Разрезая Тьму

***

      Но всё трудней мой следующий день,

И всё темней грядущей ночи тень.

У. Шекспир

      В Хогвартсе уже начался новый учебный год, и даже Гремучая ива подготовилась к нему — облачилась в наряд из жёлто-оранжевых листьев. Всё казалось таким родным и непривычным одновременно. Война изменила отношение многих волшебников к учёбе. Некоторые не могли вернуться в школу из-за страха, который плотно сидел в груди. Кто-то просто решил не заканчивать последний курс, а сразу найти работу, пусть даже не такую престижную.       Но всё-таки многие хотели стать мракоборцами в будущем, а для этого нужно было окончить все семь курсов и сдать итоговые экзамены. Мало кому удавалось воспользоваться шансом получить диплом об окончании Хогвартса без прохождения обучения на последнем курсе. Конечно, в числе таких учеников были Гарри с Роном и Гермиона. Министр Кингсли взял их обучение и экзамены под личный пристальный контроль. Он прекрасно понимал, что Гарри и Рон точно захотят стать аврорами, и он всячески этому способствовал и помогал юным героям войны в достижении этой цели.       Многие бывшие ученики Слизерина тоже решили не возвращаться в Хогвартс. У кого-то родители были связаны с Пожирателями Смерти, что являлось серьёзным клеймом в новой послевоенной реальности. Некоторые семьи просто покинули Британию ещё во время войны, чтобы не рисковать или чтобы скрыться от сурового наказания за свои тёмные связи, в их числе была и семья Пэнси Паркинсон.       Наверное, единственным человеком, который по-настоящему скучал по этой дерзкой и смелой девушке, был Драко. Он всегда безгранично уважал Пэнси: её ум, находчивость и умение подбирать нужные слова даже в самых дерьмовых ситуациях. Только с ней он мог делиться тем, через что ему приходилось проходить, будучи Пожирателем Смерти. Он безгранично доверял своей хрупкой с виду подруге. Теперь она была невыносимо далеко от него, и достать её не представлялось возможным.       Блейз Забини тоже был в числе тех, с кем Драко иногда обсуждал свою работу на Волан-де-Морта, но тот никогда не мог понять Драко до конца. Родители Пэнси подверглись гонениям, и те поспешили уехать, в то время как у Блейза никогда не было подобных проблем. Его мать была недалёкой женщиной, которая меняла мужей, как перчатки. Её не интересовала политика, власть, она была обыкновенной домохозяйкой, живущей за счёт богатых мужчин.       — Даже удивительно, как у такой безответственной и легкомысленной мамаши вырос такой редкостный зануда, как ты, Блейз, — Драко никогда не переставал удивляться этому и часто делал это вслух, пока они чинно прохаживались по длинным коридорам Хогвартса.       Но время нельзя повернуть вспять, и в школу вернулись только те, кто был свободен от ярлыка сына или дочери Пожирателей Смерти, чья репутация не была запятнана никакими сомнительными связями или поступками.       Джинни Уизли тоже вернулась под настойчивыми уговорами Гарри Поттера, который хотел, чтобы его возлюбленная вновь попала в привычную среду и смогла бы отвлечься от тягот, которые пришлось перенести за время войны. Смерть брата сильно подкосила моральное состояние Джинни, и ей было просто жизненно необходимо хотя бы на время покинуть родительский дом, где всё напоминало ей о погибшем Фреде.       Астория Гринграсс была на год младше Джинни, и ей предстояло отучиться в Хогвартсе ещё два курса. Без старшей сестры Дафны Астория чувствовала себя необычайно одиноко, но с появлением Блейза в её жизни всё становилось более сносным. И девушка была рада, что хоть кто-то оказывал ей столь необходимую сейчас поддержку.       Отец Астории не был замечен в связях с Волан-де-Мортом и его последователями, потому что во время войны, когда Министерство находилось под властью Тёмного Лорда, ему удалось покинуть свой пост, ссылаясь на слабое здоровье. Да и нельзя сказать, что кто-то в разгар войны был особенно заинтересован хилым пожилым адвокатом. Мистеру Гринграссу посчастливилось сохранить репутацию семьи и тем самым в будущем подняться по карьерной лестнице. Теперь он занимал должность заместителя руководителя Отдела магического правопорядка в Министерстве, и это давало ему множество привилегий.       Астория испытывала двойственное чувство относительно своей учёбы в Хогвартсе. С одной стороны, ей было страшно возвращаться туда, не имея рядом с собой привычной компании в лице сестры и близких подруг. Но с другой стороны, она не могла не замечать, как Блейз Забини теперь смотрит на неё.       Познакомиться поближе они смогли только в Малфой-Мэноре, ведь Блейз и Драко были старше Астории, и во время учёбы в Хогвартсе они не так уж часто пересекались.       С первой встречи Астория почувствовала неподдельный интерес к Блейзу. Он был рассудителен не по годам, но при этом обладал великолепным чувством юмора и не был угрюмым молчуном в компании, каким иногда бывал Драко. Блейз умел найти подход к каждому, он мог разговорить немого и развеселить мёртвого. Он никогда не лез в драку первым, не провоцировал собеседника, умел слушать и слышать. В его присутствии Астории хотелось рассказывать буквально всё подряд, хотя это не было для неё типичным поведением.       Блейз вызывал безграничное доверие. Повстречав его, Астория наконец поняла, почему Драко так ценил своего друга. В отличие от вспыльчивого Теодора, который мог в любую минуту совершить какую-нибудь необдуманную глупость от обиды, Блейз всегда ставил разум выше эмоций. Рациональный ум в сочетании с открытым характером и развитой эмпатией являлись бомбой замедленного действия.       Многие девушки в Хогвартсе азартно флиртовали с Забини, но он почему-то оставался непреклонен. Драко даже прозвал его Сладким Девственником, намекая или на то, что Блейз был слишком желанным запретным плодом, или на то, что цвет его кожи был подобен шоколаду.       В день, когда Астория и Блейз приехали в школу, стояла тихая ясная осенняя погода. Ветер слегка шевелил кроны деревьев, и ребятам сразу захотелось сбежать в Хогсмид, чтобы выпить бокал сливочного пива или обжигающе горячего какао из толстой глиняной кружки.       — Кстати, Ри, я ведь не говорил тебе, в этом году я буду старостой Слизерина, — с гордостью сообщил Блейз.       — О, это и правда здорово. Я думаю, ты будешь лучшим старостой, чем Драко, — Астория усмехнулась.       — Почему ты так считаешь?       — Ты намного спокойнее, более рассудительный и справедливый, и вообще, мне кажется, что эта должность всегда предназначалась тебе.       Блейзу было приятно услышать такое о себе. Мало кто замечал его в тени красавчика Тео и звезды Квиддича Драко.       — Мне ещё никто такого не говорил, ты мне льстишь, — было заметно, как он смущается от такой искренности Астории.       — Ничуть, — Астория остановилась на полпути и серьёзно посмотрела ему прямо в глаза.       Блейз улыбнулся в ответ и продолжил тащить их большие кожаные чемоданы.       Наконец, они дошли до замка. Хогвартс приветствовал их, возвышаясь над головами спокойной кирпичной глыбой. Внезапно они оба почувствовали себя такими маленькими.       Астория посмотрела в небо, и Блейз тоже поднял голову. Они стояли рядом, не решаясь войти внутрь. Каждый из них ощущал и трепет, и страх, ведь неизвестно, что их ждало теперь там, за тяжёлыми дверьми родной школы.       — Жаль, что ты не моего возраста, я уверен, что ты бы получила должность старосты, — задумчиво произнёс Блейз.       — Да уж, стоит поставить это в упрёк моим родителям, что они не родили меня немного пораньше, — Астория рассмеялась, и Забини не мог не поддаться её чарам, рассмеявшись в ответ.       Целый день вновь прибывшие ученики разбирали свои вещи и сновали по коридорам туда-сюда. Хогвартс как будто ожил после долгой спячки. В нём снова кипела жизнь, и это не могло не радовать МакГонагалл, которая произнесла весьма торжественную и вдохновляющую речь за приветственным ужином, как в старые добрые времена.       — Хогвартс всегда будет домом для своих учеников, — закончила Минерва.       Зал разразился бурными аплодисментами.       Астория заметила знакомые лица среди гриффиндорцев, она остановила свой взгляд на Джинни Уизли. Рыжеволосая девушка выглядела такой исхудавшей и подавленной, что сердце Астории невольно сжалось. Она знала, что Фред погиб в битве за Хогвартс. Можно сказать, благодаря ему в том числе они сейчас могут снова ходить на уроки и продолжать жить обычной жизнью. Но цена была слишком высока. Астории стало неловко, и она перевела взгляд на Блейза, без которого она не представляла своё возвращение сюда.       — Можно мне посмотреть, как ты патрулируешь? — Астория спохватилась, — Если, конечно, с тобой не будет старосты девочек. И если я не помешаю. И вообще, извини, это довольно глупая и опасная затея.       — Перестань, Ри, я и сам хотел тебе предложить. Если что, я прикрою тебя перед учителями, скажу, что провожаю тебя в твою спальню, что тебе плохо спалось или что-то типа того. Сегодня мы с Миллисентой договорились, что я буду патрулировать один.       Астория утвердительно кивнула, выражая тем самым своё согласие и заинтересованность в этом сомнительном мероприятии. Но она больше не хотела быть правильной и скучной, потому что она осознала, что жизнь слишком коротка и может оборваться в один момент, а она так и не успеет испытать ничего по-настоящему важного.       — В девять у портрета около входа в нашу гостиную, — Блейз заговорщицки подмигнул Астории и вышел из-за длинного стола, направившись в свою спальню.       Наконец, тяжёлые часы в гостиной Слизерина пробили девять, и Астория из своей спальни услышала кукушку, вылетающую из них.       Она ещё раз оглядела себя в большое напольное зеркало, сказала соседке по комнате, чтобы та не ждала её и никому не говорила ни слова, и выскользнула из комнаты, ощущая какой-то первобытный трепет.       Блейз уже поджидал её у портрета, точно там, где они и договаривались. Астория несмело поправила юбку и сильнее укуталась в мантию.       — Ну что, готова? Идём?       Астория только беззвучно кивнула.       Блейз взял Асторию за руку, и в этот момент девушка ощутила, насколько её хрупкая ладонь была меньше, чем у него. Они прошли значительную дистанцию вдоль тёмного коридора и, наконец, он подвёл её к высокому заострённому окну, в котором красовалась чистая безоблачная ночь, и весь небосвод был усыпан звёздами.       — Ри, ты ведь знаешь, что означает твоё полное имя? — низким шёпотом осведомился Блейз, опаляя щёку девушки горячим дыханием.       — Угу, — ответила смущённая Астория, — Оно означает «звёздная».       — Верно, прямо как это прекрасное небо сегодня. Твои родители знают толк в именах, оно безумно подходит тебе, — на этих словах Блейза повело, и он уткнулся носом в затылок Астории. Он поставил неяркий фонарь на холодный пол.       — Я… Блейз, что ты… делаешь? — она безвозвратно таяла под его настойчивым дыханием и руками, которые уже лежали у неё на плечах.       — Астория… — Блейз резко втянул в себя аромат её волос, и этот жест был пронизан какой-то мужской силой и чистым влечением.       Его сдержанные манеры благородного рыцаря исчезали в считанные мгновения, как по мановению волшебной палочки, заставляя сердце Астории безудержно трепыхаться в груди, словно в клетке, норовя вот-вот выпрыгнуть из неё наружу.       Блейз развернул девушку к себе лицом и посмотрел ей в глаза. Его взгляд был требовательным и нежным одновременно, в нём читалась такая необузданная сила, сопротивляться которой не было смысла.       Астория не отвела взгляд. Тогда Блейз притянул её к себе и поцеловал в губы. Сначала легко и непринуждённо, а затем более настойчиво и утверждающе. Астория отвечала ему. Она уже давно хотела этого, но родительское воспитание не позволяло ей сделать первый шаг к нему навстречу. У неё на душе было так легко, она так ценила Блейза за его решимость и смелость, и каждым ответным движением языка в его рту она благодарила его. А он растворялся в её запахе, сбитом дыхании и нежности раскрасневшихся губ.       Наконец, с трудом оторвавшись друг от друга, они обнялись и затем продолжили идти вдоль длинных коридоров родного Хогвартса. Слова им были сегодня не нужны.       

***      

      Проведя почти весь выходной в кровати, Гермиона совершенно не была расстроена этим фактом. Она понимала, что усталость может лишь помешать ей воспринимать дальнейшее обучение, поэтому она не винила себя за такое праздное времяпрепровождение. Чем больше она спала, тем меньше она думала о Малфое и его отвратительном поведении. Он пока что не решался преследовать её во снах, чему она была несказанно рада.       Наконец, встав с постели, Гермиона неспешно поужинала и принялась читать. Её всегда успокаивали хорошие добротные книги, и эта была одна из них. Она часто прибегала к психологии, а Ирвин Ялом в качестве автора нравился ей уже давно и серьёзно. «Переживания другого неуловимо интимны и недоступны окончательному пониманию…» — безжалостно утверждала книга.       — Да уж, — подумала Гермиона, — Неужели какие-то скрытые переживания и терзания совести заставляют Малфоя быть таким засранцем? Я не должна его оправдывать. Пусть сам разбирается со своими тараканами.       На следующий день она проснулась пораньше, чтобы как следует уложить новую стрижку и привести себя в идеальный, можно сказать, стерильный порядок. Она не должна выдать свои мысли или беспокойство перед Малфоем. Неизвестно, что он может выкинуть сегодня.       Когда Гермиона прибыла в Министерство и добралась до нужного класса, она обнаружила, что Малфой ещё не пришёл. Она заняла место поближе к началу, чтобы лучше слышать преподавателя. Гермиона не была близко знакома с Сесилом Ли, но она слышала о нём не раз, даже от Кингсли. Во время войны он возглавлял группу по борьбе с оборотнями, и в его сферу интересов тоже входил ненавистный для Гермионы Фенрир Сивый, в чьих грязных лапах ей не посчастливилось побывать.       — Гермиона! Привет, — Падма выглядела слишком радостной для этого серого утра, но Гермиона всё равно выдавила из себя дежурную улыбку в ответ на приветствие, — Тебе круто с короткими волосами, я горжусь своей работой, — подмигнула Падма.       — Спорим, Малфой точно теперь в обморок шлёпнется, — заявил Симус.       — Симус, перестань, это всего лишь волосы, — поучительным тоном осадила его Гермиона.       — Мы, пожалуй, забьёмся на задний ряд, прости, Гермиона, но для меня эта нудятина будет невыносима, — недовольно простонала Падма, и они с Финниганом направились к последним партам, которые ещё не были заняты.       Гермиона только невольно хмыкнула им вслед, и в этот момент она вдруг заметила фигуру Малфоя в дверях класса. Она внимательно посмотрела на него и заметила, что под глазами у него опять красовались синяки, а это значило, что его опять мучали кошмары или бессонница.       — А может он просто в очередной раз напился? — подумала Гермиона, но поспешила выбросить эту мысль.       Малфой не выглядел так, как будто он был с похмелья. Скорее наоборот, его движения были точны, а взгляд выражал абсолютную серьёзность с налётом тоски.       Когда он, наконец, отыскал глазами Гермиону, то пришёл в замешательство. Он сразу обратил внимание на её коротко остриженные волосы, и что-то больно резануло его в районе груди.       Он постарался придать лицу равнодушное выражение, но с каждой секундой это становилось всё труднее.       Драко ускорил шаг и решительно сел за парту рядом с Гермионой. Она поначалу опешила от такого поворота событий, но взяла себя в руки и демонстративно развернулась, сев к нему боком.       — Что… кхм… — ему было тяжело формулировать мысли, они скакали в голове с бешеной скоростью, — Что ты сделала, Грейнджер?       — Ты о чём? — с деланным равнодушием спросила Гермиона.       Он поднял не неё тяжёлый взгляд, вынести который было нелегко.       — Зачем, Грейнджер?       — Почему тебя это так сильно волнует, Малфой?       — Блять… После лекции я хочу, чтобы мы аппарировали на стадион Кингс-Кросс. Мне есть, что сказать тебе.       — А что, если я этого не хочу?       Драко смерил Гермиону таким обжигающим взглядом, что ей стало неуютно. Но она должна была сопротивляться из принципа. Хотя бы недолго.       — Я же вроде бы ясно дал понять, что это необходимость, а не моя прихоть.       В класс вбежал запыхавшийся Сесил Ли.       — Извините, друзья, пришлось задержаться на общем собрании нашего Отдела. Что ж, надеюсь, все готовы сегодня столкнуться с вашим страхом, так сказать, лицом к лицу.       Гермиона слушала очень внимательно, в отличие от Малфоя, который был полностью погружён в свои мысли.       — Итак, я полагаю, вам знакомы виды реакций, которые человек может испытать в ответ на сильный страх, на всякий случай напомню. Всего их четыре. Первая, на мой взгляд, самая эффективная, но иногда опасная — это реакция борьбы. В этом случае, если на вас напали или вам угрожают, это вызовет неконтролируемый гнев, который побудит вас к ответной борьбе. Вторая возможная реакция — бегство. Тоже может быть эффективно, особенно если ваши с противником силы не равны. Третья реакция — замирание. Она коварная, потому что может заставить вас перестать двигаться. И последняя реакция — заискивание. Человек любой ценой пытается минимизировать ущерб от нападения, соглашаясь на условия врага.       Падма и Симус уже чуть ли не спали, сидя за последней партой, но Гермиона слушала сосредоточенно, хотя периодически её настигали мысли о предстоящем разговоре с Малфоем.       — И что ему вообще сейчас от меня надо? — размышляла про себя Гермиона.       — Мисс Грейнджер, — звучный голос заставил Гермиону встрепенуться и вернуться в суровую реальность, — Не расскажете нам, какая из реакций наиболее характерна для Вас? Полагаю, Вы хорошо смогли узнать её за время войны.       Гермиона откашлялась.       — Да, сэр, это правда. Моя реакция, которая проявлялась чаще других — борьба.       — И кто бы сомневался, — еле слышно пробурчал Малфой себе под нос.       Гермиона продолжила говорить:       — Например, у Беллатрисы Лестрейндж часто проявлялась реакция заискивания, если даже вспомнить эпизод, когда она умоляла Гарри не пытать её Круциатусом.       Гермиону передёрнуло от этого воспоминания. Гарри не раз рассказывал о мерзком поведении Беллатрисы, и каждый раз внутри Гермионы начинал закипать какой-то зловещий котёл, полный гнева, страха и отчаяния.       Драко сидел, не шелохнувшись, и только по его побледневшему донельзя лицу можно было понять, насколько неприятным для него оказалось упоминание его безумной тётки. Он сжал кулаки.       — Что ж, это довольно… неплохой анализ, — заключил мистер Ли, — Мистер Малфой, Вы подтверждаете слова вашей напарницы?       От неожиданности Драко неестественно высоко вскинул голову.       — Да, — прохрипел Малфой, и уже более уверенным тоном добавил: — Мисс Грейнджер довелось весьма близко познакомиться с моей… родственницей.       — Хорошо, продолжим нашу лекцию. Помимо приёмов самовнушения со страхом помогает бороться специальная дыхательная техника…       Все последующие слова Сесила начали сливаться в тяжёлое облако в голове Драко, пока не превратились в однообразный густой туман.       Оставшаяся часть занятия прошла ещё более скучно, чем прежняя, и под конец уже добрая половина класса клевала носом. Несмотря на важность теории, многие новобранцы считали, что практика для них гораздо важнее.       Но Гермиона не была в их числе, поэтому она прилежно записала самое важное, и под конец, когда мистер Ли объявил о конце занятия, толкнула Малфоя в плечо.       — Эй, ты там уснул что ли? — небрежно бросила Гермиона, — Ты вроде как хотел поговорить со мной о чём-то невероятно важном, раз это требует перемещения на пустынный стадион.       Малфой ничего не ответил. Он просто схватил её за руку и поволок сквозь министерские коридоры к камину, куда бросил горсть летучего пороха и громко произнес:       — Стадион Кингс-Кросс!       Гермиона даже не успела начать вырываться или ругать его на чём свет стоит, она не понимала этих постоянных бурных перемен в его настроении. То он сидел тише воды ниже травы, то бунтовал, как пятнадцатилетний подросток.       Как только они приземлились на твёрдую поверхность пустующего стадиона, Малфой подошёл к Гермионе вплотную, и, не церемонясь, схватил её за плечи, с силой тряхнув её:       — Какого чёрта ты вчера заступалась за меня, Грейнджер?       Гермиона испытала такой шок, что все слова как будто вмиг улетучились из головы. Было ощущение, как будто она забыла, как говорить на английском. Но война научила её действовать в самых неожиданных ситуациях. Поэтому, постаравшись вырваться из крепкой малфоевской хватки, она выпалила ему в раскрасневшееся лицо:       — Ты совсем больной на голову, Малфой! Раз не понимаешь, что мне давно плевать уже на твоё прошлое, раз теперь ты здесь! Работай в Отряде, докажи, что ты чего-то стоишь, а не распускай тут сопли, и не лезь в драку с каждым встречным!       Он отпустил её, и Гермиона отшатнулась, не почувствовав поддержки его рук.       — Мне нужно было убедиться, что ты искренне говоришь это, Грейнджер. За такой стрессовый метод уж извини.       — Пошёл к чёрту! — прокричала Гермиона, поправляя свою джинсовую куртку, — Думаешь, ты один здесь такой особенный? Один единственный, у кого жизнь пошла наперекосяк? Никто не знает, как с этим жить, Драко! Дай себе время, перестань видеть во всех врагов!       Гермиона уже была близка к тому, чтобы заплакать.       Малфой посмотрел на неё исподлобья, и в его взгляде читалась невероятная тяжесть и боль, которая уже стала такой привычной.       — Ты ни черта не знаешь, Грейнджер. Что со мной делала проклятая Беллатриса, почему я не мог участвовать в войне, из-за чего теперь мне каждую ночь снятся ёбаные кошмары…       — И почему ты не мог участвовать в войне? — Гермиона решила пойти до конца и воспользоваться моментом. От Малфоя было очень трудно добиться такой откровенности.       — Потому что… Моя мать… Она начала сходить с ума. Я не мог оставить её одну даже на день, потому что боялся, что кто-то придёт за ней или она сама что-нибудь с собой сделает!       Голос Драко начал срываться.       — Мне жаль. Драко, правда жаль. Но это не значит, что твоё будущее потеряно. Ты можешь теперь сделать то, что облегчит твоё чувство вины. Может быть, нам удастся поймать Сивого. Но не стоит жить одной только местью. Это не поможет… Нарциссе.       Гермиона всхлипнула. Малфой снова подошёл к ней и потрогал её короткие волосы.       — Это из-за меня? Ты отрезала их?       — Не говори ерунды, — Гермиона устало опустила глаза, — В бою с горным троллем ты только обрадуешься, что меня невозможно ухватить за длинный хвост, поверь.       — Грейнджер, я такой идиот, — и вдруг Малфой обнял её так крепко, как в последний раз.       Гермиона ошеломлённо стояла, не смея шелохнуться, пытаясь запечатлеть этот момент прилива неожиданной нежности от холодного бывшего слизеринца, который сейчас казался таким разбитым и уязвимым под этим огромным осенним прохладным небом.       Наконец, она осторожно обняла его в ответ. Она нашла в себе силы говорить:       — После этого разговора ты захочешь отстраниться. Тебе покажется, что ты сказал или сделал слишком много, я знаю, каково это. Возможно, ты возненавидишь себя за излишнюю, как тебе покажется, откровенность. Но это не ты, Драко. Это избегающий тип привязанности. Не дай ему взять верх над тобой.       Опять она назвала его по имени. У него в голове творился настоящий хаос из салютов, бомб, цветов, сердец, бабочек, тигров и танцующих чертей.       — Я ненавижу тебя, Грейнджер, — простонал Драко. Ему было больно от того, что она так правильно и безошибочно чувствовала его, залезала к нему в душу слишком глубоко и стремительно.       — Я знаю. Я тоже не очень-то… — она мягко освободилась от его объятий и слегка оттолкнула.       — Я должен уйти сейчас, это слишком…       — Я знаю, иди. Ну же, Малфой! Соберись, аппарируй давай!       Гермиона понимала, что чем дольше они сейчас пробудут вместе, тем сильнее его будет разрывать изнутри потом.       Знание психологии позволяло ей видеть некоторые ситуации наперёд, и в то же время слишком хорошо развитая эмпатия заставляла её сопереживать Малфою, создавая внутри неконтролируемую волну беспокойства о нём.       Гермиона была хорошо знакома с избегающим типом привязанности, ведь Рон, с которым она недолго встречалась ещё во время учёбы в Хогвартсе, тоже иногда проявлял поведение, характерное для этого типа. Порой он рассказывал ей, как ему хочется зарыться с головой в одеяло и никого не видеть неделями после важного разговора или откровенного акта открытой поддержки.       Но сейчас всё было по-другому. И Драко не был Роном. У него совсем другая история и их с Гермионой пути теперь были намного ближе, чем когда-либо.       Малфой аппарировал прямо ко входу в Мэнор. Он пару минут стоял на мраморных ступенях перед тяжёлыми дверьми в поместье, не решаясь войти внутрь, словно это был вовсе не его дом, в котором он провёл всю свою жизнь. Он чувствовал себя настолько оторванным от своего ужасного прошлого, и всё это было только лишь благодаря какому-то незначительному объятию на забытом богом стадионе. Тепло рук Грейнджер, её грёбаное невыносимое спокойствие в минуту его отчаяния, понимание природы его нестабильного поведения. Всё это невероятно пугало, раздражало его и выбивало почву из-под ног.       — Да кто она такая, чтобы знать меня? Советовать мне? Трогать мою душу? — такими вопросами задавался Драко, переминаясь на крыльце своего негостеприимного мрачного дома. Возвращение сюда опять превращалось в пытку.       Наконец, он решился войти. В гостиной сидела Нарцисса с кружкой чая и «Ежедневным Пророком» в бледных аристократических руках.       — Сынок, я рада, что ты дома, — радостно произнесла мать, — Как прошёл день? Что вы изучили сегодня?       — Всё хорошо, мама, я рад, что ты в добром здравии.       Внезапно в дверях возникла мрачная фигура Люциуса.       — В отличие от тебя самого, Драко, выглядишь… неважно, — с презрением процедил отец, окидывая сына пренебрежительным взглядом.       — Тебе ли судить меня, отец? — Драко завёлся с пол-оборота. Ужимки Люциуса уже давно вызывали только злость у младшего Малфоя. Авторитет отца был нулевым.       — Что ж, раз уж ты выбрал сторону, Драко, то не жалуйся и не ной теперь, что это не совсем то, чего ты хотел. И не надо строить из себя несчастного, ты просто… жалок, — процедил Люциус прямо в лицо сыну.       — Если кто из нас жалок, то только ты. Это ведь тебе приходится шататься по адвокатам и министерским конторам, вымаливая хотя бы какую-то работу, не говоря уже о том, что над тобой до сих пор висит дело, способное упечь тебя в Азкабан! — Драко редко отвечал на выпады Люциуса, но сегодня он не смог себя сдержать. Теперь у Драко появилось то, что ему хотелось защитить. Или та.       — Несносный щенок! Строишь из себя само благородство, хотя ты ничем не лучше меня, и также принял метку, чтобы выполнять волю Тёмного Лорда!       — Ты заставил меня! Я не хотел этого!       — Бред собачий, ты — точно такой же, как я. Ты всегда хотел и славы, и богатства, и был готов делать всё, что я скажу, чтобы получить это. Я не заставлял тебя.       — Я никогда не буду таким, как ты. Мне плевать на твои деньги и уж тем более на славу, теперь мы все — сплошное посмешище, благодаря тебе, такому Великому Люциусу Малфою! Отстань от меня и моей работы, и, может быть, тогда я не выгоню тебя из нашего поместья, и то, только из уважения к матери!       — Ах ты, недоносок!       Люциус погнался за Драко, размахивая потёртой тростью, но младший Малфой был проворнее и быстрее, он быстро взбежал по винтовой лестнице и закрылся у себя в комнате. Снизу до него доносились голоса отца и матери, но ему было уже глубоко безразлично, ведь он сказал всё, что хотел.       С облегчением рухнув на кровать, Драко наконец смог отдаться сну. Его усталое тело обмякло, и он не заметил, как провалился в царство сновидений, вновь и вновь попадая в несмелые объятия хрупких рук Грейнджер.