Создатели прозрачной смерти

      Я стояла, дрожа от страха, и не представляла, что испытывает мой брат, которого даже не могла защитить от неизвестной опасности. Однако, быстро посмотрев на него, я поняла, что он совсем не боится, а скорее заинтересован происходящим. Как будто даже хочет поскорее увидеть загадочное существо. Странно, как он может быть таким спокойным или притворяется? Внезапно мне пришло в голову, что мы имеем дело с чем-то необъяснимым. Неизвестно, какие именно опыты проводят в лабораториях. По-видимому, это какое-то искусственно созданное существо. Кажется, таких называют трансгенами Конечно, мы не учли это, когда шли здесь одни, не подумали, что это может быть опасно. Я уже ругаю себя, ладно брат, он ещё маленький, не осознаёт опасности, но на меня что нашло?       Наконец из тёмного коридора выпорхнула, по-другому не скажешь, та самая девочка в белом с крыльями за спиной. В первую минуту я чуть не завизжала. Уже успела забыть, как выглядела девчонка. И, увидев нечто в белом и с крыльями, чуть не лишилась чувств. Но брат вздохнул с облегчением. Как будто сразу узнал её. И постарался спросить как можно более надменно:       — Ты над нами смеёшься? В чём дело, мы дали тебе повод?       Было заметно, что он немного раздражён. Ещё бы, над нами никто никогда не смеялся. Я тоже разозлилась: да что эта малявка себе позволяет?       Тут мы чуть не подскочили от неожиданности. От её слов, но в большей степени от странного голоса, так непохожего на детский, которым она говорила с продавщицей.       — А вас не учили в школе? Если вы не знаете, что такое вакуум.       Голос был пустой, равнодушный, механический, как у робота. Я покрылась мурашками. И получается, она слышала весь наш разговор? Если повторила нашу фразу, только сказала «Вас не учили».       — А тебя не учили, что подслушивать нехорошо? — не растерялся Эдвард.       В ответ на это девчонка только ещё сильнее издевательски рассмеялась. Меня это разозлило. Мало того, что я из-за неё так напугалась, она ещё смеет над нами потешаться. Немыслимая наглость. С нами ещё никто никогда так не обращался. Даже наши друзья из высшего общества относятся к нам с уважением, потому что они ниже нас по положению. А эта ничтожная малявка, дочка нищих беженцев, позволяет себе такое. Может, она ещё не поняла, кто мы такие? Надо бы напомнить.       — Послушай, милочка, — говорю я тоном, каким обычно разговариваю с прислугой, — ты что себе позволяешь? Ты понимаешь, кто перед тобой?       Я ожидала, что девчонка испугается, смутится, станет извиняться, ведь на слуг такой голос действовал безотказно. Но она посмотрела на меня без малейшего страха и преклонения, очень смело и ответила:       — Да, прекрасно понимаю, — теперь в её голосе слышались дерзкие интонации, — передо мной неандертальцы!       Я закашлялась и покраснела. Потому что такого совершенно не ожидала. Кто такие «неандертальцы» я знала, мы как раз проходили это по географии в восьмом классе. Но откуда она это знает? Она же по виду ещё детсадовка. Ей было не больше четырёх лет. И как она посмела это сказать? Считает себя бессмертной? Да стоит нам сказать родителям о её выходках, как всё эту семейку погонят обратно в бразильские трущобы.       — Кто такие неандертальцы, Анни? — тихо спросил меня Эдвард.       Вопрос потонул в ещё более громком смехе.       — Что и требовалось доказать! — торжествующе сказала девчонка. — Кто они такие? Это вы, кто же ещё?       Это было уже слишком, я ещё никогда так не злилась.       — Она назвала нас примитивными древними людьми, — ответила я брату, который посмотрел на меня с удивлением.       — Ответ неправильный, — радостно сказала малявка, — неандертальцы не являются предками современного Гомо сапиенса, это другая ветвь эволюции.       У меня голова пошла кругом. Да она издевается над нами.       — Я всё скажу родителям, они вас быстро отсюда вышвырнут, — пообещала я.       — Не надо, Анни, — неожиданно остановил меня Эдвард, — она ещё маленькая, не понимает, что говорит.       — По-моему, очень даже понимает, — проворчала я, но не стала с ним спорить.       — Откуда ты всё это знаешь? — спросил её Эдвард.       — Я вундеркинд, — с превосходством ответила она, — и, по-моему, Нина это сказала при знакомстве, так что пора бы тебе проверить память.       Это было уже откровенное хамство, но он и на это никак не отреагировал. Только спросил:       — Значит, ты уже учишься в школе?       — Нет, меня обучают дома родители. Всему, что нужно будет для поступления в университет. Я, наверное, буду поступать в восемь лет.       — Как это? — тут уж я захлопала глазами.       — Я же гений, если вы ещё не поняли. Так вам объяснить, что такое вакуум? И неандертальцы?       Меня уже трясло от ярости. Я удивлялась невозмутимости брата. Он, казалось, не замечал оскорблений. Но я тут же восхитилась его выдержкой, не зря учится в дипломатической школе, где, помимо всего прочего, учат владеть собой в любых ситуациях и не показывать истинные чувства. Конечно, мы все в семье должны это уметь, но мне намного труднее быть сдержанной.       — Хорошо, расскажи, — согласился Эдвард, — мне интересно.       Да что с ним? Обычно он никогда не показывает, что чего-то не знает, чтобы не выглядеть глупо.       В этот момент показалось, что в темноте коридора кто-то двигался. Совершенно беззвучно. Я опять замерла. К нам подошёл профессор Малинин.       Несколько секунд он смотрел на нас. У меня создалось впечатление, что он прожигал нас ледяным взглядом. Не знаю, почему мне пришло в голову именно это. Как вообще лёд может прожигать? Но, глядя ему в глаза, создавалось именно такое впечатление. Лёд, о который можно обжечься. Температура в коридоре, кажется, стала холоднее на несколько градусов, когда профессор внимательно посмотрел на Эдварда. У меня возникло дикое предположение, что отец девчонки решил, что Эдвард её как-то обидел, тогда как на самом деле всё наоборот.       Ещё раз подозрительно посмотрев на Эдварда, профессор подошёл к дочери и сказал равнодушным голосом, таким же, как у неё:       — Darine Malinine, c'est pas moi, qui t'avais interdit de parler aux inconnus?       Странно, зачем он говорит с ней по-французски? Чтобы мы не поняли? Так мы изучаем его с рождения. Это второй государственный язык Виктории, ведь дворяне, создавшие страну, говорили на нём как на родном, вот у нас и сохраняются традиции. Более того, большинство названий улиц и районов у нас французские.       — Mais professeur, je voulais juste leur expliquer c'est quoi, — начала она своим механическим голосом робота, услышав который, её отец побледнел и прервал её.       — Darine, ma chère, — в его голосе мне послышалось потрясение и немного страха.       После чего он подошёл к дочери, погладил её по голове, посмотрел в глаза, провёл рукой по её щеке. Несмотря на весь абсурд ситуации, я слегка позавидовала. Наши родители никогда с нами не обращались так ласково. Всегда держали дистанцию, даже не обнимали никогда. Профессор что-то тихо сказал дочери, и она улыбнулась. Затем произнесла совсем другим голосом, звонким, детским, как до этого, когда просила мороженое.       — Папа, я только хотела поговорить с ребятами, мне же скучно, — затем обратилась к нам, — извините, если обидела, я не хотела.       Мы были потрясены этой переменой. Сейчас это был самый обычный ребёнок, милая девочка. По её виду невозможно было сказать, что несколько минут назад она оскорбляла нас демонстрацией своего превосходства.       Учёный снова посмотрел на нас, и меня почему-то пробрало волной ледяного ужаса. Мне не понравился его взгляд. Хотя я не находила ни одного объяснения, зачем он на нас так смотрел. Я бы сказала, не как на представителей высшего света, а как на… Лабораторных крыс! Как будто мы были ничтожеством по сравнению с ним, а не он по сравнению с нами. Неужели он действительно псих? Или самоуверенный плебей, как и его дочь, непонимающий, кто перед ним? Я снова почувствовала ярость. А Эдвард смотрел на них с большим интересом, как на необычные экспонаты. Мне показалось, что девчушка неожиданно тоже ответила ему восхищённым взглядом. Он улыбнулся ей, и она робко улыбнулась в ответ. Это не укрылось от профессора.       Продолжая прожигать нас внимательным взглядом, он сделал шаг в нашу сторону. Мне стало не по себе. Я не понимала своих чувств. В собственной стране, где мы владельцы, бояться какого-то иностранца-беженца, взятого на работу из милости? В конце концов, я дворянка или кто? Но почему-то это меня не успокоило, страх не прошёл. Профессор посмотрел на нас с сожалением и зачем-то покачал головой.       — Дарин, иди к маме, — тихо сказал он дочери.       — Папа, а ты? — спросила девчонка звонким голоском.       — Через минуту, малыш, — его улыбка была ледяной, но девочка ничуть не смутилась.       Она повернулась, чтобы уйти. «Нет, останься», — неожиданно захотелось крикнуть мне.       Профессор подошёл к нам, держа одну руку в кармане. Эдвард смотрел на него, не отрываясь, с любопытством. Я же сжалась от страха. Мне не хотелось знать, что у него в кармане. Совсем не хотелось. Я не знала, что сейчас произойдёт, но почему-то была уверена, что ничего хорошего.       Однако он так и не достал то, что прятал в кармане, а сказал нам:       — Молодые люди, в мире много необъяснимого для простого человека. Не всё такое, каким кажется. Помните об этом, — и он начал вынимать руку из кармана, что-то зажав в ней.       Я не знала, зачем этот загадочный человек пытается нас напугать, как до этого его дочь. Видимо, они и в самом деле были очень странными. Но я дрожала от паники, мне казалось, что произойдёт что-то страшное. Вариант, что он нас разыгрывает, мне не приходило в голову.       — Андрей, — услышали мы голос из глубины коридора, затем быстрые шаги в нашу сторону.       К нам подошла его жена.       — Андрей, в чём дело? — спросила она. — Идём, нам сейчас всё покажут.       Схватив его за руку, Катя потащила мужа за собой. Даша пошла за ними. Я услышала, как Катя вполголоса спросила:       — Ты что вообще творишь?       А муж ей ответил:       — Они могли обо всём догадаться.       — Они же дети, ты в своём уме? Что они поймут? — это голос Кати.       Мы растерянно смотрели им вслед.       — Да что это вообще было? — возмущённо спросила я.       Меня потрясла эта жуткая сцена. Я не могла прийти в себя. Не помнила, как мы добрались до зала, где нас ждали родители. Помню только, что пока мы шли, Эдвард предупредил меня:       — Никому ни слова о том, что было.       — Почему? — удивлённо спросила я.       — Потому что это глупо. Просто учёные — особенные люди не похожи на других. Это, видимо, их манера общения. И если мы пожалуемся, то будем выглядеть смешно. Как будто испугались, а мне вовсе не страшно.       — Как скажешь, — хотя в душе я была с ним не согласна.       Мы вернулись к родителям, которые уже встревожились. Всю дорогу обратно Эдвард был задумчивым, почти не говорил со мной. Я не знала, о чём он думал. Но мне самой было не до разговоров, мне всё ещё было жутко.       Когда мы приехали домой, Эдвард попросил всех собраться в гостиной, так как у него было важное объявление.       Объявление? Надеюсь, о том, чтобы выгнать отсюда семью учёных? Я была бы этому только рада. Не хочу, чтобы эти психи здесь остались.       Когда все собрались, он сказал:       — Я официально предлагаю свою кандидатуру на должность будущего президента острова Виктория. Надеюсь, никто не против? Вы меня поддержите?       Ну, наконец-то! Я готова была танцевать от радости и чуть не завизжала от избытка эмоций. Вовремя вспомнила, что дворянка должна быть сдержанной и не слишком открыто демонстрировать чувства. Но я была в эйфории. Конечно, он победит, лучше никого нет, и страна станет только нашей. Я настолько погружаюсь в свои мечты, что почти не слушаю, что говорит Владимир. Кажется, объясняет официальные правила подачи кандидатуры, экзамены, которые он должен будет пройти, обучение, проверку моральных качеств и многое другое. Я уверена, что всё это для Эдварда будет очень легко, он же умный и способный.       И тут кое-что заставляет меня насторожиться. Как я могла забыть об этом? Из-за внезапной тревоги за брата уже хочу отговорить его. Почему-то мне совсем не нравится то, что надо сделать в ближайшие дни. Анализ его ДНК, который проведёт профессор Малинин.