Requiem

      Всегда есть вещи, которые получаются у тебя чуть лучше, чем у других. Определённые предрасположенности, искать причину которых бессмысленно. Мэтт придерживался теории, что виной тому череда случайностей, благодаря которым ты начал увлекаться рисованием, музыкой, математикой, гуманитарными науками — без разницы. Что-то когда-то случилось, в чём ты, естественно, никакого осознанного участия не принимал — и теперь тебе даётся это дело лучше, чем другим. От тебя же зависит лишь то, собираешься ты вкладывать время в совершенствование или положишь на пыльную полку к остальным умениям «никогда не вспоминать». Бывают, конечно, и гении. Рождённые с «даром». Но и тем не всегда хочется прилагать усилия для развития. Их выбор. Мэтт всё прекрасно понимает.       Для него это будто схема прокачки в видеоигре. У твоего персонажа есть изначальные характеристики в зависимости от выбора расы, прокаченные больше остальных. Целесообразнее продолжать, вкладываясь именно в них, а не качать физический урон маленькой девочке-эльфийке в ММО, ведь есть отдельная группа воинов, которые в любом случае будут превосходить её в грубой силе. Если ты можешь скастовать ледяное заклинание, то зачем заносить руку для удара? Баланс.       Но есть уникумы, которые зажимают скип во время обучения, а потом стараются улучшить всё, что только можно. Начиная с прокачки скорости персонажу, который должен стоять на месте и бить с расстояния, заканчивая максимальным заполнением инвентаря всякой рудой, в то время как кузнечное дело невозможно для выбранной расы. Мэтт считал Мэлло именно тем самым игроком, который, воскликнув: «Обучение для слабаков!», умирает на первом же боссе, потому что без понятия, какой кнопкой уклоняться. А потом идёт в сотый раз на битву, подбирая стратегию самостоятельно, даже не силясь заглянуть в гайд. Конечно, победа поражает воображение, ведь никто прежде так не поступал, никому не удавалось победить именно этим способом! Только вот к тому моменту, как ХП босса опускается до нуля, все уже на другом уровне.       Мэтт же прекрасно знал свои сильные и слабые стороны. Но какие-то таланты открываются совершенно случайно, когда ты этого не ожидаешь.       Например, парень не мог представить, что у него настолько хорошо получается ориентироваться на местности. Почему-то он, куда бы ни шёл — всегда интуитивно мог предположить: через сколько кварталов ближайшая аптека, магазин, где будет небольшой переулок между домами. Хотя никогда не бывал в этих краях. Мэтт будто точно знал логику расположения каждого объекта инфраструктуры, мог прикинуть карту небольшого города, опираясь лишь на изучение нескольких улиц. Когда в его руки попала карта — это даже показалось лишним, ведь кусок бумаги лишь подтверждал все его предположения о местонахождении тех или иных зданий. Оттого и добраться до Борнмута было на удивление невероятно просто.       Благодаря внезапно появившемуся умению каждый город казался знакомым, будто дом. Это давало, может, и обманчивое, но чувство безопасности, уверенности. До того, как Мэтт покинул Дом Вамми, он и не подозревал, что был там словно рыба на суше. Но всё же было кое-что, что его «радар» совершенно не улавливал.       Поля для гольфа.       Нет, серьёзно, что это ещё за хрень такая? В Борнмуте было как минимум два поля для гольфа. Знаете, сколько они занимают места? Два чёртовых гектара! Минимум два грёбанных гектара нужно, чтобы установить этот абсолютный бред, а не игру. Кто-то даже называет это спортом. Хотя подобное, по мнению Мэтта, больше похоже на шутку. Каково же было удивление парня, когда парк каким-то образом перерос в пустошь и «частную территорию», где стоит охрана.       В чём проблема? Казалось бы — возьми да обойди! Да, верно. Обойти по кругу как минимум гектар — раз плюнуть. У Мэтта же времени навалом, хоть лопатой греби. У каждой суперспособности должен быть свой криптонит, который эту самую способность полностью аннулирует. Не успел парень полноценно нарадоваться новому таланту, блуждая по городу, как обнаружил свою ахиллесову пяту. Поля для чёртового гольфа. Где-то внутри сразу поднялся жар злости и возмущения, когда его развернули от предполагаемого маршрута шевелить ножками в обход. Вот кого, скажите на милость, охраняют на этой частной территории? В декабрь месяц! Когда богатенькие дяди уж точно не щеголяют там в коротеньких белых шортиках, разъезжая на гольф-каре без окон и дверей. Как вообще можно относиться серьёзно к месту, где старые клячи в полуприседе мутузят по маленькому шарику невеликих габаритов клюшкой?       Если люди действительно считают это занимательным, то Мэтт готов поспорить, что они никогда в жизни не держали в руках джойстик, пока на экране телека включена хорошая игра. Да вообще любая игра! Даже тетрис не выглядит так нелепо и глупо.       Юноша несколько секунд молча покорил себя за то, что посмел сравнивать великий тетрис с гольфом, ибо, как ни странно — это была его самая первая игра. И набивание новых рекордов было потрясающим занятием. Так что он оставит тетрис и лучше сравнит гольф с больной фантазией какого-нибудь пожилого психа с крайней степенью старческого маразма, чьи колени не разгибались уже несколько лет от остеохондроза — вот он и решил, что все игроки будут проводить восемьдесят процентов времени в полуприседе, а остальные двадцать — в машинке, рекордная скорость которой один километр в час.       Грёбанный гольф.       Мэтт шаркнул подошвой кроссовка по мокрой траве, желая выплеснуть накопившееся негодование, но из-за всемирного закона подлости проскользил вперед, смачно шлёпнувшись на землю и разразившись отборным матом. Джинсы быстро пропитались влагой, как и ткань бордовой толстовки на локтях. Мэтт стиснул кулаки, поливая оскорблениями уже Мелло на пару с тем Недоразумением, из-за которых он во всё это влез. Одна мысль, что ему ходить с мокрой задницей, пока не высохнет одежда, уничтожала душевное равновесие, которым он доселе так гордился. А учитывая, что влажность на улице практически стопроцентная — ткань не высохнет ещё очень, очень долго. Если б не «Эти» — мог бы сейчас спокойно сидеть в тепле и мусолить в сотый раз один и тот же журнал с последними новинками видеоигр, которые совсем уже не последние.       В который раз чертыхнувшись, Мэтт поднялся на ноги, отряхиваясь от прилипших травинок, намереваясь продолжить свой путь до следующей церкви. Договор встретиться в Рождество должен был вступить в силу двадцать пятого декабря, только вот Мелло не удосужился сообщить место, а Борнмут не напоминал по масштабам деревню. Но если прикинуть в голове все возможные варианты места встречи — оставалась только церковь.       Во-первых, нигде, кроме этого места, Мелло не смог бы остановиться надолго, потому что подозрительного мальчишку из всех отелей выгнали бы взашей. Во-вторых, как бы это ни звучало, но церковь — одно из немногих мест, где тебя могут накормить за какую-то мелкую работёнку или просто за «пожалуйста-спасибо». Особенно если ты ребёнок. Особенно, если у тебя ещё не успел случиться скачок роста. Мэтт читал какую-то историю, в которой говорилось, что когда человеку совершенно некуда идти — необходимо направиться именно в дом божий. Бездомные вроде часто так делают? Без понятия. Ну и, в-третьих, в церкви ты мог торчать сколько угодно, отогреваясь от декабрьской прохлады.       А, и самое главное. Сегодня Сочельник.       Так что искать Мелло следовало именно там, как и опрашивать людей, не видели ли они кого-то, похожего на его товарища.       Однако этот вывод не умалял того, что домов божьих в Борнмуте насчитывалось не одна штука. Но и не сто. Так что задача вполне себе реальная.       Прямо сейчас Мэтт как раз держал путь к одному из отмеченных на карте храмов, параллельно покрывая обильным количеством обсценной лексики всё, что ему не нравилось. А не нравилось ему примерно всё, включая собственное положение. И собственный природный эгоизм, который решил дать временный сбой и не повести юношу в компьютерный клуб первым же делом. О нет. Нужно же сначала разыскать товарища.       Отстой.       Мэтт обязательно выскажет Мелло всё, что успело накопиться за этот марш-бросок от Винчестера до Борнмута. Как только наконец методом тыка выяснит, в каком доме божьем друг проводит Сочельник.       Религия никогда не прельщала Мэтта, а Рождество казалось не больше, чем просто праздником. Ради справедливости стоит сказать, что Дом Вамми никогда не навязывал никому никакие формы христианства, будь то католичество, протестантство или православие. Не навязывал, но церквушка на территории всё равно была. Не навязывал, но если все идут в Сочельник исповедаться — наверное, тоже надо бы? Поэтому двадцать четвертого декабря, в канун Рождества, дом пустовал. Ведь вся подготовка внешнего и внутреннего убранства к празднику протекала во второй половине дня, уже после того, как все успеют сходить в церковь. Мэтт соврёт, если скажет, что ему не нравилось слушать тишину в месте, где практически всегда шумно. А исповедь казалась уж слишком странной штукой.       О чём исповедоваться ребёнку? О том, что взял лишнюю порцию каши? О том, что поставил подножку три месяца назад? Будто бы Мэтта заставляют выдумывать себе злодеяние, корить себя за то, за что вины, откровенно говоря, не испытывает. Одним словом: париться по каким-то мелочам. А если речь не идёт о грехах, то что такого личного можно рассказать, отпустить? Мэтта ничего не беспокоило. Лишь бы было много вкусной еды, больше времени для игр и не скучно. Религия и вера — слишком сложная вещь для такого простого человека, как он. Или просто «не его».       Но вот Мелло Сочельник в церкви не пропускал никогда.       «И неудивительно, — язвительно думалось Мэтту, — он-то себе точно речь заготавливает минут на сорок: где, когда, в каком месте успел облажаться в этом году. Даже Папа Римский таких грехов не знает, которые Мелло бы на себя повесил».       Поэтому Мэтт чувствовал себя так неловко и неуютно, заходя в церковь, практически ёжась от запаха благовоний и воска, будто от холода. Он не знал, нормально ли ощущать себя «лишним» в месте, в которое могла прийти каждая заблудшая душа. Каждая — если верила? Мэтт не верил. Или даже не пытался верить. А потому кажется, будто заходя в это тёплое помещение, наполненное тихими голосами, разгоняемыми акустикой по всему небольшому помещению — он вламывается в чужой дом, где его совсем никто не ждёт. Тусклый оранжевый свет, который должен казаться тёплым, но у Мэтта вызывает ассоциации исключительно с пожаром. Скамьи из тёмного дерева кажутся чёрными и лишь блики света выдают их форму, не оставляя пятна тьмы. Может, у юноши просто отвратительное зрение? Или его мутит от всего этого обилия резких запахов. Невольно хотелось сбежать обратно в атриум, но нельзя.       Потому что на самой дальней от алтаря скамье сидела фигура, за которую Мэтт зацепился взглядом сразу же, как зашёл сюда.       Нашёлся-таки.

***

      Борнмут был идеален. Прежде всего по той причине, что Эстер прекрасно запомнила всё, что видела тут пять лет назад. Когда у Джейн не было времени ехать куда-то далеко на отдых из-за работы — их семья выбирала именно это место. Родители не жаловали отели, так что со спокойной душой арендовали домик с частным кусочком пляжа у пролива Ла-Манш. Город радовал прекрасным климатом, не вынуждая маленькую Эрин стенать от палящего солнца. Сейчас же был декабрь месяц. И два градуса выше нуля — аномально холодная температура для Борнмута.       Воспоминания окружили её, стоило уйти с вокзала. Перед глазами вставали отнюдь не улицы в настоящем, где люди спешно сновали туда-сюда, стремясь спрятаться от холодного ветра. О нет… Эрин прокручивала в голове, как же хорошо было сидеть на пляже под зонтиком и ковыряться в песке, пока родители пытались утопить друг друга в море. Из-за разной их комплекции шуточные попытки Джейн быстро перерастали в ожесточённую битву, когда для матери уже было делом чести заставить мужа упереться головой в дно. Но чаще супруга просто висла у Джона на шее, крича ему на ухо пожелания скорее пойти на корм рыбам. В такие моменты девочка воображала, что родители превратились в детей, её ровесников, и играют с ней. Не прогоняют, не отталкивают. Такие же весёлые и свободные, зовут Эрин в воду. Когда наступало время отпуска — это было похоже на волшебство, ведь из суровых взрослых в строгих серых костюмах они обращались в детей.       За неделю успевало произойти столько всего интересного. Джон постоянно подбирал новое заведение для ужина, потому что оставаться в арендованном доме считал кощунством. «Свежий воздух! Надо двигаться, ходить, а не валяться на диване! Это ты и дома можешь сделать!» Джейн же всегда была сторонницей спокойного вечернего отдыха, заявляя, что она на работе уже успела надвигаться. А Эстер было всё равно. Ей просто нравилось наблюдать за тем, что делают родители.       «Так по-взрослому, — думалось ей, — выбирать ресторан… гулять вечером и платить за ужин». Её всегда влекло подслушать, когда маме или папе звонили по работе. Их тон становился таким серьёзным, решительным, уверенным. Так много новых слов, значение которых Эрин вроде и знает, но всё равно не может связать в единую смысловую картину. По-взрослому. И так интересно. А ещё очень надёжно, когда рядом люди, которые ведут себя по-взрослому.       В такие моменты невольно задумаешься: «Неужели я тоже когда-нибудь стану человеком, который будет вести себя так надёжно?»       Эстер едва ли могла представить себя на месте Джона или Джейн, глядя на свой облик прямо сейчас. Нет в ней ни строгости, ни стойкости, ни твёрдости. Если строгость — то напускная, детская. Если стойкость — то скорее ребяческое упрямство. А если твёрдость — то глубокая обида, опять, же инфантильная.       Детская обида, наверное, самое глубокое и тяжёлое чувство, которое может быть у человека. Прежде всего потому, что она самая колкая и жестокая. Дети не идут на компромиссы. Дети не хотят вникать, почему кто-то поступил так, а не иначе. И дети не будут её таить. Отвернут голову, чтобы это заметили, ударят по рукам, не сдерживая силы, и скажут самое плохое, что только смогут придумать.       Тяжело было нащупать в себе эту взрослость даже сейчас, когда вокруг Эрин не было никого «надёжного». А она, вроде как, сама принимала решения: где будет есть и спать.       Холодный ветер трепал светлые волосы, пока в ушах стоял шум воды на абсолютно пустом песчаном пляже, явно не пригодном в такой холодный период для купания. Эстер ёжилась от холода, сидя на скамейке, которую предварительно отряхнула от песчинок. Взгляд был устремлён точно в серый горизонт, на границу водной глади и неба, что заволокли тучи. Новая информация обрушивалась на Эрин с силой ужасного шторма в десять баллов. А ведь она ещё даже не открывала флэшку. Просто решила начать смотреть на мир. И внутрь себя.       Наверняка многие решили бы, что незачем впустую тратить время на то, чтобы просто сидеть и пялиться на воду, думая, вспоминая. Ведь все эти мыслительные процессы можно проводить параллельно какому-то общественно важному делу. Но Эрин так не считала. Потому что пару минут назад в большой тетради появилась новая запись:       «Я наконец-то поняла, какого цвета мои волосы. Странно так. Раньше они есть и есть, смотрела каждый день в зеркало и ничему не удивлялась. А теперь поняла. Они как мокрый и серый песок в пасмурную погоду. Мне кажется, что если я разденусь и лягу на пляже — просто сольюсь с окружением. Но не стоит этого делать. А то ещё наступит кто».       За ней пришла следующая, навеянная воспоминаниями о родителях:       «Даже если у меня есть деньги и возможность выбирать, где я буду ужинать — это не делает меня взрослой. Интересно, как начать мыслить, как мама? Стать старше? Или посмотреть на большее количество вещей и событий?»       А вода всё шумела. Ветер усиливался. На берегу становилось всё холоднее.       Пора двигаться дальше.       Компьютерный клуб — заведение, в котором Эстер не доводилось бывать никогда, но пустая болтовня с юношей у Дома Вамми вдохновила на посещение. Любопытно узнать: куда же так хотел сходить этот трусливый Мэтт. Да и флэшка, такая вещь, которую сколько между страниц в книге ни запихивай — на них не появится содержимое. Для чтения необходим компьютер. Конечно, открывать что-то такое секретное, как послание Эл и Ватари, в общественном месте не стоит. Однако Эрин совершенно ничего не смыслила в технике, так что было бы хорошо найти человека, который за пачку денег сможет ей всё объяснить и подобрать хорошее устройство. Доу-младшая была слаба в самостоятельных покупках, а потому всегда делегировала это дело матери или отцу. Исключением становились лишь еда и книги. А вот выбирать то, что будет служить в долгосрочной перспективе, она не решалась.       Это «заведение» — Эстер не знала, к какой категории относить компьютерные клубы — не выделяло под себя отдельное здание, а находилось на цокольном этаже жилого комплекса. Если бы не указатели с названием — Вамми никогда бы его не нашла, ведь едва ли можно заметить небольшую лесенку в переулке, что даже не окружена перилами. Так ведь провалиться кто-то может… Опасно.       Но помещение поражало всякое воображение. Особенно когда отсутствовали вообще какие-либо ожидания.       Не было никаких отдельных комнат, как могла бы предположить Эстер, где стояло по одному компьютеру и каждый желающий мог уединится для эксплуатации. Всё представляло собой единую, хоть и большую, комнату с тусклым белым освещением благодаря нескольким продолговатым лампочкам на потолке. Линия пузатых мониторов тянулась по всему диаметру комнаты, образуя П-образную картину. Пространство эксплуатировалось максимально, так что даже в центре был небольшой ряд из пяти компьютеров, расставленных в шахматном порядке на столах. На каждые четыре компьютера приходилось по одному вентилятору, а самые ближние столы к чудо-ветродую заимели приклеенную на прозрачный скотч бумажку с надписью «VIP» чёрным маркером.       Неожиданно, но даже в предрождественскую пору помещение было практически полностью заполнено людьми. Для Эстер казалось таким чудным, что люди предпочитают не готовиться к празднику в кругу семьи, а проводить время в тесном помещении, в котором даже в декабрьскую прохладу будет весьма жарковато. В основном контингент состоял из представителей мужского пола самых разных возрастов: начиная с ровесников самой Эрин, заканчивая уже годящимися ей в отцы. Сказать, что в компьютерном клубе было шумно — это сильно приуменьшить. Стала понятна причина размещения этого заведения в подвале, потому что такой галдёж вряд ли захочется слушать жителям первого этажа жилого дома. Доу, считающая, что её словарный запас далеко не маленький, была действительно удивлена обилию новых слов, значение которых если и могла предположить, то не понимала, какое отношение они имеют к происходящему на экранах.       Всё чудесатее и чудесатее.       У самого входа располагался «самый главный компьютер». Почему Вамми так решила? Потому что, в отличие от всех остальных, он не был окружён другими пузатыми мониторами. Лишь какой-то худощавый парень, приблизительно двадцати-двадцати пяти лет, сидел за столом. Клетчатая рубашка с короткими рукавами, очки и внимательный взгляд, устремлённый, как ни странно, не в монитор, а на огромную кучу тщательно подсчитываемых монеток.       Видимо, чтобы посидеть за компьютером, необходимо обратиться именно к нему. Но Эстер замерла в ступоре, так как не хотела отвлекать этого молодого человека от счёта, а окликнуть, к сожалению, стеснялась, ведь тогда бы она показала и свой голос, и половую принадлежность, которая в этом заведении любому бы показалась моветоном.       Но проходили минуты. А парень всё не прекращал передвигать монетки пальцем по столу, силясь разбить гору мелочи по отдельным кучкам, которые можно разменять на бумажные банкноты. Так что Эрин сама не заметила, как увлеклась этой чудной математикой вместе с ним, наклонив голову и сощурившись, силясь уследить за быстрым движением пальцев.       Что ж, человеку у которого есть такт, может помочь только тот, у кого он полностью отсутствует.       Так что отвлечься Счетовода всё же заставил мальчик, что буквально вылетел перед Эрин, хлопнув ладонью по столу с такой силой, что стопки из монет подлетели вверх, со звоном рассыпавшись.       — Закари, мать твою, я тебя сейчас убью! — воскликнул парень, резко упершись руками в стол и поднявшись, взирая на мальчика, об имени которого сомнений остаться не должно.       — Мне нужен компьютер! — Закари пришлось задрать голову, ибо собеседник был порядком выше. А ещё тоньше. На контрасте с мальчиком это особенно бросалось в глаза. Если бы эти двое постоянно ходили вместе, то напоминали бы какой-то комедийный дуэт.       — Да ладно?! Я-то думал, учебник, чёрт его дери, по биологии, иначе зачем бы ты припёрся в компьютерный клуб! — «Тонкий» снова уселся в небольшое кресло, скрестив руки на груди. — Мест нет, — ворчливо бросил он, деловито переводя взгляд на монитор.       — А когда освободится? — законючил Зак, прилагая все силы, чтобы заглянуть в экран своего, наверно, товарища. Эстер не была уверена, что так можно разговаривать с кем-то, кроме друзей.       — Ещё пятнадцать минут, седьмой стол.       Не прошло и секунды, как собеседник закончил фразу — Закари воскликнул, косясь на Эстер:       — Я занимаю! Кит, я занимаю!       — Мне кажется, он стоял раньше тебя.       — Неправда! — с жаром выговорил мальчик, снова стукая кулаком по столу.       — А мне кажется, всё же раньше, — на лице у Кита мелькнула злорадостная ухмылка.       Закари резко обернулся на Эстер, смерив ту злым и возмущённым взглядом. А Доу же была увлечена тем, что даже она выше этого мальчика. Наверное, они ровесники. Эрин привлекло то, насколько этот Закари был похож на персонажа какого-то мультика: усеянное россыпью веснушек лицо, синие штаны на подтяжках, а насыщенно-рыжие волосы взлохматились после того, как мальчик снял шапку. Про него бы точно кто-то написал какую-нибудь сказочку.       Поймав изучающий взгляд Доу, Закари возмущенно бросил:       — Чё вылупился? — его лицо раскраснелось то ли из-за злости, то ли из-за перепада температур после улицы. Но так он стал выглядеть еще сказочнее и карикатурнее.       Эрин улыбнулась, подобравшись и расправив плечи. Пальцы сжали ручку, чернильный шарик спешно начал кататься по бумаге, выписывая послание:       «Всё хорошо, я не тороплюсь. Можешь идти вперёд меня, если поможешь мне».       — Ты чё, немой? — встрепенулся Закари, мгновенно потеряв интерес к столу Главного, полностью разворачиваясь к девочке. Злость и раздражение пропали из голоса, их сменило любопытство и воодушевление.       На секунду Эстер замерла, силясь придумать, что на это ответить. Фактически — немой она не была. Просто не разговаривала с малознакомыми людьми путём голоса. Но если Доу напишет «нет», то ответ вызовет ещё больше вопросов, вдаваться в разъяснения на которые она не горит желанием. Тем более — Закари ещё не ответил ни отказом, ни согласием на её просьбу о помощи, так что отталкивать его запутанностью собственного взаимодействия с миром не стоит.       «Типа того,» — написала Эстер, пожав плечами, повернув к мальчику планшет.       — Прикольно! — протянул Закари, делая шаг навстречу девочке, окидывая её взглядом, будто диковинную зверушку.       Ничего «прикольного» Эрин в этом не видела, но решила, что если ему нравится — пусть факт немоты будет «прикольным».       — А слышать можешь? — тут же прилетел следующий вопрос, вызвавший очередной ступор.       — Нет, блять, не может. Он же на твои вопросы интуитивно отвечает, дебил… — послышалось за спиной Закари после раздраженного вздоха.

      — А, ну да… — протянул Зак, снова окидывая Эстер серьёзным задумчивым взглядом. — Чё, внатуре немой?       — Зак! — гаркнул Кит, хлопнув по столу, за чем последовал звон монет.       «Внатуре,» — вывела Эстер аккуратным почерком на бумаге.       На лице у мальчика снова появилась улыбка, только на этот раз широкая, демонстрирующая ровный ряд железяк во рту, именуемых брекетами. Закари обернулся на стол главного, спешно договариваясь, что через пятнадцать минут в его руки перекочует компьютер. После оставленных монет на столе, к удивлению Эстер, мальчик поинтересовался о свободном устройстве для неё. Двадцать минут. То есть, вопрос «первенства» шёл о всего пяти минутах разницы? Чудно.       Закари заявил, что сядет за компьютер одновременно с Немым. Немой — это, скорее всего, Эстер. И, видимо, её новая кличка?       «Круто, у меня никогда не было кличек, — подумала Эрин, улыбнувшись, садясь на небольшой стул у входа в ожидании. — Мы теперь друзья?»       Ему тоже нужно придумать кличку. Ну, по-дружески.       Рядом плюхнулся Закари, отчего стул немного покачнулся.       — Во что играешь, Немой?       В руках нового друга зашелестела упаковка от крекеров. Эрин невольно сглотнула ком в горле. Есть хотелось ужасно, ведь последний приём пищи был около десяти часов назад. А эти крекеры выглядели так аппетитно, хоть и Доу больше предпочитала сладкое печенье, чем щедро посыпанные специями мучные изделия. Наверное, для голодного человека всё будет выглядеть аппетитно.       Проследив за взглядом девочки, Закари тут же протянул раскрытую упаковку. Сердце защемило от благодарности и губы сами растянулись в улыбке.       «Я не играю,» — стала ответом надпись после того, как Эрин вытерла пальцы о небольшой платочек, который достала из внутреннего кармана пальто. Она не спешила снимать верхнюю одежду, так как все крючки были заняты, а вешалка больше походила на монстра из-за того количества одежды, что накинули на неё посетители.       — Прям вообще?! — лицо Закари исказилось в изумлении и даже возмущении. Куда более наивном и менее злом, чем у того мальчика из Дома Вамми. Эстер подумала, что ей это нравится. — Зачем же ты сюда тогда припёрся?       «Помощь нужна. Мне нужно купить компьютер, а я ничего в этом не смыслю». Немного подумав, Эрин добавила: «Ну, и придумать, где его поставить».       — Ты бездомный? — Зак смерил Доу недоверчивым взглядом.       «У меня есть дом, но тут его нет».       — А откуда бабки на компьютер? — понизив свой голос до шёпота и с опаской повертев головой по сторонам, спросил Зак. — Спёр?       «Я не вор!» — Эрин даже встряхнула планшетом, ткнув им в лицо новому товарищу. Вамми в жизни ничего не крала! Только брала без чужого ведома, но все эти вещи, по крайней мере юридически, никому не принадлежали, даже государству, так что наличие их у Эстер не является воровством.       Мальчик снова деловито окинул Доу взглядом, вытирая пальцы в солёной крошке о красную футболку. Закари выпрямил спину и гордо поднял подбородок, но всё равно не казался выше, а вот солиднее — это точно. Снова мотнув рыжей головой по сторонам, прошептал:       — И чё, сколько есть?       Точную сумму Эрин не знала, ведь отдавая деньги пачками, не считала их.       «Много».       Звякнули заклёпки кейса, и из-под приоткрытой крышки Закари явилось конфетти из денег. Трусы, к слову, тоже.       — Эй-эй-эй! — Закари с силой надавил на верхнюю стенку чемодана, снова её закрывая и ещё активнее таращась по сторонам. — Ты что, совсем больной?! Вдруг кто увидит!       Да, трусами лучше не светить. Как-то Эстер об этом не подумала.       Но Закари, видимо, уж слишком сильно впечатлился женским нижним бельём, потому что начал активно собираться, периодически постукивая ногой по чемодану, убеждаясь, что он надёжно закрыт. Потянулся рукой к вешалке за своей курткой, умыкая ещё десять неопознанных, что лихо попадали от спешки, с которой товарищ сорвал верхнюю одежду. Шапка неровно и криво снова была натянута на рыжую голову, а половина кнопок на куртке проигнорированы. «И так сойдёт».       Обернувшись на Эрин, Зак сделал несколько быстрых движений кистью, мол, «в темпе, в темпе». Девочка в спешке не видела смысла, ведь она своё пальто и не снимала, чтобы так быстро натягивать его обратно. Но всё равно поднялась со стула, отряхиваясь от крошек крекеров, и поудобнее ухватилась за ручку чемодана. Даже такая скорость не удовлетворила Закари, и тот, схватив её за руку в перчатке, силком потащил на выход, игнорируя прилетевшее в спину от Главного: «Эй, куда, а компьютер?»       Морозный воздух быстро обволок тело, стоило дуэту взлететь по лестнице наверх. Девочка едва успевала перебирать ногами, из-за чего чётко смотрела в землю, боясь споткнуться. А надо было прямо. В спешке она задела чемоданом какого-то юношу, что непременно полетел бы по ступеням вниз, если б не реакция Вамми.       Вырвав конечность из рук Закари, она ухватила несчастного под локоть, не давая тому поцеловаться с бетонным полом. Эстер выдохнула одними лишь губами тихое: «поймала», смотря широко открытыми глазами на юношу, одетого несвойственно легко для такого холодного сезона. На полный беспокойства взгляд тот лишь оскалился, резко вырвав локоть и восстановив равновесие синхронно тому, как Зак снова ухватил Эрин за перчатку, потянув в противоположном направлении.       Когда Вамми увидела холодные, словно изо льда, глаза незнакомца, невольно задумалась: какого цвета были её собственные?       Но на раздумья не было времени, ведь новый товарищ продолжал тащить Эрин всё дальше и дальше от компьютерного клуба. На улице уже успели зажечься фонари. Зимой, как всегда, темнело рано. Сейчас, вероятно, было уже около восьми часов вечера. Эстер взглянула бы на часы, но обе руки были заняты: за одну её тащил Зак, а другая удерживала кейс, который было бы тяжело поднять выше, чтобы задрать рукав. Так что ей оставалось лишь гадать. На миг в сердце появилось беспокойство: не потащил ли Закари её в какие-нибудь неприятности? Но она быстро откинула эту мысль, ведь как человек, похожий на комедийного персонажа из мультика, может вовлечь её в беду? Это было бы немыслимо. И совсем не по-киношному.       Асфальт мог быть покрыт снегом, падающем на него и сразу тающим, будь температура на улице хотя бы градусом ниже. Но сейчас он был мокрым от мелкого дождя. От дороги отражался оранжевый свет фонарей, и Вамми чувствовала, что начинает хуже ориентироваться, ведь весь Борнмут много лет назад она запоминала дневным, а в такое время суток они с родителями либо ездили на машине, либо находились исключительно в области арендованного дома. До него было далеко. Эта часть города ей неизвестна. Скорее всего, по той причине, что туристические районы у пролива и центра остались позади.       Долго они не шли, уже через десять минут Закари отпустил руку Эстер, зайдя за какой-то жилой комплекс и усевшись на детской площадке. Многоквартирный дом нисколько не отличался от того, в котором был компьютерный клуб, так что Доу нахмурилась, подумав: «Не пришли ли мы вдруг туда, откуда уходили?» Но это было не так.       Вокруг компьютерного клуба было шумно, ведь сразу за углом находилась проезжая часть, множество супермаркетов и магазинов, что светили неоновыми вывесками. Тут же царила практически полная тишина. Не жуткая, словно на город сбросили бомбу, что уничтожила всех людей и оставила нетронутыми здания. А вполне себе обычная: где-то вдалеке лаяла собака, были слышны редкие машины, хлопанье дверей подъездов. По всей видимости — спальный жилой район. Эрин в подобных никогда не была, ведь выросла, окружённая частными домами, у каждого из которых имелась своя территория, в пригородах Лондона. А многоэтажные жилые здания казались ей жутковатыми, ведь тревожно было представить, чтобы за соседней стеной жил кто-то, совершенно тебе незнакомый. Не то, что на соседнем участке — это создавало хоть какое-то уединение.       Скамья была мокрой и холодной, но ни Вамми, ни, по-видимому, Закари это нисколько не смущало, когда они плюхнулись на неё. На площадке детей не наблюдалось: все горки и качели покрылись влагой. Но не только по этой причине. В конце концов, завтра Рождество. Люди хотят остаться дома, в кругу семьи, и готовиться к празднику.       Эстер не успела дописать вопрос: «Что мы здесь делаем?», как раздался голос товарища:       — Не знаю, откуда у тебя столько денег, но я помогу тебе вообще всем, чем хочешь. Хоть компьютер, хоть дом, хоть яхту.       «Мне не нужны дом и яхта. Мне нужно место для жилья и компьютер».       — Да понял я, понял! — раздражённо пробормотал Зак, поправляя на голове шапку. — Я это к тому, что никому ничего не скажу, если, ну… — товарищ покосился на чемодан.       «Я дам тебе деньги и ты всё мне принесёшь?»       — Да, именно, — закивал он, — всё-всё.       «Ладно».       Закари вздрогнул и нахмурился:       — Так просто?       «Почему должно быть сложно? Я даю тебе деньги, а ты организуешь мне место для жилья и соберешь компьютер. Ты же можешь это сделать?»       Новый знакомый задумчиво побарабанил пальцами по коленям. Шмыгнул носом, пожевал нижнюю губу. Молчание продлилось около десяти секунд, после чего Закари снова посмотрел на Эстер:       — Ты пиздец какой странный, ты в курсе?       «Можешь или нет?» — стало ему ответом.       Если деньги могут купить человеческое безразличие, человеческое молчание, то они же должны решить проблему отсутствия документов, чтобы снять себе жильё. Ей плевать, сколько пачек купюр нужно отдать этому мальчику, чтобы он нашёл посредников, которые всё организуют. Деньги для неё не стоят ровным счётом ничего. Плевать ей на эти бумажки. Этого ресурса настолько много, что нет нужды беспокоиться ближайший год. Потратит много — ближайшие месяцы. Ближайшие дни. Ей просто нужно прочесть эту несчастную флэшку, чтобы это ярмо на шее наконец стало легче. Хотя бы немного. Хотя бы на год. На месяц. На день.       Нет того, что она смогла бы утратить. Деньги — это приходящее и уходящее. Их печатают каждый день. Отдавая их, она не чувствует, что бросает что-то, что никогда больше не сможет вернуть назад.       — Ты не понимаешь, что я просто могу побить тебя и забрать деньги? — бросил Закари, серьёзно смотря на Доу.       Ой, об этом она как-то не подумала.       «Ну нет».       — Нет?       «Не делай этого, пожалуйста».       — Ты издеваешься?! — воскликнул мальчик, резко поднявшись со скамьи и топнув ногой.       «Нет, я пишу: по-жа-луй-ста».       — Я умею читать! — гаркнул Закари, зло сощурившись.       «У меня много денег. Я дам тебе часть просто так, если ты поможешь мне с…» — Эстер почувствовала, что её рука устала писать на холоде, так что она просто провела стрелочку вверх к пунктам о жилье и компьютере.       — Если ты пишешь «если», то это уже не «просто так»!       Эрин зачеркнула слово «если».       — Это не так работает!       Подавив усталый вздох, Эстер закрепила новую страницу. Люди просто невыносимо нудные существа. Вечно хотят усложнить что-то элементарное и свести к плоскости объемное. Её рука с раздражением царапала ручкой по листу, вырисовывая схему. На вершине появился человечек-треугольник с чемоданчиком — Эрин. От него вниз была проведена стрелка к кружочку — Закари. Вдоль стрелочки, недолго ломая голову, Эрин нарисовала знак доллара, означавший деньги. От кружочка стрелка повела к домику и компьютеру. Знак доллара также был над ней. А домик и компьютер вели за собой указатель на Треугольник, но теперь под долларом значилась дробь и двойка.       «Я даю тебе в два раза больше, чем ты потратишь на мои нужды. Половина твоя. Делай с ней, что хочешь — хоть сожги, хоть папье маше слепи. Мне всё равно. Ты поможешь мне или нет?» — Эрин три раза гневно обвела свою схему, жалея, что у неё под рукой нет красного перманентного маркера, который мог бы подчеркнуть самое важное.       Закари помялся ещё несколько секунд, смотря то на схему, то на Эстер, что не собиралась опускать планшет для новой надписи.       — Мне четырнадцать, что я вообще могу сделать? — он покачал головой, но по интонации Доу уже знала — он согласен. Когда нужно, все ищут решение, а не оправдание.       Десятки людей до Зака точно так же качали головами, шли на сделку с совестью, с гордостью, с выдуманными друзьями — неважно — но сделка всегда заканчивалась тем, что они брали деньги. Вопрос лишь в том, какая толщина пачки купюр. Абсурд. Если так задуматься, то человек может быть тупым, слепым, немым, посредственным и неамбициозным — главное, иметь деньги и полное отсутствие самоуважения и человечности. Самоуважения — потому что сможет ли человек выдержать, что всё что у него есть — достигнуто не собственными усилиями, а стопками бумаг? Человечности — потому что можно ли принять тот факт, что, кроме как мешок денег, ты ни для кого интереса не представляешь?       Эстер бы хотела вообще ни для кого никакой интерес не представлять. Но, так уж получилось, что родной папаша снабдил её деньгами на взросление, которые просто копились всю её жизнь, потому что Джон и Джейн из тех людей, которым для «сделки» нужно нечто большее, чем бумага с банкнотой. Копились, копились, а теперь Эрин без раздумий разбросает эту, как ей казалось, «подачку» по всему земному шару. Если она не добилась такого состояния сама — оно ей не принадлежит.       А чужое всегда отдавать легче.       — Идём, — Закари снова ухватил Эрин за кисть, будто она сама двигаться не в состоянии, и повёл к одному из подъездов.       Выходит, он изначально привёл Эстер в это место, прекрасно зная, что в итоге поможет ей?       Так оно и вышло.       Семнадцатый этаж, последняя по коридору дверь, от взгляда на которую в голову сразу же приходит мысль — тут никто не живёт. Пока пара проходила вдоль ряда других квартир, Эрин смотрела в пол, следя за мокрыми следами, ведущими то к одной, то к другой двери. К квартире с номером сто восемнадцать не вели ни одни. Даже коврика у порога не лежало, что уж очень сильно бросалось в глаза на контрасте с остальными дверями в коридоре. Вамми с любопытством разглядывала коляски, мячики, самокаты, доски для сноуборда, велосипеды, выставленные в небольшом коридорчике, ведущим на лестничную клетку — столько вещей разных людей, живущих в соседних квартирах, стоят так рядом, будто принадлежат одному человеку, семье.       Но под номером сто восемнадцать не было ничего. Ни коврика, ни влажных следов, ни обувницы. Рядом с этой дверью будто зависла тишина.       Однако ключи у Закари были.       Но до того, как он вставил их в замочную скважину, Эрин перегородила её канцелярским планшетом:       «Чья это квартира?»       Ключ стукнулся о бумагу, создав небольшую вмятину, за чем последовал раздражённый цок:       — Моей бабки, — Закари повёл рукой в сторону, отодвигая планшет ключом, — Она уже полтора года в доме престарелых. И я сомневаюсь, что она вернётся, — на секунду запнувшись на слове, он добавил: — Ну, скоро вернется.       Из домов престарелых редко возвращаются. Но Эрин, пожалуй, не будет тратить листы для очередного замечания, ведь и так израсходовала их сегодня до неприличия много.       Столько вещей, сосредоточенных в таком маленьком пространстве, Доу никогда не видела. Если бы ей кто-то дал задание изучить и описать каждый предмет, который есть в квартире — потребовалось бы как минимум несколько часов на один лишь коридор, и это она ещё не заходила в остальные комнаты. В первую очередь её сердце замерло при виде огромного количества чудесной вышивки в круглых пяльцах, висящих прямо на стене. Тут были и котики, и собачки, и цветочки — на любой вкус. Пяльца были разных размеров, создавая единую, хоть и абстрактную, картину. Ромашка — первое, что бросилось в глаза на стенке между двумя дверьми.       Вокруг круглого пяльца с жёлтыми нарциссами было пять овальных, и на каждом, на каждом — цветы. Ирисы, фиалки, колокольчики, гладиолусы, орхидеи, гортензии… Вамми так и замерла, не разуваясь, пожирая глазами потрясающую вышивку, от которой спирало дыхание, а кончики пальцев подрагивали от желания: подойти, прикоснуться, ощутить каждым нервом, что это за ткань, какие нитки, как сделан узор, складывающийся в такую картину.       Но это не всё. Только в коридоре Эрин бы могла провести часы, рассматривая небольшие хрустальные и фарфоровые статуэтки, вязанный коврик с увлекательнейшими кисточками, картины в рамках. И всего настолько сильно хотелось коснуться, что Вамми невольно сжала рукав пальто, лишь бы хоть чем-то занять руки, ведь чемодан с грохотом был опущен на пол.       Пока Эрин пыталась сожрать вышивку бабушки Закари глазами, тот меланхолично заговорил:       — Тут много ненужного барахла, можешь сгрузить всё в одну из комнат. Соседи не любопытные, ничего спрашивать о новом жильце не будут. Если что — скажешь, что ты двоюродный внук Матильды, если они вообще помнят имя моей бабки, — мальчик двинулся к одной из дверей, и Эрин, засуетившись, просеменила за ним.       Что ж, если Вамми и слушала Закари далее, то лишь процентов на десять. Всё её внимание сейчас сосредоточилось на месте, в котором она, возможно, останется на продолжительное время. Глаза пожирали всё — от рисунка на обоях до подушечек на кресле. Не было того, что может укрыться от неё из-за плохого света или небольшого размера. Иголочки, мотки ниток, булавки — Эрин словно видела картину целиком. Для неё не существовало акцентов или обратных им — слепых зон. Хотелось раствориться, чтобы соответствовать окружению, стать набором цветных пятен, лоскутов ткани, хрустальным осколком, цветным стёклышком. Если бы была возможность провести в этом месте годы, не утруждая себя поиском еды, воды, сна — она бы это сделала. Каждое утро выбирала бы какую-то волшебную диковинку и рассматривала. В свете дня, утра, ночи, летнего солнца и зимней луны, когда тучи рассеиваются. Если бы Вамми писала определение слова «зачарованный» — описывала бы себя в этот самый миг.       Но стать частью этих красок невозможно. Ведь было кое-что, что вынуждало Эстер чувствовать себя царапиной на холсте, вырезанным черным квадратиком на чудесной картине, полной красок. Помехой, сбоем, глюком — тяготящая шею ноша. Страх перед информацией тут не напоминал мандраж, не был похож на ведро холодной воды на голове. Флэшка вынуждала чувствовать себя гнетуще. Эрин никогда не питала к каким-то цветам особой страсти или ненависти, но чёрный накопитель даже под одеждой был невыносим. Поглощающий свет, пачкающий всё, её окружающее.       Закари продолжал говорить, а Вамми продолжала не слушать, подходя к окну и отодвигая штору с прекрасным узором и тюль. Стало душно. Хотелось глотнуть уличной прохлады, но Эрин замерла, не донеся руку до оконной рамы.       Губы разомкнулись, выдыхая теплый воздух на холодное стекло и образуя небольшое мутное облачко, точку росы. Маленький мизинец вывел на окне сердечко, качающееся на волнах. И маленькую-маленькую лодочку, с которого оно вот-вот свалится.       Стало легче.       — Кстати, — голос нового товарища стал чётче, будто Эрин вынырнула из-под толщи, где любой звук превращался в гул, — зачем тебе в чемодане… ну, помимо денег… женское бельё?       Вамми запустила похолодевшую руку в волосы, озадаченно почесав затылок, после чего вывела другой рукой на стекле:       «Я извращенец».       Интересно, что было бы хуже: что Вамми женщина — или сомнительный мужчина? Не то, чтобы Эстер любила пользоваться чьей-то глупостью, но иногда же можно? Тем более, когда это никому не вредит.       А говорят ли извращенцы в открытую, что они извращенцы? Не считают ли, что назвать себя, извращенца, извращенцем — оскорбительно? Эрин часто была свидетелем, что люди могут обидеться, если сказать им совершенно очевидную правду о них. Может быть, в извращенском круге называть себя извращенцами считается моветоном? Но Вамми же не обижается, если её называют странной.       Не сказать, что обижается, даже если ей присуждают характеристики, к которым она отношения никакого не имеет. Например, принимая её за мальчика. Впору было бы почувствовать себя очень уязвлённо, но для Эрин половая принадлежность человека кажется настолько незначительной, что едва ли на этом можно заострить внимание. Внешность её никогда не интересовала. Вамми с гордостью идентифицировала себя тараканом-альбиносом.       — Ты идиот, — очередная характеристика, которую Эстер себе присудить не может, но обидной не считает.       «Случается же,» — не хотелось изрисовать всё стекло, так что буквы снова перетекли на тетрадь.       Закари бросил взгляд на чемодан, затем снова на Идиота, будто ожидая чего-то. Потоптался на месте, засунув руки в карманы, затем снова покосился на чемодан.       — Ну, я предоставил тебе дом. С компьютером получится разобраться только послезавтра… — шаркнул носком по ковру.       «Спасибо».       — Послезавтра — потому что праздники. Рождество. В магазинах не протолкнуться.       «Понятно».       Закари поджал губы, свёл брови к переносице и наконец перешёл к делу:       — Так ты мне дашь деньги или нет?       «Дам».       — Ну… Так давай!       «У меня есть несколько условий».       Иногда приходится включать голову. Эрин ненавидела это больше всего. Внутри всегда поднимается тошнота, будто она нарушает какой-то запрет. Хотя, возможно, так оно и есть.       Медлительность пропала из движений Эстер, когда она подошла к рабочему столу и аккуратным движением руки убрала с него всё лишнее на полочку, включая прекрасную скатерть. Пальцы немного дрожали, когда она складывала ткань несколько раз пополам, не желая оставлять складки и заломы. Её душу успокоил лишь факт обещания, что когда Вамми со всем закончит — вернёт вещь на своё законное место. Щёлкнул переключатель настольной лампы, а под её свет был выложен… Не чистый белый лист, как ни странно. А несколько чеков, которые Вамми сохраняла с каждой своей покупки и вкладывала в тетрадь, чтобы те не мялись.       Ручка сменилась на карандаш.       Эрин знала, что в компьютерах есть письма, которые удаляются после какого-то определённого периода. А вот нечто материальное — совершенно другое дело. Сложно наложить программный код на бумагу. Но можно заставить материал работать на тебя.       Офсетная бумага, используемая для чеков — слишком хрупкая, чтобы её можно было долго хранить. И, в целях экономии, защитным слоем покрывают только сторону печати. С другой же стороны любая ручка, а тем более, карандаш выцветает в течение нескольких месяцев, если не упаковывать послание в герметичный пакет.       Но Вамми уж очень сомневалась, что Закари до этого додумается.       Чемодан распахнулся.       Эрин расстегнула несколько пуговиц пальто, чувствуя, что становится жарковато.       «Читай очень внимательно, — карандаш двигался непрерывно, мозоли на пальцах от частого письма заныли чуть сильнее обычного. — Сейчас ты передашь ключи от этой квартиры и получишь деньги, на которые обязан предоставить мне компьютер. Воспользуйся курьерской службой доставки и закажи его на этот адрес, расплатившись наличными. Принимать и расписываться будешь самостоятельно. Не указывай своё имя. После получения передашь мне также все копии ключей от этого дома. Оставь себе лишь один — от отсека хранения личных вещей на первом этаже. Если всё сделаешь правильно — получишь первую сумму, эквивалентную вложенным тобой усилиям. Я дам тебе тысячу фунтов. Каждый месяц ты будешь приходить в один и тот же день и время — и забирать тысячу фунтов из отсека хранения квартиры сто восемнадцать. Код меняется каждый месяц. Его ты сможешь найти нацарапанным на перилах этажа соответствующего месяца. Например: январь — первый этаж. Февраль — второй. И так далее,» — Эрин обвела первую часть текста в прямоугольник, над которым написала большими буквами: «ВЫУЧИТЬ». Место на чеке закончилось.       Но, к счастью, у неё есть ещё много таких.       Недолго думая, Эстер написала: «ЗНАТЬ», за которым последовало двоеточие и следующие слова:       «Можешь забирать не всю сумму, можешь сохранять деньги там, как в банке — это неважно. Имеет значение лишь то, что тебе никому нельзя рассказывать о том, каким образом ты их получил. Не совершать большие покупки, используя своё имя. Наличные также нельзя класть на счёт, пока ты не сможешь законным образом обосновать наличие у тебя денег. Если ты нарушишь хоть какое-то правило — Банковская система обнаружит подозрительно большие траты, что не соответствует не то что твоему доходу, но и доходу твоих родителей. Что бы ты ни рассказывал — либо тебе, либо твоим родственникам присудят статью за финансовое мошенничество. Срок лишения свободы варьируется. Но за те суммы, которые можешь в перспективе заиметь — получишь немаленький штраф и срок. Если подобный расклад тебя не устраивает — обходись небольшими тратами до совершеннолетия. Не покупай транспорт или недвижимость. Не свети деньгами перед друзьями. А если на то пошло — не называй истинную причину того, откуда они у тебя».       Рука замерла на несколько секунд, Вамми размяла кисть, на выдохе написав последние строчки:       «Забери эти чеки и никому не показывай. Как только компьютер будет в моих руках — получишь первую тысячу».       Закари взял листки дрожащими руками. Он читал текст, склонившись над столом ещё во время его написания. На лице, усеянном веснушками, залегла морщина, глаза сощурились, внимательно всё перечитывая, но во взгляде прослеживалась тревога, трепет, волнение. Товарищ сосредоточенно жевал нижнюю губу, периодически словно одёргивая себя, отводя взгляд в сторону, но затем снова возвращая его к тексту. Рот открывался, воздух набирался в лёгкие — Закари хотел что-то сказать, но так и не решался. Качал головой, но сигнал к движению посылала та часть мозга, что отвечает за страх. Стоит ли во всё это ввязываться? Стоит ли это всех проблем, что могут светить мальчику в перспективе? Глупо считать, что подростки не оценивают свои действия с точки зрения риска для здоровья или жизни. Конечно, оценивают.       Но только в юных головах мысль «авось прокатит» появляется с куда более завидным постоянством, чем у взрослых. Чемодан с деньгами разложен перед ним. А небольшая пачка купюр уже приветственно лежит на столе. Если на это можно купить компьютер, то волнительно представить, что же можно купить на тысячу фунтов? А на две? А на три? Никто ничего не узнает, ведь инструкция лежит прямо у Закари в руках. Всё так подробно расписано, а чем тщательнее — тем больше доверия.       Конечно, последние слова, которые Эрин бы присвоила собственном тексту были «подробно» и «тщательно», но это Эрин. А для четырнадцатилетнего мальчика схема могла показаться безопасной и рабочей.       И показалась.       Вамми осталась совершенно одна в квартире, уверенная, что послезавтра в её дверь позвонят за первой суммой. Прочитала это во взгляде Закари. Уверенные движение рук мальчика, застёгивающих куртку, её заверили. Всё пройдёт так, как надо.       Однако оставшись наедине с самой собой, Эрин всё равно ощущала себя сердечком в маленькой лодочке, которое вот-вот накроет шторм. Она задёрнула занавески, слабо улыбаясь надписи «извращенец». На тело навалилась усталость от смеси всего. От слишком затянувшегося разговора, от приближения чтения флэшки, от холодной погоды и от голода. Но аппетита уже нет, а в сон клонит слишком сильно, чтобы дожидаться порыва сходить в магазин и купить себе печенье. Эстер сняла пальто, штаны, водолазку, оставшись в одном нижнем белье, и упала в постель хозяйки квартиры, которая уже никогда не вернётся домой. Подушки и одеяла пахли книгами. Зацепиться за этот запах — её единственная возможность не проваливаться в сон. Потому что страшно.       Эстер не хотела спать, ведь тогда придется просыпаться.       Но лимит того, что может сложиться так, как она хочет, на сегодня был исчерпан Закари.       И сон поглотил, словно болото.

***

      Он точно, на все сто процентов, вне всяких сомнений справился бы и один. Безоговорочно. Мэтт мог прийти, мог не прийти. Вообще бы ничего не изменилось. Может, его помощь даже была бы лишней. У Мелло всё схвачено, он добрался до Борнмута без малейших трудностей и даже не собирался дожидаться тут товарища. Подумаешь, обошёл пару компьютерных клубов — разве это можно считать поиском помощи? Так, мелкий пустяк, на который даже время не жалко потратить. Шесть часов — это даже не половина дня.       Ладно, может быть, Мелло был самую малость рад видеть Мэтта до тех пор, пока тот не открыл рот:       — Ну, самостоятельный ты наш, как успехи? — этот идиот решил заговорить раньше, чем они они покинули помещение с удивительно хорошей акустикой. Понизить тон Мэтту, видимо, казалось великим упущением.       — Мэтт! — шикнул Мелло, буквально силком выталкивая дебила в атриум, пока их самих отсюда не вытолкали взашей.       — Да всё-всё… — товарищ ловко вывернулся из захвата, ведь у того уже успел случиться злосчастный скачок роста. Мелло свой ещё, видимо, год дожидаться будет.       Когда товарищи вышли на улицу, Мелло на долю секунды пожалел, что покинул тёплое убежище, потому что мелкий дождь, начавшийся ещё ранним вечером, не собирался заканчиваться даже сейчас, а температура становилась всё холоднее и холоднее с каждой секундой, что они проводили вне церкви. Мелло скрестил руки на груди и шмыгнул носом, который тут же начал течь от такой резкой смены температур.       — Я смотрю ты не рад меня видеть, — Мэтт также не отличался устойчивостью к холоду, так что отзеркалил движения товарища. — А ведь я столько времени убил на обход всех церквушек… — в голосе не было слышно обиды, только издёвка, от которой хотелось утопить Мэтта в ближайшей луже.       — Зачем ты пришел? — если они будут ходить вокруг да около, то через несколько часов возле церкви появится два обледеневших трупа.       — Ты же знаешь, что я за любую активность, кроме голодовки! Как я мог проигнорировать твоё предложение пойти неизвестно куда с ничем, чтобы сделать неизвестно что? Это было бы невероятное…       Мелло не поскупился оторвать руку, чтобы наградить одноклеточное подзатыльником. Кровь разогналась по ладони и стало немного теплей. Если Мэтт продолжит в том же духе — Мелло решит «греться» ещё активнее.       — Ну спасибо! — товарищ схватился за затылок. — Всю жизнь мечтал протащиться чуть ли не сто километров ради того, чтобы меня дубасили возле церквушки в Сочельник! А как же «не подними руку на ближнего своего, который прошлёпал ради тебя более десяти километров на ногах своих»…       — Мне кажется, наличие тебя в какой-то религии страшно эту религию дискредитирует, — фыркнул Мелло, растирая кисть, — это тебе не какая-то игра. Я серьёзно отношусь к тому, что делаю.       — А я жизнь игрой и не считаю! В неё не играют — ею пылесосят.       — Ты паясничать припёрся? Тебя тут никто не держит, шуруй назад, если всё не нравится.       Нужно начинать двигаться, а не то они тут окоченеют. Так что Мелло двинулся вперёд быстрыми шагами, продолжая растирать руки друг о друга, ненавидя каждой клеточкой своего тела всё, что его окружает. Если они хотят нормально поговорить, то середина улицы точно не самое подходящее место для беседы, особенно в поздний декабрьский час. У юноши не было сомнений, что Мэтт пойдёт за ним — так оно и оказалось. Чтобы этот идиот решил вернуться из-за парочки язвительных фразочек — это было бы немыслимо. А Мелло ещё не до конца отвык терпеть товарища в приюте, так что ему не составит труда потерпеть Мэтта и вне стен дома Вамми. Тем более, тот может быть полезен. Только поэтому. Абсолютно точно.       — Куда идём? — Мэтт быстро поравнялся шагами.       — Куда угодно, где не улица, — каждая лишняя фраза отнимала единицу тепла, заполняя лёгкие холодным воздухом.       — Окей, — Мэтт ускорил шаг так, словно точно знал, куда они идут. И Мелло не видел причин ему не доверять. — Я такое узнал, у тебя челюсть асфальт пробьёт!       — Она сейчас пробьет верхний ряд зубов, — уши заполнял стук резцов друг о друга, ведь к отвратительному дождю ещё решил прибавиться не менее отвратительный ветер.       — Ну ты молчи, а я буду вести и говорить, — пожал плечами Мэтт, в очередной раз увеличивая темп шага так, что Мелло едва ли поспевал за ним.       Юноша притих, готовясь выслушать либо очередной бред, либо что-то действительно стоящее. И эта информация стоила того, чтобы остановиться посреди улицы в декабрьский мороз.