Наследие

4 января 1972. Вечер.       Гермиона смерила его «я же говорила» взглядом и поспешно ушла, забрав с собой Марволо.       Том остался наедине с Астарией, и если бы он мог, то испугался бы ее враждебного вида, ибо девчонка насупилась и метала кинжалы глазами. Благо, он лишен чувства страха.       — Мы говорили, что ты выйдешь замуж. И ты дала свое согласие, — чуть надменно произнес Том.       — Так это было для виду, чтобы авторитет твой не подрывать! — воскликнула она. — А потом меня чуть не убил Розье. Неужели это не является причиной отменить дракклову помолвку?       — С чего бы? — удивился Том. — Самый желанный волшебник Европы хочет... — он кинул на девчонку неоднозначный взгляд, как бы выражая замешательство, — именно тебя в жены. А мне не помешают союзники во Франции. Не вижу проблемы.       Астария нахмурилась пуще прежнего и даже, как показалось Тому, в моменте зарычала, стукнув по столу.       — Я из будущего! И точно туда вернусь. Так на ху… — она прикрыла рот ладошкой, но позже продолжила: — зачем мне муж тут, в прошлом?       — На время. Потом инсценируем твою смерть, — невозмутимо ответил Том, откинувшись на стуле.       — Не, ну ты вообще классно все придумал!       — Спасибо, — в глубине разорванной души Тому было приятно услышать слова одобрения именно от нее.       Астария громко фыркнула.       — Это был сарказм, пап. Сущий мрак, а не план. А если он маньяк? Насильник? Вдруг он меня на органы сдаст быстрее, чем я, типа, умру?       Почему-то Тому не приходили подобные мысли в голову. Возможно, потому что он никогда не собирался становиться отцом и тем более заниматься браком по договоренности.       — Чушь, — вынес он вердикт, — он не посмеет, — добавил Том уверенно. — Или я его убью.       Астария все равно глядела на него с толикой озлобленности, между бровей у нее залегла складка.              — Возможно, мой поступок был слегка… резковат, — он услышал, как Асти снова нарочито громко фыркнула, но Том проигнорировал сей выпад. — Я признаю, что в моменте поступил опрометчиво, поддаваясь эмоциям.       Ему хотелось добавить, что он сбит столку таким большим количеством жизненных изменений, но промолчал, посчитав, что делиться с кем-то столь откровенным — слабость. Даже если это собственная дочь.       Легкая улыбка тронула девичьи губы, и взгляд словно потеплел. Где-то на отголосках сознания его порадовала подобная реакция девчонки.       — Мама не разрешит, — поникла Астария, возвращаясь к теме про убийство жениха, и, чуть вздыхая, добавила — Она против насилия.       Ему вспомнилось, как она напала на Таддеуса Нотта, бросив очень темное проклятье без зазрения совести.       — Не верю в ее беспрекословное человеколюбие, — твердо заявил Том, притянув в руку бокал с огневиски. — Это внешний облик, навязанный обществом или же, например, Дамблдором.       Сказав фамилию директора, Том решил взглянуть на реакцию дочери и не зря: она мгновенно отвела взгляд и гулко сглотнула.       Значит, Дамблдор все же фигурировал в юности Гермионы. И умер, получается, намного позже, чем Тому хотелось бы. Неприятный факт, однако.       — Астария, — начал он елейно, — а расскажи мне что-нибудь о маме?       Нахмурившись, она смерила его прищуренным взглядом и едва заметно кивнула.       — Только что-нибудь маловажное, — буркнула Асти.       — Конечно, — улыбнулся он.       Что ж, начало положено. Плевать на возмущения Гермионы. Том жаждал знать все о будущем, и он был уверен, что со временем Астария проговорится, ведь это так на нее похоже — нести пургу без умолку.       — Начну, пожалуй, с самого малоприятного, — Асти как-то странно хихикнула, — она гриффиндорка.       — О, Салазар, — картинно вздохнул Том, закатив глаза.       Девчонка рассмеялась.        Не то чтобы он сомневался, но надежда теплилась, что Гермиона хотя бы с Когтеврана.       — Продолжай.       — Ну, на пятом курсе она отдала своего профессора кентаврам, потому что та издевалась над ней и дядей Гарри, — сказала Асти, чуть усмехнувшись. Она сидела на стуле также во главе стола, свесив одну ногу. Благо, домовики устранили устроенный Томом погром.       Вот так новость.       — Она знала, что делают кентавры с женщинами?       — Сто процентов. Это же мама, она самая яркая ведьма своего поколения. Лучшая ученица за последние пятьдесят лет!       Астария благоговейно рассказывала о матери, и Том внимал каждому слову. Признаться, он не ожидал меньшего от своей будущей жены. Все-таки супруга самого могущественного волшебника обязана быть красивой, умной и могущественной. Жаль, конечно, что грязнокровка, но Том уже немного свыкся с данной мыслью.       — Однажды, на пятом курсе, мама прокляла свою однокурсницу за предательство, — хмыкнула Асти. — Та до сих пор не может вывести последствия с лица.       — Что за проклятье? — Тому искренне стало любопытно.       — Россыпь прыщей образовывает слово «ЯБЕДА», — с гордостью заявила Асти. — Круто, правда?       И очень злобно. Губы Тома скривились в усмешке: Гермиона Грейнджер отнюдь не светлый персонаж. С каждым новоиспеченным фактом, интерес к ней разгорался пуще прежнего, как и отчасти приходило понимание, почему эта конкретная женщина стала его супругой.       — Неужели? Весьма неожиданно.       — А когда Беллатрикс пытала ее Круциатусом, она все равно… — Астария резко замолчала. Ее глаза стали сродни двум блюдцам.       Том затаил дыхание. Очень интересная информация. Он прищурился и, поддавшись вперед к Астарии, требовательно спросил:       — Беллатрикс пытала Гермиону? Почему?       Девчонка бегала глазами, словно её уличили в чём-то противозаконном.       — Все. Вечер веселых историй подошел к концу, папуль, — она поднялась на ноги и, схватив с собой виноград, стала спешно покидать обеденный зал. Уже у самого выхода, она вкрадчиво произнесла: — Не думай, что я простила тебя за то, что было в подземельях. Просто пока наша семья находится в критической ситуации, и времени на обиды нет. И я еще не согласилась сыграть роль невестки для сыночка французского министра. Так и знай.       Сказав это, она вышла за дверь, и Том услышал лишь топот босых ног.             С семьями всегда так трудно? Неимоверно сложно игнорировать столь ярую строптивость девчонки и не иметь возможности отомстить за наглость. Но всегда есть шанс принудить, правда, сейчас отчего-то не хотелось применять подобные меры.               Том вздохнул и решил отправиться на поиски одной занимательной волшебницы. Она еще не знает, что для нее придумали.       Улыбнувшись, он покинул столовую.

***

      Гермиону не отпускала мысль, что Темный Лорд слишком легко воспринял ее путешествие во времени. Бесконечные потоки мыслей крутились в голове, не давая покоя. Аврорское чутье буквально кричало, что Том затаился и выжидает нужного момента для какой-нибудь гадости. Он же Волдеморт. Хотя порой Гермиона искренне забывала сей факт, растворяясь в суматохе их будней.       Переодевшись в домашнее бежевое платье, она решила наведаться в библиотеку и почитать что-нибудь из закромов Волдеморта. Когда еще представиться возможность насладиться книгами самого темного волшебника всех времен? Если только…       После свадьбы?       — Мерлин, ну и мысли, Гермиона, — покачала она головой, плюхаясь в кресло.       Прошло некоторое время, прежде чем, она услышала скрип, открывающейся двери и шаги. Подняв голову, она заметила хозяина поместья, и невольная дрожь вновь пробежала по телу, собираясь испариной на висках.       — Ждала меня? — спросил он, приближаясь к близстоящей к нему полке.       — Нет, — искренне ответила она.       Ей казалось, что этот длинный тяжелый день подошел к концу, и все остальные насущные вещи они обсудят утром, но раз Том появился сейчас, то почему бы не уточнить пару моментов.       — Антонин рассказал тебе об увиденном в Омуте памяти?       — Да, только кто-то наложил на него Обливиэйт. Не знаешь, кто бы мог стереть ему память, Гермиона? — насмешливо полюбопытствовал Том, усмехнувшись краешком губ.       Вопрос застал ее врасплох, и Гермиона прикусила щеку изнутри. Собравшись с мыслями, она, чуть задрав нос, вкрадчиво ответила:       — Министерство магии приказало ни в коем случае не оставлять следов. Пришлось применить Обливиэйт.       — Так значит, то проклятие было из будущего, — вынес вердикт Том и, взяв книгу с полки, сел в кресло рядом.       Хозяин дома успел переодеться в черную рубашку и такого же цвета штаны. Верхняя часть блузы была чуть распахнута и открывала вид на полоску крепкой груди. Гермиона снова задалась вопросом: как в сорок шесть лет можно так прекрасно выглядеть?       Отбросив ненужные размышления, Гермиона уткнулась в книгу, буркнув сухое: «Да», на его предыдущий вопрос, уповая, что более он не станет докучать.       — Знаешь, — начал он, и Гермиона еле подавила желание закатить глаза, — весьма любопытное проклятье ты использовала на своей однокурснице.       Вот ведь маленькая ведьма. Астария вообще умеет держать рот на замке или это что-то из разряда фантастики?       — Асти?       Том кивнул, смерив Гермиону самодовольным взглядом.       — Она просто любит папу, — иронично протянул он.       Грейнджер демонстративно фыркнула.       — Не переживай, Том. Еще пару поступков наподобие того, что ты выкинул в подземельях Малфой-мэнора, и она оценит тебя по достоинству, — съязвила она, мечтательно улыбнувшись.       — Теперь понятно, в кого Астария такая.              В его глазах не наблюдалось бывалой злобы, и он никак не отреагировал на колкость, пропустив ту мимо ушей.       — Так что это было за проклятье? Чем ты наградила свою сокурсницу? Что-то очень знакомое. Признаться, не ожидал, что ты можешь быть такой мстительной.        В его взгляде вовсю играло ехидство. Ему явно нравилось апеллировать фактами из жизни Гермионы.       — Подсказал один семикурсник с Когтеврана. Майкл Донован. Странный парень был. Такой…       — Какой?       Гермиона прищурилась, подбирая слова.       — Похож на тебя моментами.       Том странно хмыкнул.       — Ты всех сравниваешь со мной? — прозвучал его вопрос с лукавой усмешкой на устах.       Гермиона повернулась к мужчине, что сардонически ухмылялся на каждое предложение.       — Ты что-то хотел? - вздохнула она нарочито громко.       — Хотел, — твердо кивнул он.       — Я слушаю, — надменно ответила Гермиона, поднимаясь с кресла и приближаясь к книжной полке.       Она чувствовала его взгляд, что был прикован к ее спине.       — Мучает меня один вопрос, солнце мое. Ты считаешь себя хорошей?       Не отрывая глаз от шкафа, она кивнула.       — Именно. Тебя это смущает? — уточнила она, чуть усмехнувшись. — Боишься, что и тебя настигнет участь добродетели, Том? Бросишь темные дела и будешь бабушек через дорогу переводить?       Она почувствовала, как Том резко приблизился и встал позади. Ее лопатки уткнулись ему в грудь, и по позвоночнику пробежала невольная дрожь. Подобная реакция тела на этого конкретного мужчину изрядно нервировала.       — Неужели? — его шепот послышался у самого уха. — Какая у меня «хорошая» жена, получается.       Гермиона не видела, но ощущала его усмешку.       — Интересно, а когда ты отдала своего профессора на растерзание кентаврам — это было хорошо?       Грейнджер мгновенно обернулась, ибо злость подступила к горлу. Да что он знает об Амбридж?! Только развернувшись, она наткнулась на насмешливый взгляд и глумливую улыбку в нескольких сантиметрах от своих губ.       — Ну давай, — вновь зашептал он, и она ощутила прикосновение его рук на своей талии. Том резко притянул ее к себе. — Скажи мне, что такого произошло, что она заслужила. Тогда назревает вопрос: кто определяет меру пресечения? Ты? Что ж, а почему я не могу решать, как мне вести себя со своими врагами? Эдакий самосуд…       — Том, это совершенно другое, — возразила она с деланным спокойствием, хотя внутри бушевал ураган.       — Нет, Гермиона. Просто ты — высокомерная ханжа, привыкшая, что вокруг тебя одни идиоты, не умеющие складывать два плюс два. Но вот он я. Поэтому будь добра, перестань пытаться быть «хорошей девочкой», коей ты никогда не являлась и прими себя такой, какая есть.       Гермиона внимала каждому слову, гулко сглатывая.       — И какая же я? — чуть слышно поинтересовалась она у Волдеморта.       Он смерил ее таким странным, теплым взглядом, что Грейнджер еле подавила глупую улыбку.       — Это ты скажи мне. Какая ты, Гермиона Грейнджер?       Неимоверно тяжко было не погрязнуть в этом греховном омуте, что окутывал ежесекундно. Он так тепло ее касался, как будто ждал всю жизнь.       Неправильно. Как же это неправильно — хотеть его.       — Наверное… Наверное, я запуталась в себе, — ответила она приглушенно, смотря в черную бездну его глаз.       Рядом с ним она чувствовала себя мотыльком, что летит на свет огня, позабыв об обжигающем пламени. И все рациональные суждения бились о скалы необъяснимой тяги вкупе с всепоглощающим желанием.       Гермиона Грейнджер не была падка на эмоции, но, черт возьми, именно с ним она забывала сей момент, отдаваясь мгновению близости.       Собрав волю в кулак, она тихо произнесла:       — Ты правда стер мне воспоминание, потому что я отказалась быть твоей женой?       Том резко напрягся и отвел взгляд.       — Это весомая причина.       — Весомая причина? Весомая причина стирать память, потому что тебе отказали? Мерлин, Том, ты сейчас серьезно?       Ответ немного отрезвил, и она выпуталась из его рук, сев на стол. Насупившись, Гермиона взглянула на Тома: он смотрел на книжную полку, и в нем сейчас не было ни йоты Волдеморта — пред ней стоял оскорбленный мужчина.       — Я впервые в жизни, — начал он глухо, повернувшись к ней, — решил поступиться своими принципами ради кого-то.       — Я каждый день поступаюсь своими принципами, общаясь с тобой, — пожала плечами Гермиона.       Он раскатисто рассмеялся, смерив ее многозначительным взглядом, словно ее слова — сущий бред.       — У нас дети. Взрослые дети, утверждающие, что мы женаты как минимум лет десять. Врут ли они? Возможно. Но неужели есть смысл во лжи, учитывая то, как они ежедневно прилагают уйму усилий, чтобы сблизить нас? Даже я, — он картинно развел руками, — верю, что ты — моя будущая жена. Хотя, признаться, не очень рад этому факту, — добавил он с усмешкой.       Гермиона вскочила на ноги, сжав губы в плотную линию.       — Ах, ну если я так отвратительна тебе, то почему заставляешь меня жить в этом ужасном поместье?!       Том выгнул бровь.       — А где бы ты, кстати, хотела жить? — спросил он. И это звучало искренне. — Я не про этот дом, а в целом.       — Не знаю, — сбивчиво ответила Гермиона, шагая из стороны в сторону, — где-нибудь в Палермо. Мечтаю жить у моря.       — Хм, — задумался Том, потерев подборок, — близнецы говорили, что мы жили в Италии.       Гермиона порывалась что-то ответить, но Том, лукаво улыбнувшись, подошел вплотную и просто резко впился в губы. Она даже не успела осознать то, как он обхватил ее руками и, приподняв за ягодицы, полностью опустил на стол.       Грубый поцелуй, что был наполнен недосказанностью, мгновенно зажег огонь внизу живота. Язык Тома собственнически врывался в ее рот, не давая и секунды, дабы опомниться.       В один момент он кусал губы неистово, до крови, в другой едва касался, улыбаясь. Нежность граничила с болью, и было приятно.       Чертовски приятно. И необходимо. Здесь. Сейчас.       — О, Том, я… — пыталась она сказать что-то, ощущая его поцелуи на шее. Он крепче прижал ее к себе. Казалось, будто он дорвался до самого желанного подарка в жизни.       — Молчи. Просто позволь мне…Позволишь? — шептал он на ухо, прикусывая мочку.       «Нет!» — кричал здравый смысл.       — Да, — произнесла она с закрытыми глазами, подставляя грудь под его язык.       Его горячее тело было так близко. Он торопливо срывал с нее платье, что падало лоскутами на пол под их сбивчивое дыхание.       Том не останавливал свои касания ни на секунду. Он трогал ее грудь, впиваясь в рот. Трогал ее ягодицы, плотно их сжимая. Трогал ее уже влажное влагалище.       В его касаниях не было нежности, лишь похоть. Местами грубая, яркая, с толикой одержимости. Казалось, будто Том желал ее неистово так давно, что сейчас пытался обуздать свою жажду сполна.       Гермиона сидела на столе уже абсолютно голая.       Том отстранился и жадно взглянул на девушку, и ей захотелось тут же скрыть свои позорные шрамы.       — Нет, — возразил он, предотвратив попытку прикрыться. Снова приблизившись, он оставил невесомый поцелуй на шраме Долохова и, взглянув в глаза, прошептал: — Только глупец не оценит твоей красоты, солнце мое. Каждая отметина, — его пальцы прошлись по клейму на предплечье, — свидетельство твоей силы. Ты уникальна. Такая, какая ты есть.       Она, грязнокровка, сидит голая напротив Волдеморта и слышит от него комплименты. Невероятно.       Гермиона улыбнулась и убрала руки от груди, открыв вид на все тело.       — Я хочу тебя, — уверенно заявила она, отбросив все, все мысли об их многолетней вражде.       Здесь и сейчас она желала забыть, что она — Гермиона Грейнджер, а он — Том Риддл, и они были из разных миров. Здесь и сейчас они существовали лишь друг для друга. Здесь и сейчас, это были просто мужчиной и женщиной, что желали заняться любовью. Отдаться чувствам.       «Всего лишь раз. Всего один раз, я представлю, что ты — не он. Не Волдеморт», — проносились глупые оправдания в голове.       Том избавился от одежды и вошел во влажное влагалище одним рывком.       — О, Мерлин, — только и произнесла Гермиона, чувствуя, как член заполняет ее.       Грубые толчки разносили волны удовольствия, а его губы блуждали по всей девичьей груди.       Они жестко трахались на столе в библиотеке, отдаваясь друг другу без остатка, и только стоны Гермионы раздавались все громче.       Она взглянула на переплетение их тел, на то, как он брал ее, как член погружался в горячее лоно, постепенно подталкивая к оргазму.       — Кончишь для меня? — спросил он, обхватив ее лицо ладонями и крепко целуя.       — Даа, — протянула она, запыхавшись.       Том просунул руку к ее клитору и стал вырисовывать круги, вгоняя член на всю длину, врываясь до самых яиц.       — Так… так хорошо. Я близко, — сбивчиво отвечала она, поддаваясь вперед.       Издав громкий стон, Гермиона кончила, и Том, сделав еще пару грубых толчков, последовал за ней, заполняя влагалище спермой.       Голые, они упали на стол, прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться.       — Не забудь о контрацептивных чарах, — напомнила Гермиона сквозь рваные вздохи.       — Я помню, — твердо заявил Том.       Но о них так никто и не вспомнил.