Разборки - наш хлеб

      Надежда… Какое мерзкое слово. Самое подлое, что только есть в человеке. Меня бесит даже мысленно примерять это слово на язык. Надежда — это то, что отравляет без яда. Я совсем забыл, что чем сильнее на неё полагаешься, тем сильнее разочаровываешься. Что ж, тот вечер заставил меня вспомнить… Беспочвенная надежда попросту убивает всё потенциально хорошее.       То ли дело компьютер… Никаких ментальных составляющих. Холодный серый металл, привычный звук кнопок клавиатуры, бледное свечение экрана в чёрной комнате. Чёткость и санкционированность. Тут ты всегда получаешь в ответ лишь то что заложил, в отличие от всего людского. Вот она — красота моего мира. Ничего более чистого я никогда не видел. Компьютер — идеальный компаньон.       То чувство, когда внешний мир сужается до размеров комнаты… нет, до размеров стола, а виртуальный раскрывает перед тобой безграничные объятья своих просторов… О-о-о, я ощущаю в себе пробуждение бога. Или маньяка — тут уж как посмотреть. Судя по моему выражению лица скорее уж второе, но… никто ведь не видел, с каким выражением лица творил бог, верно?       Я зависим? Пускай так. Но это определённо заставляет меня чувствовать себя живым! Я играю по правилам, которые установили люди, но разве они сами их придумали? Я выхожу за ширму автора и поэтому я — тот, кто выигрывает. Раз за разом.       Приятная и удобная система обслуживания может сыграть с устоявшимся социумом злую шутку. В таком случае я предпочту быть шутом, который эту шутку сочинит.       Всё, что я делал, делал шутя, лишь забавы ради. Именно поэтому, даже проиграв, остаюсь в выигрыше. Просто потому, что бросил вызов. Дерзко, глупо и безрассудно, грубо разрывая шаблоны.       В любом случае, кого интересуют мои мысли? Если даже мне на них насрать.       Гений, сетевой червь, дьявол программирования живёт как скотина для битья. Губы сами расползаются в ухмылку от этого осознания. Моя реальная жизнь окунула меня в дерьмо с головой, и в черноте прямой кишки я прозрел. Это прекрасно… прекрасно, что меня не существует. Кто я такой? Школьник? Жалкий ребёнок? Раб системы! Школа, дом, потом будет уник или армия, потом работа и уютное местечко на кладбище. Скука смертная. Но у меня есть моя маленькая карманная свобода.       Имя «Грешник» тяжело даже для меня самого, но оно — моя сила. Грешник — моя жизнь, и только он может стать моей смертью. Поэтому я не боюсь отца.       Сначала необходимость возвращаться в школу казалась мне бессмысленной тупостью. Меня жутко бесило всё, что связано с этим местом. Наверное, отчасти поэтому я начал постепенно отравлять его своим языком. Забавно, но если кто-то узнает о моей «семейной», мать его, ситуации, то может подумать, что я сбегаю в школу от отца. И… ошибётся. Ни школа, ни дом, ни люди, ни тем более отец… не представляют для меня ценности. За что мне цепляться тут? Какая разница: в школе ты, на улице или дома? От себя, как говорится, не убежишь. Как только жизнь разбила мои розовые очки, всё окрасилось в реалистично-серый. Хотя… пожалуй, кое-кто всё же выбивается из общей мрачнушности. И это, как ни странно, Макс.       Да… Последнее время только он заставляет меня жадно глотать кислород и ощущать вкус реальной жизни. Отцовы тумаки уже не производят на меня эффекта «чистого листа». Теперь только Максимовы нападки несут удовлетворение. Он затмил отца, он — лучший. Только этот ублюдок вызывает во мне желание его провоцировать. А ещё мне в какой-то степени льстит, что лишь мне одному он показывает своё истинное лицо. Этот подонок становится таким красивым, когда впадает в ярость… Гримаса прожигающего внутренности гнева и слепые безумные глаза — восхитительно прекрасное зрелище. И от него меня бросает в трепет, а злорадство и ликование бутоном распускаются в груди. Кажется, я всё-таки схожу с ума, раз признал, что этот золотой пупсик может быть красив. Ну да не важно.       Я задавался вопросом, почему не могу отстать от него? Я своего добился и разбил его отчуждение в осколки. Его самообладание осыпается щепками у моих ног, каждый раз как мы встречаемся. Разве этого недостаточно? Разве созерцать позор побеждённого — это не высшая степень наслаждения? Видимо, нет. Я не знал, что ощущать чужую ярость может быть настолько крышесносно. Возможно, я просто болен чем-то неизвестным.       Но это невозможно отрицать — мне становится намного лучше после наших стычек. Я продолжал искать с ним встреч просто потому, что другие как-то разом стали скучными. Его злость и вспышки гнева будто давали мне второе дыхание. И, в конце концов, это стало чем-то вроде привычки, а сейчас подозрительно сильно смахивает на одержимость… Нужно быть поосторожнее с этим.       Вчера я не пошёл в школу. Нет, от отца мне досталось несильно. Повезло, если так можно сказать. Отделался лишь стандартной порцией синяков, да слегка ушиб поясницу, когда он затолкнул меня в комнату. Никогда больше не буду надеяться на авось — лучше сразу представить наихудший исход. Хотя в этот раз я больше страху натерпелся, чем получил. Но школу я всё равно прогулял. Просто потому что задолбался. Плохие дни бывают и у Грешника. Я даже не отписался Волшебнику: ни работать, ни хернёй страдать не было сил.       Вот странно. Ощущение, будто мне попросту не хватает порки. Порой я даже в полубессознательном состоянии умудряюсь выполнять заказы, а иногда, как сейчас, — вроде бы и выспался и вроде бы синяки заживают, и жизнь налаживается, а мне хоть в подушку сопли пускай. На душе как-то дерьмово. Но сегодня я решил всё-таки появиться на последних уроках. Пришёл только к большой перемене и лениво поплёлся в столовку. Классуха бросила на меня надменно-презрительный взгляд, мол «поговорим после уроков», и продолжила жевать свою жрачку.       А меня от столовской еды сегодня аж воротило. Наверное, оттого что с утра я ел только… две чашки кофе и… и, кажется, ещё третью успел выдуть. Н-да… Надо бы пожрать…       Что там у нас сегодня? Котлета с пюрехой и суп? Хотел бы я сказать «в топку суп, мясо рулит!», но не с моим желудком… Заставляю себя проглотить пять ложек супа и отталкиваю тарелку. Да уж, супы в моём доме бывают реже, чем здравый смысл, так что приходится довольствоваться столовской «мутной водичкой».       После того как мой желудок утяжеляется, а еда тугим комком приятно оседает в животе, я иду на инглиш. Англичанка у нас бесячая, хотя кого в этой конченой школе вообще можно назвать приятным человеком? Разве что анатомический макет человека в классе биологии. Даже местный Йорик более конструктивен в преподавании нежели человек передо мной.       Полная низкая женщина с короткой стрижкой на искусственно-чёрных волосах вечно суетится и мельтешит. Её звонкий стрекот у доски равносилен разбивающейся о темечко цепочке капелек — так же сводит с ума. Отчасти из-за этого половина материала просто проходит мимо меня. Её острый голосок прорезает даже вакуумные наушники, будто по стеклу водят лезвием. Уррх, мурашки побежали, аж поёжиться захотелось от яркой ассоциации.       Я изо всех сил стараюсь пробудить в себе способность супермена стрелять из глаз лазером, когда это исчадье ада в синей юбке бросает на меня свой взгляд намалёванных глаз.       — Димочка, прочитай нам следующий отрывок. — Вот же ж бля…       И пока я, проклиная всеми известными английскими матами того, кто утвердил эту женщину на место учителя, и бубню отрывок текста из учебника — звенит спасительный звонок.       После уроков классуха таки добивается моего прихода к ней путём банального шантажа отцом и «раздачей на орехи». Знала бы она… Хах, да не важно. Даже если бы знала — это ничего не меняет, верно?       «Интересно, что же она такого «важного» хочет донести непосредственно до моих ушей?» — думал я, нехотя подходя к кабинету. Заглянув в дверной проём, с порога слышу недовольное:       — Иди, вымой тряпку и вытри доску. — Вот тебе и приказной тон ефрейтора.       Что, Арина Жирайровна, нашли безропотного щеночка? Думаете, припугнёте, так я сразу заскулю, как шавка поджав хвост? Размечтались, что нашли на меня управу? Ан-нет! Дождётесь вы от меня ответочки. И уж поверьте, вы этого не забудете…       Только я задумался о чем-то прекрасном, как на радарах периферийного зрения замигала красная точка. Я повернул голову в сторону дверного проёма и наткнулся на острый, немигающий взгляд карих глаз… меня аж передёрнуло. Стоило мне обжечься об огонёк его взгляда, как он тут же перебросил зрачки на классуху. И чего он на меня зыркает? Мне не могло показаться — уж слишком я привык замечать любое проявление внимания к моей персоне. Он явно меня рассматривал. Изучающе так, будто оценивал…       Неужели совесть заговорила? Удивлён, что я выполз из подсобки да ещё и в добром здравии вернулся в школу? А не пойти бы тебе на три буквы, дорогой наш Принц?       — Ой, Максимка, проходи! — заискивающе прощебетала Арина Батьковна…       — Ой, Максимка, проходи… — тихо перекривил я.       — Вот садись, пожалуйста, — продолжила женщина, не услышав мою издёвку.       — Ага, садись, пожалуйста, дай только кнопки смету и подушечку подложу под ваши золотые половинки, — промямлил я себе под нос, копируя её интонации, и услышал шуршащий кашель со стороны парня.       Он-то ушастый, ему дважды повторять не надо, а вот классуха, что сейчас стоит в противоположной стороне кабинета, явно не ведает о причинах задорной улыбки на губах школьного принца. С этой женщины станется ошибочно принять этот жест как благосклонность Максимкиного божества, но я-то знаю, что прячется за этой самодовольной харей — элементарное презрение.       А мы ведь похожи. И даже больше, чем этот жеманный самодур когда-либо мог позволить себе предположить. Он-то небось считает себя единственным «просветлённым»… Хах, а ему нравится играть роль «приветливого правильного мальчика». Голову дам на отсечение, что сейчас он мысленно чмырит эту жалкую женщину на чём свет стоит. Тьфу, дешёвый рекламный постер своего отца. Бесит меня это лживое очарование. Вот когда он в бешенстве — во-от тогда он настоящий. Живой, дышащий, обжигающий… Так что-то я отвлёкся.       Чёрт, он опять за своё… Зуд между лопатками подсказал мне, что этот хмырь вонючий снова взялся меня рассматривать. Я в раздражении скривил губы. Неужели так по мне соскучился? Видимо, кулаки чешутся, а я как назло полтора дня в прогулах. Ну-ну, ничего, дорогой, чем дольше терпишь, тем потом, как говорится, приятнее…       От своей последней мысли я самодовольно усмехнулся и демонстративно потянулся стереть дату и тему. Вот уж бесячий рост, ничего не скажешь… но пусть. Пусть этот подонок смотрит. А я ещё и назло уйду сейчас, пока классуха занята его высочеством. Вот я тролль.       Пока Арина Жирайровна висела на ушах бедного Максимки я всячески кривлялся у доски. Пару раз даже добился реакции на особо удачные пируэты с тряпкой. Не-е, он, конечно же, качественно их замаскировал, но неопределённое фырканье на кульминационном акте выдало его с потрохами.       И в финале я прервался на антракт: бросил классухе, что я закончил и ушёл, пока она не успела что-то мне ответить. Хватит на сегодня комедию ломать.       Домой я возвращался в приподнятом настроении и даже насвистывал что-то в преддверии завтрашнего хода Максимки. Смытое в унитаз утро оправдалось приятной стычкой на нейтральной территории. Ах, жаль не вышло вывести его из себя прямо на глазах у училки — это было бы незабываемо. Но он уж слишком хорошо вжился в роль, так просто с него эту маску не содрать. Скорее, я сам себя подставлю зазря. Тут нужно быть терпеливым.       Придя домой, я слегка подрастерял свой задор, но всё ещё твёрдым шагом вошёл внутрь. Кто же знал, что вечер будет убит в говно пожестче, чем утро? Видимо, это закон сохранения массы — всему хорошему обязательно в противовес будет что-то нестерпимо плохое. А я и забыл.