Создатели прозрачной смерти

      Закрыв глаза, изо всех сил пытаюсь прогнать остатки кошмара, которому пришлось стать не только свидетельницей, но и соучастницей. Хочется, чтобы это был сон, но, к сожалению, это реальность. Та жестокая реальность, в которой я больше не обычный человек, каким была на протяжении двадцати четырёх лет жизни, и тем более, где мой муж и моя дочь — самые необычные люди на земле. А ведь день начинался спокойно, даже не могла бы представить, что произойдёт.       Мысленно возвращаюсь к недавним событиям.       Сегодня вышла с работы пораньше, чтобы забрать дочь с курсов оперного пения.       Идём по улице, девочка, как всегда, полна энергии, не может идти спокойно, бежит вприпрыжку, с трудом успеваю за ней. Она весело смеётся, периодически что-то напевает, выглядит очень счастливой.       — Хочу мороженое, — заводит привычное спустя время.       — Малыш, холодное вредно для связок. Горлышко заболит, петь не сможешь, — пытаюсь убедить, — давай лучше дома маффины испечём. Из миндальной муки. Намного полезнее своё, домашнее.       — Если заболит, ты вылечишь, — невозмутимо отвечает доченька, — ты же у нас целитель.       С трудом сдерживаю эмоции. Интересно, она так шутит просто потому, что я всегда лечу их с сестрой, когда они болеют. Или девочка более внимательно прислушивается к нашим разговорам, когда нам кажется, что она чем-то занята и не обращает на нас внимания? В любом случае, Даша очень проницательна, становится всё труднее скрывать от неё правду про нас. Стараюсь подавить панику, не надо думать об этом сейчас. Подавив подкатившую слабость, стараясь, чтобы голос не дрожал, говорю:       — С этим аргументом не поспоришь. Пойдём покупать мороженое.       Кстати, мороженое оказалось достаточно вкусное. Даша повеселела ещё больше А я только надеюсь, что она не заболеет. Вроде не должна, здесь не холодно. Идём вдоль набережной. Внизу плещутся и переливаются миллионами брызг солёные волны. Красиво. Захватывающее зрелище. Моя малышка заворожённо смотрит на море.       — Осторожно, не перегибайся, — слегка встревоженно говорю я. Хотя знаю, что надо поменьше опекать её, но ничего не могу поделать, всегда беспокоюсь за ребёнка. Никак не могу привыкнуть, что ей уже двенадцать лет. Не маленький ребёнок, а подросток. Но для меня она всегда будет малышкой, так же, как и Нина, которой уже шестнадцать.       Даша задумчиво лижет мороженое. Преувеличенно медленно, на лице застыло выражение удовольствия. Проходящий мимо мальчик, по виду её ровесник, едва не сворачивает шею, глядя на девочку. Улыбаюсь. Вся в меня. Девочка бросает на прохожего презрительный взгляд и сразу же отворачивается. Неудачливый поклонник уходит.       — Кажется, он хотел с тобой познакомиться, — смеюсь я.       — Подумаешь, — равнодушно пожимает плечами Даша, — надоели эти поклонники. Хотя Нина и говорит, что их много не бывает, но меня уже достали.       — Понятно, — смотрю на неё с усмешкой. Какие же они смешные в этом возрасте.       А Даша спешит поделиться подробностями.       — Мне сегодня Кевин сказал, что я пою лучше всех. Как ангел. Он готов слушать меня вечно.       — Ясно. Не сомневаюсь. А Кевин американец?       — Ага, — кивает девочка, — симпатичный такой, рыженький, в очках. Он меня в кино пригласил в субботу, — она смотрит вопросительно.       — А ты? — ловлю себя на мысли, что затаила дыхание.       — Сказала, что надо с мамой посоветоваться, — Даша подмигивает мне.       — Он тебе нравится? — спрашиваю осторожно.       — Не знаю, ещё не поняла, — на лице сомнение, — возможно, но мы мало знакомы. Как я могу понять, если мы ещё не говорили в непринуждённой обстановке       Смешная моя девочка, всё повторяет за старшей сестрой.       — Хорошо, можешь пойти в субботу. Только надо придумать версию для папы. Например, ты помогаешь готовиться однокласснице к экзамену. Если он узнает, что ты пошла с мальчиком в кино, убьёт его. И дашь мне телефон его родителей. Я должна с ними пообщаться, понять, что за семья, не опасны ли они. И, конечно, я тоже там буду, но не подойду при нём. Не бойся, буду наблюдать на расстоянии.       — Зачем? — Даша слегка кривится.       — Нам не нужны проблемы, — стараюсь говорить строго, — мало ли, на всякий случай.       — Ясно, — она не спорит, очень покладистая. Ценное качество для подростка. Нина бы меня на лоскуты порвала, если бы я её так контролировала.       Конечно, Андрей всегда говорил, что Даше запрещено общаться с мальчиками, да и вообще с кем угодно, опасно иметь друзей, она может себя проявить. Но мне кажется, это уже слишком. Пусть общается, но под ненавязчивым контролем. Я всегда буду рядом, чтобы вмешаться в случае опасности.       Подходим к автобусной остановке. Она пустая, рядом тоже никого. Внезапно Даша настораживается, замирает на месте, взгляд направлен вдаль. Кажется, к чему-то внимательно прислушивается.       — В чём дело, малышка? — я слегка тревожусь. Нетипичная реакция для дочери.       Вместо ответа девочка срывается с места и бежит вперёд со всех ног.       Всё ещё теряясь в догадках, бросаюсь за ней, хотя это бесполезно. Мне с ней не сравниться по скорости.       Даша исчезает в соседней подворотне, совершенно забыв обо мне. Я же готова материться, только воспитание удерживает от такого поступка. Ох уж эти детки, проблем с ними не оберёшься. Одна влюбилась и теперь целыми днями страдает, другая гиперактивная, забывает обо всём на свете, за ней только и нужно следить каждую минуту. Упустишь из виду, и она уже ввязалась в неприятности. Уверена, что и на этот раз также. Что же она услышала? Очень надеюсь, это не опасно.       Пытаясь перевести сбившееся дыхание, влетаю в подворотню. И с трудом удерживаюсь от крика. Несколько подростков поймали маленького облезлого серого котёнка и издеваются над ним. Во мне мгновенно поднимается волна ярости. Жар ударяет в голову, перед глазами плывут цветные круги. С трудом перевожу взгляд на дочь. Её лицо неузнаваемо, и оно пугает меня сильнее всего. На нём застыла маска ненависти и отвращения. Не успеваю ни о чём подумать, как её глаза чернеют, тьма заливает даже радужку. И голос в сознании говорит мне, что это больше не она. Моей девочки там сейчас нет, она не смогла сдержаться.       Это свойство до сих пор удивляет меня и даже пугает. Сильные человеческие эмоции провоцируют состояние Высшего разума. Чаще всего это неудержимая ярость. Хотя иногда бывает и чувство сильнейшей эйфории. У моего мужа так бывает. Как, например, в момент взрыва. Я точно знаю, что тогда это был не совсем он. Мой любимый такой скромный, тихий, интеллигентный. Он не способен на безумные поступки, вроде того, какой мы тогда совершили. Каждый раз, как вспоминаю тот день, не могу до конца понять, с кем именно провела брачную ночь: с Андреем или с его альтер-эго — Высшим разумом? Или они уже одно целое? В любом случае, он меняет характер и поведение моего мужа. Ведь когда его разум не затуманен вторым сознанием, он неспособен и муху обидеть. А вот под влиянием Высшего разума способен на всё. Но у моей девочки подобное ещё не происходило.       Эти мысли промелькнули в голове за долю секунды, а уже в следующий миг я почувствовала поток мощной энергии, прошедший по сознанию. Помимо воли погружаюсь в состояние транса, когда не принадлежу себе, а мной управляет другое существо. Моё собственное сознание заменяется другим. Догадываюсь, что глаза темнеют, как всегда бывает в таком состоянии. Энергия, проходящая через меня, настолько сильна, что мне кажется, я её не выдержу. Сердце колотится, как бешеное, ноги подкашиваются. Не отрываю взгляда от Даши.       Девочка разводит руки в стороны. Энергия, исходящая от неё, кажется почти осязаемой. Мне так точно видно едва заметное свечение, идущее от кончиков пальцев и тянущееся к негодяям. Они его не замечают, им такое недоступно, но замерли в шоке, не понимают, что происходит. А в следующую секунду их отбрасывает сильнейший вихрь, сгенерированный энергией её сознания. Он отшвыривает подростков так, что они пролетают по воздуху несколько метров и падают, ударившись головой о стену. Остаются лежать на земле в глубоком обмороке.       Я же наблюдаю за происходящим в глубоком шоке. Уже началось. Почему так рано? Как это возможно? Хотя, чего я ещё ожидала? Что с таким отцом Даша останется обычным человеком? Да об этом можно было и не мечтать. И что теперь с ней будет?       У меня трясутся руки, я дрожу после пережитого вмешательства в сознание. Я слабее Андрея и, соответственно, его дочери. Поэтому мне труднее справиться с такой мощной энергией. Стараюсь не заплакать, ведь мне нет дела до моего состояния. Главное, как моя девочка воспримет произошедшее.       — Мамочка, что случилось? — слышу звонкий детский голосок.       На меня удивлённо смотрят милые серые глаза. В них плещется недоумение. Не может быть, она ничего не запомнила? Если так, какое счастье. Не надо дочери помнить о том, насколько она необычная, лучше пусть ничего не знает.       Прижимаю девочку к себе дрожащими руками. Пытаюсь унять тревогу, сдавившую сердце.       — Всё в порядке, дорогая, — тихо говорю я, — просто мальчишки упали в обморок от стыда, когда нас увидели. Займись котёнком. Только достань у меня из сумки стерильные перчатки. Не прикасайся к нему без них.       Отдаю ей сумку. Она берёт перчатки и подходит к котёнку. Я же сосредотачиваюсь на голосе, возникшем в сознании. Конечно, Андрей не мог пропустить такой мощный всплеск энергии. Наверное, очень удивился, ведь я на такое точно неспособна.       — Катрин? — настойчивый мысленный вопрос.       — Приезжай немедленно, — также мысленно отвечаю, — у нас проблемы. Бери служебную машину и срочно сюда, — я мысленно представила место, где мы находимся. — Никто не должен тебя видеть. Мы не должны допустить, чтобы у дочери были неприятности.       — Понял, жди, — только и ответил он.       Выдыхаю с облегчением.       Перевожу взгляд на мальчишек. Всё ещё лежат без движения. Надеюсь, она их не убила. Не хотелось бы, чтобы дочь повторила путь отца. От этой мысли бросает в жар. Перевожу взгляд на Дашу. Возится с несчастным котёнком. При виде облезлого худого тельца с торчащими рёбрами и совершенно затравленным взгляд, ощущаю новый приступ ярости. Главное сдержаться и не поддать этим уродам. Если ещё и я их изобью, это будет уже слишком. Нам не нужны проблемы. Сжимаю и разжимаю кулаки, пытаясь успокоиться, хотя получается плохо.       Подхожу ближе к подросткам. Один из них уже пришёл в себя. Он пытается встать с совершенно обалдевшим видом осматривается. Нет, нам нельзя, чтобы они как-то догадались о случившемся. Не можем допустить, чтобы у них возникли мысли на этот счёт. А особенно, чтобы кто-то ещё узнал. Негодяй уже пытается закричать, как-то позвать на помощь.       — Ну нет, милый, — тихо говорю я.       Он переводит взгляд на меня. На лице отражается выражение паники. Интересно, почему? У меня всё ещё чёрные глаза? Скорее всего.       — Кто ты? — шокировано спрашивает он. Слова даётся ему с трудом.       Смотрю на него почти ласково. Медленно наклоняюсь.       — Тихо, тихо, не думай об этом, — говорю, понизив голос до вкрадчивых интонаций. Парень смотрит на меня заворожённо, но и с ужасом.       Медленно опускаю руку. Он напряжённо следит за мной. Мягко кладу ладонь на его лицо. Подросток расслабленно улыбается. Сосредотачиваюсь на потоке энергии в сознании. Обычно никогда это не делаю, всегда только наоборот, помогаю вернуться в сознание тем, кто в обмороке. Сейчас приходится поступать против принципов. Против моей целительской этики, но ведь речь идёт о защите моей дочери. Вздыхаю, чувствуя, что его жизненная сила перетекает мне в ладонь. Глаза парня закатились, он обмяк. Всё, достаточно, он только потерял сознание, ещё жив. Я не собираюсь забирать его жизнь. Мне только нужно, чтобы он пребывал в обмороке до прибытия моего мужа. Вспомнив о том, что эти уроды только что вытворяли с котёнком, меня снова захватывает безудержная злость и ненависть. Они душат меня, не оставляя места рассудку. Мысль о том, что в моих силах лишь задержать ладонь на его щеке, и от подлеца останется лишь пустая оболочка, придаёт мне сил. Как же хочется это сделать, но нельзя. Мы не должны привлекать внимание. Нас могут увидеть здесь.       Ожидание кажется бесконечным, хотя прошло всего несколько минут. Я уже напряжена, как струна. От волнения всё крепче сжимаю руки в кулаки. Счастье, что девочка отвлечена на котёнка, полностью уделяет ему всё внимание, возится с ним. Это хорошо, что не отвлекается на его мучителей. А они всё ещё без сознания. Не хочется мне повторять недавний опыт. Хотя под влиянием Высшего разума я не трачу собственную энергию, но сам факт того, что мне приходится забирать у человека жизненные силы, очень меня расстраивает. Да, я говорю себе, что это не люди после такого поступка, но ведь энергия, которую забрала от живого существа, и мне очень больно морально.       Наконец, когда я уже места себе не нахожу, подъезжает машина. Проезд во двор достаточно большой, машина проезжает.       — Любимая, ты в порядке? — Андрей подходит ко мне с выражением тревоги на лице. Его глаза потемнели.       — Я да, — нервно отвечаю. Муж обнимает меня.       — Что случилось?       — Ты и так всё видел, — устало говорю я. И действительно, ведь картина произошедшего не могла остаться для него тайной, я не ставила ментальный блок, а Даша тем более, она не умеет.       — Да, знаю, просто хотел уточнить. Она очень сильная и способная, — в его взгляде светится гордость, — но нестабильна. Её провоцируют сильные эмоции. После совершеннолетия, когда мы расскажем ей правду о нас, научим контролировать состояние вне зависимости от эмоций.       — Тебя только это волнует? — возмущаюсь я. — Дело не в этом, а в том, что Даша может быть опасна для самой себя. А если бы это произошло в общественном месте? Чтобы люди подумали?       — Ты знаешь, что такая возможность существует. Поэтому мы должны оберегать нашу девочку, не позволять ей общаться с простыми смертными. Насколько понимаю, у неё сильно развита эмпатия. Она больше беспокоится о других, чем о себе. Если бы её обидели, возможно, это не спровоцировало такую реакцию, а вот из-за котёнка сильно разозлилась.       Он прав, я тоже давно заметила, что Даша всегда всем сочувствует, живёт ради других, помогает слабым. Она всегда за справедливость, ненавидит подлость и предательство. Её способности действительно не проявились бы, если бы обидели её, о себе она думает в меньшей степени. Но в этом и кроется опасность, ведь в мире столько зла, и со временем ей придётся с ним столкнуться. Не можем же прятать её всю жизнь.       — Папа! — радостно говорит девочка, поднимая голову и видя, наконец, отца. Взяв котёнка, она подходит к нам. — Папочка, смотри, это Пушистик. Он тебе нравится? — на лице умиление, восторг и слёзы.       Пушистик? Она серьёзно? Несмотря на ситуации, чуть не смеюсь. Этот облезлый котёнок — Пушистик? Она оптимистка.       — Очень нравится, — отвечает Андрей, улыбаясь дочери, — ты молодец, моя девочка, папина гордость. Ты лучшее, что есть в моей жизни. И твоя мама, конечно, — быстро добавляет он, награждая меня тёплым взглядом, полным любви, от которого моё сердце тает, как снег под солнцем.       — Только его надо искупать и вылечить, правда, мама? — спрашивает Даша.       — Конечно, детка, так не оставим.       — Садись в машину, — предлагает Андрей.       — Папочка, ты нас подвезёшь до дома? — радуется девочка.       — Конечно, вас же не пустят в автобус с котёнком.       Радостная девочка спешит сесть на заднее сиденье, продолжая обнимать Пушистика.       Убедившись, что она благополучно устроилась и положила котёнка на соседнее сиденье, Андрей закрывает за ней дверцу.       Я теперь не отвожу от него взгляда. Предстоит сделать то, ради чего позвала его. Меня снова начинает бить дрожь.       — Благодарю, любимая, — говорит муж изменившимся ледяным голосом, непохожим на обычный, красивый и бархатный, — это очень своевременно. У меня уже заканчивались подопытные.       — Благодари дочь, — мрачно бросаю я, — её рук дело.       Он смотрит на меня с презрительной усмешкой, чёрные глаза прожигают насквозь.       — А ты считаешь, что подобные элементы достойны существования? Разве их не нужно наказать?       — Да, да, ты прав. Ты всегда и во всём прав, — соглашаюсь.       — Вот и отлично. Клинические исследования вакцины против вируса S приносят неплохой результат, вот только требуются новые подопытные. Предыдущие, — он разводит руками, — превратились в мутантов.       — Да, помню, — немного раздражённо отвечаю я, слегка вздрагивая от воспоминаний.       — Что поделаешь, дорогая, c'est la vie, — он пожимает плечами. — Кто, кроме нас? — он не договаривает, но мне и так всё понятно.       Конечно, мне немного жутко, хотя прошло столько лет, до сих пор трудно принять нашу истинную сущность и нашу миссию. Ведь до встречи с Андреем первые двадцать четыре года жизни я не знала об этом. Жила как обычный человек, пусть и очень умный, странный по мнению окружающих, но не обращала внимание на некоторые свои особенности. Но поскольку мой дар больше заключается в помощи людям, чем во вреде, мне намного сложнее смотреть на мучения подопытных, на то, что вынужден совершать мой муж.       И при этом не перестаю восхищаться им. Мы женаты почти тринадцать лет, а я с каждым днём влюбляюсь всё сильнее. Мой гений, мой кумир. Вот и сейчас, пока он подходит к хулиганам, я любуюсь им, чувствуя гордость и волнение. Этот необыкновенный человек мой. Он принадлежит мне, моя собственность. Мне в нём всё кажется совершенным. С такой страстью и самоотдачей работает над своими проектами, как искренне верит в свою идею, нашу общую идею. Не могу оторвать взгляд от любимого, он сверхчеловек, единственный такой в мире.       И я всегда буду его любить, моего неидеального гения. Что бы Андрей не совершил, даже если это идёт вразрез со всеми моими убеждениями. Интересно, насколько любовь всё меняет в человеке. Любимому прощаешь то, что ненавидишь в других, позволяешь то, что приводит тебя в ужас. И пойдёшь на всё, что он не скажет, Молча, не споря, потому что это ради блага семьи и нашей любви.       Мальчишки уже пришли в себя и теперь с удивлением наблюдают за нами. Знаю, что в такие моменты Андрей умеет выглядеть пугающе. Глаза полностью залиты чернотой, взгляд направлен в пространство сквозь них, на лице отсутствуют эмоции. Как робот. Они пытаются пошевелиться, но слишком шокированы, не могут двигаться. Он неумолимо приближается. Не завидую этим садистам.       Они смотрят на всё с нарастающим ужасом. Глаза округляются, рты раскрываются в безмолвном крике. Но не могут даже пошевелиться, настолько скованы ужасом.       Андрей подходит к ним, достаёт из кармана два шприца. Я знаю, что это только транквилизатор, ведь они нужны ему живыми, но всё равно по коже проходит мороз, я дрожу.       Они смотрят затравлено, а на равнодушном лице мужа проскальзывает торжество.       — Добро пожаловать в лабораторию, — говорит он ледяным механическим голосом без эмоций, — вам выпала великая честь пополнить ряды послуживших на благо науки.       И он делает укол каждому из них.