Я делаю вид: Предательство

Август. За 6 месяцев до настоящего времени   Что-то во мне меняется, постоянно меняется.  Но только внутри – снаружи все хорошо.  Настолько хорошо, что Артем перестает замечать мою маску, но я допускаю – она и стала моим лицом. О, он даже рад – мы совсем не ругаемся, у нас все хорошо, я идеальная жена. Я часто слышу, как ему повезло. От него это слышу. Но слова эти не трогают. Если быть честной – меня не трогает ничего. Морально.  А физически – да, муж должен быть полностью удовлетворен. Только со мной – чтоб не хотел смотреть в сторону. Это как золотое правило – и я пытаюсь достичь совершенства, постоянно скупая красивое и сексуальное белье.  Он говорит, что я страстная, и я стараюсь быть ей, потому что в этом деле главное – чтоб ему было хорошо. Но как же иногда я хочу просто спать. Чтоб не приедаться – я сижу часто в учебниках, даже летом, а теперь, поступив в медицинский – и подавно.  Я рассчитала, идеально – треть суток посвящать себе, чтоб быть самодостаточной. Не больше – не меньше. Но и одиноким при жене – Артем тоже не должен себя чувствовать, поэтому все остальное время – ему. Живу по графику жесткому, даже в школе так не было. – Марьяна, ты дома? – зовет он меня с порога, хотя знает, что дома. Где же быть мне еще? Мои первые занятия в универе начинаются только завтра. А так, без него, я никуда не хожу. – Привет, – встречаю я его с улыбкой и замечаю в руках огромный букет лилий. – Это тебе. – Спасибо. Беру осторожно их, целую в бритую щеку мужа. Все как обычно, но нет! Внезапно Артем забирает цветы обратно и просто, на хрен, сминает их, небрежно скидывая на чистый пол. Я смотрю на него и ощущаю просто волны раздражения и непонимания. Жесткий взгляд – судорожно вспоминаю, что могла сделать не так, где ошибиться? Но тоже смотрю на него, не опуская глаза. – Тебе не надоело? Надоело. Но что он имеет в виду – не знаю, поэтому просто молчу. Артем как-то уставше садится на скамейку в прихожей, протягивая ноги перед собой, и этим еще больше сминая цветы. – Марьяна, я уже давно заметил, что у тебя на лилии аллергия. Получая их, ты тут же их ставишь в самую дальнюю вазу, а потом у тебя еще минут десять слезятся глаза. – Это правда. Он продолжает: – Зачем ты делаешь вид, что тебе они нравятся?  – Мне просто приятно твое внимание, – вру я. Такое – неприятно, но я должна поощрять любые хорошие поступки по отношению к себе от мужа. Я помню это, матушка. – До слез приятно? Черт, почему ты это делаешь? Марьяна, я не понимаю реально. Мне всегда было важным, чтоб хотя бы со мной ты была искренней. Да раньше бы ты мне в лицо швырнула эти гребанные лилии и послала к черту. А сейчас улыбаешься, типа «все ок». Бесит это. – Не приноси их, у меня действительно аллергия. – Да почему ты это говоришь после того, как я уже сам узнал? – еще сильнее злится он. – Почему я должен угадывать постоянно, что нормально, а что нет? Что после переезда с тобой произошло? Я думал, наоборот, мы сблизимся, но такое чувство, что я тебя на хрен теряю. Поговори со мной нормально, пожалуйста! – Злости больше нет, только безнадежность. О, она мне знакома!  – Ты меня не теряешь.  С ума сошел, я что, зря стараюсь? Чтоб потеряться самой? Не дождешься! – Марьяна, можешь сделать одну вещь для меня? – Конечно, какую? – Будь со мной счастлива. Или научи, что я могу сделать, чтоб ты стала такой.  Почему он такой… разве так бывает? Не давая себе шанса передумать, отвечаю: – Дай мне несколько минут. У меня немного болит голова от этих лилий – сейчас полежу, и поговорим. – Надеюсь, это моя последняя ложь ему. Артем кивает, а я ухожу к себе в комнату. Нет, не лежать и ничего не болит. Просто знаю, что словами сейчас не смогу рассказать ему все.  Я абсолютно не умею вербально доносить людям, когда внутри буря эмоций. Я не могу связывать даже слова в предложения в таких случаях. Но мне ранее это и не казалось нужным, поэтому такой навык «разговаривать с человеком о том, что мне плохо» – атрофировался за ненадобностью.  Но сейчас сказать очень хочу многое. Поэтому хватаю листок из тетради, беру ручку и начинаю хаотично писать. «Я злюсь на тебя. Потому что ты беззаботно счастлив, у тебя все хорошо. Но ты не представляешь, как я все это время стараюсь, ломаю себя, подстраиваюсь. Только чтоб у тебя никогда не возникло повода усомниться во мне, в своем выборе. При этом мне кажется, что тебе на все по фигу. Ты даже не ценишь и не замечаешь моих стараний. Живешь, как тебе вздумается, повинуясь только своим желаниям. Можешь сутки залипать за ноутом или читать книги – не нуждаясь во мне. А в другие – бесконечно забираешь мое внимание. Можешь зайти ко мне, начать разговаривать, предлагать вместе поделать что-нибудь – нарушая мой график. Еще ты можешь хотеть физической близости, когда я не готова. Например, после душа, когда у меня мокрые, спутанные волосы и ноль макияжа. Или, когда я еще не выбрала подходящее бельё для этого на ночь. Черт, ты так часто можешь хотеть это вообще не к ночи! В самый неуместный момент, например, когда я читаю или выбираю на сайте одежду. Даже когда говорю что-нибудь или просто молчу, стоя у окна. Ты даже можешь хотеть возле окна или вообще на столе – это нормально? Я постоянно отказываю и переношу все на ночь, в постели. Чтоб все было красиво и правильно. Я же для тебя стараюсь, черт! Ах да, оказалось, еще я завидую – у меня ты и Карина, у тебя – сотня друзей. Нормальных друзей, с которыми ты реально дружишь! Те же «Вороны», друзья «Воронов», бывшие одноклассники, нынешние одногруппники – ты суперкоммуникабельный, к тебе тянутся столько людей. Не из-за денег и не из-за статуса, а потому что ты просто классный и дружелюбный. Понимаешь, у меня никогда такого не было – только Карина. Почему-то на фоне тебя я ощущаю себя человеком без прошлого. Когда ты находил настоящих друзей, я постоянно была в кругу фальшивых, с которыми нам взаимно плевать друг на друга. Даже, когда таскалась на концерты к «Воронам» – я ни с кем толком не дружила, была больше приложением к Карине. Теперь я для всех приложение – твоё. Ты не замечаешь, наверное, но окружающие давно не называют меня по имени, теперь же я просто «жена Артема».  А еще ты действительно не даешь сомневаться в твоей верности, ни одного повода. Я каждый день этому радуюсь, и в то же время жду. Просто  мне раньше матушка постоянно говорила, что все парни – изменщики. Плюс сама видела подобные случаи – и сужу так по всем. Но все же влияние матушки оказало самое сильную сторону – у меня действительно паранойя, я признаю. Не знаю, как самой с ней справиться, ведь если повторять годами одну мысль – она прочно заседает в голове. У меня именно так. Я очень боюсь, что ты мне изменишь, что разлюбишь и бросишь. Мне будет больно – это уже точно. Ни на пять минут, да и никакой Дед не спасет.  Как следствие – я очень боюсь любой боли. Ведь именно она ломает самых сильных людей. А еще не далеко не самая – поэтому точно сломаюсь.  Из-за непонимания, зависти, страха – я начинаю видеть в тебе почти своего врага. Мне не больно, но плохо. Потому что в глубине души я знаю, что ты очень хороший. И не заслуживаешь таких чувств и такого отношения. А еще в глубине души – я очень люблю тебя. Странно, если ты этого не знаешь. Ведь полюбить такого, как ты – самое естественное и правильное, что могло произойти со мной. Наверное, не только со мной. Но не хочу тебя ни с кем делить и пытаюсь отогнать сейчас все эти мысли.  Когда это прочтешь – не подавай сразу вида и не реагируй резко, иначе я буду чувствовать себя неловко и начну все отрицать».  Несколько минут переходят в час – потому, что мне постоянно не нравится написанное. Вначале кажется, что не все смогла выразить – и подумав, дописываю дальше. Потом – перечитываю, и кажусь самой себе жалкой, не нравится тон письма. Меняю – а там уже слишком холодно, словно с претензией.  В итоге – оставляю первый вариант. Подхожу к его комнате – он разговаривает, по телефону, одетый полностью, курит в форточку. – Да, я понял. Пришло. – Включает громкую связь и смотрит на экран. – Вижу. Это полная хрень, развод. Чувак, постараюсь подъехать в ближайшие полчаса – ничего не подписывай. Замечает меня и быстро прощается. – Прикинь, – говорит. – Идиот Макеев взял ссуду, не изучив документы. А теперь удивляется, что процентов просят вдвое больше. Развели его всухую. К Артему с такими проблемами обращаются нередко – и он всегда как хороший друг бросается на помощь. И как человек, который действительно разбирается в законах. Самое главное – у него получается помочь. Язвительно думаю, что все нечестивые просто видят его, вспоминают чей он сын и поэтому уступают – но вряд ли, конечно. Муж действительно сечет во всем этом. Но как же теперь я этому факту не рада. Как это невовремя.  Я только решилась действительно выяснить отношения, в надежде на лучшее, а он… Просто уходит? Хотя, блин, сам подбил на подобное. Сам просил объяснения – вот же оно, в моей руке. – Ну ты давай, – произношу неуверенно. – Помоги ему как-нибудь. – Какому-то неизвестному мне чуваку! Это важнее, ну конечно! О чем я думала? Сминаю бумагу – уже знаю, до него она никогда не дойдет. – Я ненадолго. Надеюсь. Да плевать уже, плевать, плевать!  Это не злость, не обида – тупое отчаянье. Потому что второй раз я к этой теме не вернусь, и ему теперь не позволю.  – Ладно. – Ты, кстати, уже можешь говорить? Я помню об этом. И жду. «Да неужели, спасибо господи, этот ишак хотя бы помнит!» – с негодованием думаю я. Сделал мне сейчас одолжение? Поговорить о том, что его якобы волнует, а меня – действительно – пока он будет надевать обувь? Искать ключи от машины? Так, между делом. Хочу рассмеяться ему в лицо и показательно разорвать лист бумаги в клочья – но не опускаюсь до уровня истерички. – Мне не о чем говорить. Я просто полежала – и голова прошла. – Марьяна… – начинает Артем, но я не даю ему продолжить: – Все нормально! Хватит накручивать.  – Я не накручиваю, а знаю, что что-то не так. Давай поговорим. – Тебя ждут. – Подождут. Я не «Скорая помощь» или совсем отбитый альтруист. В первую очередь, я хочу, чтоб у нас все было хорошо. – У нас все хо-ро-шо! – цежу по слогам.  Достал уже строить из себя прозорливого психолога. Пусть помогает тем, кто в этом нуждается. А я сама разберусь со своей жизнью.  А если б для Артема действительно это было важно – он бы не стал назначать никаких встреч, а дождался б меня. – Хватит меня лечить, – добавляю уверенно. – Хватит до меня докапываться. Искать постоянно, что во мне не так. Все так! Если сказала «все нормально», значит, так и есть. Прими. Сам мне втирал о доверии, в итоге – каждое действие сканируешь и недоволен. Я выдохнула, и в комнате повисло молчание. «Дура!» – взгляд Артема. «Идиот!» – мой. – Ладно, пошел я. – Ладно, пошел ты. Он улыбнулся, и я на секунду почувствовала, как уголки моих губ невольно поднимаются. Проводив его, я вернулась в комнату и на мелкие кусочки рвала бумагу – точно дура! И зачем только писать подобное? Что за слезодавилка из дешевых драм? Ну я же не слабая какая-то там, не немощная. Я вообще суперсамостоятельная.  Пусть Артем этим подавится, чтоб не вздумал еще хоть раз снисходительно предлагать руку помощи, а потом этой же рукой равнодушно махать в мою сторону. Если кто-то еще протянет мне руку помощи – я отгрызу ее.