Искра жизни

      Ей снился дивный сон. Она и ее нерожденный сын. Будто у нее был выбор, какие кошмары смотреть этой ночью. Все двигалось по одному и тому же сценарию, менялась только локация. В этот раз они гуляли по морскому побережью. Черноволосый мальчик с такими же, как у нее, большими каре-зелеными глазами, но слишком серьезным взглядом, суетился вокруг и не обращал на нее никакого внимания. Во что-то молчаливо играл сам с собой, как это обычно делают дети. А она просто шла, безразлично глядя на свое очаровательное и нежеланное дитя от порочной недолюбви.       Для нее мальчик был напоминанием всех ее слабостей и ошибок. Он бегал, босыми ногами поднимая соленые брызги, что пугали сидящих поодаль чаек. У Вивьен ком вставал в горле, когда капли попадали на нее. Ей хотелось, чтобы они обжигали подобно лаве, разъедали кожу и причиняли боль. Она готова была принять любой удар, лишь бы больше никогда не видеть этого ребенка. Наверное, из нее вышла бы чудовищная мать, которая не смогла бы выделить ему ни грамма своей любви. Она даже во сне не прикасалась к нему и не подходила близко, сторонясь, будто прокаженного. А что было бы в жизни?       Мальчик остановился, напряженно вглядываясь вперед, туда, где маячили прибрежные скалы. — Мама, — он как ошпаренный подскочил к ней, встречаясь с копией своих глаз, словно выдавали их в одном и том же ларьке. — Там папа, нужно его спасти, иначе он погибнет. Побежали скорее!       И они срывались с места и неслись босые по мокрому песку. Бежали, не понимая, куда. Глаза Вивьен всегда в этот момент застилали слезы или белесая пелена, она не могла распознать. Просто неслась вслед за своим сыном спасать чудовище, которое являлось ему отцом. В ее глазах он был именно таким. — Он там, мама, останови его, спаси! Прошу тебя, — взмолился мальчик, когда они взобрались на каменистый выступ, и тревожно затряс ее руку. — Я никого не вижу, — сколько бы она ни всматривалась в бесконечную каменную гряду и ни перешагивала через валуны, никого не было. Они тут были одни, так кого спасать? Ее посетила мысль, что она настолько сильно ненавидит Вилли Тайбера, что сознание просто вытесняет его из этого сновидения. И только их сын видит его. — Мама, останови его, пусть он останется с нами, пожалуйста! Только ты можешь сделать это, — мальчик был на грани истерики и продолжал неистово теребить ее за ладонь.       И тогда Вивьен, абсолютно теряясь и не понимая, что делать, просто кричала в пустоту: — Стой, останься. Стой, останься.       Вкладывала в этот крик все свое отчаяние, обреченность. В этот момент ей казалось, что реальности не существует, и она заперта в этом кошмаре навечно, призванная спасать человека, которого ненавидела больше самой жизни. Ей казалось, что от ее криков не происходит абсолютно ничего, но ребенок успокаивался, видел то, чего не удавалось разглядеть ей. Ею двигало элементарное чувство вины перед ним, и она всеми силами пыталась делать все, о чем он просил. Даже если для этого нужно каждую ночь спасать Вилли Тайбера от смерти.       Когда она замолкала, мальчик удовлетворенно отдалялся. Отходил от нее все дальше и дальше, а потом и вовсе убегал, скрываясь из виду, и наконец оставляя ее в покое.       Бессмысленные изматывающие сны, порожденные чувством вины, в которых она увязала, как в топком болоте. Стояла в нем даже не по колено, а по пояс, потому что выбраться из него за три года ей так и не удалось. Сны следовали за ней с той самой точки, когда она поняла, что потеряла всех тех людей, которых можно было по праву называть своей семьей: родителей, сестру, собственного ребенка. И продолжались они регулярно, неизменно навещая почти каждую ночь.       Когда она оставалась во сне одна, ее опоясывала тупая боль. Когда это закончится, когда, когда, когда, когда? Голова металась по подушке, словно в попытке сбросить тесные оковы, разорвать тугие цепи. Виски холодили дорожки из слез — только б не мучиться, вырвать, выжечь, выдернуть из себя все эти чертовы чувства. Стать камнем, которому все нипочем: ни время, ни холода, ни чей-то пинок ногой. Почему человек существо, а не булыжник? Почему его выворачивает наизнанку, бросает из стороны в сторону? Почему песок каждый раз попадает в одну и ту же заживающую кровоточащую рану, не давая ей затягиваться? Почему она не родилась в той жизни, где у нее есть счастливая семья и любовь? Почему даже во снах ей это не снится? Нужно просто проснуться, проснуться, забыть сон и продолжать жить… ровно до следующей ночи. Все, что ей остается — просто проснуться. Отправиться навстречу своей судьбе, пробираясь к ней, как через бурелом, сквозь сотни неверных путей. После всего пережитого дорожить стало больше нечем, кроме, разве что, самой жизни, которая у нее осталась.       Сжав в кулаках простынь, Вивьен сильно дернула головой в сторону и открыла глаза. Сразу увидела немигающий внимательный взгляд: не застывший, а беспокойный и озадаченный. Взгляд Леви, что сидел на коляске прямо у ее кровати. Вивьен сморгнула, прогоняя остатки сна, и осмотрела каюту. Точно не ее комната, и почему здесь Леви, да еще и не спит? Только открыла рот, чтобы спросить, но он опередил ее: — Что тебе снится? — тон такой, словно варианта «не ответить» попросту не существовало. — Кошмар. — Какой? — Ты мне обо всех своих кошмарах рассказываешь? — она вскипела и слишком резко оторвала голову от подушки, и та предательски закружилась. Вивьен с обессиленным вздохом рухнула обратно, желая утонуть в пуховой подушке. Он — закрытая книга, а она должна быть перед ним как на ладони. Вот еще. — Я есть в твоем кошмаре? — спросил Леви, хмурясь слишком сильно. — С чего бы тебе там быть? — Значит, нет? — Леви стал еще более задумчивым. — Тогда кому ты кричишь? — Никому, просто кричу, как дура. Можешь себе такое представить? — его внезапный интерес к ее снам раздражал, и она заупрямилась, как ребенок. Ну не про Вилли же ей ему рассказывать. — Вообще да, могу, — было видно, что его ни капли не удовлетворил ее ответ, но продолжать этот невразумительный диалог смысла не было. — И вообще, можешь объяснить мне, в чьей кровати я сплю? — А много вариантов?       Вивьен возмущенно задохнулась и была готова придушить его. — В твоей? — Ни черта не помнишь? — Помню, как было хреново, а потом белый шум. — Твоя каюта не пригодна для жизни, в следующий раз подумай, прежде чем покупать себе билет в крысиную нору. Как ты вообще перенесла прошлую поездку на пароходе? — Тед отсыпал мне различных трав, которые я заваривала и пила. Поэтому в тот раз морская болезнь меня не убила.       До Вивьен поздновато дошло, что раз она спала в его кровати и в его каюте, он все это время сидел в коляске и, вероятно, не сомкнул глаз. — Я пойду к себе, — Леви даже не успел среагировать, как она в один миг скинула босые ноги на пол и поднялась. Комната перед глазами заплясала, искрясь хаотично прыгающими чертиками. Она схватилась за голову и осела обратно. — Дурная, угомонись. Я иногда сплю в инвалидном кресле, уже привык. Со мной ничего не будет, не надо геройствовать. — Но это твоя… — И что? Ты спишь тут уже полночи. — Кровать просторная, я могу подвинуться, и ты ляжешь с краю. — Еще гениальные идеи будут? — Леви утомленно опустил голову на кулак, серьезно обдумывая то, что завтра наступит еще одна ночь на корабле, который, как оказалось, был слишком тесным для них двоих, маленьким для того, чтобы держаться друг от друга подальше. — Я уже не смогу уснуть, — честно призналась Вивьен, подтягивая ноги к груди и натягивая на них юбку. — Я тоже. — Тогда предлагаю игру, — воодушевленно предложила Виви. — Ну, не надо закатывать глаза. До рассвета еще пара часов, предлагаешь смотреть друг на друга? — Можно зажечь лампу и почитать, — Леви обреченно прошелся взглядом по книге, которую взял в корабельной библиотеке и уже прочитал ее от корки до корки. — Игра называется «Да-нет», — девушка успешно проигнорировала его предложение. — Каждый по очереди задает любой вопрос, а другой отвечает на него только «да» или «нет». — Я не соглашался играть. И вообще, какой смысл отвечать на вопросы? — Узнаем друг друга получше. Люди иногда так делают. — Нам это зачем?       Чтобы сблизиться, мог бы прозвучать очевидный ответ, но он лишь болью застыл на прикушенной губе Вивьен. Она взяла подушку и поставила на свои колени, словно выстроила некий барьер между собой и Леви. — Чтобы просто занять время, — наконец выдала она. — Ты не могла придумать ничего лучше? — Нет, — ответила Вивьен и рассмеялась. — Вот видишь, мы уже играем. Ты задал вопрос, и теперь моя очередь. — Она немного подумала, отвлекаясь на закатывающиеся глаза Леви. — Скажи, ты переживал за меня, пока мне было плохо?       Леви показалось, что он подавился воздухом. Зачем она вообще спрашивает такое? Можно было бы просто узнать, хорошо ли он покушал вчера или хочет ли он поскорее ступить на берег. Но нет, ее интересуют его переживания о ней. Глупая. Идей, чем заняться, у него правда не было, поэтому он устало потер переносицу, решая, что нет разницы, как коротать время. — Да, переживал. Ты была в отключке, и я не мог тебя найти.       Она кивнула и уткнулась носом в подушку, скрывая в ней выражение своего лица. Ее внезапно задушила улыбка, и, если бы в комнате было немного посветлее, можно было бы увидеть, как ее уши покраснели. — Твоя очередь, — подтолкнула Виви.       Она подумала, что темнота комнаты и правда служила им на руку в этой глупой игре. Виви слышала, как Леви задумчиво постучал пальцами по подлокотникам и спросил: — Ты вернешься обратно в Марли после этой поездки? — его вопрос оказался таким же провокационным, как и ее. Уж он-то точно умел быстро ориентироваться. — Я не знаю, — прошептала она, округляя глаза. — Ты нарушаешь правила, — сурово напомнил Леви. — Да или нет? — Но… — Вивьен осеклась и серьезно задумалась. Как можно ответить на вопрос, на который и сам не знаешь ответа? Но пусть будет… — Наверное, да.       Леви почувствовал тупое облегчение, и в целом можно было сворачивать дурацкую игру, но Вивьен только-только вошла во вкус. — Ты бы хотел когда-нибудь завести семью? — Что? Нет, — Быстрый ответ, который он всегда носил с собой, как нож в кармане. Раньше, в период разведки, это было так очевидно, когда он мог умереть в любой день и любой час. Но сейчас на миг задумался, что теперь-то все закончилось. Опасности больше нет. Так почему ответ остался прежний? Но вместо того, чтобы всерьез поразмыслить над этим, Леви просто отзеркалил вопрос. — А ты хотела бы? — Нет, — прозвучал спокойный и уверенный ответ. — Но почему? — Леви действительно не понимал, какого хрена в ее случае звучит отрицательный ответ. Ладно он, перемолотый жизнью, но она молода и красива, вниманием не обделена, достаточно талантлива и интересна. А вообще, какая ему разница? — Это уже другой вопрос, который никак не относится к игре.       Леви недовольно цокнул, а Вивьен тем временем вся подобралась, сминая руками подушку, и приготовила следующий вопрос. — Ты веришь в то, что встанешь с коляски? — Нет. — Ну и дурак. — Попридержи язык. И вообще, мы это уже обсуждали. — Я буду спрашивать до тех пор, пока твой ответ не изменится.       Он лишь невозмутимо пожал плечами и продолжил: — Могу ли я доверять тебе?       Вивьен чуть не огрела его подушкой и гневно запыхтела, вытягивая губы в тонкую линию. Вопрос означал только одно — он не был полностью в ней уверен. Она оскорбленно сжала руками простынь, играть разом перехотелось. Но потом сделала три глубоких вдоха и подумала, что Леви имеет на это полное право. Спасибо на том, что они все еще общаются. — Конечно. Да. Можешь. Меньше всего на свете я хочу обманывать тебя.       Во мраке комнаты ей показалось, что он кивнул. Играть Вивьен и правда больше не хотела, но была еще одна тема, почему-то крутящаяся у нее в голове неугомонной болванкой. Она прикусила нижнюю губу, собираясь с мыслями, и выпалила так быстро, будто читала скороговорку: — Ты когда-нибудь спал с девушками, которые надеялись быть с тобой, но ты их отвергал? — Тебе не кажется, что ты задаешь глупые и бестолковые вопросы? — Нет, отвечай или проиграл. — В этой дурацкой игре еще можно проиграть? — Конечно, если ты не можешь ответить, ты проигрываешь. — Допустим, мой ответ — да.       Вивьен снова окунула лицо в подушку, размышляя над тем, что эта чертова Дора из книжного магазина не врала, когда говорила об этом. Стало страшно от собственного любопытства. И стыдно, что эта тема не дает ей покоя. — Послушай, это придумано лишь для того, чтобы под видом игры лезть не в свое дело. — Тебе обязательно всегда умничать? — Сейчас моя очередь задавать вопрос, — вдруг перебил ее Леви.       И они оба прыснули. Вивьен рассмеялась, а Леви как-то по-доброму хмыкнул. Сколько бы он ни хмурился, ему было интересно. Их игра больше походила на блиц, где они торопились задать интересующие их вопросы, будто в любой момент все могло прекратиться. — Ты сегодня необычайно разговорчив, не находишь? — Я всегда разговорчивый. Только раньше я находил другие способы задавать вопросы, правда, они были не всегда вербальные.       Вивьен засмеялась, почему-то ее веселила его манера напускной серьезности, за которой просматривался весьма подвижный и живой ум. — Так вот, теперь, когда другие способы общения больше не эффективны, — продолжил он, когда она закончила смеяться, — мне осталось только молоть языком. Мой вопрос следующий…       Он вдруг замолчал, словно тоже решался, задавать его или нет, а Виви вся извелась от волнения и предвкушения. На деле, все вопросы, которые крутились в его голове, подразумевали ответ более развернутый, чем «да» или «нет». — В твоих кошмарах присутствуют люди из прошлого, которых ты потеряла? — Да. — Закончим с вопросами? — Почему ты так интересуешься моими снами? — Пытаюсь понять, — он помедлил, — почему в наших кошмарах есть общие черты? — Я думаю, это связано с тем, что кошмары в целом примитивны: с ними играет наше подсознание, выдает самые чудовищные образы, фразы, а потом пугает и сковывает. У нас с тобой были абсолютно разные жизни и потери, но переносим мы их одинаково глубоко внутри себя, никого туда не пуская. Своего рода погреб, в котором хочется закрыться.       Солнце подкралось неожиданно, запуская ленивые лучики света в окно. Леви смотрел на брезжащий рассвет, испытывая почти блаженное спокойствие. Кто-то мог разделить с ним боль, кто-то мог понять его чувства. Да нет, бред какой-то. — У меня есть последний вопрос к тебе, — Вивьен сказала это почти шепотом, и он дернул головой, переводя свой взгляд на нее.       Взрослая девушка, а сидела в кровати, как нахохлившийся воробей. Подбородок уперла в подушку, чтобы в случае чего быстро скрыть в ней свое лицо, волосы растрепаны по плечам, а руки обхватывают колени. Солнце красиво очерчивало тени на ее лице, подчеркивая горящие глаза. Леви поморщился. Нет, все-таки они совершенно разные. Он давно мертв изнутри, а она горела жизнью. И нельзя позволять ни одному из них перетягивать чужую чашу весов в свою сторону. Потому что смерти нет места в мире живых, как и наоборот. Жесткая истончившаяся нитка вдруг не станет шелковой, тяжелые серые глаза не превратятся в небесно-голубые, а в безвыходном темном коридоре ни с того ни с сего не зажжется лампочка. Правила, заученные им до дыр, как воинский устав. — Нет, Вивьен, достаточно на сегодня, — Леви дернул колеса коляски, откатываясь назад. — Ну ладно, — она нахмурилась, о чем-то напряженно думая, а потом ее взгляд быстро пронесся по пейзажу за окном и остановился на лице капитана. — Я придумала.       В этот раз она спокойно поднялась с кровати, накинула на ноги сандали и привычно подошла к коляске Леви сзади. — Мы пойдем встречать рассвет на палубу.       Леви обернулся к ней через плечо, увидел ее озарившееся предвкушением лицо и понял, что этот локомотив уже не остановить. — Какой смысл? Солнце встает и садится каждый день. — Ты не понимаешь, каждый раз оно особенное, — Вивьен уже открывала дверь наружу. — Надо поторопиться, пока оно не поднялось высоко. — Я смотрю, от твоей морской болезни не осталось и следа. — Конечно, я же была в твоих надежных руках.       Вивьен ускорила шаг, катя его перед собой, усиленно делая вид, что сказала бытовую фразу, брошенную невзначай. Она с ужасом понимала, что не могла игнорировать его, соблюдать установленные между ними правила, потому что это был Леви, который не оставил ее, когда было плохо. К счастью, он молчал и не оборачивался, и Вивьен воспринимала это как то, что он не принял слова всерьез. На палубе было безлюдно, только гармонично шелестело море. — Смотри, как красиво, — они остановились на корме парохода.       Солнце растекалось оранжевым заревом, заполняя собой небесное пространство, а волны подхватывали на себе его золото, расплескивая под бортом. На поверхности моря будто бы плясали сотни золотых рыбок, и даже хотелось загадать желание. Вивьен подбежала к фальшборту и перевесилась через его край, заглядываясь на водную рябь. Не смогла сдержать счастливый искренний смех, когда пароход, скатившись с более высокой волны, выпустил из-под себя легкие серебристые брызги. — Леви, пойди посмотри, мне кажется, там дельфины, — Вивьен обернулась к нему с призывно горящими глазами. С озорством ребенка облизнула приоткрытые губы и нетерпеливым жестом постучала по борту, чтобы он быстрее двигался.       Но Леви не реагировал, лицо становилось мрачнее тучи, словно было не ранее утро, а сгущающаяся ночь. Тогда Вивьен, абсолютно не понимая смены его настроения, подскочила ближе и схватила его за руку. — Ну, чего застыл? — Каким был твой последний вопрос, который хотела мне задать? — внезапно спросил он, не отнимая руки.       Она смущенно скосила взгляд, пробегаясь по горизонту, на пару секунд прикрыла глаза и внезапно выдала: — Хотелось бы тебе иметь в жизни такого человека, которому бы ты смог сказать: останься?       Рука вырвалась слишком резко, а Вивьен показалось, будто ее хлыстнули тонким прутом по ладони, а потом, не давая опомниться, тут же всадили в сердце пару ножей. — Вивьен, то, что я сказал тебе после бала — это не шутка и не слова в пустоту, — ледяной тон заставил ее отступить и вжаться обратно в борт. — Держись от меня подальше.       И ушел. Уехал обратно в каюту. Невозмутимый и непреклонный. Она даже не поняла, что сделала не так. С чего она вообще решила, что сможет что-то изменить для него? Так не бывает. Жизнь не любит привязанностей, и нет здесь ничего неизменного и вечного. — Да и пошел к черту, — прошептала Вивьен и потерла ладонью защипавший от обиды нос.       ***       Интересно, как быстро многие вещи в жизни возвращаются на свои места. Это как статуэтка, которую ты переставил с книжной полки на комод, потому что думал, что там она будет лучше смотреться. А потом проходит время, и она снова стоит на прежнем месте, потому что другому члену семьи такой перестановочный ход не понравился. Вивьен казалось, что у нее с Леви именно такая ситуация. Снова тишина и дистанция. Как она сама это называла: вредная отчужденность. Он усиленно хотел, чтобы все между ними было так, как прежде, а у нее так не получалось.       Леви и Вивьен прожили последний день на корабле порознь. Доктор пришел в комнату капитана, чтобы осмотреть пациентку, и недовольно отчитал Леви за то, что тот отпустил девушку в душную каюту. — У нее есть, где жить. Я ей не нянька, а она уже вполне здорова, — парировал Леви.       Доктор лишь укоризненно качал головой, считая его сущим дьяволом, и, хлопнув дверью, шел к тесным каютам на корме. Вивьен все еще подташнивало в ленивой корабельной качке, но чувствовала она себя значительно лучше.       В день прибытия, обиженно размахивая чемоданом, Вивьен подошла к Леви, который уже ожидал спуска на землю в шумной выстроившейся на палубе очереди. Они добрались! Край земли. Место, где она могла быть не одинока. Ей казалось, что швартовались они бесконечно долго. Неужели матрос, который будто бы нарочно крепил канаты дотошно и медленно, не понимал, как сильно ей не терпелось увидеть друзей? Вивьен протиснулась к борту, выискивая в порту знакомые лица. Никого. Быть не может. Ожидающие на причале перемешивались с рабочими, которые усердно выкладывали брусчатку на пристани, то тут то там продавцы приставали к прохожим, предлагая купить товары, так сказать, первой необходимости. Рыбацкие лодки с небольшими парусными мачтами тянулись длинной шеренгой вдоль берега.       Ей казалось, что прошла еще одна вечность, пока она усиленно толкала коляску с Леви по длинному деревянному трапу с неудобными выступами, которые заставляли ее постоянно приподнимать колеса, чтобы перекатываться через них. Только она ступила на берег, как чья-то рука схватила ее чемодан. — Барышня, разрешите вам помочь. Ну точно, кирпичи туда наложили.       Вивьен вскрикнула с радостным восторгом. Мягкий голос Томаса Эдиссона она узнает из тысячи. Она обернулась и тут же обвила руками его шею, склоняясь над ним. — Дорогой Томми, — пока Вивьен звонко чмокала того в щеки, Леви с досадой рассматривал еще одного товарища по несчастью.       Судя по всему, Томас вообще не шевелил ногами и был полностью лишен подвижности в нижней части тела. Но выглядел вопреки недугу даже роскошно: каштановая вьющаяся шевелюра и выразительные глаза редкого сапфирового цвета. Когда Виви отстранилась, Томас и Леви застыли друг перед другом, сканируя железяки, которые их перемещали. — Добро пожаловать! — добродушно протянул ладонь Томас, и Леви пожал ее. — Мы вас ждали.       У Леви вообще редко такое бывало, но мужчина сразу вызвал у него тепло и человеческую симпатию. Было в нем что-то комфортное, ненавязчивое. — Надеюсь, тебе у нас понравится, — продолжал улыбаться Том, — у нас тут таких, как мы, уважают. Везде перед входами в здания есть пандусы, по которым легко заезжать внутрь. — Вы гляньте, кто здесь, — воздух разрезал голос, который, конечно же, принадлежал Хелен, которая, подобно фурии, ловко пробиралась сквозь толпу. Позади нее шли Наги и Тед, еле поспевая за ней.       Вивьен изумленно захлопала глазами, когда заметила небольшую тканевую переноску, закрепленную на груди Хелен. Было непривычно и волнительно видеть подругу матерью, и она даже не знала, как подступиться к ней. Но у Штраус не было сомнений, она тут же сгребла Виви в охапку, расцеловывая в щеки. Все тут же перезнакомились, а Тед молчаливо и заинтересованно уставился на Леви, отчего тот неприятно поморщился, ощущая себя подопытным кроликом. — Представляешь, эта маленькая засранка, — Хелен поправила ткань с младенцем, показывая Виви ее личико, — обкакалась прямо перед выходом из дома. Пришлось задержаться и перепеленать ее. — Как назвали? — Виви удивленно смотрела на крошечное сморщенное лицо малышки, которое было таким же смуглым, как и у Наги. — Рут. Наги настоял на этом имени, сказал, что его бабушку так звали. Кстати, как прошло плавание? Выглядите помятыми. Нормально кормили? Морская болезнь не мучила?       Леви и Вивьен мимолетно переглянулись и отвернулись, устремляя взгляды в разные стороны. Хелен вскинула брови, ощущая накалившееся между ними напряжение. — Хелен, потом будете трепаться, — сказал Тед, поправляя очки, — видно же, что устали. Давай проводим ребят в твою гостиницу. Сегодня — отдых, — сказал как истинный врач.       В повозке Леви и Вивьен расселись по разным углам. Томас дружелюбно рассказывал Аккерману, где что находится в городе, и где здание администрации, куда ему нужно прибыть для встречи с представителями правительства. — Предлагаю нам поступить следующим образом, — Тед привлек внимание Леви. — Думаю, что в первой половине дня вы будете заняты по дипломатическим делам, а вечером могли бы уделять время реабилитации. Как считаете? — Раз уж я здесь, то хотел бы продолжать заниматься с ногой по возможности. Не против выделять на это вечера. — Леви, должно быть, вы не совсем понимаете, — серые глаза Теда и Леви столкнулись. — Я не планирую продолжать делать с вами то, к чему вы привыкли. У меня своя программа, и она достаточно эффективна. Как пример вот этот мужчина.       Тед кивнул на Томаса, который гордо вздернул подбородок и под общие вопросительные взгляды слегка пошевелил стопами. — Быть не может, Тед, ты просто волшебник! — не смогла удержаться Вивьен и тут же воодушевленно уставилась на Леви, лицо которого продолжало оставаться непроницаемым. Только глаза слегка округлились в изумлении, что не ускользнуло от нее. — Знала бы ты, чего мне это стоило. Тед просто меня с цепи не спускал, заставляя работать на износ. Это лишь начало, думаю, со временем должен начать хотя бы вставать. — Поэтому я попрошу от вас, Леви, — продолжил Тед, — не спорить с моими, так сказать, методами. Приходите завтра на осмотр, и дальше расскажу, по какому режиму будем двигаться.       Леви чувствовал, как его берут в ежовые рукавицы, но критическое мышление не давало ему вот так просто доверять первому встречному врачу. — Только без фанатизма. Многие врачи предлагали мне, скажем, весьма сомнительные методы. И, кроме болезненных ощущений, не принесли мне никакого результата. — У моих методов есть результаты, — Тед привык к сложным сомневающимся пациентам. Медицина и так теперь претерпевала перегрузки: большинство врачей работало только с ликвидацией последствий людских с травм и болезней, и лишь единицы брались за реабилитацию и постоянное ведение пациентов. У многих просто не было на это времени. — Я не собираюсь тратить ваше время впустую.       Леви спорить не стал, лишь кивнул, решая хотя бы проверить, что же за методы у него такие. Пока они неспешно двигались по городу в повозке, Хелен что-то беспрерывно щебетала про их с Наги гостиницу, что часто в ней останавливаются приплывающие из других стран гости. Аккерман задумчиво рассматривал причудливые здания, построенные в стиле пряничных домиков, но то и дело пробегался глазами по Томасу, который на коляске казался слишком подвижным и живым. Он то и дело крутился, активно жестикулировал в разговоре, а глаза светились интересом ко всему. Он не особо вслушивался в треп Хелен и Вивьен, но слух вдруг зацепился и отчетливо уловил важные слова, которые заставили его почувствовать внезапную неконтролируемую тревогу. — … этот странный военный не рассказывал, откуда приплыл. Только говорил, что желает побольше узнать о нашей стране, был очень удивлен, что у нас отсутствует армия. Говорил, что это очень хорошо. Наги он не понравился. Было видно, будто что-то разнюхивает здесь. А потом я как-то увидела его в компании местного чиновника и очень удивилась. Мутная личность. Он пробыл у нас две недели и уплыл обратно. Правда, забыл в шкафу свою куртку, у нас так-то было достаточно жарко, ни к чему оказалась. Так вот, на ней странная нашивка с двумя скрещенными ружьями на фоне щита. Никогда до этого не видела такого обозначения…       Дальше Леви не слушал, потому что понял: йегеристы уже были здесь.