Разборки - наш хлеб

      И всё же, что со мной сегодня происходит, думал я, ожидая мелкого поганца в коридоре.

***

      После увиденного в кабинете Арины Жирайровны я никак не мог прийти в себя. Что бы ни делал — не мог сконцентрироваться. В памяти постоянно всплывала полоска кожи над джинсами, окрашенная в фиолетово-зелёный цвет… И из-за этого весь сегодняшний день я посвятил наблюдению за пизданутой обезьянкой. И должен сказать, что это было даже увлекательно в некоторой степени.       Первым, что я увидел на его лице, было секундное удивление, на следующую перемену его маска зарябила замешательством, на третьей — раздражением, а на четвёртой я наконец увидел то, ради чего и затеял всё это.       Когда увидел его синяк, первой мыслью была «неужели это я?!», но потом закрались сомнения. Я перетаскивал его в подсобку по полу, так что отбить копчик он никак не мог, даже банального синяка бы заработал. И тогда встал вопрос — кто, если не я?       Разумеется, у него много «поклонников», и я уверен, что многие хотят свести с ним счёты, но… Что-то в его поведении меня заставило об этом задуматься.       И вот сегодня мне выпал шанс лицезреть, как холодная ехидная маска Димки на секунду спадает с его лица. Это случилось, когда у наших классов совпал этаж. После звонка коридор, как обычно, заполонил топот, шум и гогот беснующейся школоты. Я уже привычно устроился у стены, захватив удачный угол наблюдения, и даже залихватски подмигнул Димке, когда наши глаза случайно пересеклись. Так как он втупую отвернул от меня нос и погрузился в своим мысли, я пытался проанализировать то, что уже успел заметить. На третьей перемене я видел, как он отшатнулся от своего одноклассника, который пытался хлопнуть его по плечу, а на второй — у него задрался рукав рубашки и я заметил зеленоватые следы на запястье, которые он пытался перекрыть кривым рисунком наручных часов. Блин, нарисованные часы? Серьёзно? Он в детсадовском возрасте застрял? Удивительно, что раньше я не замечал его ребячливости. Только вспомнить тот танец-извращенца у доски и тыкание факов из-за спины, а надписи-дразнилки? Кажется мне, я воспринимал его слишком серьёзно, всё-таки он ещё малолетка, пускай и петушится.       Но говоря серьёзно… Всё, что я видел, наталкивает меня на неприятные подозрения. И если я прав, то это многое обьясня…       Я осёкся на середине мысли, когда один из младших долбоёбов раскрутился и запульнул тяжеленный портфель в другой конец коридора. Димка вздрогнул и тут же скукожился, бросая острый взгляд на источник шума. Последовала немая сцена. Прибежал учитель, кого-то из соседнего класса повели к директору, а Димка всё так и стоял, глядя на разбитый горшок. Потерянный и забитый, с несчастным видом. Я не смог даже подойти, хотя в тот момент мне хотелось немедленно рвануть к нему, так опустошённо он выглядел. Хоть как-то отвлечь, хоть что-то сказать, но я не двинулся с места. Слишком много «но» давило на меня. «Но» — мы не друзья, «но» — он опять будет выёживаться и нарываться на драку, «но» — я не знаю, что сказать и… «Но» — я был прав…       Я не психолог, и близко не стоял, но догадался, откуда растут ноги. Все эти мелочи, вроде вечно ссутуленных плеч или того, что он всегда носит кофты и рубашки с длинным рукавом. Всё его поведение просто кричало об этом! Вплоть до язвительной ухмылки, за которой скрываются пустые глаза. Куда смотрят учителя?!       От внезапного взгляда Димки меня будто током прошило. Я был зол… Зол на всех и в первую очередь на себя. За то, что не заметил раньше. Видимо, этот мелкий говнюк обжёгся о ярость в моём взгляде, так как на секунду просто замер с нечитаемым выражением на лице, как олень перед светом фар. Я же пришёл в чувство, оборвал миг зрительного контакта и, резко развернувшись, пошёл в свой класс. Я должен убедиться…

***

      — Катерина Игоревна! Уже конец урока, могу я одолжить у вас Диму? — выкрикнул я. Да, у нас сейчас должен быть урок, да, я прогуливаю.       — Диму? Зачем он тебе?       — Его к директору вызывают, — выпалил первое, что пришло на ум, и усмехнулся. Скоро буду врать как отец, профессионально.       Вышли мы тихо. Идиот не брыкался, не кусался и весьма покладисто шёл впереди меня.       — Я, если что, дорогу знаю, так и будешь конвоем меня вести к директору или уже пойдёшь по своим делам? — фыркнул он.       — Если нужно я и под ручку тебя поведу, так что не мельтеши и шевели ластами, — съязвил я. Так и знал, что у нас с ним никогда не получится нормального диалога…       — Дай хоть вещи из раздевалки забрать, да футболку стянуть, я мокрый весь, — и впрямь удивительно покладистый.       — Жду здесь пять минут. Как только мы вышли из холла, я зажал его шею в обхват руки и свернул на лесницу.       — Э! Ты чё творишь? Пусти меня, Принц пришибленный! — вскрикнул он. Но к его сожалению в этом крыле сейчас никого не было: трудовики разошлись, а спортзал далеко.       — Заткнись и топай за мной, — я цедил слова сквозь зубы, стараясь не наводить шороху.       — Чё-о?! Да ты, я погляжу, вообще с катушек слетел! Неужели это я так тебя испортил? — привычно начал язвить Димка.       — Кажется, я просил захлопнуться! — рыкнул я, хватая его за холку.       — Я тебе, блядь, котёнок, что ли?! Ай-яй! Отпусти, псих конченый! — брыкался он.       Но мы наконец-то пришли к мед. кабинету, и я затолкнул его внутрь, запирая за собой дверь.       — Эй-эй! Ты что это удумал?! — он попятился, глядя на меня исподлобья. Крысится он точно как маленький затравленный зверёк.       Вместо ответа я толкнул его на кушетку. Его глаза несоразмерно увеличились, и на лице проступили настоящие эмоции.       — Рубашку снимай, — я с угрозой навис над ним.       — Ты… Да ты грёбаный извращенец! Хоть фильтруешь, что творишь?! Неужели наш принц-всея-школы на мальчиков заглядывается?! Вот так, сука, новость… — он выдавил из себя смешок, продолжая ершиться. А глазки-то как бегают! Небось думает, как бы свинтить отсюда. Придурок.       — С хера ли ты истерики закатываешь как припадочная девственница?       — Пф-ф, зато ты у нас, как видно, скромняга: не то что члена — женской груди в глаза не видел после мамкиной.       — Хах. Это уж по твоей части. Признай, кроме как правую руку на свиданку звать больше некого, а? Не трусь, меня твоя дрыщавая плоскость вместо груди никак не прильщяет. Да там от мужских сисек одно название, — фыркнул я, нависая над Димкой. — И вообще худосочными тушками пацанят я не интересуюсь, так что ты не заставишь меня даже покраснеть, не то что возбудиться.       — Что, бл…?! — начал он, но я, заткнув ему рот ладонью, самолично задрал край его рубашки.       Перед глазами открылась картина, от которой мне враз поплохело… огромный кровоподтёк под рёбрами (видимо, туда, куда я засадил) расплывался малиново-фиолетовым оттенком под кожей, отливая синевой и смешиваясь с более мелкими синяками и ссадинами. Увидев это, я перестал воспринимать его речь, будто мне залило уши воском или я ушёл с головой под воду… Я, не слыша ничего вокруг, содрал с сопротивляющегося девятиклассника рубашку и, прижав локтем его грудь, стащил штаны. На угловатых коленках и худых ляжках виднелись следы побоев. На тощих плечах и руках то тут, то там виднелись царапины и синяки, а про его худой торс говорить вообще не приходилось. Больше всего было синяков в районе живота и рёбер, которые выпирали, словно обтянутые кожей. Около минуты я приходил в чувство. Глаза всё блуждали по худому истерзанному телу…       Наконец я совладал с эмоциями и, рыкнув, схватил коробку с выцветшим красным крестиком. Порывшись там недолго нашёл мазь против синяков и ушибов. На моё удивление срок годности был хорошим — она свежая.       Как хорошо, что в этой конченой школе ещё обновляют медикаменты. Видимо, отец постарался. Он много денег вложил в эту чёртову школу, рад, что они хотя бы на это не поскупились.       Я открутил крышечку и выдавил на живот пацана жирную порцию мази. Он дёрнулся, но отступать было некуда — я зажал его в угол.       — Ты чё это такой добренький? — зашипел он втягивая живот.       — Зато ты у нас злющий, как горилла-одиночка. Мы друг друга выгодно оттеняем, — я невозмутимо продолжил намазывать его синяк.       — Совсем дурак, что ли?       — Наоборот, рядом с тобой таким умным себя чувствую, аж льстит. Говорю же — контраст подчёркивает наши достоинства. — Видимо, он не уймётся…       — Стопе заливать, нахера ты всё это затеял? Что-то не верится мне, что в тебе взыграла благодетель. Недавно ты явно показал своё истинное лицо. Ну и рожа у тебя, должен сказать…       — Ты что, очки посеял? Я вообще-то эталон красоты. Мистер школы, блядь.       — Во-во, на лицо красавчик, а на поверку — шкафчик. Я хотя бы не лицемерю, и все в курсе относительно моего характера, а тут — скелет за скелетом. Вот тебе и «примерный ученик». То в подсобке запрёт, то в медпункте домогается.       — Как меня забавляет эта твоя язвительность… — улыбнулся я. — И я ж не специально. Когда ты вырубился — по коридору завуч пёрлась. — Против воли мой голос затопило чувством вины. — Я временно затащил тебя в укромное местечко, решил — как очухаешься, свалишь восвояси. Кто ж знал, что тебя там закроют.       — Кто ж знал, кто ж знал, — передразнил он. — На оправдания ты горазд. Соплежуй чёртов.       — Это ты про себя сейчас? Самокритично, однако, — хмыкнул я, спускаясь от живота к коленям.       — Про тебя, идиот. Только ты у нас сначала калечишь, потом лечишь, мудак сентиментальный.       — Ох, молчал бы уже, в тряпочку. А то мне, знаешь ли, сподручнее с тихим телом возиться. Может, повторим тот вечер?       — Ну и повторил бы!       — Хм… Дай подумать… Не, всё-таки с твоим желчным нытьём интереснее. — После моего замечания про нытьё он, как ни странно, заткнулся, давая мне обработать ссадины и синяки.       — И всё равно не пойму, ты мазохист или как? Странный ты парень, — не смог удержаться я, завинчивая крышечку от мази. — Эй, подожди рубашку надевать. Пусть мазь хоть немного впитается — пятна ж останутся.       — Похер, — огрызнулся он, стеснительно и торопливо натягивая рубашку. — Задолбал, свали от меня со своей жалостью. И без этой херни заживёт.       — Вот загноится, и как пить дать — помрёшь, — я с усмешкой засмотрелся на его неловкую спешку.       — Ничего не помру. На мне всегда всё как за собаке заживало. И вообще, тебе-то какая разница?!       — Как это какая? Что я буду делать, если загнётся моя любимая груша для битья? Ты же мой единственный антистресс в этом грёбаном демократическом мире!       — П-хах. — Я удивлённо заглянул ему в лицо. Мне показалось, или он сейчас искренне хихикнул?       Завидев мой интерес, парень отвернулся и смущённо (как мне показалось) нацепил на худые ноги спортивные штаны. Те, что остались после физ-ры. Я не мог спокойно смотреть, как этот мелкий рукожопик одевается.       — Эх-ты… Дубина, кто ж так рубашку носит? — я подошёл и с силой развернул его за плечи.       Мне казалось, что он начнёт выворачиваться и как обычно язвить, но он только ошарашенно замер. Я, пользуясь моментом, мягко прошёлся пальцами по его шее, поправляя воротник, одёрнул края рубашки, расправляя складки, и быстро перестегнул пуговицы.       Дима даже не дёрнулся...       Приведя пацана в божеский вид, я хотел уж было пошутить по поводу его безропотного послушания, но, подняв глаза, проглотил зудевшие на кончике языка слова. Выглядел он до боли беспомощно: пустой взгляд, упёртый мне в грудь, глаза, что, казалось, не видят в упор — смотрят сквозь меня, и такое серое лицо, что казалось, он вот-вот расплачется или бухнется в обморок. Я, шокированный увиденным, просто примёрз к полу.       Что я сделал, чтобы вызвать у него это выражение на лице? Кажется, я каким-то блядски невообразимым образом, совершенно неумышленно зацепил что-то внутри него. Что-то, чего я не мог задеть, избивая его до полусмерти. От этого странного осознания мне сделалось до ужаса неловко, а в груди закипела злость. С чего вообще я почувствовал укол вины?!       Но секунды капали песчинками времени, а я всё не мог ничего сказать. В конце концов, мне надоел ступор парня, и я легонько тронул его за затылок. Дима вздрогнул и поднял на меня щемящий взгляд заполненных тянущей болью глаз…       — Эй, Дим, всё в порядке? — спросил я осторожно. Парень секунду потерянно всматривался в меня, но потом вздрогнул и очнулся.       — Я в норме… — пробормотал он, отстраняясь и выскальзывая за дверь.       Задержался он лишь на секунду — чтобы щёлкнуть механизмом замка. Я так и остался стоять, шокированно проводив взглядом закрывшуюся дверь.