Создатели прозрачной смерти

      Андрей подвозит нас до дома. Хулиганы лежат в багажнике, обездвиженные ещё и транквилизатором. На секунду задумываюсь, что про нас подумали бы люди, если бы узнали правду о том, кто мы на самом деле. Осудили бы? Скорее всего. Для большинства мир представляется чёрно-белым, они не понимают, что есть целая цветовая гамма серых оттенков между чёрным и белым. Многие, не задумываясь, сказали бы, что мы на стороне зла, на тёмной стороне. Но ведь понятий добро и зло не существует как таковых. Невозможно сказать, что кто-то исповедует абсолютное добро, а кто-то — абсолютное зло. Это термины из сказок, где зло пытается захватить мир, а добро противостоит ему, мешает коварным замыслам. В реальной жизни всё намного сложнее. Здесь большинство людей действуют в первую очередь в собственных интересах. Вопрос в том, насколько далеко они готовы пойти ради достижения своих целей. И какие у них для этого есть возможности. К этому следует прибавить моральные принципы личности, совершающей поступки ради этих целей. Идут ли они в противовес общепринятым нормам или нет?       Взять, например, Санчеса. Простой обыватель может назвать его абсолютным злом, и для этого существуют все составляющие. Он жесток, амбициозен, мечтает о порабощении мира, желает стать верховным правителем вселенной. Для этого у него есть власть, богатство, целая страна подчинённых, которые верят ему и готовы пойти на всё ради руководителя, поскольку он умеет управлять людьми. Он не остановится ни перед чем в достижении целей, ему не важны человеческие жертвы, имеют значения лишь его собственные интересы. Уничтожит любого, кто встанет на его пути, решит ему помешать. Можно сказать, он и есть само воплощение тьмы, но если спросить его об этом или его сторонников, они очень удивятся, ведь в их глазах Санчес не совершает ничего предосудительного, просто идёт к успеху. Каким путём? Разве это важно? Любой пробивается, как может.       А если взять Оболенских, местную правящую династию. Как можно их определить? На какой они стороне? Тоже нет чёткого ответа. Эта самая богатая и влиятельная семья в мире. Они достаточно гуманны, не совершают противоморальных поступков. Их ценят за соблюдение человеческих прав, миролюбие, защиту жителей из стран третьего мира. Они всегда решают конфликты мирным путём, заботятся о людях. Можно сказать, они на стороне добра. Но так ли это на самом деле? Ведь если бы для них не было собственной выгоды, им бы и дела не было до остальных людей. А так они демонстрируют всем, насколько миролюбивы, показывают, что думают об интересах всего мира, тем самым завоёвывая поклонников на всём земном шаре. Ими восхищаются, их боготворят. Создаётся неплохая почва для будущего ненасильственного захвата мира. Намного более умная политика, чем у Санчеса. Тот мечтает о мировом господстве путём вооружённого конфликта и о порабощении жителей всей земли. Наша же элита стремится победить весь мир дипломатическими методами. Создать единое мировое государство, став во главе. При этом их цели действительно мирные, они не собираются воевать, обращать людей в рабство, убивать. Нет, даже улучшат условия жизни, в мире не останется бедных, голодных, исчезнет нищета, прекратятся войны. Во главе вселенной будет мудрый правитель, который всем желает добра, поможет любому несчастному. Хорошо ли это? Безусловно, да, но есть и обратная сторона успеха. Человек, достигший неограниченной власти, способен измениться, стать жестоким. Забыть первоначальные цели, а это слишком опасно.       И, наконец, есть мы. Ни правители, ни политики, далёкие от управления и власти над людьми. Даже если бы захотели, не смогли бы стать лидерами, у нас нет соответствующих качеств. За нами никто не пойдёт, нас не станут слушать. Мы ни богаты, ни влиятельны, у нас не имеется полезных связей, никто про нас не знает. Наша сила — знания и способности. Мы стоим на страже мирового порядка, как хранители. О нашем истинном предназначении неизвестно никому. Мы обитаем в местах силы, следим, чтобы не появлялись такие, как Санчес, и останавливаем их в случае угрозы или любого другого, кто попытается захватить мир. Мы не добро и не зло. Мы за справедливость. Наша миссия — защищать людей, но методы не всегда гуманны. Иногда бывает проблематично обойтись без жертв, хотя и стараемся такое не допускать.       Наша истинная сущность и предназначение должны оставаться тайной. Никто не должен узнать правду. Да, мы знаем, как остановить старение, как улучшить здоровье и при крайней необходимости перенести сознание. Но нас можно застать врасплох. Ведь мы не как супергерои из комиксов, которые мгновенно регенерируют и совершенно неуязвимы. Нет, выстрел Тарика тогда мог стать смертельным, ведь не удалось бы перенести сознание, для этого нет подходящего преемника. Человеческие оболочки у нас столь же уязвимы, как и у других. Да, наши сверхспособности позволяют дать отпор врагам, но если они будут действовать быстрее, не дадут возможности связаться с Высшим разумом, мы бессильны. Да, мы способны уничтожить мир, если захотим, наши научные методы и наши способности позволяют это, но если только никто от нас этого не ждёт. Я даже не понимаю, почему задумка Высшего разума — дать своим детям обыкновенные человеческие тела, отличающиеся от простых смертных лишь набором определённых генов, способностью к телекинезу и телепатии, возможностью управлять силой мысли, необычной внешностью и умом. А внутреннее устройство организма не отличается от других. Это несправедливо. Любой, кто захочет захватить мир, но узнает правду о нас, попытается нас уничтожить. Поэтому мы никому не позволяем проникнуть в нашу тайну. Скрываем её от всех и вынуждены уничтожать всех, кто случайно её узнает.       Это входит в обязанности Андрея, не мои. Мне подобное неприятно. Он слишком перестраховывается, не думаю, что это слишком опасно, но он считает иначе.       — Доброго вечера, родная, — прерывает мои мысли Андрей, — отвезу этих в лабораторию и вернусь, как только смогу.       — Хорошо, любимый, — вздыхаю, стараюсь не думать, что их ждёт.       Муж обнимает меня за плечи, поворачивается ко мне, страстно целует.       Забываю обо всём на свете, сердце привычно ускоряет темп, дыхание сбивается.       Хлопает дверца. Это Даша выпархивает из машины с котёнком на руках.       — Люблю тебя, дорогая, — он сопровождает сказанное влюблённым взглядом.       Моё сердце наполняется теплом.       — Ты не убьёшь их? — всё-таки задаю вопрос с надеждой.       — Нет, конечно, любимая. Ничего серьёзного. Одну из фаз клинических исследований. Потом сотру им память. Может, у них появится шанс изменить жизнь.       — Хорошо, — вздыхаю с облегчением.       Выхожу из машины. Андрей разворачивается и уезжает. Смотрю вслед машине.       — Мамочка, идём, — Даша дёргает меня за рукав, обращая на себя внимание, — открой дверь. Пушистик голодный.       — Иду, детка.       Открываю дверь.       Всё ещё не могу избавиться от мыслей. Да, мы не претендуем на мировое господство. Не собираемся захватывать мир, у нас нет подобных планов. Наоборот, мы следим за мировым порядком, чтобы не допустить возвышения диктатора с жестокими планами. Но будет ли так всегда? Всё-таки Андрей — человек. То есть у него есть человеческая часть личности, Высший разум не всегда захватывает его создание. А вдруг человеческая часть его личности падёт жертвой непомерных амбиций? Неограниченные возможности и сверхспособности вскружат ему голову? И мой муж, мой любимый, единственный, такой добрый и милый, решит сам захватить мир? Подумает, что именно он лучше всех подходит на роль мирового лидера? У меня проходит мороз по коже. Ведь человек, приобретающий неограниченные возможности и полную безнаказанность, считает, что ему всё позволено. Он сильно меняется, перестаёт быть собой, утрачивает жалость.       Резко заставляю себя оборвать эти неуместные мысли. Не хватало ещё напугать девочек расстроенным и встревоженным выражением лица, ведь я прекрасно знаю, как выгляжу, когда думаю о будущем и о том, сможет ли муж всегда держать себя под контролем или однажды не выдержит и сорвётся.       Заходим в дом, идём в гостиную. Снова испытываю смутную тревогу, но уже по другому поводу.       Нина.       Из-за всей этой истории с котёнком и риском нашего обнаружения на время перестаю думать о её несчастной любви и возможных проблемах, которые она может создать. Нет ничего сложнее, чем иметь дочь-подростка бунтарку, для которой мнение матери не является авторитетным, существует только её мнение, оно единственное, правильное. Она меня не слушает в таком возрасте, как бы я не пыталась поговорить. Только грубит, кричит, чтобы я не лезла в её жизни, не лишала её свободы. И что папа никогда бы так не поступил. Ну конечно, папа только откупается деньгами, а так ему совершенно всё равно, что с дочерью, где она и с кем. Все мои попытки поговорить с ней терпят грандиозный провал. Остаётся только надеяться, что амбициозная Нина, которая мечтает в будущем выйти замуж за представителя высшего общества, не до конца потеряла голову от любви и всё же понимает, что сможет осуществить мечту, только оставаясь невинной. Если у неё будет с этим парнем что-то, кроме поцелуев, на ней ни один приличный человек не женится в будущем. Только если… Я холодею. А вдруг она решила выйти за того, с кем встречается, и всё ему позволила? А что? Многие девушки так поступают, не думая о последствиях. А он после этого её бросил, ведь большинство парней так поступает, добившись своего до свадьбы. И что делать? Всё-таки я должна всё выяснить. Не знаю, как, но надо.       Замираю прислушиваясь. Показалось, что из гостиной доносятся голоса. Значит, Нина не одна. Помирилась со своим парнем? Пригласила его к нам? Что же, это, наверное, к лучшему. Сейчас я с ним поговорю.       Даша между тем отпускает котёнка. Он с интересом оглядывается и принюхивается, смешно фыркая. Видно, что он уже не боится, а полностью доверяет спасительнице.       — Пойдём, Пушистик, будем тебя кормить, — говорит Даша, — и ещё тебя надо искупать.       Она такая счастливая, необыкновенно оживлённая.       Глубоко вздыхаю и захожу в гостиную, полная намерений разобраться с парнем Нины. Они сидят на диване под пледом. Только этого не хватало. Чувствую закипающее во мне возмущение. Так, Андрею, кажется, требовались ещё подопытные. Одновременно пытаюсь глубоко вдохнуть и успокоиться, нельзя действовать на эмоциях. Надо взять себя в руки и во всём разобраться.       Они, видимо, услышали шум, так как Нина резко отодвинулась, а парень поднялся с дивана и повернулся ко мне. Даша к тому времени тоже зашла в гостиную и теперь стояла рядом со мной.       — Наконец-то, — слышу я, как мне кажется, в голосе звучит радость и облегчение, словно человек долго ждал и уже терял терпение.       К моему удивлению, к нам подходит Эдвард.       Смотрю на него с подозрением. Неужели это и есть парень Нины, из-за которого она страдает? Они помирились? Или, наоборот, окончательно расстались? Не знаю, что и думать. Наверное, я должна с ним поговорить, но не представляю, как начинают подобный разговор. Даша опережает меня.       — Что наконец-то? — требовательно спрашивает она.       — Наконец-то вы пришли, — спокойно объясняет парень, — я решил поддержать Нину, она болеет, привёз пирожные. Вы их тоже любите, поэтому хочу угостить всех, — он радостно улыбается.       Я люблю пирожные? Это новость, даже не знала об этом. И значит, Нина болеет? Выкрутился. Или действительно ничего не знает, а Нина сказала ему, что болеет. В любом случае, не похожи они на влюблённых, даже бывших. Нина на него почти не смотрит, а если бросает взгляды, то совершенно равнодушные. Не краснеет, не отводит глаза, в общем, смотрит как всегда, как на любого другого человека. Эдвард общается с ней непринуждённо, без малейшего намёка на какие-либо отношения. Да даже если предположить, что у них что-то было, а потом он её бросил, стал бы после этого поддерживать её и привозить пирожные. Это было бы похоже на издевательство, а так напоминает дружескую помощь. Надеюсь, он всё-таки порядочный, не стал бы обманывать наивную дурочку. Остаётся только выяснить, кто же тот негодяй.       Эдвард, как всегда, целует нам с Дашей руки, заставив последнюю пылать от смущения. Затем предлагает нам пирожные, на что Даша радостно соглашается, и в этот момент в гостиной появляется новое действующее лицо — Пушистик.       — Ой, котёнок, — говорит Нина удивлённо, — какой облезлый. Откуда он?       Она чихает. У неё аллергия на шерсть.       — Пушистик, пойдём, я тебя покормлю, — говорит Даша, беря котёнка на руки, и идёт с ним на кухню. Нина и Эдвард направляются следом, забыв про пирожные.       Даша наливает котёнку молочко, и тот начинает жадно лакать, смешно тряся мордочкой и фыркая.       — Какой миленький, — говорит Нина с лёгким сожалением, ей нельзя подходить слишком близко. Она и так начинает чесаться.       — Где ты его нашла? — спрашивает Эдвард.       — На улице, — быстро отвечаю за дочь. Она же не помнит, что произошло в тот момент. — Наверное, сбежал у кого-то. Видно же, что породистый.       — А почему не ищут? — удивляется Нина.       — Кто знает? Может, решили, что он не выжил на улице, или им особо не было до него дела. Всякое бывает, — вздыхаю.       — Да, люди бывают очень равнодушные, — говорит Эдвард, — я спонсор приюта для брошенных животных. Там таких много. Иногда прихожу помочь в качестве волонтёра.       — Кто же их бросает? — перебивает Даша с удивлением.       — Хозяева, — отвечает парень, в его голосе звучит боль и отчаяние, — сначала заводят как игрушку или развлечение, а потом оставляют, когда надоест.       Даша выглядит шокировано.       — И с этим ничего нельзя сделать? — спрашивает она.       — Пока существуют люди, существует и жестокость, — отвечает Эдвард. — Можно придумать любое наказание за жестокое обращение с животными, таких законов много, но менталитет подобных личностей не меняется. А надежда однажды перевоспитать простого человека — это утопия. Многие пытались, но ни у кого ещё не получилось.       — Почему? — удивляется Даша. — Можно дать всем образование.       — Думаешь, они не учатся в школе? — возражает Эдвард. — Конечно, учатся, но образование не поможет. Невозможно научиться быть человеком. Основная серая масса населения не понимает значение сути человеческой природы. Просто тупая толпа, которая часто следует жестоким инстинктам и не старается их подавлять. Они словно животные, хотя даже это неправильно, многие животные бывают благороднее человека. Они никогда не нападают ради развлечения, а только для защиты. Люди часто ведут себя бесчеловечно, поэтому им необходим мудрый лидер, который должен сдерживать их. Не…       — Хватит, — я не даю ему договорить, видя, что мальчишка добрался до любимой темы и теперь взахлёб будет объяснять, почему невозможно воспитать нового человека, состоящего из одних положительных качеств, и для чего необходим лидер, который будет ими управлять, тупицами такими.       Мне не хочется снова выслушивать эти лекции, кого-то он мне своими словами очень напоминает. Правда, там речь шла не о правителе, а о высшей силе, которая может навести порядок на земле, но я уже устала, так хочется не думать об этом. К тому же не стоит слишком привлекать внимание, а то, когда спохватятся родители хулиганов, если, конечно, таковые имеются, и если им есть дело до нерадивых детей, нас ни в коем случае ничего не должно с ними связывать. Зря Даша подняла эту тему. Остаётся надеяться, что если будут обсуждать их исчезновение, Эдвард не свяжет его с нами. Он не идиот, конечно, но, мне кажется, о чём-то догадывается, и, возможно, если у парня хорошо работает инстинкт самосохранения, он не полезет, куда не нужно. Иными словами, очень надеюсь, что даже если он догадается, кто за всем этим стоит, не станет делать выводы и пытаться узнать больше ради своего же блага. Если честно, не хочется от него избавляться. А то, что Андрей именно так с ним и поступит, в этом нет сомнений. Он и так относится к Эдварду с подозрением. Давно говорил мне, что если парень узнает что-то лишнее, станет следующим кандидатом на роль подопытного для вакцины или чего-то ещё серьёзнее. В случае его исчезновения вряд ли нам удастся отделаться так легко. Думаю, его будут искать лучшие специалисты, перевернут здесь каждый угол, допросят всех, с кем общался. В общем, его исчезновение не обойдётся так просто.       — В чём дело? — Эдвард смотрит на меня обиженно. Видимо, не привык, чтобы его перебивали на полуслове.       Неловко опускаю глаза, чтобы скрыть смущение.       — Считаю, что сейчас не место и не время для серьёзных рассуждений, — отвечаю, — можно перенести философские беседы на другое время. Сейчас надо подумать, как быть с котёнком.       — Как быть? Оставить, — говорит Даша.       — А как же аллергия Нины? — спрашиваю, глядя на старшую дочь, которая украдкой чешется, стараясь не привлекать внимание.       — Он будет жить в моей комнате, — отвечает Даша.       — Считаешь, это разумно? — смотрю на неё скептически, но знаю, что выхода нет. Не выбрасывать же его. Мне и самой очень жалко котёнка, всегда, как и Даша, подбирала в детстве бродячих животных. Вот только беспокоюсь за Нину.       — Со мной всё в порядке, — говорит Нина, видимо, тоже беспокоится о судьбе котёнка.       В этот момент котёнок подходит к Эдварду и трогает его лапкой за ногу, как будто хочет что-то сказать. Ожидаю, что парень поморщился от отвращения — он же боится грязи и микробов, но, к моему удивлению, тот наклоняется и гладит котёнка. Пушистик закрывает глаза от удовольствия, мурлычет и утыкается мордочкой ему в руку.       — Кажется, ты ему нравишься, — смеясь, говорит Даша.       — А я могу кому-то не нравиться? — с неподражаемой интонацией спрашивает Эдвард.       Даша тут же краснеет, отводя взгляд, а я с трудом подавляю желание попросить его не дразнить мою дочь.       — Могу взять его, — неожиданно предлагает Эдвард.       — Ты? — я шокирована. — А родители что скажут?       — Я живу отдельно, так что не будут против, — отвечает парень с лёгким презрением.       Конечно, от таких родителей любой сбежит побыстрее.       — Это точно удобно? — продолжаю недоумевать.       — Конечно, нет проблем.       Даша, к моему удивлению, не спорит. Кажется, даже обрадовалась или тоже беспокоится за Нину, а потому рада, что нашлось решение проблемы. А может быть, ей приятно сделать подарок парню, который ей… Нет, даже не хочу об этом думать, это слишком тревожные мысли. Эдвард не может нравиться моей девочке, они принадлежат к разным мирам. Я сейчас имею в виду не деньги и положение в обществе, а совсем другое. А парень мне симпатичен, он так отличается от испорченной современной молодёжи, кажется белой вороной на их фоне. И мне так обидно. Ведь если бы не тайна, которую мы скрываем, лучшей партии для моей дочери на будущее, разумеется, не найти. Они оба так похожи по характеру, очень подходят друг другу, им нескучно вместе. Но, к сожалению, я хорошо знаю, что скрывает мой муж, и вовсе не хочу, чтобы несчастный парень стал очередным подопытным лишь за то, что сблизился с теми, с кем ни в коем случае нельзя сближаться, а нужно сохранять дистанцию. И всё же Даша так обрадовалась, что Эдвард возьмёт её котёнка. Как будто делает ему самый ценный подарок, и это и понятно, можно сказать, она его от сердца отрывает.       — Иди сюда, малыш, — говорит Даша.       — Это ты мне? — спрашивает Эдвард с улыбкой, заставляя Дашу покраснеть.       — Котёнку, — сквозь зубы отвечает она, опуская голову.       — Я знаю. Это шутка.       Подняв с пола котёнка, Даша целует его в носик. Я в шоке, он же ещё грязный с улицы, но не делаю замечание.       — Пушистик, это мой друг, тебе будет хорошо у него, — говорит она котёнку.       Эдвард осторожно берёт его из её рук, даже не подумав, что котёнок грязный. Обычно обращает внимание на такое. Неужели так сильно беспокоится за Пушистика?       — Надо показать его ветеринару, — говорю я.       — Обязательно, — отвечает Эдвард, — не беспокойтесь.       — Пушистик, я буду скучать, — немного грустно говорит Даша.       — Сможешь навещать его, когда захочешь, — говорит Эдвард, как мне кажется, с затаённой радостью в голосе.       Прежде чем успеваю вмешаться, меня опережает Нина.       — Эдвард, можешь отвезти меня в центр, пожалуйста? Обещаю сидеть тихо и не мешать болтовнёй.       Она нервно заламывает пальцы и смотрит умоляюще.       — А как же аллергия на котёнка? — удивлённо спрашивает Эдвард, глядя на неё нерешительно.       — Посадишь его сзади или в багажник, — отмахивается Нина, — не важно, потерплю, мне очень надо.       — Позволь узнать, юная леди, куда ты собираешься ехать? — не выдерживаю я, говорю строго. — Скоро вечер, пора ужинать. И какое у тебя дело в городе? Как планируешь вернуться?       Конечно, есть автобус, но он останавливается далеко от дома, надо идти пешком. Это не проблема, здесь не опасно, но всё же мне не очень приятно, что Нина пойдёт пешком одна. Нет, дело не в этом, меня беспокоит, зачем ей надо в город. Сейчас? Не иначе, это как-то связано с её парнем. А если я ошибаюсь, и Эдвард и есть этот самый парень?       — Не лезь не в своё дело! — взрывается Нина. — Это моя жизнь, понятно? И не смей ограничивать мою свободу, я делаю, что хочу! Я уже взрослая, — в голосе слышны слёзы, она всхлипывает, — поеду на такси, ясно? И не надо говорить, что все таксисты маньяки и мечтают изнасиловать меня. Потому что я не поверю. Меня никто никогда не изнасилует, понятно? — она ясно выкрикивает последнее слово, давясь рыданиями, и убегает в свою комнату.       Я стою на месте, как громом поражённая. Что делать? Не пустить её, скажет, что я не даю ей свободы, возненавидит окончательно. Отпустить — попадает в неприятности. И ведь моя бедная девочка не понимает, что единственное, что ей сейчас нужно — это поговорить со мной по душам. Я пойму, выслушаю, дам совет. Да просто обниму и не буду осуждать. Но нет, она закрылась в себе и ей не нужна моя помощь. Чувствую, что и у меня сейчас начнётся истерика.       А Эдвард смотрит растерянно, не знает, чью сторону принять. Согласится подвезти Нину, я разозлюсь на неё ещё больше. Не согласится — она обидится на него. Бедный, наверное, ни разу не становился участником такого конфликта интересов.       — Кто такие маньяки и почему они могут изнасиловать? — слышу недоумённый голос Даши. Меня бросает в жар.       — Милая, не слушай Нину, — тут же отвечает Эдвард, — она просто ругается, но это очень нехорошие слова, забудь их как можно скорее.       — Хорошо, — кивает девочка, — пойду принесу какую-нибудь коробку для Пушистика. Например, из-под обуви. Только надо в ней дырки вырезать, — она уходит в комнату.       — Ладно, — говорю я в отчаянии, — подвези её, не хочу, чтобы она меня окончательно возненавидела. Только, если можно, запиши адрес, по которому она поедет.       Закрываю лицо руками, отворачиваюсь к окну.       — Могу вам ещё чем-нибудь помочь? — участливо спрашивает Эдвард.       — Большое спасибо за заботу, но чем тут поможешь? — в моём голосе такая ледяная обречённость, что он отводит глаза, видимо, понимает, что в извечном конфликте поколений действительно посторонний человек мало чем может помочь.