Наследие

30 Декабря 1971.       Она стояла в углу тёмной библиотеки, куда её любезно аппарировал домовой эльф. Мрачное и холодное помещение давило своей затхлостью, как и всё в этом безжизненном доме.       Библиотека была меньше, чем на Гриммо, которую она с периодичностью вспоминала. Здесь всё было выдержано в темных оттенках: черные шкафы под потолок, заставленные пыльными книгами, серебряные канделябры, тускло освещающие пространство, мраморный пол и пару скрипучих столов. Одно единственное окно не пропускало свет, ибо за ним росла ель, чья кромка мешала солнцу проникнуть внутрь, чтобы скрасить столь сумрачную атмосферу.       Гермиона сразу для себя решила, что не будет искать информацию о путешествиях во времени целенаправленно, ибо часто библиотечные каталоги записывают историю поисков. Вряд ли от внимания Лорда ускользнет сей щекотливый момент, когда неизвестная волшебница с багажом тайн за спиной ищет редкие фолианты о маховиках или искажении временных линий. Но Гермиона Грейнджер не была бы Гермионой Грейнджер, если бы ее любопытство не взяло верх, когда буквально перед глазами она увидела знакомые слова: «Тайны наитемнейшего искусства».       К сожалению, после поступления в Академию Авроров Гермиона старалась избегать всего, что было связано с тёмной магией. Хотя, будучи Аврором, ей было разрешено использовать даже непростительные, но святое гриффиндорское благородство не позволяло поддаваться подобному искушению.       Предвкушение негой разливалось по венам, когда она взяла в руки сокровенный фолиант, информация в котором была под строжайшим запретом. И хотя использование такой книги грозило ей как минимум заключением в Азкабане, жажда знаний взяла верх. Гермиона провела пальцами по корешку и с улыбкой открыла книгу.       В содержании она нашла смутный раздел, который вряд ли смог бы ответить на все вопросы, но завесу тайны приоткрыть, возможно, получиться. Грейнджер пролистала до главы с интересным названием «Тайны, что скрывает время».       Волшебница бегала глазами по строчкам, впитывая каждое слово, совершенно не замечая, как скрипнула дверь, как раздались шаги и как некто подошел к ней сзади почти вплотную. С каждым абзацем она чувствовала, что почти добирается до чего-то важного, как вдруг горячий шепот раздался над ухом:       — Интересный выбор для чтива, Гермиона.       Она невольно отшатнулась, прижав книгу к груди, ведь она совсем не ожидала его прибытие так скоро и так неожиданно.       — Мерлин, — протянула Грейнджер изумленно, осоловело моргая. — Прекрати так подкрадываться, — секундная пауза. — Том.       Упомянутый Том крепко сцепил челюсти, услышав ненавистное имя, но Гермиона проигнорировала столь многозначительную реакцию, одарив мужчину ехидной усмешкой.       Она невольно осмотрела свой внешний вид: алая блуза прекрасно подчеркивала точеную фигуру и небольшую грудь, волосы убраны в аккуратный пучок на затылке, лишь пара кудряшек обрамляли лицо в форме сердца.       Том внимательно проследил за ее взглядом и вкрадчиво произнес:       — Не переживай. Ты выглядишь…сносно.       Гермиона сделала глубокий вздох, закатив глаза.       — Иногда, я думаю, что такие слова, как вежливость и тактичность, отсутствуют в твоем лексиконе от слова совсем, — парировала она, чуть ухмыляясь. — Благо, есть я, и я могу дать детям всё самое нужное для воспитания.       — Да, курящая шестнадцатилетняя девчонка с полным отсутствием контроля над собой — эталон воспитанности.       — Ну, — протянула она, левитируя книгу на полку под пристальным взором Тома, — с таким отцом любой закурит. Лучше ответь, что ты делал с Астарией перед тем…тем…событием.       — Перед тем самым событием, когда твоя копия почти оседлала меня в уборной?       Том открыто потешался над краснеющей волшебницей, которая, несмотря на колкие насмешки, держалась стойко.       — Не переживай, это первое и, — Гермиона поджала губы, ибо следующее, что она планировала сказать, являлось чистой ложью, — последнее подобное воспоминание обо мне.       — Учитывая наличие общих детей, солнце мое, думаю, это лишь начало, — сказано это было настолько уверено, что Гермионе нечем было возразить. Глупо отрицать будущий сексуальный контакт, когда ты лицезрел его результат воочию. — На самом деле близнецы, обладающие магией, — это дар от самого волшебства. Благословение, так сказать, — заметил Том.       Грейнджер нахмурила брови, задумавшись над словами мужчины, пока тот проводил пальцами по корешкам книг, взирая на смущенную волшебницу. Гермиона и правда задумывалась, как так вышло, что у нее в роду никогда не было близнецов, а тут такой сюрприз.       — Получается, мы что-то вроде избранных?       Том сверкнул глазами весьма многозначительно и коротко кивнул.       — Получается, что так.       За размышлениями Гермиона не заметила, как он подошел к ней опять слишком близко, и та вновь гулко сглотнула. Почему-то в его непосредственной близости странная дрожь пробежала по телу, и совсем не от страха.       — У нас с Астарией был продуктивный разговор о ее поведении, — Том резко остановился, словно обдумывая что-то, — и, возможно, я немного перегнул, но все это неважно. На данный момент у нас дела…       — Нет, подожди. Ты что, пытал ее? — ошеломленно спросила Гермиона таким наивным тоном, будто перед ней не Волдеморт стоял, а обычный мужчина.       Том отвел взгляд, словно его поймали с поличным, и Грейнджер чувствовала подступающую ярость.       — Если ты пытал ее, я тебя уничтожу!..       Удивление пробежало по мужскому лицу, и тот раскатисто рассмеялся.       — Моя маленькая строптивая жена пустила когти?       — Я тебе не жена.       — Я ее не пытал, — холодно отрезал Том, — но меня смущает, что при каждом удобном случае ты подозреваешь меня в чем-то подобном.       Мужчина сощурился и взглянул Гермионе прямо в глаза. Она, чуть сглатывая, прикусила щеку. Секундное размышление, и волшебница решила действовать радикально.       — Более нет смысла мне лгать. Я всё знаю. И о пожирателях, и о пытках, и даже убийствах. Например, как… Миртл Уоррен.             Гермиона отпрянула от нависающего мужчины и прошествовала к креслу, взяв в руки остывший чай. Калейдоскоп эмоций на лице Тома был очень красноречивым, и на долю секунды Грейнджер стало страшно, ибо реакция могла быть мгновенной — Авада в лоб. Но, видимо, Том сам предполагал, что Гермиона уже осведомлена о некоторых его деяниях.       — И это, — он вновь сделал паузу, кинув беглый взгляд на книгу, что она давеча читала, — все, что обо мне известно?       Девичье лицо с толикой улыбки на губах осталось абсолютно непроницаемым, и лишь легкая дрожь в руках могла выдать девушку, но Том не узрел подрагивающие пальцы.       Одно единственное слово — крестраж.       Исходя из имеющихся данных, Том охранял свой секрет как зеницу ока. И знающих об этой тайне ждала смертная участь.       — Да, — прозвучал напрочь лживый ответ из ее уст, — дети не хотели рассказывать ничего. Говорят, сама все узнаю, когда придет время.       Том хмыкнул, скривив губы в раздражающем оскале, что начинал порядком претить. Это вечно ухмыляющееся лицо не показывало истинных эмоций, скрывая всё за толстым слоем коварства.       — Значит, тебя интересуют темные искусства?..       Он сел в соседнее кресло и принялся наливать остывший чай, но, заметив неладное, сморщился.       — Салазар, как ты это пьешь? Эльф. — Лаки появился. — Замени.       — Пожалуйста, Лаки, замени чай, — поправила его Грейнджер поучительным тоном, мысленно выдыхая, что ей больше не нужно отвечать на каверзный вопрос.       — Я не преклоняюсь перед низшими существами. Они созданы, чтобы служить волшебникам, — прозвучал его холодный ответ.       Гермиона было открыла рот, дабы сообщить, что эти «низшие существа» обладают чувствами, но быстро закрыла, ибо нет смысла доказывать человеку что-либо о ценности жизни, когда он ту самую жизнь вообще не ценит.       — И?       — Что и?       — Я же вижу, что в твоей красивой головушке уже готовится целое нравоучение о спасении всех сирых и убогих. Предупреждаю, на меня подобные речи не действуют       — Даже не думала утомлять тебя подобным, — едко парировала Гермиона, чуть задрав нос.       Горячий чай с булочками появился на столе, и только Гермиона взяла одну, как снова услышала колкость:       — Будешь есть много сладкого, солнце мое, и нам придется расширять проходы.       Грейнджер покраснела до корней волос, чем вызвала легкий смешок у Тома, который поднес свою кружку чая к губам. Короткое мгновение вырвавшейся магии — и чашка треснула, обжигая руки под его громкое шипение.       — Какой ты неаккуратный, солнце мое, — съязвила Гермиона, чувствуя маленькую победу.       Результат её шалости был моментально уничтожен, и Гермиона немного расстроилась.       — Ты всегда так себя ведешь?       — Как?       — Как истеричка.       Гермиона даже бровью не повела на банальный грубый комментарий.       — Кто бы говорил, — прозвучал ее безразличный ответ.       Она медленно поднялась с кресла, чувствуя на себе тяжёлый взгляд Тома. Грейнджер намеренно не обратила внимания на наглую ухмылку мужчины, который, казалось, собирался сказать очередную бестактность.       — Мы займемся делом или продолжим вести себя как первокурсники?       — Хороший вопрос, мисс Грейнджер. Десять баллов Гриффиндору.       Краска отхлынула от ее лица, ибо она почувствовала, что сказанное имело скрытый подтекст.       — Я не училась в Хогвартсе.       — Да-да, я помню.       Гермиона громко вздохнула, устав от долгого спора, и снова погрузилась в изучение книг.              Озадаченные родители около двух часов спорили и перебирали разные фолианты один за другим. Перебранки были незлыми, нет. По мнению Грейнджер, они были захватывающими. Том Риддл вступал с ней в научный спор, четко аргументируя свою позицию касаемо любой темы, будь то яды, зелья или заклинания. И если сначала его надменный тон весьма раздражал, то спустя час Гермиона воодушевленно внимала размеренной речи волшебника. Она, сама того не замечая, с упоением ловила каждое его слово, ибо доводы его были беспрекословно правильными. Раньше Грейнджер могла вести такие глубокие дискуссии о магии и зельях только с Тео.       —…Но я не согласна! — вновь вступала в спор Гермиона, не замечая, как пристальный рубиновый взгляд прожигает ее исподлобья. — Я точно помню, что в противоядие от обычных ядов нужно класть лишь один безоар в ступку. Так написано в учебниках.       — И ты в будущем блестящий зельевар? — усмехнулся Том. — Три безоара. И не в ступку, а в котел. Это придаст зелью первоначальный правильный голубоватый оттенок. Да, этого нет в учебниках, но столь умная ведьма, как ты, должна знать, что не всегда в учебниках пишут истину.       Упомянутый блестящий зельевар пребывала в шоке, ибо сказанное Томом имело смысл. Грейнджер насупилась, сводя брови к переносице, и глубоко задумалась.       — Но…тогда нам понадобится медовая вода?       — Верно, мисс Грейнджер, — ехидничал он над ней, пока девичьи щеки окрашивались в легкий румянец, а губы расплывались в искренней улыбке. — И еще пару ингредиентов…       Гермиона словно вернулась в Хогвартс, настолько в ней играл азарт, и, та ведомая своими эмоциями, стала думать. Она, сжав губы в тонкую линию, вышагивала по библиотеке, перебирая в голове нужные ингредиенты, но мысль ускользала от девушки, и та возмущенно вздохнула, топнув ногой.       Она услышала низкий бархатный смех и обернулась. Том искренне смеялся, по-настоящему. Это был не знакомый злобный оскал, не ехидная усмешка, а простой теплый смех, и Грейнджер по-идиотски захихикала в ответ, будучи совершенно изумленной такой уютной эмоцией, которую источал Том.       — Признаться, я впервые вижу волшебницу, которая так напряженно о чем-то думает, — сказал он, не отрывая взгляда от ее сверкающих карих глаз.       Гермиона печально улыбнулась, присаживаясь на спинку кресла.       — В школе меня часто дразнили всезнайкой, — начала она, устремляя свой взгляд к окну. — Я постоянно проводила вечера в библиотеке, вечно искала новую информацию. Мальчишка с факультета… Рогатого Змея часто издевался надо мной из-за этого. Да и друзья не раз ворчали, что я книжный червь и зануда. Но я не могла иначе.       — И почему же? — удивленно спросил он.       — Я — магглорожденная волшебница, Том, — ответила она, возвращая внимание мужчине, что изучал ее лицо, не отрывая глаз, впитывая каждую эмоцию, пробегающую на девичьем лице. — Я столкнулась с расизмом почти сразу, с первого дня была в проигрыше, ведь дети из волшебных семей знают азы с малых лет: квиддич, магические переулки, полеты на метле. В двенадцать я впервые столкнулась со словом «грязнокровка». И передо мной встал выбор: плакать или бороться. Я выбрала второе.       Она в ответ пыталась уловить реакцию Тома, но лицо того вновь было безэмоциональным, и Гермионе захотелось обладать легилименцией, чтобы понять: раскусил ли он намек? Том Риддл, будучи младшекурсником, сталкивался с подобным. Она знала это от Марволо. Увы, Дамблдор во время войны не сообщал детали его обучения, лишь говорил об уникальном уме и обаятельности.       Ответом на ее пламенную речь стало молчание, и Гермиона отвела взгляд, отбросив безнадежную идею отыскать в нем толику понимания.       — А шрам? — внезапно раздался вопрос.       — Что?       — Твой шрам, — повторил он с нажимом, делая несколько шагов по направлению к Гермионе.       Не дожидаясь ответа, Том задрал рукав алой блузы, обнажая позорное клеймо. Грейнджер мгновенно дернулась, стараясь вырвать руку из цепкого захвата.       — Я просто посмотрю.       Он мягко взял ее запястье и нежно провел подушечками пальцев по бугристым порезам, вызывая неподдельную панику Гермионы. Она старательно держала себя в руках, но давалось ей это с трудом: не каждый день Лорд Волдеморт осматривает твои шрамы. Он не спеша коснулся Г, далее обвел пальцем Н и двинулся дальше, трогая каждую букву. Гермиона завороженно следила за движением Тома, пытаясь понять его действия, но озарение не наступало. Он хмурил брови, щуря взгляд.       — Я смогу это исправить, если ты расскажешь подробности.       Гермиона издала рваный вздох, чувствуя, как дрожь пробегает вдоль позвоночника и, пробираясь под кожу, задевает каждый нерв.       — Разве тебе это не нравится? — прозвучал ее приглушенный вопрос, пока глаза неотрывно следили за его невесомым холодным касанием.       — Нравится?       Ее губы тронула слегка безумная улыбка.       — Да, Том. Разве ты не в восторге, что я, грязнокровка, получила по заслугам? Разве ты не получаешь удовольствие, лицезрея клеймо на моей руке?       Он плотно сжал челюсти, и касание в тот же миг стало жестче.       — Ты принадлежишь мне, Гермиона, — шипящий ледяной тон слишком близко к ее лицу, — и наши дети принадлежат мне. И я не позволю трогать мое.       Гермиона не могла поверить услышанному. Она чувствовала, как внутри неё смешиваются чувства отчуждённости и ярости, которые словно горячая лава разливались по её венам.       — То есть других трогать можно? Калечить? Пытать?       — Мне нет до них дела, — и это было чистой правдой.       Она вырвала руку из цепкого захвата и дерзко бросила:       — А мы не принадлежим тебе, — твердый взгляд в его угольно-черную бездну. — Ни я, ни наши дети, Том. Потому что семья — это не про власть, контроль или подчинение. Семья — это про любовь.       Его ноздри раздулись от нарастающего гнева, а магия заискрилась, сгущаясь вокруг Гермионы. Но, как ни странно, страх не подступил к горлу.       — Браво, — съязвила она. — Давай, прокляни меня. Это ведь так сплотит нас, сделает настоящей семьей.       Хлесткая речь, видимо, подействовала, ибо Том мгновенно отпрянул, а его тьма стала отступать. Он бросил на нее неоднозначный взгляд, в котором читался целый спектр эмоций, но не было определенной. И Гермиона в эту самую секунду возжелала понять сей странный взгляд, узнать каждую мысль: как он может бросаться громкими словами про принадлежность? Разве ему не претит всё это?       — Вернемся к зельям, — вырвал ее из раздумий слегка поникший голос.       Он, не дождавшись ответа, взмахом руки призвал стопку фолиантов. Резкая смена действий привела Гермиону в чувство, и та вернула свое внимание первоначальной задаче. Она прочистила горло и, сохраняя твердость в голосе, произнесла:       — Я лечила Марволо модифицированным зельем растопырника, но…       Том издал громкий смешок, кидая насмешливый взгляд.       — Сначала нужно вытянуть тьму, что отравила его магию, а потом лечить рану. Тем более с помощью растопырника. Неужели великий Дамблдор не сделал этого?       — Дамблдор привел его в чувство, он приложил немало усилий!..       — Поэтому мои сын и дочь лежат без сознания пятый день? — Его тон вновь стал жестким. — Мы заберем их. Завтра же.       Гермиона не стала спорить. Она сделала глубокий вздох и едва заметно пожала плечами.       — Возможно, так будет лучше. Я больше всего хочу, чтобы они выздоровели.       — Так и будет. Я даю слово.       И Гермиона поверила, что здесь и сейчас зародилось доверие между мужчиной и женщиной из совершенно разных миров.

***

      После пяти часов, проведённых в библиотеке, где Гермиона звонко смеялась, а Том отпускал комментарии с толикой язвительности, они направились в обеденный зал.       Это был первый раз, когда они провели время вместе почти в спокойной и приятной атмосфере.       — А у нас с Марви аллергия на укроп, — сказала Гермиона, когда Том пригласил ее отужинать. — Но ваша аллергия с Асти, пожалуй, самая забавная.       — У меня нет никакой аллергии, — пробурчал Том, делая глоток вина.       — Есть. Мне, как твоей будущей жене, стоило бы знать такие подробности, — это было сказано со всей легкостью в голосе, совершенно без стеснения, но и не на полном серьезе.       Том сощурил рубиновый, слегка лукавый взгляд, посмотрев сверху вниз.       — Уже распланировала наше будущее? Поставим белый заборчик, заведем кота?       Его тон был насмешливым, но Гермионе показалось, будто за ним скрывается нечто сокровенное — искренность.       — У меня есть книззл. Зовут Живоглот, — приглушенно ответила Грейнджер, игнорируя первый вопрос.       — Отличный ужин для наших змей, солнце мое.       Гермиона посмотрела на черную кобру, которая по-хозяйски устроилась на столе, и на мирно спящую Нагини, к которой ей пришлось привыкнуть за пять часов, проведенных в библиотеке, потому что та туда заползла, несмотря на громкое сопротивление волшебницы.       — Ни за что! — возразила Грейнджер, переживая за любимого питомца.       Том вновь непринужденно рассмеялся. Опять чертовски искренне. Это вызывало непонятный сгусток эмоций, что зарождался теплом в груди Гермионы.       — Ладно. Оставим твоего книззла.       Она мягко улыбнулась и кивнула.       — Твой способ соединения безоара с толченым рогом дромарога может и вправду снизить концентрацию яда в крови, но это временное решение, — Гермиона вновь вернулась в волнующей ее теме и слегка погрустнела. — Нам нужно узнать, что это за яд, потому что…       — Пока нам хватит вашей кровной связи, если таковая все же имеется, — Том странно сверкнул глазами. — Это вернет ее в чувство, далее мы будем выводить яд постепенно, пока я не узнаю состав, — он говорил твердо, не спеша нарезая мясо, и Гермиона завороженно наблюдала за действиями мужчины. — Я всё решу.       Он все решит.              Это был первый раз в ее жизни, когда не она главенствует над ситуацией и решает проблемы. Это был первый раз, когда ей не нужно взваливать всю ответственность на себя.       Гермиона испытала восхищение. Неподдельное, настоящее восхищение. «Мерлин, Грейнджер, это Волдеморт, уйми свои порывы», — отругала себя девушка, невольно поджимая губы.       — Все в порядке? — лукавый взгляд и легкий изгиб его красивых губ.       — Да, — буркнула Гермиона в бокал вина.       Он внимательно следил за девичьим лицом, изучая каждую пробегающую эмоцию, и, видимо, узрел что-то, ибо вновь негромко усмехнулся.       — Подарки на Рождество. Я думаю, нам стоит их купить, — сказал Том куда-то в сторону, приглушая голос, и неловкость, что испытывала Гермиона, испарилась.       Грейнджер мгновенно расцвела и расплылась в теплой улыбке. Она поднялась из-за стола, предлагая свою идею:       — Тогда нам срочно нужно в Косой переулок.       Лучи неподдельной радости, что источала Гермиона, освятили мрачный обеденный зал. В воздухе пропало любое напряжение, заменяя давящую ауру непринужденной легкостью.       Том, будучи совершенно очарованным, наблюдал за тем, как ее тонкая рука призывает зимнюю мантию, как она перечисляет, куда им стоит зайти и что хотели бы дети. Их дети. Она говорила о каких-то, казалось, естественных вещах, которым следует каждая семья: покупки, прогулки, кино, готовка. Гермиона изящно жестикулировала, сетуя о высоких ценах в магических магазинах, и Том, словно околдованный, следил за тем, как она улыбается, как кончик локона задевает ее пухлые губы и как шоколадные глаза сверкают. Гермиона Грейнджер была настоящей. Настоящей опасностью для его структурированного, слаженного мира.       Они аппарировали в Косой переулок. Магическая аллея переливалась рождественскими огнями, отовсюду звучал радостный детский смех, пока родители сновали тут и там, покупая разную мелочь. Праздничная атмосфера была отдушиной после тяжелых дней, наполненных тревогой.        Мороз пощипывал щёки, а снег неторопливо ложился на плечи и волосы. Гермиона взглянула на своего спутника, который снова стал бесстрастным.       — Ты всегда такой хмурый?       Том выгнул бровь, взглянув на девушку слегка надменно.       — Ты стала слишком смелой, Гермиона, — вздохнул он.       Грейнджер звонко рассмеялась, распуская каштановые кудри.       — Ты лишил меня жилья, поэтому, — протянула она, — терпи.       Гермиона бросила взгляд, полный озорства, и, отвернувшись, отправилась по направлению к магазину «Всё для квиддича». От ее внимания ускользнула едва заметная улыбка, что пробежала на мужском лице.       Они бродили из лавки в лавку под тяжкие вздохи Тома и звонкое лепетание Гермионы. Она укоризненно, чуть задрав нос, объясняла Тому, что гоблинский нож нельзя дарить шестнадцатилетним подросткам.       — Никакого оружия! У нас Рождество, а не война.       — Я в их возрасте…       — Я сказала нет, Том. Это не обсуждается.       Он был обескуражен такой прытью, наблюдая, как морщится ее нос в порыве спора, как буйные каштановые кудри подпрыгивают, когда она жестикулирует или тянется к полке, быстро шагает или же смеется. Том чувствовал, что медленно, но верно погружался в омут странного растекающегося тепла, что отдавался вибрацией в районе солнечного сплетения.       — Ты невыносима, — все, что он сказал.       Гермиона лукаво улыбнулась и щелкнула его по носу, вызвав полное смятение.       — Ты лжешь мне или себе? — непринужденный вопрос, который заставил Тома глубоко задуматься. — Купим Марви книгу, а Асти новую мантию для квиддичных тренировок. Стоит захватить пару коробок сладостей.       И вновь она выпорхнула из лавки, не дожидаясь Тома. Его неимоверно раздражало столь надменное поведение наглой маленькой волшебницы, ибо негоже так обращаться с Лордом Волдемортом, но он не произнес ни звука, покорно следуя за Гермионой.       Они вернулись поздно вечером с пакетами, которые нес Том, абсолютно не понимая, почему нельзя было приказать эльфам доставить все покупки.       — Ты ворчишь ввиду возраста или всегда был таким? — крикнула Гермиона где-то в районе лестницы, поднимаясь в свои покои.       Грейнджер оказалась быстрее гневных речей Тома и успела проскользнуть в свою комнату, попутно запирая дверь.       Она, сродни подростку, упала на кровать и громко рассмеялась, чувствуя странный восторг и поступающее счастье. Гермиона нутром чуяла, что всё наладится и близнецы выживут, а что до Темного Лорда… Об этом она подумает позже. Слишком многое придется осмыслить.

***

      Вечерний ритуал обещал быть привычным, но вновь судьба-злодейка (или, скорее, злодей) подкинула новое испытание для мисс Грейнджер.       Она не спеша разделась и направилась в ванную комнату, чтобы принять душ перед сном. Теплые струи воды приятно ласкали кожу, даря долгожданное расслабление. Однако внезапно напор воды стал слишком сильным, и кран с громким звоном отскочил, чуть не задев Гермиону. Испуганно вскрикнув, она выбежала из ванной, пытаясь найти свою волшебную палочку.       Пару мгновений спустя она, мокрая с ног до головы, перебирала ряд заклинаний, чтобы остановить грядущий потоп, но абсолютно безуспешно. Вода пробралась в спальню и была почти по щиколотку.       — Да черт возьми! Чтоб тебя! — громко причитала Гермиона, — Фините! Фините Инкантатем! Да блять!       Вода не слушалась и только прибывала.       — Мерлина ради, что за проклятый дом! Импервиус! Экскуро! Да, черт, как тебя убрать?!       Грейнджер негодовала: выводило, что перечисленные ее заклинания абсолютно не приносили пользы, а лишь усугубляли процесс. Выбора не оставалось — пора идти за помощью.       Переборов неловкость и внутреннее смятение, Грейнджер накинула домашний халат, спустилась на этаж ниже и постучалась в знакомую дверь. Короткое «Входите», и Гермиона оказалась внутри.       Том поднял взгляд и, оглядывая мокрую до нитки девушку, спросил:       — Что-то случилось?       — Случилось. В моей комнате потоп. И ни одно гребаное заклинание его не останавливает! — Грейнджер больше шипела, чем говорила, дрожа от холода.       — Какой ужас, — напрочь фальшивое беспокойство, — Я передам эльфам, чтобы они устранили неполадки с сантехникой. Ты же, — лукавый взгляд и голос, сочащийся ехидством, — можешь спать сегодня здесь.       «Он снова тебя провоцирует Грейнджер. Не ведись, не питай его самодовольство!»       — Конечно, только заберу вещи и переоденусь.       Как она и предполагала, вода не вытекала за пределы ее комнаты, и столь детская шалость, придуманная Томом, — одному Мерлину известно зачем, — неистово выбешивала Гермиону.       «Ну вот и проверим твое напускное благородство. Тронешь меня пальцем сегодня — и не увидишь больше детей! Мне же на руку такой расклад», — размышляла Грейнджер.       Гермиона присмотрела весьма пикантную вещицу в своем гардеробе, дабы ответить на провокацию одного напыщенного Темного Лорда. Маленькая коричневая кружевная сорочка была когда-то куплена, чтобы порадовать Рона в постели, но, увы и ах, долг свой она не выполнила, валяясь на дне ее бездонной сумочки. Конечно, Тома радовать она не собиралась. Ни в коем случае.       — Вот и настал твой час, — прошептала волшебница, примеряя совсем нескромный наряд. — Посмотрим, кто кого.       Гермиона накинула мантию и вновь вернулась в покои хозяина поместья. Ей стоило немалых сил унять свое беспокойство. «Я Гермиона Грейнджер, мать твою, или кто?!» Весьма странный способ побороть страх, не так ли? Но у волшебницы имелось не так много времени в запасе.       Изначально ей пришла идея все же отказаться от столь щедрого гостеприимства. И снова показаться трусихой в его глазах? Скажи ей кто месяц назад, что она будет спать с Волдемортом в одной комнате, — отправила бы беднягу к психиатру. Признаться, это лишь меньшее из зол, если учитывать двух шестнадцатилетних детей и подаренные ими кулоны с явным доказательством глубины ее чувств.       «Да к Черту!» — вновь бросила она, стуча в знакомую дверь.       — Входи.       Нацепив фальшивую улыбку, Гермиона зашла в покои Тома с гордо поднятой головой и моментально сбросила мантию, отшвырнув ту на стул.       Секундное молчание вгоняло девушку в краску, и та уже была готова позорно сбежать.       Том наконец прервал гнетущую тишину:       — Это единственная… — он облизнул ее взглядом с ног до головы и, чуть сглатывая, продолжил, — вещь для сна в твоем гардеробе?       — Абсолютно верно. Что-то смущает?       — Нет, абсолютно ничего.       — Прекрасно.       — Прекрасно.       Диалог казался исчерпывающим, как вдруг созрел еще один вопрос:       — Раз в трехэтажном поместье больше нет свободных комнат, не удосужитесь ли вы, милорд, предоставить мне кровать в вашей скромной обители?       Она картинно развела руками, пока ее голос сочился сарказмом. Том наблюдал, как она, высокомерно задрав нос, ступала босыми ногами, как забиралась на его кровать без спроса и как вперила свой прищуренный взгляд в него.       — Мисс Грейнджер, — начал он, подстраиваясь под её тон, — вы сегодня в ударе.       — Ну, раз того требует ситуация, приходится, — нарочито громко вздохнула она.       Хозяин поместья сидел в кресле, держа в руках книгу и бокал вина. Он был одет в шёлковые штаны и распахнутый халат, который открывал вид на его рельефную грудь. На его губах играла лёгкая усмешка — Тома Риддла забавляло поведение Гермионы.       — Вы спите со мной.       — Нет, — твердо заявила Грейнджер, качая головой.       — Мисс ханжа снова вернулась, какая жалость, — вдохнул он. — Признаться, я считаю, что ты еще ни разу не целовалась.       Грейнджер вспыхнула ежесекундно.       — На что ты намекаешь? Что меня никто не хочет?       — Я думаю, это ты никого не хочешь, потому что ханжа, — усмехаясь, бросил Том.       Гермиона покраснела, то ли от смущения, то ли от гнева, и тут же гордо заявила:       — Чтоб ты знал, я потрясно целуюсь!       Том выгнул бровь, откидываясь в кресле.        — Да? — низкий бархатный голос. — Так докажи.       Он смотрел на краснеющую ведьму в ожидании, пока та боролась с собой. «Я смогла уничтожить куски его души, неужели я не смогу просто поцеловать? Один поцелуй, и всё», — убеждала себя Гермиона, пока ее вторая половина душнила и причитала о том, что скажет Гарри Поттер, когда узнает.       — Легко.       И чеку вновь сорвало, но без эксцессов типа сожженного дотла портрета.       Гермиона нарочито медленно дошла до мужчины и, словно в дешевой комедии, попыталась сексуально сесть на колени, но вышло больше неловко. Том издал короткий смешок, но тут же его подавил, заметив хмурый взгляд Грейнджер.       Она несмело положила свои тонкие ручки на его шею и гулко сглотнула: он был так близко, всего пара дюймов. Преступно-красивое лицо с пухлыми губами, точечными скулами и две обсидиановые бездны вместо глаз, что смотрели с неподдельным интересом, отливая багрянцем. «Мерлин, что я делаю», — смятение вновь обуяло девушку, и Том, заметивший стенания сам прильнул к ее губам.       С первых же секунд его поцелуй был крепким, собственническим и, стоит признать, чертовски восхитительным. Язык очертил ее верхний ряд зубов и проник внутрь, не встречая сопротивления. Том захватил давно манящую нижнюю губу и чуть оттянул, что Гермиона невольно застонала, пока ее пальцы хозяйничали в черных волосах мужчины. Он неторопливо спустил свои губы ниже, целуя подбородок и пробираясь к лебединой шее. Ее сердце билось в бешеном ритме, пока сильные мужские руки гладили спину, прижимая ближе. Его потрясающие губы были словно везде, окуная девушку в пучину нарастающего возбуждения, ибо Гермиона чувствовала, как по телу пробежала сладкая дрожь, отзываясь внизу живота. Терпкий запах можжевельника щекотал нос, пока дорожка из страстных поцелуев спускалась вниз к девичьей груди. Гермиона откинула голову, подставляя декольте под властные губы Тома, который словно добрался до сладкого.       — Ты пахнешь как орхидея, — прошептал он, возвращаясь к девичьем губам. Его взгляд заволокло пеленой возбуждения и чего-то еще, чего Гермиона пока не могла распознать, ибо сама утопала в зарождающейся нежности. — Браво, Мисс Грейнджер, целуетесь вы и правда неплохо.       Последующие едкие слова и насмешливый тон вывели Гермиону из подобия транса. Она мигом вскочила с колен Тома, впиваясь в него хлестким взглядом.       — Всегда нужно быть таким…несносным высокомерным и, чертовски бесящим? — процедила она сквозь зубы чуть слышно, забираясь на самый краешек огромной кровати.       — Это моя половина, Гермиона.       — Теперь моя, — рявкнула она, и более спокойно продолжила, — спокойной ночи.       Том не ответил и не пошел спать, наблюдая, как спустя пару-тройку минут каштановые кудри перестали метаться по кровати и остановились в одном положении — Гермиона уснула. Прикрыв глаза, он сделал еще один глоток вина и глубоко задумался о ведьме, чья красивая, изящная нога так соблазнительно торчала из-под пухового одеяла.