selfless and selfish

      Всё началось с лёгкого жжения в районе груди. Они с отцом завтракали, как обычно молча, когда Рюджин, коснувшись тонкой ткани старой футболки вдруг почувствовала под ней что-то холодное, металлическое. Секундой позже яркий свет озарил небольшую кухню. Вилка, которую отец сжимал в руке, со звоном упала в тарелку.       – Нет, – вырвалось из обкусанных губ. – Нет…       – Призыв, – хмыкнула Рюджин.       Они знали, что это неизбежно. Каждая ведьма в каждом уголке мира, – будь то Европа, Африка или Азия, – через пару дней после своего восемнадцатилетия получала жетон. Никто не знал, как он появлялся, в школах рассказывали сказки о заговоре каких-то древних ведьм, заключивших союз с людьми, но все знали, что это не так. При всём уважении к этим женщинам, вряд ли в их время застоя и сожжений на костре можно было придумать подобную форму. Это была магия, да, но иного порядка, более современная, и Шин не понимала, для чего это пытались так топорно скрывать.       – Я надеялся, они сделают это позже, – пробормотал отец.       – Мне исполнилось восемнадцать неделю назад, а жетоны присылают через два-три дня. Они и так затянули.       – Я всё ещё думаю, что ты могла бы подать заявление. Знаешь, то, что случилось с твоей матерью…       Рюджин плотно сжала губы, и отец опустил голову.       – Прости, – прошептал он.       – Это не лучшая тема для разговора.       – Да, я… я понимаю. После того, как она… всё идёт не самым лучшим образом, верно?       – Ну, мы знали, что это может произойти.       От его полного усталости вздоха сердце Рюджин сжалось. Он надеялся, что она поступит разумно, что, получив от матери последний (и самый ценный урок) найдёт способ отказаться от службы, но… Рюджин думала, что просто никогда не умела поступать разумно. Ей не нравилась армия, не нравились правила, по которым там жили, но силы, доставшиеся ей от предков, должны были послужить во благо.       Лекари не могли убегать от призыва.       Их долг быть там, на передовой, рядом с теми, кому нужна помощь. Много ли Шин проживёт? Скорее всего нет, но такова судьба таких, как она, – умереть, чтобы кто-то другой, пусть даже и совсем не знакомый продолжил жить. Этому учила мама, а она никогда не ошибалась.       Просто не могла ошибаться.       – Я люблю тебя, Рюджин.       – Я знаю, пап. Я тоже тебя люблю.       – Позволь я дам тебе кое-что. Твоя мать оставила это, когда уехала на свою последнюю миссию.       Дрожащими руками он открыл потайной шкафчик, встроенный в стол, и выудил маленький серебряный кулон. Его вряд ли могли оценить дороже пяти тысяч вон, но для Рюджин он в тот момент казался самой ценной вещью на свете. На металле изящными буквами было выгравировано: «Aliis inserviendo consumor».       Жетон на груди завибрировал.       – Пора, – кивнула Рюджин.       – Да… – отец сжал её в крепких объятиях, уткнулся носом в плечо, и на ткани почти сразу проступили пятна от слёз. – Я буду ждать тебя. В любой день, в любой час. Только… только вернись домой.       – Вернусь. Ты же меня знаешь, – она похлопала его по спине. – Я всегда знаю, как выбраться из дерьма.       Когда жетон с неприятным гудением начал нагреваться, Рюджин опустилась на колени. Над головой из ниоткуда появилась горящая нить, с которой с шипением падали на пол оранжево-жёлтые искры. В нос ударил запах пороха.       – Я, Шин Рюджин, торжественно клянусь соблюдать все предписания договора между людьми и ведьмами, защищать тех, кто нуждается в защите, помогать слабым и немощным.

***

      Черён услышала шаги матери ещё в тот момент, когда она переступила через порог входной двери. Воздух почти сразу наполнился сладковатым ароматом её духов, – что-то цветочное и фруктовое, приторное, – и шелестом шёлковой ткани платья. Вскоре добавились ещё шаги.       Сестра…       Когда Чэён вошла в зал для призыва, Черён инстинктивно выпрямилась, задирая подбородок.       – Мэм!       С нежной ухмылкой Чэён коснулась пальцами её волос.       – То, что я сержант армии, не означает, что я перестала быть твоей сестрой, Чер. Расслабься. Я здесь, чтобы поддержать тебя.       – Ей стоит учиться субординации, – возразила мама. – Ты знаешь, в армии никуда без дисциплины. Особенно Ли.       – Она пока не в армии, так что пусть ведёт себя как хочет. Как ты себя чувствуешь?       – Волнительно, – выдохнула Черён. – То есть… я знала, что это случится, но…       – Тебе не о чем волноваться, – отмахнулась мать. – Ты же Ли. Члены нашей семьи служат в армии с того дня, как ведьмы и люди заключили договор, так что даже не смей в себе сомневаться. Ты лучшая. По-другому и быть не может.       – Да, мэм.       Когда металл жетона стал горячее, мама опустила руки на плечи Черён, чуть сжимая. Чэён потянулась вперёд, оставляя на лбу поцелуй. При виде её улыбки, – такой нежной и полной любви, – дышать стала легче, и Черён без всяких сомнений опустилась на колени. Над головой возникла нить.       – Я, Ли Черён, торжественно клянусь соблюдать все предписания договора между людьми и ведьмами, защищать тех, кто нуждается в защите, помогать слабым и немощным.

***

      Мама плакала.       Юна слышала её всхлипы даже через закрытую дверь и сама с трудом сдерживала слёзы. Их всегда было только двое. Отец умер спустя пару месяцев после рождения дочери, а многочисленные тёти, – сёстры матери, – погибли в бою на берегу Жёлтого моря.       – Пожалуйста, Юна, – мама всем телом ударила в дверь в тщетной надежде сорвать её с петель. – Ты не должна… у них всегда будут другие!       – Не будет, мам, – пробормотала Шин.       По телевизору и радио каждый день передавали жуткие новости. Несколько лет назад в Корее активизировалась группа, называющая себя «Генца», и с того времени не прошло ни одной недели, в которую они не совершили бы нападения. Началось всё с малого, – пара убийств сравнительно важных чиновников, одобряющих ежегодные призывы, затем написанные кровью лозунги. Только за последний год во время устроенных «Генца» терактов погибло почти пятьдесят тысяч человек. Люди боялись. Раз за разом они смотрели на ведьм, – на тех, кто должен был их защищать, – и безмолвно спрашивали: «Почему вы не спасли их?».       Юна видела в их взглядах боль и отчаяние, и что-то внутри говорило, что прятаться больше нельзя. Она могла не служить, – их семья и так потеряла слишком много, – но разве в такое время можно было отсиживаться в сравнительно безопасном месте? Нет. Это было бы нечестно по отношению к другим девушкам, – её ровесницам, – которые боролись с «Генца» и умирали на поле боя.       – Это мой долг, мам. Прости.       Плач стал почти оглушающим. Резко смахнув слёзы, Юна опустилась на колени. Жетон на груди нагрелся, и приятное тепло волной скользнуло по коже, заставляя её покрыться мурашками. Из воздуха появилась горящая нить.       – Я, Шин Юна, торжественно клянусь соблюдать все предписания договора между людьми и ведьмами, защищать тех, кто нуждается в защите, помогать слабым и немощным.

***

      В зале для собраний было трудно дышать. Девушки, – только что прошедшие через призыв, – занимали ряды из скамеек и стульев, с благоговением глядя на трибуну на краю сцены. От фанфар болела голова. Рюджин хотела сбежать, уйти в парк в нескольких метрах от администрации форта, чтобы вдохнуть больше воздуха, но лейтенанты стояли на всех выходах. Их взгляды, – изучающие, презрительные, – скользили по новобранцам, и Шин чувствовала себя голой.       «Они вообще были в бою?» – Подумала она. – «Мама рассказывала, что некоторые особенно богатые ещё во время базовой подготовки покупали место в штабе. Даже здесь наверняка такие есть».       Мысли затихли, когда по рядам прошёлся возбуждённый шёпот.       – Она здесь… – сказал кто-то сзади. – О, Боже… не верю, что на самом деле увижу её!       Генерал Квон поднялась к трибуне так же, как королевы поднимаются на трон. Чёрная форма с корейским флагом на правой стороне идеально подчёркивала красивую фигуру, особенно выделяя сильные плечи и тонкую талию. Приятного оттенка каштановые волосы были собраны в косу. С явным удовольствием оглядев забитые девушками ряды, она улыбнулась, и откуда-то сзади донёсся стон.       «Понимаю», – усмехнулась Рюджин. – «Для четырёхсотлетней выглядит горячо. Даже очень».       – Все вы – смелые и сильные девушки, воины, готовые отдать самое ценное, что у вас есть, – ваши жизни, – для защиты других, и я горжусь вами. Я горжусь каждой из тех, кто ответил на призыв, и презираю тех, кто сбежал и струсил, потому что они не достойны и пыли с ваших ботинок. Вы, – каждая из вас, – надежда этой страны, и для меня будет высшей радостью знать, что будущее лежит на столь крепких плечах, – она прижала руку к груди. – Ура!       – Ура! – Закричали в зале. – Ура! Ура!       «Неплохо для будущих мертвецов».       Когда торжественная речь генерала закончилась, место за трибуной заняли лейтенанты. Говорили примерно о том же, – вера в светлое будущее (наверняка фальшивая), надежда на новый призыв и ещё много наполненных пафосом слов о гордости и уважении к каждой. Большинство их тех, кто окружал Рюджин, слушали это с горящими глазами, но она с трудом подавляла грустные смешки. Уже через три-четыре месяца половину из них разбросали бы по разным странам, раздав самоубийственные приказы. Статистика была неумолима, – из двадцати тысяч призывниц до тридцати доживало около пяти тысяч. К пятидесяти количество выживших сокращалось до одной тысячи.       – Итак, – от громкости голоса Шин инстинктивно подняла голову. За трибуной стояла смуглая коренастая женщина лет тридцати. По левой стороне лица, – от виска до уголка губ, – тянулся глубокий и побелевший от времени шрам. Часть особенно длинных чёрных прядей спадали на лицо, едва не закрывая глаза, – такие же чёрные и глубокие, почти магические. – Я не собираюсь занимать ваше время, рассказывая, как рада, что вы откликнулись на призыв. Меня зовут лейтенант Пак Джихё, и моя задача – помочь вам пережить время обучение и сделать из вас настоящих солдат. Те, кто попадёт ко мне, будьте уверены, к концу этого времени вы себя не узнаете. А теперь посмотрите на свои жетоны, – на них номер комнаты, в которой вы будете жить до окончания обучения. Ваши соседки – ваш отряд, на следующие четыре месяца самые близкие для вас люди. Всё ясно?       – Да, мэм.       – Громче.       – Да, мэм!       – Отлично, – лейтенант Пак кивнула. – Теперь отправляйтесь по комнатам. Живо!

***

      Комната выглядела чуть лучше, чем Рюджин ожидала. Она была рассчитана на трёх девушек, и каждой из них полагался собственный шкаф на шесть полок, удобная кровать с совсем новым матрасом и даже письменный стол с набором тетрадей для многочисленных уроков по тактике и истории ведьм. На полке уже стояли книги, – что-то из теоретиков военной стратегии.       Милая на вид брюнетка уже раскладывала свои вещи. Едва увидев Шин, она бросилась ей на шею, обнимая так крепко, что рёбра слегка затрещали. В её больших чёрных глаза промелькнули искорки искренней радости.       «Застряла в комнате со щенком в человеческом теле», – отметила Рюджин с иронией.       – Я Шин Юна, – поняв, что объятия затянулись, брюнетка протянула ей худую руку.       – Шин Рюджин.       – О, у нас одинаковые фамилии. Круто!       – Ага, очень. А третья?       – Прямо за тобой.       Потребовалось меньше секунды, чтобы её узнать. Последние несколько лет ни один новостной репортаж не проходил без новостей о ком-нибудь из огромной семьи Ли. Они руководили войсками почти в каждом уголке земного шара, боролись с агентами «Генца», предотвращая теракты. Кажется, одна только генерал Ли, – очевидно, мать этой девушки, – арестовала не меньше десяти агентов. Впрочем, вряд ли это слишком помогало в борьбе с «Генца». Агенты были слишком замотивированы, верили в собственную правоту и не сдавались даже под пытками.       – Ли Черён.       – Шин Рюджин.       – Та самая Ли Черён! – Юна едва не подпрыгнула. – Я… я читала историю твоей семьи. Это… это впечатляет! То есть… члены твоей семьи служили в армии со дня её основания, и это…       – Впечатляет, – закончила Черён без особого энтузиазма. – Да, я поняла.       – Я слишком много говорю? Извините, это просто… думаю, мне стоит заткнуться. Рюджин пожала плечами.       – Думаю, к этому можно привыкнуть.       – Если вам будет некомфортно, просто скажите.       – Скажем, не сомневайся, – хмыкнула Черён. – Теперь давайте перейдём к более серьёзному вопросу. Кто будет спать на отдельной кровати?

***

      Возможно, новые матрасы были не такими уж и удобными. Рюджин провела час, пытаясь привыкнуть, что видит не знакомый потолок комнаты, а основу другой кровати. Сперва одеяло казалось слишком мягким, затем почему-то начало покалывать, но последней каплей стало то, что обе стороны подушки оказались тёплыми.       «Ненавижу это место», – подумала Шин, опуская босые ноги на холодный паркет. По коже пробежали мурашки. – «Сука».       Черён спала, отвернувшись к стене. Юна прижимала к себе огромную мягкую игрушку и мило посапывала. Поправив съехавшее одеяло, Рюджин усмехнулась и тихо выскользнула в тёмный коридор. Лейтенант, патрулирующий его, лишь прошлась по ней равнодушным взглядом и полным усталости хриплым голосом произнесла:       – Туалет – последняя дверь справа.       – Спасибо, мэм.       – Не больше десяти минут, после – сразу в постель.       – Да, мэм.       В небольшой комнате с рядом кабинок царил такой же полумрак, что и в коридоре. Почти кладбищенскую тишину нарушал лишь звук падающих из крана капель и чьё-то приглушённое дыхание. Лишь присмотревшись, Рюджин увидела на подоконнике незнакомую девушку.       На вид ей было около двадцати. Рыжие волосы волнами рассыпались по хрупким на первый взгляд плечам, спадая на небольшую грудь, прикрытую лишь потёртой тканью широкой армейской майки. Часть её слегка задралась, обнажая живот и часть белья, – узких боксеров. Прежде, чем Шин успела осознать, насколько нагло выглядит со стороны, её взгляд уже успел пройтись по стройным ногам.       – Привет, – дружелюбно улыбнулась незнакомка, зажимая между изящных пальцев тонкую сигарету с кнопкой. – Призывница?       – Да. Первый день.       – Ну, как и всех. Можешь сесть, если хочешь. Я не собираюсь тебя выгонять.       – Я и не думала… – собственный голос показался Рюджин слишком тонким, и она прочистила горло. – Вы же не лейтенант, верно? Значит, не имеете никакого права меня выгонять.       – Какие умные сейчас новобранцы. Да, я рядовой первого класса Хван Йеджи. А ты, мисс умная призывница?       – Кадет Шин. Рюджин.       – Рю-джин, – она повторила имя по слогам, будто пробуя его на вкус как сладкую карамель. – Красивое имя для красивой девушки.       – Да, твоё тоже… эм… красивое.       – Как и я, – Йеджи подмигнула. – Садись. Я терпеть не могу курить в одиночестве.       – Ты же не сидела здесь, ожидая, когда кто-то придёт?       – Может быть да, а может и нет. Не знаю, я вообще не хотела курить, но что-то подтолкнуло меня. Может какой-нибудь милый ангелочек с крылышками решил, что таким образом должен познакомить меня с тобой? Хочешь?       – Не курю, – покачала головой Рюджин.       – Я и забыла, какие вы, малыши, правильные. Не курите, не пьёте… хотите умереть здоровыми?       – Хотелось бы вообще не умирать.       – Ну, не у каждой получится. Я здесь уже год. В прошлый призыв армия получила около пятидесяти тысяч девушек. Ты же знаешь, как проходит распределение? Особенно выдающихся раскидывают в колледжи по стране, остальные – на пушечное мясо. Из моего призыва туда попало около сорока тысяч. К этому году в живых осталось только двадцать тысяч.       – Потери неизбежны.       – Само собой, – кивнула Йеджи с грустной ухмылкой. – Особенно для таких, как я.       – Таких… ты некромант?       – Предпочитаю термин «некро», но да, моя специализация – трупы и прочие мрачные вещи, от которых такие милые девочки, как ты, обычно падают в обморок.       – Я лекарь, так что меня подобное дерьмо не пугает.       – О, – во взгляде Йеджи проскользнуло что-то, напоминающее уважение. – Хорошо, потому что обычно новички, да и те, кто постарше, стараются держаться от нас подальше. Это что-то вроде суеверия: если держаться рядом с теми, кто имеет дело со смертью, то умрёшь раньше. По статистике они умирают не из-за нас, но кого это волнует?       – Верно. От меня дома тоже старались держаться подальше, пока не заболевали. Считали, что я переношу какие-то болячки, потому что исцеляю каждого.       – Ну, люди – идиоты, – заключила Йеджи. – И ведьмы тоже. Думаю, каждый третий – идиот. К счастью, мы к ним не относимся.       – Ты так в этом уверена?       – Я точно не идиотка, ты похожа на умную девушку. Значит, идиот – кто-то другой. Например, лейтенант, который сейчас идёт к нам. Рюджин успела только спрыгнуть с подоконника, когда дверь распахнулась. Посмотрев на Йеджи, лейтенант закатила глаза и поджала губы, всем видом показывая, что уже устала иметь с Хван дело. Некроманта отреагировала на это лишь коротким смешком.       – И вам доброй ночи, лейтенант Мо.       – Десять минут истекли.       – Конечно, уже ухожу, – Йеджи изящно спустилась на пол и отбросила ещё тлеющую сигарету в мусорную корзину. – Было приятно поболтать. Надеюсь, это не в последний раз.

***

      Уже засыпая, Рюджин видела перед глазами отблески оранжевого и глубоко-чёрные лисьи глаза, в которых блестящими искорками плясали насмешливые огоньки.       – Хван Йеджи…       Её имя осталось на языке привкусом вишни и терпкого рома, смешанного с колой. Рюджин улыбнулась.       – А ты красивая, Хван Йеджи.