаль — ответа так и не последовало. Как печально! Что же такого надо было сделать, чтобы женщина даже отвечать тебе перестала? Всё-таки я был прав, твои навыки общения оставляют желать лучшего.       Стив заметно хмелел и набирался уверенности. Леви усиленно пытался понять, что из сказанного является правдой, а что — наглая ложь. — Кто приказал тебе контролировать письма?       Стив посмотрел на него блестящими глазами. — Не понимаю, как ты не пьянеешь, — журналист озадаченно наклонился к Леви, всматриваясь в его глаза, отчего тот отпрянул в отвращении. — От тебя разит, не приближайся. Я задал тебе вопрос. — У-у-у, — Стив скучающе развалился на барном стуле, небрежно расстегнул пуговицу пиджака и вытащил рубашку из брюк. — Ну почем же мне знать, кто это. Очень часто значимые люди предпочитают оставаться в тени. — Брешешь, — Леви раздраженно отодвинул от Стива стакан с джином, когда тот снова намеревался его пригубить. — Давай лучше поговорим о тебе с Вивьен. Как считаешь, каковы шансы, что мы снова ее увидим? — Никаких. Я бы предпочел, чтобы она тебя никогда больше не видела.       Стив хмельно рассмеялся. — Боюсь, раз ты ее так обидел, придется мне ехать к ней в гости и умолять вернуться. — Зачем тебе это надо? — Она — часть корабля. — Какого еще корабля? — Большого такого корабля, — Стива совсем повело, язык его заплетался, а глаза перестали фокусироваться на собеседнике. Он неопределенно мотал руками в воздухе, пытаясь очертить корабль. — Я бы назвал его «Расплата».       Леви перестал понимать, лишь тупо продолжал смотреть, как Стив вливает в себя алкоголь. Разговаривать с ним больше не имело смысла.       Просидев за стойкой еще полчаса, он вынул у уснувшего журналиста бумажник и расплатился с официантом. Тот оповестил Леви, что господин Харрингтон предпочитает после выпивки останавливаться в комнате для постояльцев. Леви кивнул и заверил, что поможет своему другу дойти до номера. Однако не был уверен, что его нога выдержит такую нагрузку. Журналист был вдвое выше и крупнее Леви. Но необходимо было избавиться от лишних глаз.       Уже на пороге жалкого и задрипанного номера Леви усмехнулся — откуда эта тварь вылезла, туда ее и тянет. Комнатушка была маленькой и ветхой, со старой скрипящей мебелью и узкой кроватью. Он брезгливо скинул еле влачившего ноги журналиста и стащил с него пиджак. — М-м-м нежнее, — промычал Стив, высовывая руки из рукавов. — Ай, больно! — тут же отхватил оплеуху и затих. — Усни уже, — Леви он надоел.       В пиджаке он нашел письмо. Его письмо к Вивьен, но лежащее в другом конверте. Безымянном.       Закипая от ярости, Леви развернул лист. Увидел свой кривой почерк, нацарапанный на бумаге переученной левой рукой. Подумал, что подделать его было бы несложно. Да, черт возьми, теперь он был на сто процентов уверен, что Стив отправил ей подделанное письмо. И возможно, она даже ответила, и ответ этот хранится где-то в редакции.       «Вивьен,       Я не умею писать так красиво, как ты, но решил, что сделать это будет правильным. К тому же малявки мне все уши прожужжали о том, какой я дурак, что уехал, так ничего тебе и не объяснив.       Не переживай, я уехал один лишь потому, что в Марли творится полная неразбериха. Жан тоже пропал вслед за Микасой. Армин склоняется к тому, что его похитили йегеристы. Цели их пока неизвестны. В городе начались народные волнения, так как газета выпускает статьи о том, что Парадиз хочет уничтожить Альянс. Я уехал, чтобы помочь ребятам.       Я не желал сделать тебе больно, просто не мог иначе. Быть с ребятами — мой долг. Как только все разрешится, я приеду к тебе первым же пароходом. Извини, что так вышло. Тебе лучше оставаться с друзьями в безопасности. Я вернусь.       М̶н̶е̶ ̶т̶е̶б̶я̶ ̶н̶е̶ ̶х̶в̶а̶т̶а̶е̶т̶…»       Да, его письмо было коротким и не слишком чувственным, на первый взгляд. Но он вложил в него то, что вряд ли сказал бы вслух. Он обещал ей. Впервые. И это было так много в звенящей тишине, которая его окружала. Без нее. И теперь из-за урода Харрингтона она так и не увидит, не узнает об этом. О том, какие слова зачеркнуты в самой последней строчке. Зачеркнуты импульсивно в момент, когда Леви сам себе поверить не смог, что написал об этом. — Ты… — могильная сталь в глазах сосредоточилась на пьяном вдрызг журналисте, который благополучно уснул.       Леви холодно и опасно приблизился к Стиву, наотмашь хлестнул по щекам. Тот замычал сквозь пелену хмельного сна, но так и пришел в себя. Леви сомкнул руки на его шее, вдавливая в белую застиранную наволочку, желая устранить тупого ублюдка, стереть с лица земли. — Такая падаль, как ты, заслуживает страдать, — Леви неумолимо смотрел в резко распахнувшиеся голубые глаза Стива, который до конца не понимал, что с ним происходит. — Что? — сдавленно прохрипел он сквозь удушье, слабо цепляясь за крепкие пальцы на своей шее. — Ты заплатишь за то, что сделал.       Леви переместил руки, хватая журналиста за ткань рубашки, и одним резким движением скинул его с кровати. Стив ухнул, перекатываясь по полу. Он двигался дезориентированно, пытался приподняться на ватных руках. — Да за что? — спросил заплетающимся тонким голосом, хотя взглядом уловил знакомое письмо в руках Леви. — Ты еще спрашиваешь, за что? — Леви подходил к нему медленно, и Стив от каждого шага становился мельче, сжимался в страхе. — Постой, давай обсуди… — договорить он не успел.       Челюсть дернулась и хрустнула под мощным ударом тяжелого ботинка. Стив опрокинулся на пол, вскрикнул и жалобно заскулил, чувствуя жгучую боль. Следующий удар прилетел в ребра, и он беспомощно подтянул колени к животу в попытке закрыться. Ткань рубашки снова затрещала, его приподняли. Удар кулака в лицо — из носа закапала кровь, губа треснула. Еще удар — комната поплыла перед глазами, заплясали искры. Алкоголь неплохо притуплял восприятие боли, путал ощущения.       Стив распластался на спине, раскинув руки по сторонам, ему стало все равно. Его избивали множество раз. Раньше доставалось из-за низкого элдийского положения, впоследствии — за собственные поступки. И уж лучше сейчас это сделает Аккерман, чем потом наемники Лилианы посеют огненные язвы на его ребрах. Пытали они бесчувственно, жестоко. — С тебя достаточно, — Леви откинул прилипшие ко лбу пряди волос. — Этого хватит, чтобы неделю ты не высовывался из своей жалкой норы, залечивая ссадины на лице, которым ты так гордишься.       Хлопнула дверь, оставляя Стива в одиночестве и пелене разрастающейся боли. Он истерически рассмеялся. — Прости, Аккерман, — разбухшая губа мешала говорить, — но мне нужно, чтобы Вивьен вернулась домой. Самое интересное только начинается.