Чужак

      Издав протяжный вопль, наполненный тяжестью, Изабель неудачно приземлилась на гравийную дорожку, потеряв концентрацию. Выступающие из-под земли мелкие камни впились в грудную клетку, поцарапав кожу через тонкую ткань рубашки.              Голову молниеносно сковала опьяняющая боль, будто клешнями впивающаяся в кости черепа. Пытаясь нащупать точку опоры, чтобы подняться, Уоррен из последних сил вскарабкалась по грязи, но ладони утонули в тягучей жиже, чувствуя, как дождевые черви проползают меж фаланг пальцев.              Тошнота пульсировала в глотке, выхаркиваясь немыми приступами. Уоррен чувствовала, как в уголках глаз собирались слёзы, и она уже не была уверена, что именно могло вызвать негативные эмоции. Чёртова аппарация Блэка, приведшая молодых людей невесть куда, или всё-таки страх пробил брешь, поселившись в девичьем естестве навеки.              Февральский дождь хлестал по лицу мелкими каплями, ощущавшимися звонкими пощёчинами. Сотня ударов морозили кожу непрекращающимся буйством природы, опустившим купол скверных осадков на ближайшую сотню километров.              Пересилив себя, Изабель аккуратно оттолкнулась коленами о гравий, перевернувшись на спину. Руки были по локоть измазаны в мокрых хлопьях земли, но внешний вид сейчас волновал гриффиндорку меньше всего.              Все её мысли бились о самый главный вопрос.              Куда их переместил кубок?              Блэк все ещё не подавал признаков жизни, и Изабель искренне надеялась, что эти минуты тишины и мнимого спокойствия продлятся как можно дольше. Конечно, она не имела права даже позволить себе думать, что слизеринец ошибся в координатах, и их выкинуло далеко за пределы местности, где обитал Реддл.              Невозможно, чтобы оказаться правдой.              Сукин сын пойдет на всё, чтобы принести своему хозяину ценную подачку в знак верной службы.              От этих размышлений в горле разросся ком. Протолкнув его по трахее, Изабель все также бесшумно прочистила горло, чтобы не привлекать к себе внимание Блэка. Полнейшая глупость, но попытаться стоило.              Может, ей всё-таки повезло, и слизеринский ублюдок неудачно приложился головой о крупный булыжник? Человечество вздохнет с облегчением, если приближённый Волдеморта пробьёт себе висок. В тайне Изабель молилась об этом у несуществующих богов.              Но в мольбах девушки не было никакого смысла. И высшие силы — если они действительно существовали — не торопились ответить на просьбу, сочтя её чем-то за гранью осуществимого.              Вблизи распластанного тела гриффиндорки послышался недовольное бормотание. Ругательства смешивались с выплеванным ядом, а от чарующего и бархатистого тона, который когда-то нравился Изабель, ни черта не осталось. У неё складывалось впечатление, будто Блэк сам был не в восторге от их путешествия.              Мы все ещё в одной лодке, придурок.              Припрятанная в заднем кармане брюк палочка впивалась в бедро, маняще напоминая о себе. Беря с собой волшебное древко, Изабель не предполагала, что воронка порт-ключа занесёт их на открытую, никем не охраняемую территорию. Судя по тому, что единственным источником шума являлся воющий ветер, здесь, где бы это ни было, — безлюдно.              Значит, у неё был шанс обезоружить слизеринца и сбежать.              Но Блэк не идиот. Он мог быть кем угодно, но никогда не был глупцом. Однажды ей посчастливилось прочувствовать истинное удовольствие, приставив кончик столового ножа к его горлу.              Однако не было никаких гарантий, что тот случай не был им предусмотрен заранее. Возможно, Регулус не лукавил, когда говорил, что предвидел выходку Уоррен, и просто позволил этому случиться.              Просунув руку под спину, гриффиндорка ухватилась за рукоять палочки, и принялась медленно вытаскивать ту из кармана, благоговейно наблюдая за тем, как дождевые капли хлыщут по земле, глуша шорох ткани.              — Даже не пытайся, — высокомерие окропило собою девичий слух.              Фраза чувствовалась уколом разочарования, проталкивающим по мышцам сильнодействующий препарат, вызывавший онемение конечностей. Застывшая под поясницей ладонь не двигалась. Прикусив язык, Изабель смиренно вглядывалась в ночное небо, проклиная себя за неосмотрительность. Ей следовало дождаться более удобного момента, чтобы воплотить спонтанный план в жизнь.              — Ты же не думала оглушить меня в разгар нашего незабываемого путешествия? — резонирующее веселье плескалось в голосовых связках парня, пока он, точно свирепый зверь, подступал к гриффиндорке всё ближе с каждым шагом.              — Конечно, нет, — Уоррен сымитировала беспечность, сдавливая зубами собственный язык до тех пор, пока слюна не смешалась с кровью. — Всего лишь хотела поэкспериментировать с Непростительными. — Она нехотя повернула голову, заметив пару мужских ботинок, остановившихся в метре от неё. — Тебе бы понравилось. Ты ведь главный поклонник разного рода зрелищ.              Остаток предложения потонул в недовольных возгласах волшебницы. Почувствовав, как её предплечье буквально отдирают от земли рывком, Изабель принялась отбиваться, обменяв здравый смысл на самосохранение.              — Язви, пока можешь, — протянул Блэк, стоило девчонке поравняться с ним. Он держал её на расстоянии вытянутой руки, но его касания, плотно впивавшиеся в кожу, не умаляли перспективы держаться в относительной дальности. — Совсем скоро Реддл выбьет из тебя всю дурь. Солгу, если скажу, что испытаю от подобного рода зрелища удовольствие, но зато каков будет результат.              Она была уверена, что слизеринец смаковал каждый слог, подчёркивавший власть, коей сейчас обладал Блэк. Полное ощущение силы в своих жилистых руках. И в знак подтверждения — худое предплечье, сжимавшееся пальцами слизеринца.              Он буквально прощупывал, насколько хлипка его марионетка. В ртутных глазах, ставших почти чёрными из-за отсутствия освещения, плескалось множество вариантов, как именно можно было разрушить жизнь гриффиндорки.              Ноги все ещё не слушались, слабо держась на влажной дорожке, но желание пасть перед слизеринцем меркло, поэтому Уоррен пришлось истратить остаток сил, чтобы выстоять перед слизеринцем.              Рвотные позывы не стихали, заставляя подбородок неметь. Испарина на лбу осязалась явно, перемешиваясь с холодным потом, обдававшим остальную часть тела.              Дотрагиваясь до порт-ключа, Изабель даже не подумала о том, что воронка аппарации настолько пагубно на ней скажется. Но чертова магия истощила настолько, что Уоррен до сих пор приходила в себя.              Прежде она никогда не перемещалась на дальние расстояния с помощью порт-ключа. Трансфигурация также почти не использовалась девушкой, потому что в этом просто не было надобности, пока она проводила бо́льшую часть жизни в Хогвартсе, а остальную в магловском районе.              — Палочку, — процедил Блэк, вернув Изабель в суровую мглу реальности. Она моргнула несколько раз, прежде чем поняла, к чему он клонил.              Рука, что несколько минут назад обхватывала древко, сейчас удерживалась слизеринцем. И, судя по его довольно-садистскому лицу, он не спешил облегчать попытки гриффиндорки выудить личный атрибут из кармана.              Окольцевав левой рукой талию, Изабель потянулась к кромке брюк, скользя ниже по штанине. Уоррен не спускала глаз с Блэка, вглядываясь в его мертвецки-бледное лицо. От былой иронии и псевдо-веселья не осталось и следа. Теперь он впивался в неё раздражённым взглядом, а на щеках его заходили желваки. Лунный свет озарял его глаза, радужки были сужены, подчеркивая нетерпеливость.              — Шевелись, — пальцы крепче сжали девичью плоть, натянув ткань мокрой рубашки.              Глаза Уоррен широко распахнулись, а в голову проникла опасная мысль. Паника перебила все остальные эмоции, кромсая сердце быстрыми ударами пульса.              Рубашка.              Изабель крупно повезло, что темнота усеяла угольным полотном всё вокруг, и детально разглядеть внешний вид девушки было практически невозможно. Но Блэк мог перешагнуть через личные границы гриффиндорки в своей излюбленной манере, срастись с ней воедино. Он мог бы снова задушить её близостью, впрыскивая в вены воздух, который они делили.              И тогда он бы обязательно заметил, что палочка не единственное оружие, припасённое Изабель. Её план «Б» разрушился бы в мгновение ока, а подаренный Владиславом клинок разрезал бы яремную вену девчонки, как сгнившую хлипкую нитку.              — Ты оглохла? — настойчиво повторил слизеринец, заметив смятение, овладевшее Уоррен.              — С-сейчас.              Прокусанный язык заплетался, но Изабель надеялась, что Блэк не сыщет в интонации испуг. По крайней мере, не из-за того, о чём она думала последнюю минуту. Дрожавшее от холода и не прекращавшегося ливня тело играло ей на руку, умело тасуя выгодную причину в колоде, полной мелочи.              Ладонь протиснулась ниже, нащупав палочку. Изабель предвидела этот сценарий, предугадывала его с точностью до каждого жестокого касания к её коже. Но проницательность ничуть не ослабевала узел тревоги, скрутивший органы. Вздёрнутый подбородок ловил собою ледяные капли, а зелёные глаза впитывали отражение Блэка, наблюдавшего за ней всё то время, что гриффиндорка выполняла его приказ.              Выудив из кармана древко, Уоррен выставила его перед слизеринцем, впечатав наконечник в мужскую грудь. Палочка стала вторым спасительным элементом, разделявшим молодых людей. Изабель надеялась, что в чужих руках ясеневое дерево не отречётся от своего предназначения, оставшись верным своему владельцу.              — Тебе идёт быть послушной, — каждый сантиметр девичьей плоти пробила предательская дрожь, стоило гнусному издевательству соскользнуть с уст Блэка.              — Пошёл ты, — выплюнула Изабель, чувствуя острую потребность развеять мимолётный образ, придуманный разыгравшимся воображением слизеринца.              Хмыкнув, Блэк проигнорировал словесную атаку гриффиндорки. Он продолжал смирять её ничего не значившим взглядом, превратившись в блеклую версию себя. Кроме привычной оболочки, в нём не было ничего от прошлого себя. Искра в глазах превратилась в мутный пепел.              Слизеринец отчего-то не выглядел удовлетворенным из-за долгожданной поимки добычи. Он, скорее, был измождён чужой борьбой, в которую Блэк продолжал играть явно не по собственной воле. Принципы и семейные ориентиры чистокровных давили на него сильнее, чем искреннее желание отыграться на грязнокровках.              Она снова делала это. Пыталась добраться до его сути. Снова пыталась разворошить металлическую толщу маски, чтобы нащупать человечность. Сущность, лишённую жестокости и жажды крови.              И это самая главная ошибка Уоррен.              Постоянная жажда стать спасительницей для Блэка, явно не нуждавшегося в исправлении. Сомнение, проскальзывавшее помехами, было лишь следствием её желаний. Она видела то, что хотела видеть в нём.              Но это не настоящий Блэк.              Лишь проекция её несбывшихся мечт.              Она дала себе слово не подвергать его личность психологическому анализу. Но стоило ему вторгнуться в её границы, как Изабель тут же теряла всякую волю к сопротивлению. Своеобразная пытка, которой так любил подвергать её слизеринец.              Реддл мог гордиться учеником, превосходившим своего мастера в искусных змеиных хитростях.              — Повернись спиной, — скомандовал слизеринец, убрав от девичьего тела руки.              Блэк вывел гриффиндорку из нескончаемых лабиринтов размышлений, заставив ощутить Изабель хлипкую почву под ногами. Она недоверчиво склонила голову набок, ощутив во рту кислый привкус замешательства.              — Что ты задумал? — она шагнула назад, упершись ботинком во что-то твёрдое, напоминавшее камень.              — Ничего, что причинило бы тебе боль, — серьёзно ответил слизеринец, выхватив из рук гриффиндорки палочку. Подбросив в воздух, он зачаровал её своим древком, уменьшив и убрав в карман мантии.              Он сделал шаг вперёд, проследив за тем, чтобы расстояние между ними осталось прежним. Не больше полуметра, которого было вполне достаточно, чтобы трепыхавшееся сердце таранило грудную клетку. Дрожавшая челюсть заходила ещё сильнее, а расширенные глаза выдавали в Уоррен слабачку.              — Всё, что связано с тобой, причиняет мне боль, — Изабель выдохнула обрызганную внутренности честность вместе с клубом пара.              Не произнеся ни слова, Блэк дотронулся до девичьей щеки. Смазанным движением он подтёр кожу, заставив тронутый участок вспыхнуть острой болью.              Но теперь Изабель не дрожала.              Удивительно, как работал её мозг, реагировавший с почти преступным спокойствием на его касания. Одно лишь слово, вымолвленное Блэком, могло распотрошить её изнутри. Но ледяные руки, оставлявшие следы на лице, ничуть не ворошили девичье спокойствие.              Отпрянув от девушки, Блэк растёр влагу между пальцев, но все ещё не спешил комментировать собственный порыв. Изабель завороженно всматривалась в каждое движение, надеясь самостоятельно отыскать причину нелогичных и диссонирующих действий.              Изабель приподняла ладонь, интуитивно выискивая особенную точку на лице, к которой прикасался Блэк. Не успев добраться до неё, слизеринец вскинул руку, удерживающую волшебную палочку, и прошептал заклинание.              Неприятные ощущения развеялись в мгновение ока, а кожа с характерным звуком сшилась заново, подобно разорванной ткани. От лёгкого пореза, полученного, вероятно, из-за неудачного приземления, не осталось даже шрама, судя по тому, что почувствовали девичьи пальцы. Только засохшая кровь.              Грязная. Магловская. Кровь.              Блэк приманивался ею, как волк, заприметивший добычу.              — Не заставляй его ждать, — слизеринец снова напомнил Изабель, для чего — кого — они бежали из замка. Волнение нахлынуло на неё волной, унося за собой на глубину переживаний. — Спиной. Живо.              Она не могла понять, как ему удавалось балансировать на почти ласковой интонации, в мгновение ока перемешивавшейся в коктейль разносортного раздражения. Одно лишь упоминание хозяина превращало Блэка в бездушное существо, слепо следовавшего указаниям из самой преисподней.              Решив не испытывать судьбу, Уоррен молча повернулась лицом к тёмному горизонту. Спинные мышцы натянулись, выпрямляя позвоночник. Кости под кожей почти трещали от давления, но Изабель выдерживала этот гнёт, наивно полагая, что своеобразная броня спасёт её от лап хищника.              Скрестив руки на груди, пряча под предплечьем выпирающую рукоять, Уоррен замерла. Она практически не дышала, предчувствуя неизвестность. Оставалось лишь догадываться, что именно задумал Блэк.              Привыкшие к темноте зрачки обратились к виду, открывшемуся перед Изабель. Тот самый камень, упиравшийся в девичий ботинок, оказался гранитным.              Из такого обычно изготавливали надгробия.              Чёрт. Возьми.              Нет. Нет. Нет. Нет.              Повернув голову, гриффиндорка заметила перед собой жуткую картину. То, что ускользнуло от её внимания, когда аппарационный вихрь выплюнул девушку посреди пустоты, теперь походило на сгусток мрачного, готичного и отторгающего.              Могильные плиты были повсюду, служа символом застывшей жизни. Аванпостом, ставшим для Уоррен единственным местом, в котором ей суждено остановиться. По всей видимости, навсегда.              Выдох, пропитанный немой истерикой, остался замурованным. Как бы Уоррен ни пыталась разомкнуть рот, он был будто заштопан тупой иглой.              Затылок обдало спасительным теплом чужих рук, бережно собравших волосы и перебросивших бордовые локоны через левое плечо. Запах выкуренных накануне сигарет залился в носовые пазухи привычной горечью, а ментоловый шлейф вкупе с ледяной февральской изморозью охлаждали сознание.              Держали девчонку на привязи, смакуя поселившийся ужас, холодивший каждый сантиметр тела изнутри.              — Почему мы здесь? — тихий предательский вопрос всё-таки сорвался с уст, пока Изабель старалась не смотреть впереди себя. Куда угодно, лишь бы не на могилы, окружавшие её, словно на алтаре.              — Ты становишься особенно болтлива, когда тебе страшно, — хриплое дыхание продолжило согревать тело и рассудок гриффиндорки, служа обманчивым плацебо. — Знала об этом?              Сейчас ей было абсолютно плевать, насколько жалко она выглядела в глазах Блэка.              — Почему порт-ключ переместил нас на кладбище?              Ей просто нужен был чёртов ответ.              — Реддл не любит делиться тайнами, — Изабель почувствовала, как мужская грудь упёрлась между лопаток, а высокий рост слизеринца хорошо ощущался, пока он дышал ей в макушку. — Если так случится, что своенравная гриффиндорка решит сбежать, лучше не давать ей причин для искушения.              Последняя фраза протолкнула в лёгкие кислород через приоткрытые девичьи уста. Изабель с жадностью ловила каждое произнесенное слово так, словно то заразно. Порождающее в организме цепную реакцию и разносящее по организму въедливый план.              Готовясь почувствовать мужские руки снова, Изабель не уловила на своём теле даже мимолётного прикосновения. Только шорох шёлка, опустившегося поверх глаз и крепко затянувшегося на затылке. Плотность ткани украло у гриффиндорки возможность разглядеть что-то, помимо обезоруживающей и полноценной темноты. Теперь ей не помогал даже лунный свет, отдалённо служивший ориентиром.              — Следуй за моим голосом, — из-за временной слепоты обострились остальные органы чувств. Слух впитывал наставления Блэка до последней капли, впервые за долгое не противясь, а всецело внимая. — Доверься мне.              — Ты ведь понимаешь, насколько абсурдно звучит твоя просьба? — Изабель слабо усмехнулась, прислушиваясь к реакции за спиной.              Но Блэк снова испытывал её молчанием. Тишиной ночи, свирепевшей за каждой секундой, проведённой в цитадели печали и скорби.              Он легко подтолкнул гриффиндорку в спину. Уоррен сосредоточилась на собственных ощущениях, совершая плавные и аккуратные движения. Не смела делать шага прежде, чем не прощупает дрожавшей ногой какие-либо мелкие препятствия. В последнюю очередь ей хотелось наткнуться на чью-то безымянную могилу и свалиться прямиком к мертвецу.              До неё дошло, как Блэк погрузил в свою сумку порт-ключ, спрятав кубок в свои личные вещи. Слизеринец последовал за ней, вновь стуча пальцами по девичьему телу в знак смены направления. Изабель пыталась отвлечься от сновавшего по пятам Блэка, сосредотачиваясь на пути. Пыталась вырисовать в голове карту местности, чертя воображаемые линии.              Вперёд. Вправо. Три метра беспокойного следования за голосом слизеринца. Поворот налево. Крутой подъём. Круговой обход по чему-то, что отдалённо напоминало лестницу.              С каждым пройденным сантиметром желание сорвать с себя дорогостоящее тряпье росло. Регулус был прав, говоря о том, что Изабель обязательно соблазнится идеей запомнить маршрут. Смириться с участью быть убитой Реддлом не помогла даже кромешная тьма. Мозг продолжал впитывать каждый совершённый манёвр.              Пока повелительный голос не заставил гриффиндорку замереть на месте. Застыв в неизвестности, Изабель почувствовала нутром тяжесть, что царила в том месте, куда привёл Блэк. Она ощущала каждой клеточкой, насколько тягучей была атмосфера. Уоррен могла поклясться, что даже пахло тут иначе. Словно сама смерть просачивалась в слизистую.              От раздавшихся ударов о поверхность, что, вероятно, являлась дверью, Изабель вздрогнула. Её глаза оставались открытыми, словно надеялись, что ей удастся подглядеть за тем, что разворачивалось вне её досягаемости.              Ветхая дверь отворилась с характерным скрипящим звуком, отдаленно напоминавшим то, как хлипко и бессильно билось её сердце. Удар за ударом, от которых разбухала яремная вена под кожей.              — Малыш Реджи, — нотка безумия прокралась к Изабель невидимым силуэтом, сложив ладони на плече у гриффиндорки. — А я думала, что ты оставишь нас без своего внимания.              — И не надейся, Белла. Я всегда верен своим обещаниям.              Слизеринец звучал всё также отстранённо, почти лениво и скучающе. Он находился в привычной среде обитания, в которой Пожиратели Смерти не глядели на него, как на кусок мяса, а смотрели, как на равного себе.              Та девушка, что говорила с ним, явно была не в числе тех, кем он повелевал. Но даже она не пробуждала в нём никаких эмоций, кроме обыденной бесстрастности.              В отличие от Изабель. Она наконец прочувствовала полностью, о чём её предупреждал Блэк. Каждое сказанное им предложение теперь воспринималось провидчески. От гриффиндорской храбрости не осталось ничего, стоило Уоррен столкнуться с одной из приспешниц Тёмного Лорда. От одного её голоса руки начинали трястись сильнее, чем от промокшей одежды и низкой температуры.                     Блэк шагнул вперёд, и от шороха его ботинок, ускользающих от неё так быстро и внезапно, паника достигла своего апогея. Да, мерзкий слизняк все ещё оставался её врагом. Да, она обязательно вонзит чёртов клинок в его сердце, если предоставится такая возможность. И да, она всё также его ненавидела. Целиком и полностью. Безоговорочно.              Несомненно, Блэк стал тем, кто предал её. Привёл к логово к чудовищу, думая лишь о собственной выгоде.              Но средь бо́льшего зла Изабель выбирала то, что было хорошо изучено.              Гриффиндорка, самого того не осознавая, нащупала в темноте мужскую ладонь, безмолвно прося Блэка не уходить. Она не хотела, чтобы он покидал её, оставляя наедине с незнакомкой. Ей будет куда спокойнее, если слизеринец будет рядом.              Годрик, какая чушь.              Спокойствие и Блэк никогда не уживались рядом. Одно всегда побеждало другое.              И другим вечно был слизеринец.              Но вопреки пагубным мыслям, Блэк не сдвинулся дальше, лишь крепче переплёл их ладони. Застыл прямо перед Изабель, пряча девчонку за своей спиной, подобно принцу. Какая ирония. Главный антагонист в её жизни внезапно обрел статус спасителя. Мозг и вправду охватила лихорадка, подменивавшая понятия о чужой личности.              — Забавная зверушка, — протянула девушка, истерично хихикая над трусостью Уоррен. — Мне было бы о-о-очень интересно с ней поиграться, пока никто не видит, — за фразой последовал влажный звук облизанных губ, словно незнакомку одолевал физический голод.                     — Ты и пальцем её не тронешь, — не просьба, а приказ. Теперь Изабель понимала, что даже с равными себе Блэк не выбирал выражений.              — Для моих развлечений пальцы необязательны, — стук каблуков походил на симфонию бедствия, а щёлкавший при разговоре язык добавлял флёр безумности. — Я знаю столько тёмных проклятий, что, коротая время до рассвета, ни разу не повторюсь.              Уоррен попыталась сконцентрироваться на собственном тихом дыхании, думая лишь о том, чтобы прислужница Реддла оставила её в покое. Но, кажется, белёсое от волнения лицо гриффиндорки лишь усиливало жуткий интерес.              — Она предназначена Тёмному Лорду, — гриффиндорка рефлекторно вжала ногти в мужскую ладонь, получив в ответ болезненное давление на костяшки. — Пусть он и решает, что делать с грязнокровкой.              — Иногда ты бываешь таким скучным, кузен, — фыркнула девушка, сдув прядь волос со лба. — Пропадает такой потенциал.              — Я направляю свой потенциал в правильное русло, на благо Лорду, — рывок в сторону, и теперь Изабель стояла сбоку от Блэка, неудачно впечатавшись в его плечо. Она продолжала оставаться вне видения ситуации, только ориентировалась на интонации и внешний шум. — Тебе бы не помешало сконцентрироваться на важных делах, пока здравый рассудок окончательно тебя не покинул.              — Не забывайся, мальчишка, — скольжение каблука неприятно садануло по слуху, как и взмах палочки, которая могла быть приставлена к горлу слизеринца. — Или мне напомнить о наших летних тренировках? — голос незнакомки стал похож на лезвие, шинковавшее собой всю надежду на то, что из этого диалога можно выбраться невредимым. — С тебя бы не помешало сбить спесь.                     Изабель резко опустила повязку со своих глаз, щурясь от тёплого света фонаря, висевшего на пороге небольшого дома. Тёмные волшебники одновременно повернулись на гриффиндорку, смиряя её эмоционально разными взглядами.              Незнакомка, по всей видимости, являвшаяся кузиной Блэка, смотрела на неё презрительно, сохраняя сумасшедшую весёлость во взгляде. Регулус, напротив, искоса оглядывал Уоррен удивлённо, с почти восхищением. Будто не был готов к тому, что даже в такой ситуации Изабель не станет подчиняться нитям, управляющим ею, словно безвольной куклой.              — Какое преданное зверьё, — улыбка Беллы походила на оскал, из-под которого выглядывал белый ряд зубов. — Он неплохо тебя приручил, грязнокровка.              Она почти сделала шаг вперёд, как тотчас раздался внушительный и грубый голос за её спиной:              — Ты затянула с приветствием, Беллатриса.              Волшебницу отрезвили слова хозяина, из-за которых она дёрнулась назад, словно кто-то силком дёрнул поводком, возвращая к себе. Высокопарность Беллы треснула, оставив проблеск запуганности в черных глазах. Она послушно опустила голову, приклоняясь перед единственным значимым человеком в её жизни.              Говоря о зверьках, она забыла упомянуть, что недалеко ушла от пленённой маглорожденной. Только у Изабель имелось искреннее желание противостоять навешанному клейму, а Беллатриса, по всей видимости, неплохо уживалась с ролью шавки.              Стиснув зубы, Белла отошла в сторону, освободив молодым людям путь. Она продолжала буравить гриффиндорку озлобленным взглядом, но больше не смела озвучивать едкие комментарии.              Блэк расцепил их ладони, но не сдвинулся ни на шаг, продолжив стоять между Изабель и кузиной. Наконец, когда по ту сторону двери раздалось очередное недовольное ворчание, слизеринец указал взглядом на проход, и последовал к Реддлу, внимательно следя за тем, чтобы Уоррен поспевала за ним.              Войдя в дом, Изабель интуитивно направилась вдоль по тёмному коридору. Шла на свет, как мотылёк, чувствуя, как постепенно опускалась температура. По градусу на шаг, морозя тело хлестче, чем это делала ливневая стена за окном.              Не дойдя до гостиной, слабо освещённой парочкой настенных факелов, Уоррен замедлилась. Не по собственной прихоти, а потому, что Блэк, шедший позади неё, внезапно дёрнул девчонку на себя. Приложив палец к губам, он заставил её замолчать и вести себя максимально тихо.              Он развязал на себе узел мантии, и сняв одеяние одной рукой, укрыл ею тело гриффиндорки. Изабель удержала на себе сползающую ткань, растерянно взглянув на слизеринца. Но он не смотрел на неё, Блэк с осторожностью следил за тем, что происходило в паре метров от него — там, где горело пламя, освещавшее фигуру хозяина.              Изабель не понимала, что означал этот двусмысленный жест. Обыкновенное человеческое желание согреть гриффиндорку, не дав ей замерзнуть после долгого пребывания на улице, или в этом скрывалось что-то более глубокое? Потаенное, обретавшее смысл лишь в том случае, если читать между строк.              Не произнеся ни слова — опять — слизеринец направился к Реддлу. Уоррен могла бы простоять в этом узком коридоре хоть целую вечность, оттягивая неизбежное, если бы не спешный стук каблуков Беллатрисы, оповещавших приближение одной из возможных бед.                     Переступив порог гостиной, гриффиндорка огляделась. В этой комнате не было ничего из того, что напоминало бы о жизни. Обычной и нормальной.              Потрёпанная софа, на которой расположился Реддл, сидевший спиной к прибывшим волшебникам. Диван, исполосованный острыми когтями, был забросан разным хламом, больше напоминавшим мусор. Липкие пятна на облезлом древесном полу были на вид, как вишнёвое варенье.              Но Изабель прекрасно знала, что это было.              Полутьма, характерная для аудиенции с Тёмным Лордом, освещала бо́льшую часть пространства. Прямо как в гостиничном номере, где ей было суждено встретиться со своим мучителем — одним из — в первый раз.              — Присаживайся, — потребовал Реддл нетипично-дружелюбным тоном.              Он все ещё не поворачивался к ней лицом, видимо не считая нужным сохранять зрительный контакт, когда его глазами и ушами служил Блэк.              Уоррен опустилась на стул, стоявший напротив Тёмного Лорда. Единственная мебель, с которой девчонка могла соприкоснуться, при этом не брезгуя. Почти.              — Ты отлично справился, Регулус, — она впервые слышала искреннюю похвалу из уст Лорда. Это звучало почти естественно, если бы все предупредительные ноты исчезли из голосовых связок мужчины. — Честно признаться, я до последнего не верил в тебя. Но ты оправдал все мои ожидания.              — Рад служить вам, хозяин, — Блэк опустился на одно колено в знак почтения, опустив голову на манер Беллатрисы.              Сборище больных фанатиков.              — Наша гостья не доставляла тебе проблем?              Сердце Изабель сжалось, словно сам Реддл спрятал орган в своём кулаке, давя с такой силой, что мог размозжить мышцу до полопавшихся клапанов. Она с надеждой взглянула на Регулуса, наивно веря, что он мог обмануть своего лидера.              Конечно, он этого не сделает. Скажет всю правду. Выдаст каждое из неповиновений грязнокровки. И обязательно упомянет о проклятом письме, которое Изабель написала своей бабушке.              Девичьи ладони прокрались к грудной клетке, прижимая скрывавшийся под рубашкой и мантией кинжал. Она почувствовала, как острие прошлось по коже, но ей было плевать. Лучше навредить себе самой прежде, чем Реддл узнает о том, что она пыталась его обхитрить.              — Грязнокровка отличилась послушностью, мой Лорд.              Что?              Уоррен моргнула несколько раз, пытаясь правильно расслышать ответ Блэка. Отличилась послушностью? Он действительно сказал именно это? Из всех возможных вариантов, приближавших слизеринца к долгожданному олимпу, он произнёс то, что никак не вязалось с настоящим?              — Замечательно, — удовлетворенно сказал Реддл, резко поднявшись со своего места. Плавно двигаясь, подобно змее, он обошёл софу, и встал перед Изабель. — Ты можешь быть умной, если пожелаешь. Настоящий дар для маглорожденной.              Сбоку от гриффиндорки послышался долговязый звук, смазывавший древесину медленными движениями. Уоррен не могла позволить себе прервать зрительного контакта, боясь нарушить баланс мнимого спокойствия Лорда. Двигались исключительно зрачки, чуть правее, ластясь к шороху, доносившемуся из темного угла.              Если что-то пойдёт не так, она умрёт раньше, чем надеялась, даже не успев что-то предпринять для своего побега.              — Нагайна — моя преданная спутница, — он едва ли не воспевал имя той твари, что таилась в тени, лишь сверкая жёлто-зелёной светоотражающей мембраной вместо глазниц. — Она не причинит тебе вреда. Пока остается сытой.              Теперь пазл складывался в одну цельную картину. Пятна на полу не принадлежали жертвам Реддла. Лишь косвенно. Ответственной за останки человека была Нагайна, чьё шипение было практически вездесущим.              — Порт-ключ у меня, мой Лорд, — Блэк вмешался в странное подобие диалога между Изабель и Реддлом, притянув внимание своего хозяина к себе. Но Волдеморт не переставал следить за тем, как влага от дождя смешивалась со страхом, отображённом на лице девчонки. — Когда прикажите его активировать?              — Не в ближайшее время, — сухо ответил Реддл.              Словно та задача, что ныне была первостепенной, теперь не интересовала его. Но что-то было не так. Смотря в глаза-щелочки Лорда, Уоррен замечала, как возгорается пламя первобытного интереса. Почти одержимости.              — Мы задержимся? — вторил слизеринец, поднявшись на ноги.              Гриффиндорка перевела взор на парня, зацепившись за условное мы, прозвучавшее так, будто Изабель не должна была проститься с жизнью этой ночью.              — Ты имеешь что-то против?              Тёмный Лорд резко повернул голову на своего прислужника, и мышцы на его шее натянулись настолько, что под бледной плотью прослеживались вены, переливавшиеся, словно блеск чешуи на солнце.              — Нет, — Блэк опустил голову, скрывая в полуприкрытом взгляде явное недовольство из-за сложившихся обстоятельств.              Новость о том, что Реддл решил внести коррективы в свой план, также не возымела отклика в душе Уоррен. Не то чтобы она мечтала о скорейшей смерти. Но нечто зловещее, плескавшееся на дне искрящихся радужек, не давало девушке покоя.              Она знала, что это ещё не конец.              Лорд прекратил смирять Блэка испытующим взглядом, медленно переводя глаза на Изабель. Гриффиндорка завороженно глядела в ответ, боясь лишний раз пошевелиться и пробудить гнев волшебника.              Её не спровоцировал даже ставший привычным влажный звук, смазывавший пыльную древесину под ногами. Подкрадывающиеся движения больше напоминали танец бедствия, ритмично попадая в такт самым жутким мыслям.              Любимица Реддла, Нагайна, подползала к нему из-за спины, словно любовница, желавшая отведать долгожданного внимания своего господина. Но центром его интереса служила пленённая грязнокровка, заставлявшая себя смотреть исключительно на мужчину, но никак не на чудовище, степенно обвивавшее его тело. Исполинская змея благоговейно опустила голову на плечо Лорда, продолжив свирепо выпускать язык, целясь точно в цель. В то место, где расположилось окаменевшее тело Уоррен.              Холодные, почти трупные ладони сомкнулись на её щеках. Кожу жгло пламенем, несмотря на то, что руки Волдеморта по температуре могли сравниться с самым морозным днём в году. Изабель пыталась протолкнуть воздух через пальцы, сжимавшие лицо, но мышцы будто окоченели.              — Пришло время извлечь всю выгоду из твоей живучести, — воодушевлённо заявил Реддл, опустившись ниже. Нагайна копировала каждое его движение, становясь внушительной тенью.              Изабель поняла, что садистское веселье, которое ей пророчила Беллатриса, только начиналось.                            

***

      

      

      

      Если бы кто-нибудь ещё пару месяцев назад сказал Блэку о том, что он всерьёз задумается спасти жизнь грёбаной грязнокровке, слизеринец бы рассмеялся идиоту в лицо.              А после вырвал бы его жалкий длинный язык, чтобы не болтал попусту.              Но теперь Регулус понимал, что он и вправду размышлял об этом. Последние сутки. И, если быть достаточно откровенным, то с того дня, когда слизеринец узнал, что Реддл готовил безымянную могилу для Уоррен.              Абсолютно несвойственная ему жилка пробудилась некстати, в совершенно неподходящее для геройства время. Когда на кон его дальнейшей службы в рядах Пожирателях было поставлено многое. Как максимум — его собственная жизнь.              Прерывать чистокровный род ради грязнокровки — даже в мыслях эта идея звучала абсурдно.              Уоррен не выжить. Ни в этом грёбаном поместье, больше походившем на склеп. Ни где-либо ещё. Если Реддл упустит девчонку сейчас, он обязательно заполучит гриффиндорку спустя время. Тёмный Лорд ни за что не откажется от своего — по каким-то неведомым причинам — желанного трофея.              Изабель привлекла хозяина. По-настоящему. Не ради запугивания, временного издевательства и скармливания остывавшего тела Нагайне.              Регулус был уверен, что Уоррен оказалась одной из многих случайных жертв Волдеморта. Неосторожность при выборе её личности в Кубке Трёх Волшебников стала лишь запускным механизмом в ходе событий, которые разворачивались прямо сейчас, пока Блэк бездумно слонялся по почти заброшенному дому, когда-то принадлежавшему семье Реддла.              Медленно цедя бутылку вина, найденного в погребе, слизеринец смиренно ожидал решения хозяина. Он приказал своим цепным псам запереть грязнокровку на верхнем этаже и пристально следить за тем, чтобы она оставалась в одной из комнат. Никто не смел входить и покидать комнату.              Сидя на том стуле, где всего несколько часов назад Уоррен молчаливо выстаивала против Реддла, Регулус просверливал дыру в испачканном кровью полу.              В гостиной все ещё пахло ей. Завядшими розами, прежде цветущими настолько ярко и пылко, что в пору было бы задохнуться. Но вместо исколотых шипами альвеол, Блэк чувствовал лишь острую надобность впитать в себя как можно больше кислорода, испачканного грязными цветами.              Глотая забродивший напиток, слизеринец пытался убедить себя в необходимых чувствах. Эмоции, которые он так надеялся испытать, не откликались на зов. Никакого удовольствия. Ни единого проблеска облегчения, что его миссия закончена.              Он старался смириться с мыслью, что совсем скоро её не станет. То, чего он так долго ждал, свершится в ближайшем будущем. Очевидно, Реддл удерживал Изабель не ради её блага. Он выжидал особенного момента, чтобы переломать каждую кость в девичьем теле, а после добраться до её сердца.              Сердце, что прежде принадлежало Блэку. И никому другому. Никогда.              Делиться завоеванным слизеринец не хотел. Особенно со своим достопочтенным Лордом. И если раньше Блэк искренне верил, что убийство Уоррен поставит точку в его нездоровом интересе к грязнокровной гриффиндорке, то с каждым днём эта мысль истончалась, становясь тихим отголоском.              Терялась где-то на задворках сознания, пока необъяснимая тяга стать для Уоррен билетом на свободу заполоняла черепную коробку. Мимолётная идея разрасталась подобно опухоли, подкармливая червоточину внутри.              Блэк был бы рад избавиться от наваждения, носившего характерно изумрудный оттенок — под стать глазам, в последнее время взиравших на него, словно он был чудовищем. Врагом, которого она так отчаянно хотела уничтожить. Впрочем, он им и был.              Он пытался вспомнить слова матери о том, что все грязнокровные выродки должны гнить в земле. Или прислуживать чистокровным. По мнению Вальбурги, они были годны лишь на это. Но ни одна фраза, пропитанная идеологией о чистоте и многовековых порядках, не могла пробудить в слизеринце отдалённо похожее на страстное желание превратить жизнь Изабель в грёбаный магловский ад.              Может, блядская совесть всё-таки не до конца отмерла, барахтаясь в подсознании в полумёртвых хрипах. Она была готова возродиться из пепла, словно Феникс, чтобы озарить ярким пламенем благородности всю ту чернь, из которой был выплавлена сущность слизеринца.              И у этой суки неплохо получалось давить на рычаги, ловко управляя Блэком. Возможно, именно поэтому перед побегом из Хогвартса слизеринец заглянул в совятню. Совестливые нити обтягивали каждое сухожилие, заставляя вручить семейному филину чёртово письмо.              Он отправил послание Тесс. То самое, которое Блэк уничтожил, испепелив на глазах Уоррен. То самое, что Блэк успел запомнить, впитывая в мозговые извилины всю ту смазливую ересь, о которой писала гриффиндорка своей родственнице-магле.              Салазар, храни его память.              Пешки Лорда, годившиеся исключительно для грязной работы, вроде слежки за потенциальными жертвами, порой пренебрегали приказами. Регулус надеялся, что на момент, когда филин доставит почту, письмо достигнет своего адресата.              Иначе все его попытки обелить себя, окажутся напрасными. Пасть ещё ниже слизеринец не мог. Достаточно с него того, что он добровольно ввязался в план по спасению близких грязнокровки.              Пиздец.              Блэк уже находился на самом дне.              Скрип половиц и приглушённые голоса заставили Блэка резко подняться. Пойло, что семья Реддла когда-то звала выдержанным вином, слегка сказалось на его координации. Едва не расплескав вино, Регулус метнулся к окну, спрятавшись за платяной шкаф, где Нагайна ещё недавно доедала свой ужин. Ботинки, сделанные на заказ, испачкались в останках мертвеца, а влажные от крови кости трещали под подошвой.              Регулус направил палочку, не выпускавшуюся из рук практически всю ночь, на своё тело, прошептав Дезиллюминационное заклинание. Чары объяли его конечности, маскируя каждый сантиметр. Магия поднималась выше, мерцая едва заметными бликами, пока не заполонила слизеринца целиком. Он сросся невидимостью с прилегающими предметами, становясь частью потрепанного шкафа, внутренностей трупа и обшарпанных стен.              — Мой Лорд, это может быть опасно, — Регулус узнал обеспокоенный голос Беллатрисы. Кажется, впервые звучавшей серьёзно, без примеси сумасшедшего ехидства.              — Твоё недоверие ставит под сомнение преданность, о которой ты твердишь на каждом шагу, — холодная интонация, которой Реддл снабжал свою верную приспешницу, не сквозила новизной. Но в ней было что-то ещё. Нетерпимость?              — Ни в коем случае, — ретировалась Лестрейндж, шагая по пятам за своим господином. — Я лишь беспокоюсь о вашей сохранности, хозяин.              Блэк старался не высовываться, лишь аккуратно выглядывал из-за шкафа, вытянув шею. Но тело его не двигалось, чтобы не шаркать чужими костями под ногами. Ему было необходимо не только подслушивать, но и видеть, кто ещё находился в гостиной. Кроме Реддла и Беллы не было никого. Их разговор хоть и не нёс в себе никакой ясности, но очевидно носил конфиденциальный характер.              — Вам стоит вернуться к изначальному плану. Мы захватим Хогвартс, пока ещё есть время. За ним последует Министерство, и вы сможете укрепить своё величие, — ртутные глаза сканировали обстановку, видя, как Лорд вновь опускается на софу. Благо, на этот раз мужчина сидел спиной к окну. Беллатриса нависала над ним, хлопая ястребиными глазами. — Грязнокровка исполнила свою часть сделки. Почему бы вам просто не скормить эту тварь змее?              — Девчонка нужна мне, — сквозь зубы процедил Реддл, вкладывая в слова особый смысл, который Блэк пока разобрать не мог. Но он чувствовал, что был не так далек от разгадки. — Её потенциал оказался достаточно высоким для того, чтобы послужить мне.              — Маглорожденное зверьё никогда не даст вам то, что могу предложить я, — обиженно произнесла Беллатриса, фыркнув. — Всё, что вы пожелаете, мой господин. Если потребуется, я уничтожу весь мир, — она подошла чуть ближе, не отрывая чёрных глаз от Лорда. — Одно ваше слово — и я сделаю это.              — Твой энтузиазм впечатляет, Белла, — подняв голову, ответил Реддл. Похвала действовала на кузину наркотически, расширяя малыми дозами зрачки, вытеснявшие радужки. — Но для свершений, намного бо́льших, чем порабощение мира, ты негодна.              — Вы настолько уверены в грязнокровке? — почти ревностно спросила Лестрейндж, латая вечную слабость перед Волдемортом под непроницаемой маской. — Мне слабо верится, что она окажется подходящим сосудом. То, что девчонка победила дракона и каким-то чудом выбралась из озера, ещё не делает её выдающейся.              Сосуд? О чём они, блядь, говорили?              Блэк крепче сжал бутылку, с первобытным интересом ожидая каких-либо объяснений.              — Она обхитрила мальчишку Блэка. Не догадываясь о его плане, ей с лёгкостью удалось сделать так, чтобы он повременил с убийством, — парировал Реддл, из-за чего слизеринец почувствовал, как холодеют внутренности. — Это ли не доказательство уникальности? Убить её понапрасну будет кощунством.              Во рту пересохло. Отчаянно хотелось осушить бутылку с мутно-бордовой жидкостью, но Регулус сдерживал порыв упиться спиртным. Мозг пытался зацепиться за сказанное волшебниками, игнорируя участившийся пульс от слов, что были скреплены темой смерти. И, по всей видимости, убийство Уоррен было лишь началом. Перевалочным пунктом в погоне Реддла за чем-то бо́льшим, чем порабощение мира.              Что было для него более ценным, чем власть, удерживаемая его руками?..              — Ты должна подготовить всё необходимое для завтрашней ночи, — уклончиво сказал Реддл, встав.              Беллатриса смотрела на мужчину с примесью негодования и абсолютного подчинения. Два пограничных состояния бились в ней, пока она молча выслушивала указания. Было заметно, — даже с того расстояния, на котором держался Регулус, — что Лестрейндж едва сдерживалась, чтобы не начать вновь переубеждать Волдеморта.              — Нужный мне предмет находится в твоём хранилище, — будничным тоном продолжил Реддл, обойдя застывшую посреди гостиной Беллатрису. — Позаботься о том, чтобы Рудольфус ни о чём не узнал, — повернув голову, Лорд взглянул на кузину через плечо, расширив уста в подобие змеиной улыбки. — В противном случае, он заменит грязнокровку.              — Прошу вас, хозяин, — взмолилась Лестрейндж, ринувшись к покидавшему её мужчине. — Вспомните прошлый ритуал. Вы едва не погибли, совершая его, — бледная рука потянулась к предплечью Реддла, но девушка вовремя одёрнула себя, сжав ладонь в кулак. — С каждым разом вам будет становиться всё хуже. Разделение души не укрепит ваш статус Великого Волшебника. Оно убьёт вас.              Нога Блэка в нетерпении соскользнула по останкам, разнеся шорох по безмолвности, что окутывала каждый сантиметр гостиной, пропахшей тайнами и тьмой. Настолько насыщенной, что даже дышать было тяжело.              Тёмный Лорд и Беллатриса одновременно повернулись на шум, на мгновение забыв о споре. Рептильные радужки Волдеморта жадно осмотрели угол, в котором прятался Блэк. Он надеялся, что Реддл не сможет учуять сигаретного дыма и терпкости вина.              Прикусив щёку изнутри, Регулус медленно двинулся назад, маскируясь за преградой в виде мебели. Он был готов уверовать в магловского бога, если бы это означало, что этой ночью Лорд не лишится одного из своего верных последователей.              В буквальном смысле.              — Разве пяти… — пугливо продолжила Беллатриса, возвращая внимание Реддла обратно, — недостаточно?..              Слова кузины расплавили сталь, облачающую мнимой выдержкой образ Реддла. Тени от догоравших факелов плясали вокруг мужского тела, увеличивая жуткий шарм, исходивший от личности Лорда. Ростом он был выше Беллатрисы, но с каждой секундой это становилось всё очевиднее, будто гнев подкреплял могущество хозяина.              Его сила и вправду чувствовалась на физическом уровне, в трескавшемся от напряжения воздухе. В затянувшейся тишине. В висевшей на шее сестры петлей. Приговором.              Блэк рискнул и вновь выглянул из-за шкафа, не пропуская ни одной детали.              — Недостаточно.              Утробно зарычал Реддл, вцепившись в шею Беллатрисы одной рукой. Его запястье было напряжено, а длинные пальцы давили настолько сильно, что в черных глазах сестры гас огонь, затуманивая взор пеленой.              Лестрейндж не проронила ни единого звука, даже отдалённо напоминавшего жалобный стон. Стояла, не шелохнувшись. Ожидала дальнейших действий своего хозяина, как будто его поведение было чем-то самим собой разумеющимся.              — Твоя излишняя тяга к разговорам начинает меня утомлять, — Регулус мог поклясться, что услышал, как хрустнули позвонки. Настолько сильно Лорд вжимался в плоть девушки. — Может, мне стоит вырезать твой длинный язык, чтобы ты, наконец, поумерила свой пыл? — он приблизил её к себе плавным движением, задействовав при этом магию. Чернь тянулась к телу Беллатрисы языками, вылизывавшими те участки её тела, что не были прикрыты блестящим бархатным платьем.              — Если это так необходимо, мой Лорд, — благоговейно прохрипела ведьма, борясь с бессилием, давившим на полуприкрытые веки.              Магическая сила Волдеморта пустила корни, обесточивая гостиную. Факелы погасли одновременно, расширяя границы темноты. Теперь Регулусу не понадобились бы даже хамелеоновые чары, никто из присутствующих не заметил бы его присутствия. Только пылающая полная луна напускала на помещение подобие света, подсвечивая схватку кузины и того, кому она была готова вручить свою жизнь.              — Прочь с моих глаз, — выплюнул Реддл, отпустив шею девушки.              Сгустки его черной сущности отпряли от Беллатрисы, дав ей рухнуть на пол. Плясавшие тени попятились назад, крадясь к телу тёмного волшебника. Сливаясь с ним воедино, становясь частью его.              Частью.              Его.              Блэк прикрыл глаза, анализируя всё, что было сказано Беллатрисой и Реддлом. Свершенные прежде ритуалы. Напрасная смерть Уоррен. Разделение души.              Что было для него более ценным, чем власть, удерживаемая его руками?              Он сам.              Реддл ценил свою жизнь больше, чем что-либо. Желание быть непобедимым, лишённым уязвимости и бессмертным. Его тело — оболочка — смертна и подвластна законам природы.              Но душа — нет.              Особенно та, что была поделена и спрятана в надёжных предметах, чтобы ни один волшебник не прознал о его самом главном секрете. Стать избранным, кому подвластно переписать устои о жизни и смерти. Лорд гнался за бессмертием.              И чтобы обрести его, ему было необходимо решиться на что-то противоестественное. Убить чужака, чтобы продлить своё существование и навсегда укоренить свою власть в Магической Англии.              Уоррен — очередной сосуд, который поможет Волдеморту достигнуть его главной цели. Он напитается её непрожитыми годами, а после избавится от неё.              Блэк был обязан возрадоваться намеченному сценарию будущего, в котором Пожиратели порабощают страну, заставляя каждого преклонить колено перед его хозяином.              Однако руны, отпечатанные на спине, пронзили отрицательным рёвом. Он ощутил, как глазницы его налились кровью, смешанной с густым мраком. Чернь, — подобная той, что обуревала Волдемортом, — жглась изнутри. Просилась на волю, умоляла сбросить оковы в виде мужского тела.              Но время ещё не пришло. Пока что.              Регулус не любил делиться. Ни своими трофеями, ни свободой, о которой он порой изменнически задумывался. Если наследник рода Блэк решит освободиться от гнёта властителя волшебного мира, смещая того с пьедестала, слизеринцу придётся уничтожить Реддла. А пока у тёмного мага в рукавах припрятана собственная расколотая душа, сделать это невозможно.              С каждым новым параноидальным приступом, толкавшим Волдеморта всё больше истончать свою духовную составляющую, Регулус будет на шаг позади.              Ровно на пять шагов позади.              И шестого быть не должно.                            

      

      

***

      

                           Бессонная ночь тянулась длинной нитью, обвязывавшей конечности, подобно путам. Изабель ни разу не сомкнула глаз с тех пор, как приспешники Волдеморта доставили её в комнату, больше напоминавшую гробницу.              Здесь не было ни одного источника света, будто такая банальная роскошь была чем-то противоестественным в пристанище психопата.              Уоррен старалась ни к чему не прикасаться, боясь, что тёмные флюиды, напитавшие спальню, поглотят её тело, подобно болезни. Слои пыли покрывали каждую поверхность. Благо, эта комната не кишела соблазнами в виде мебели. Исключением были лишь пустой письменный стол и двуспальная кровать.              Гриффиндорка и близко не подходила к чужой постели, что служила лишь условным предметом интерьера. На ней отсутствовало белье, и только голый перепачканный матрас мог придать отдаленное ощущение комфорта. Изабель не решалась проверить это на собственной шкуре.              Она одиноко сидела на грязном подоконнике, держась от окна на расстоянии. Стекло было испещрено мутными разводами, не позволявшими разглядеть местность за пределами дома, ставшему клеткой для волшебницы.              Подперев подбородок коленями, Изабель судорожно сжимала клинок, чудом ускользнувший из виду Пожирателей. Мантия, одолженная Блэком, все ещё свисала с плеч гриффиндорки, но не грела. Совсем. Влажная ткань рубашки почти высохла, больше не прилипая к продрогшему телу.              Помимо света, в доме также отсутствовало отопление. Без палочки Уоррен не могла наколдовать специальные чары, чтобы зубы перестали скрежетать друг о друга в попытках совладать с рефлексами.              Она потеряла счёт времени, гипнотизируя кусок пейзажа, нетронутого ни тьмой, ни пятнами многолетней грязи. Несколько раз Изабель отчаянно пыталась отворить створки, но они были надежно зачарованы. Как только гриффиндорка дотрагивалась до них, пальцы пробивало током, а красная дымка отражалась на лице девушки, ставя под сомнение её желание сбежать.              Волдеморт оказался осмотрительнее, чем Уоррен предполагала. Ну конечно. Было бы глупо проделать такой тернистый путь, чтобы в итоге позволить грязнокровке спрыгнуть со второго этажа.              Реддл надёжно спланировал её заточение, приставив к ней двух идиотов — Макнейра и Роули. Она слушала их бесконечную болтовню в течении всей ночи, со злостью глотая всю ту чушь, что лилась из их гнилых ртов. Сальные, мерзкие идеи проникнуть к ней в комнату, пока отсутствовал господин, не прекращались ни на чёртову секунду.              Изабель всерьёз задумывалась о том, чтобы выколоть каждому глаза, а после превратить языки с налётом скабрезности в решето. Но проблема заключалась в том, что она не могла выбраться из комнаты. Запирающее заклинание отделяло девчонку от гнусных планов ублюдков.              Может, это и к лучшему.              Уоррен не могла смириться со своей участью. Несмотря на зачарованное окно и запертую дверь, гриффиндорка отчаянно цеплялась хотя бы за проблеск надежды. Удивительно, с каким рвением её мозг пытался выскоблить из безутешной ситуации хоть что-то полезное, способное вытащить её из этого ада.              Свыкнуться с мыслью, что её ожидала неминуемая смерть, значит, перестать бороться. Но она не могла позволить себе этого. Вышколенный гриффиндорский оптимизм наконец-то пробудился после многих лет спячки, подбадривая Изабель.              В этом было мало смысла, но она не унывала. Продолжала думать, шагая рука об руку с бессонницей. Сжимала клинок до побелевших костяшек, представляя, как поквитается с каждым, кто отравлял её жизнь в течении долгих месяцев.              Жаль, что всё, в конце концов, обернётся совсем иначе. Духовная бодрость сменится предсмертной агонией, а последнее, что гриффиндорка запомнит, будет ночной вид из окна, полный безнадеги и безжизненности.              Февраль постепенно отступал, оставляя напоследок проливные дожди и кусачий холод. Возможно, он всё-таки подготовил Изабель что-то полезное напоследок. Что, если впервые в её жизни последний зимний месяц окажется полезным и не таким дотошным в своей невзрачности?              Уоррен лавировала на чашах весов, склоняя одну из сторон с переменным успехом. Желание сбежать разбивалось о суровую реальность, в которой Волдеморт предугадал каждое её действие.              Но только не своего верного приспешника — Блэка, по чьей вине Изабель попала в эту ловушку. Теперь для гриффиндорки стало очевидно, что слизеринец вёл свою личную игру, неподвластную пониманию остальных. Реддл видел в нём преданного союзника, но Уоррен глядела зорче.              По сколам на маске она пробиралась глубже, сопоставляя слова и действия парня. И, к её удивлению, они разнились между собой. Говоря о том, насколько омерзительна ему была грязнокровка, он не переставал следить за тем, чтобы Изабель не канула в ещё бо́льшую пропасть.              Возможно, всё это было гениально продуманным ходом. Блестящей стратегией, но факт оставался фактом. Блэк не желал ей зла.              Не так, как она представляла.              Он защитил её от нападок Беллатрисы. Отдал мантию, очевидно не желая, чтобы Реддл заметил лишнего. Например, выпирающего оружия. Блэк не рассказал своему хозяину о письме Тесс, хотя имел полное право разболтать, чтобы укрепить свою значимость в глазах Лорда.              Может, уставший разум добавлял значимости этим поступкам. Может, Блэк и не хотел никакого блага для Изабель. Не стоит забывать, что он буквально стал тем, кто заведомо променял её жизнь во имя своих фанатичных взглядов. Ради того, чтобы движение Пожирателей процветало. Убийство Уоррен станет каплей в море, что совсем скоро потопит собою всё то, чем так дорожила гриффиндорка. Всю Магическую Англию.              Жутко осознание вбило последний гвоздь в самообладание. Изабель задумалась, вдруг в ней сохранилась влюблённость к Блэку. Остаточные чувства, не способные выветриться даже после того, что он совершил.              Их история никогда не была о прекрасном принце, спасавшем принцессу. Он был тем самым обольстительным злодеем, к которому её неимоверно тянуло, несмотря на всю те страдания, что он причинил гриффиндорке.              Любовь не знала границ. И в их случае чувства размывали любые общепринятые каноны, недоступные к принятию обществом. Страсть, влечение и чувства, больше похожие на мучение, овладевали ими. Всё это было сильнее, чем здравый смысл, к которому было бы неплохо прислушаться.              Но Изабель игнорировала клич. Она продолжала попадаться в один и тот же капкан, захлопывавшийся в унисон с искренней жаждой вырваться из острых зубьев непростительной связи с преступником. Она вновь и вновь искала слизеринцу оправдания, коих быть просто не могло.              Она очень хотела вернуться домой. Повернуть время вспять, и оказаться посреди несбывшегося прошлого, в котором не существовало ни турнира, ни подкинутого в кубок имени гриффиндорки, ни чёртового притяжения, вскружившего ей голову.              Всё, чего она так отчаянно жаждала, так это всего лишь проснуться в своём родном магловском районе и не переживать о том, что Волдеморт может убить бабушку. Изабель нуждалась в том, чтобы видеть, как её друзья счастливы. Рядом с ней, не видя больше в гриффиндорке предательницу.              Ей хотелось навсегда стереть из памяти расслабленное лицо Регулуса. Никогда не знать, каким податливым он становится в моменты, когда никто не видит. Как сокращаются под плотью его мышцы, пока хрупкие девичьи касания, словно ведшие по дорогостоящему мрамору, прокладывают путь к естеству. Как расширяются зрачки поверх серебряных радужек, пока он наблюдает за тем, как Уоррен борется с собственной скованностью. Как алеют его губы, соприкасаясь с устами гриффиндорки до прокусанной кожи, капель крови и запечатанных на ранах признаний.              Она бы с удовольствием никогда не помнила о его повадках и привычках. И аромат. Въедливый сигаретный дым, ассоциировавшийся с наслаждением и запретным плодом, что так хотелось раскусить.              Дотронувшись до зардевшей щеки, Изабель почувствовала, как горит её кожа. Холод больше не пробирался под одежду, позволяя температуре тела прийти в норму. Гриффиндорка больше не нуждалась в мужской мантии, от неё ей становилось только жарче. Особенно от нот одеколона, застывших в каждой нитке.              Сбросив с себя презент Блэка, Изабель спрыгнула с подоконника. Ей срочно требовалось умыться, соскоблить с себя видимые признаки того, что она опять вспоминала о том, как позволяла слизеринцу себя использовать.              Наивно понадеявшись, что Макнейр и Роули предоставят ей шанс свободно разгуливать по дому, Уоррен прокралась к двери. Голодовка и почти сутки без сна пагубно сказывались на её организме. Проваливаясь в собственные размышления, она снова оторвалась от реальности, утонув в грёзах.              По ту сторону царила тишина. Впервые за… она не понимала, сколько времени провела, оторванная от внешнего мира. Судя по тому, как сквозь вкрапления пыли пробивались сочные краски рассвета, Уоррен и вправду надолго отключилась. Часы пролетели, как один миг, пока она продолжала рефлексировать на тему своего прошлого и будущего.              Потому что настоящее уже было украдено.              — Мне нужно в уборную, — Изабель старалась говорить лояльно, не привлекая к себе ненужного внимания.              Никакой ответной реакции. Даже глупых шуток. Ни-че-го.              — Не делайте вид, будто меня не существует, — терпение гриффиндорки иссякало быстро. Достаточно, чтобы от нейтралитета резко перейти к гневному, почти повелительному тону. — Последние часы вы только и делали, что обсуждали меня.              Топнув ногой, Уоррен выругалась себе под нос. Изабель прокрутила ручку, но та не поддалась. Разумеется, нет. Чары всё также крепко сковывали замочные механизмы, не давая гриффиндорке покинуть спальню.              — Я не могу сидеть здесь вечность! — глухой удар сотряс древесину, но не привлек к себе внимания Пожирателей. Ублюдки. — Откройте чёртову дверь!              По велению ли Изабель, или это было просто удачным стечением обстоятельств, но стоило ей замолчать, как дверь тут же отворилась.              Медленно, с характерным для такого старого дома скрипом. Уоррен попятилась назад, ожидая на пороге разгневанных приспешников Лорда. Или ещё хуже — самого Реддла, отозвавшегося на капризный крик гостьи.              Успев спрятав кинжал за пояс брюк, она гипнотизировала взглядом небольшой проём. Ожидая увидеть кого угодно, но только не его. Опустив глаза ниже, Изабель увидела часть обескровленного лица Макнейра, лежавшего в неестественной позе. Его рот был перекошен, а испуганный взгляд застыл посмертно.              Запятнанные землей и каплями очевидного происхождения ботинки толкнули дверь, бесцеремонно впустив в спальню слизеринца.              Заперев за собой дверь лёгким взмахом палочки, Блэк повернулся к ней лицом. Его прежде застегнутая рубашка была в полном беспорядке. Некоторые пуговицы отсутствовали, рукава были засучены, по предплечью стекала алая жидкость, разбрызганная также по белоснежной ткани. Мужские глаза горели жестокостью, в радужках пульсировал адреналин, из-за чего глаза казались не ртутными, а полностью чёрными.              Изабель уже замечала в слизеринце подобные изменения. В их первую и последнюю ночь, когда она случайно дотронулась до шрамов на его спине. И по сей день гриффиндорка даже понятия не имела, что жило в теле Регулуса. Какая сила управляла им в самые неожиданные моменты.              — Чья на тебе кровь? — единственное, на что у неё хватило духа спросить.              Она знала. Видела собственными глазами кусок той сцены, что уготовил для своих соратников Блэк, пока девушка думала, что её свободу стерегут Пожиратели. Но ей хотелось, чтобы он сам сказал это. Произнёс вслух тот довод, который опустит чашу весов с девичьими чувствами к самым низам.              — Ты знаешь ответ, — жуткая улыбка подчеркнула холодную красоту слизеринца. — К чему устраивать этот бессмысленный спектакль?              Бледный оттенок его лица играл на контрастах с просыпавшимся рассветом. Бордовая линия горизонта напоминала спелый фрукт, одарявший сочностью лица молодых людей.              Говорят, что алый рассвет знаменует собой пролитую ночью кровь. Приметы не лгали. Блэк доказывал это своим внешним видом.              — Что происходит? — болезненное предчувствие вонзилось в горло толстой иглой, пронзив голосовые связки до хрипоты.              — А что хочешь, чтобы происходило? — задал встречный вопрос Блэк, рассекая между ними расстояние размашистыми шагами.              Изабель не отступала и не пряталась. Тьмы ещё было предостаточно, чтобы укрывать за спиной кинжал, а остальное и так было хорошо ощущаемо слизеринцем, чтобы он пытался до этого добраться. К тому же, они оба знали о том, какое ещё орудие было припасено гриффиндоркой.              Он остановился ровно в пяти шагах от Изабель. Она считала. Всегда вела счёт, чтобы не пасть замертво от скручивавшего внутренности волнения. Гриффиндорка не могла отвести взгляд в сторону, отчаянно хватаясь за проблеск глупой надежды, которая могла проявиться сквозь вуаль черноты в глазах Блэка.              Может, это и есть тот момент, когда все её оправдания окажутся не пустым белым шумом в черепной коробке?              Что, если он и вправду пришёл, чтобы протянуть ей руку помощи?              Достаточно абсурдно. Но Изабель слишком устала, чтобы искать логику в очевидных вещах, не претендующих на что-то хорошее.              — Я не хочу умирать.              Она сказала это.              Вытравила из себя вместе с тихим голосом, пронёсшимся со скоростью звука, что разбился о ветхие стены. Стало ли ей Изабель легче? Едва ли.              Но честность на смертном одре всегда ценилась. Чистосердечное признание могло умалить палача, чтобы он сделал своё дело быстро. Уронил секиру на шею до разрубленного мяса. До последнего вздоха.              Но видел ли слизеринец в произнесенной правде ту же ценность? Могло ли его чёрствое сердце отозваться на последнюю просьбу перед отправкой гриффиндорки в небытие?              Металл оружия холодил поясницу, мурлыча на коже искушением. Распускал по плоти ветвистые рисунки мурашек, заставляя вспомнить о плане «Б». Убей Изабель слизняка сейчас, и, может быть, ей удастся выбраться из лап Пожирателей почти целой и едва ли невредимой.              Однако попытка могла стоить ей многочасовыми пытками за непослушание. Вот единственное проявление милости Блэка — держать Непростительные при себе, готовя девчонку к быстрой смерти, без излишеств.              В глазах Регулуса она читала вызов. Неужели такая простая и очевидная просьба разгорячила его застоявшиеся садистские наклонности? Неужели он прибегнет к тому, чего опасалась гриффиндорка? Всадит под кожу десятки Круцио, с удовольствием смотря за тем, как она будет извиваться под его испачканными ботинками, прося пощады.              Слизеринец плавно перешагнул через условную границу между молодыми людьми, подчеркнутую линией алеющего неба. Подступив к девушке ближе, Блэк продолжал оставаться безоружным. Его палочка выглядывала из-под пояса брюк, но ни одна мышца в его руках не дрогнула, чтобы обхватить рукоять древка.              Уоррен затравленно наблюдала за его малочисленными действиями, вновь вгрызаясь в олицетворение множества загадок, стоявшего прямо перед ней. Икры девушки впивались в изножье кровати, сделанной настолько неаккуратно, что необработанное дерево впивалось в ткань одежды мелкими занозами.              Но на это было абсолютно плевать, пока воображаемые часы нещадно отбивали похоронный марш. Сколько слизеринец даст ей времени, чтобы подготовиться? Минуту? Две? Час? От вопросов, собиравшихся в снежный ком, становилось тяжело сохранять самообладание.              — Волдеморт послал за мной? — она не удержалась и снова спросила.              — Если бы за тобой послал Реддл, — лукаво начал слизеринец, продолжая скармливать странную примесь в интонации, — жертва была бы только одна.              — Тогда зачем ты пришёл?               Изабель шагнула назад, упершись в пропахший стариной голый матрас, по инерции тянувший за собой. Одно неаккуратное действие и гриффиндорка свалиться прямо на кровать.              — Сядь, — вместо объяснений указал Блэк. Он звучал безапелляционно, буквально вдавливал голосом бренное тело девчонки в кровать. — Сейчас ты внимательно выслушаешь меня…              — Но…              — Выслушаешь, — повторил слизеринец, легко толкнув гриффиндорку в плечо, чтобы та подчинилась и села на чёртов матрас, на который она прежде поклялась не садиться. — Информации будет много, но ты ведь достаточно умна, чтобы всё понять, верно?              Изабель коротко кивнула, обустроившись на продавливающейся поверхности. Никакого физического дискомфорта она не испытывала. Только горсть сомнений, коловшую солнечное сплетение сомнением.              Вдруг это была своеобразная проверка? Хитрый ход Волдеморта, чтобы оценить, насколько она ведома и падка на соблазн сбежать. Если Уоррен ответит неверно и ринется к выходу, какова вероятность, что правая рука Лорда не свернёт ей шею голыми руками?              Высокая.              Блэк мог бы уже задушить её, перекрыв доступ к кислороду, потому что девичьи зрачки расширились донельзя, среагировав полностью противоположно послушной жертве. До конца не понимая, к чему ведёт слизеринец, она уже заведомо согласилась на все его условия.              — Реддла и Беллатрисы в доме нет, — слизеринец опустился на колени перед гриффиндоркой, и от этого вида, — преклоняющегося впервые перед кем-то, кроме хозяина, — сердце застучало быстрее. — Я не знаю, как долго они будут отсутствовать, но времени у тебя мало. Ты должна действовать быстро, пока они тебя не поймали.              — Ты… — Изабель открыла рот, но язык не поворачивался произнести волнующую мысль быстро, без заиканий, — ты помогаешь мне сбежать?              — Если ты и дальше будешь перебивать меня, ни о каком побеге не может быть и речи, — слизеринец косвенно подтвердил догадки Уоррен, но она исчерпала свои попытки допросить Регулуса. — Кубок хранится в чулане. Я снял с него запирающие чары и активировал порт-ключ. — Блэк взглянул на свои наручные часы и кивнул самому себе. — Он активируется через десять минут. За это время ты должна успеть добраться до него и ждать, когда он перенесёт тебя в замок.              Уоррен не могла поверить своим ушам. Глазам. Телу, что чувствовало тепло слизеринца — впервые честное, не обманчивое и не подкрепленное сладостно-лицемерными речами. Всё в Блэке говорило о том, что он был серьёзно настроен. В его порыве помочь не было ничего, связанного с проверкой грязнокровки.              Протянутая им пальмовая ветвь означала конец межличностной войне. Блэк больше не видел в ней врага, низшего члена общества. Она не была для него жертвой.              Изабель стала способом избавить слизеринца от демонов, что пожирали его душу. Высвобождение от оков зла через спасение чужой жизни.              — А как же Тесс? — паника хлестнула девушку по щекам оплеухой, напомнившей ей о том, что за её побег грозит расплата. — Он доберётся до неё, как только узнает, что я сбежала.              — Не доберётся, — упрямо ответил Регулус, обвив рукой спину гриффиндорки. — Я отправил ей то письмо, что ты написала, — Изабель непонимающе хлопнула глазами, дав понять, что помнила, как он сжёг исписанный ею пергамент. — Точнее, я переписал его заново, но посыл остался прежним, — его холодные, липкие от крови пальцы приподняли ткань рубашки, забравшись под одежду. Под саму плоть, вороша собою хаос внутри. — Если всё пошло по плану, Тесс уже должна быть на пути к магловскому вокзалу. Она успеет покинуть страну.              Изабель издала выдох, полный облегчения и благодарности. Прикрыв глаза, она дала волю эмоциям, до этого державшихся под множеством замков. Редкие слёзы побежали по щекам, смазывая остатки могильной земли. Стирая любой намёк, что Уоррен должна встретить гибель. Сегодня.              — Как только порт-ключ перенесёт тебя в Хогвартс, сразу отправься к Дамблдору, — продолжал Регулус, стратегически отвлекая Изабель от своих действий. Она даже не заметила, как он выкрал у неё клинок, пока не вцепилась в рукоять ладонью поверх мужской руки, удерживая оружие между молодыми людьми. — Ты должна донести до него, что в школе оставаться опасно. И обязательно предоставь им свои воспоминания, — острие было в опасной близости от груди Регулуса, но он будто бы не замечал этого. — Старик обязательно поверит своей любимице.              — Ты ведь подтвердишь мои слова? — наивно вторила Изабель, не заметив, что в собственных словах Блэк исключал самого себя. Но он ведь не мог остаться здесь, взяв вину за её побег, верно? Не мог?              Боже, о чём она думала. Неужели его альтруизма хватило, чтобы растопить девичье сочувствие? Видимо, да. Она и вправду допускала возможность забрать Блэка с собой обратно, а не оставить на растерзание Волдеморту.              — Нет, — усмехнувшись, он покачал головой, продолжив смотреть на Уоррен исподлобья. — В нашей лодке осталось место только для тебя.              Изабель сморгнула ещё несколько слёз, но теперь солёные капли не были посвящены Тесс или друзьям.              Гриффиндорка откровенно плакала, не стыдясь собственной слабости перед слизеринцем, показывая, насколько сильно её подкосил его лёгкий ответ. Такая простая готовность встретить наказание.              — Эй, — ласково позвал Регулус, дотронувшись до девичьей скулы. — Неужели ты будешь тосковать по мне? — он размазывал чужую кровь с влагой, адресованной слизеринцу, вжимая подушечки большого и указательных пальцев в кожу. — Ты ведь говорила, что я причиняю тебе боль. Настала пора избавить тебя от страданий.              Изабель податливо приластилась к мужским ладоням, позволяя себе на секунду отпустить себя. Проникнуться собственными опасениями, что влюбленность в мерзавца всё-таки жила в ней. Благоухала, расцветая так же внезапно и противоестественно, как бутон цветов зимним утром.              Уоррен раскрывала свою душу нараспашку, молчаливо демонстрируя то, насколько сильно ей было не всё равно на дальнейшую судьбу Блэка. Возможно, его судьба было единственным, о чём гриффиндорка могла думать, пока впитывала в себя последние перед вечным прощанием прикосновения.              — Почему ты помогаешь мне? — сдавленно, сквозь рыдания, произнесла Изабель, ощущая гнетущий запах одеколона и сигарет. Плачевно-свежий. Убийственно-горький.              — Я бы ответил, если бы сам знал причину, — свободной рукой Регулус пробрался к шее девушки, и приблизил её к себе.              Они находились друг от друга в жалких сантиметрах. Она могла почувствовать вкус запекшихся багровых пятен, покрывавших острый подбородок парня. Изабель могла ощутить запах его кожи, будто покрытой копотью и тайными ореолами магии. Весь этот симбиоз манил её, провоцируя стереть дистанцию, чувствовавшуюся сейчас пропастью.              Блэк был до невозможного далёк, находясь так рядом, что голова шла кругом. Интимность момента будоражила сильнее, чем всё, что было до. Теперь, когда все маски сброшены, а внутренности были сгрызены прежней ненавистью, обещанием мести и тонной лжи, оставляя под кожей пустоту, там — где-то глубоко внутри — сеялось новое чувство.              Светлое. Впервые не испорченное чернотой. Впервые не сомнительно-серое.              Подавшись губами вперёд, Уоррен зацепилась за якорь спасения, что помог остаться на плаву в этот непростой миг. Уста гриффиндорки накрыли рот Блэка, прокладывая влажную дорожку — от уголка, к купидоновой дуге, и чуть ниже, заставляя Регулуса открыться ей.              Ждать долго не пришлось. Слизеринец отвечал ей с жадностью, целуя так, как никогда прежде. Приоткрывал завесы того, что сдерживал. Что приказывал самому себе скрывать от Изабель, пока изводил её обманчивым сценарием.              Но теперь он говорил с ней на другом языке. Понятным им обоим. Въедаясь в неё с примесью вечного обещания хранить верность их общим воспоминаниям. И никогда не забывать.              Тихо застонав, Изабель, самого того не понимая, принудила Регулуса растянуть единение их тел на ещё одно короткое мгновение. Он не отстранялся от неё, напротив, усиливал поцелуй, приоткрывая губы, чтобы язык проник глубже, соединяясь с девичьим. Они выглядели так, словно доказывали друг другу силу своих чувств. Каждый боролся за своё право оказаться первым, но через секунды проигрывал, уступая.              Блэк обхватил девичьи волосы двумя руками, зарывшись в бордовые локоны. Идентичные рассвету, что полностью погрузил в себя местность за пределами комнаты, дома и их маленького мира, сотворенного здесь и сейчас.              Он с нежностью и непривычной аккуратностью поглаживал кожу головы, пока губы его настойчиво требовали другого. Предъявляли права, которых у него априори быть не могло. Но Изабель подтверждала каждый мазок его уст, кусая их до металлического послевкусия, что скреплял обет.              — Теперь ты поняла? — мужской голос лился патокой по слуховым рецепторам, убаюкивая бешеный пульс.              — Поняла что? — сквозь поцелуй спросила Изабель, кляня слизеринца за неподходящие разговоры в такой потрясающий момент.              — Какова на вкус моя смерть.              Уоррен не успела даже понять смысла сказанного, пока Блэк не опустился к девушке вплотную. Его плечи соприкоснулись с девичьими, а лицо парня было в смертельной близости от её. Губы Изабель все ещё накрывали уста Регулуса, но теперь они не были и на толику такими же горячими, как прежде. Они стали такими же, как и на вид. Холодными и бледными.              Судорожно отпрянув от слизеринца, Уоррен с ужасом взглянула на пропасть между ними. Пропасть, которой больше не было. Клинок, удерживаемый исключительно Изабель, пронзил грудь Блэка до торчавшей рукояти, расплескав его густую, горячую и чистую кровь по рубашке.              Мелкие вкрапления преобразовывались в струйку, но какие-то жалкие секунды превратили её в огромное пятно. Оно продолжало разрастаться, приближая Блэка к тому, что гриффиндорка когда-то ему пообещала.              Если ты встанешь у меня на пути, я убью тебя.              Обещание взгремело громом, отображаясь в ртутных глазах напротив. Регулус помнил о нём. Вооружился фразой гриффиндорки, чтобы обратить против себя. Блэк не удерживал клинок, пока целовал её. Его руки покоились на затылке девушки, пока тело рефлекторно нарвалось на лезвие.              Изабель убила его собственными руками, но действовала под чужим влиянием.              И это ни капли не умаливало чувство вины, поглощавшего девушку целиком. Искусанные и исцелованные губы тряслись в истерике, пока она пыталась что-то сказать.              — Хорошая девочка, — шептал слизеринец, — ты всё сделала правильно, — словно прочитав мысли Уоррен, сдавленно проговорил Блэк. Он едва держался, если бы не руки гриффиндорки, обнимавшие его. — Не смей винить себя за то, что убила Пожирателя. — Регулус подтянулся к её уху, оставив короткий поцелуй на мочке, но это ни капли не успокаивало. — Всем нам гнить в могиле.              — Нет, — слезы лились рекой, заливаясь в глотку, топя крики в водах горя. — Нет, нет, нет, — она попыталась аккуратно повернуть Регулуса так, чтобы он лёг на кровать. Он пытался сопротивляться, но ранение забрало почти все силы.              Изабель не трогала торчавший из тела клинок, боясь, что это лишь усугубит положение. Слизеринец и так потерял слишком много крови. Если она откроет рану, то он может не пережить этого. Она потянулась к его волшебной палочке, вспоминая все исцеляющие заклинания.              Она старалась не смотреть на свои ладони, полностью покрытые мокрыми останками слизеринца. Уоррен чувствовала, как отнятая жизнь парня испепеляла кожу до язв.              — Даже не думай, — прорычал Блэк, перехватив запястье девушки. — Не заставляй меня пожалеть, — его взгляд окрасился злостью, а из посиневшего рта заструилась кровь.              — Я не брошу тебя! — воскликнула Изабель, прижав кулак к мутно-красному пятну на рубашке. — Я не желала тебе смерти, слышишь? — сотрясаясь в плаче, Уоррен обхватила кусок ткани пальцами. — Я… я… не убийца.              — Ты всего лишь хочешь жить, — Блэк говорил слишком тихо, постепенно теряя связь с реальностью. Его глаза медленно закрывались, как бы он ни пытался бороться. — Так спаси себя.              Хватка на её руке ослабла, и ладонь слизеринца безжизненно упала поверх волшебной палочки. Она сделала ещё один рывок, чтобы аккуратно достать древко, но мужские пальцы притязательно накрыли его.              — Беги, Уоррен, — одними губами произнёс Регулус, как только его веки опустились навстречу вечности, — беги.