Побойся Бога

1988г

Декабрь

      С тех пор как Вахит забрал Надю и увёл её домой, она никуда не выходила. Зое на следующий день не нужно было идти на работу, но за прошлый прогул уже отгремела волна выговоров от Адольфовны. Она, позвонив прямо с швейки, вычитала Зое всё, что только можно, да ещё и оштрафовала её. Зоя, конечно, расстроилась — нужно было чем-то разгладить ситуацию, ведь она и так должна была донести три рубля начальнице. Совесть немного подгрызала, но состояние Нади волновало её намного больше, чем собственные проблемы.       Зое не довелось прочувствовать на себе горе утраты собственного ребенка, тем более первенца, и, как бы это ни звучало, она была этому рада. Невозможно представить, какую бурю чувств испытывает женщина, лишившись самого дорогого, что у неё было. Надя очень сильно любила Пашу. Да, она иногда ругала его, могла и ударить, но её любовь к сыну была сильной и безмерной. Не раз Надя приходила в школу, чтобы защитить его, вступая в споры с учителями и одноклассниками, если кто-то смел обидеть её мальчика.       У Надежды была ещё и дочь Юля, и хоть она была хорошей девочкой, внимания от матери ей почему-то не хватало. Зоя порой замечала, что Надя относилась к дочке с большей строгостью, чем к сыну. Это вызывало у неё вопросы, но она всегда оставляла своё мнение при себе. В конце концов, это была чужая семья, и в таких делах, как воспитание детей, сложно разбираться извне. Зоя считала, что Надя сама знает, как ей вести себя с собственными детьми. Без чужого ненужного вмешательства она как-нибудь справится, ведь это её дети.       Однако Юльку от этого меньше жаль не становилось. В этом году она только в школу пошла, а учителя её уже начали хвалить, никогда не делая лишних замечаний. Но Надя от дочери ожидала чего-то совсем другого. Каждый раз, когда Зоя приходила в гости, чтобы просто попить чаю или поговорить, Надя не упускала возможности подстегнуть Юлю заниматься домашними делами, даже если та была погружена в уроки.       Зоя, как человек, который не смог до конца доучиться даже в обыкновенном поварском училище, — ушла оттуда, чтобы начать работать, когда родители пропали — была чуть иных взглядов. Но, конечно, она не была на месте Нади и не могла решать её проблемы. Сейчас ей нужно было, прежде всего, поддержать подругу, выслушать её и помочь, а не вмешиваться в семейные дела.       — Тебе может принести чего, Надь? Не ела ничего совсем.       Надя лежала на кровати, отвернувшись к стене, в то время как Зоя сидела рядом, пытаясь достучаться до подруги. Та совершенно не обращала на неё никакого внимания, просто устало смотрела в одну точку. Зоя волновалась за неё — она действительно ничего не ела, как сказал Слава, её муж. Тот и сам был не в лучшем состоянии, ведь он первым увидел тело сына в морге, а потом остался в милиции чуть ли не до самого утра. Вахит ушёл сразу же, как только вернулся Слава.       Зоя тяжело вздохнула. Достучаться до Нади не представлялось возможным. Она погладила подругу по руке и вышла из комнаты, даже не прикрыв за собой дверь, чтобы точно услышать, если вдруг Надя позовёт. Зоя заглянула в гостиную, но там никого не оказалось. Однако на балконе она заметила силуэт. Когда вышла туда, увидела Славу, который курил и смотрел куда-то вдаль, в немом раздумье. Его лицо было тусклым и уставшим, взгляд казался потерянным. На сердце у Зои завязался тугой узел.       — Поделишься? — спросила Зоя, кивнув на пачку на небольшом столике. Слава согласно кивнул, и девушка воспользовалась возможностью. Вытащила сигарету, закурила сама.       Слава некоторое время молчал, не обращая внимания на присутствие Зои. Он стоял, погружённый в свои мысли, и когда докурил первую сигарету, сразу же схватился за следующую. Зоя видела его таким впервые. Вячеслав был военным человеком, и показывать кому-то свою слабость никогда не входило в его привычку. Но сейчас, в этот момент, она была уверена, что он был готов разрыдаться сам. Сначала Слава просто дымил, но затем Зоя заметила, как дрогнула его рука. Он вдруг заговорил, его голос был тихим и хриплым.       — Я забрать его должен был, — Зоя искоса глянула на мужчину. Тот поджал губы, сделал долгую затяжку. Он выдохнул и сразу же вновь потянулся к сигарете губами. — Обещал, что заберу с тренировки. Меня задержали, а он сам домой пошёл. — не найдя подходящих слов более, Слава замолчал снова.       — Не кори себя, Слав, не ты виноват, что так вышло, — постаралась успокоить Зоя, но мужчина только мотнул головой.       — А кто тогда виноват? Пашка, что домой сам пошёл?       — Я не к тому, — от чужого резкого тона Зоя вздрогнула. Стряхнула пепел, а после затянулась. — Не виноват был Пашка, но не виноват и ты, что не забрал его. Виноват тот, у кого на ребёнка рука поднялась.       Слава поджал губы, не зная, чем ещё возразить Зое. Она определённо была права, но в глубине души он винил себя в смерти сына. Мысли о том, что всё могло быть иначе, если бы только его не задержали на работе, не оставляли в покое.       — Я мог быть там, — прошептал он, сжав кулаки. — Если бы не эта проклятая смена… Если бы я успел… — слова застряли у него в горле, как будто каждое из них было тяжёлым бременем, которое просто несло с собой ещё больше боли.       — Славик… — только произнесла Зоя, рукой дотронувшись до чужого плеча. — Ты не виноват, — повторилась девушка и Слава уже не выдержал. Склонил голову, лбом упёрся в её плечо, когда слёзы потекли из глаз. — Ты не виноват, Надя не виновата, Пашка сам не виноват… — она успокаивающе похлопывала его по спине, хотя сама еле сдерживалась, чтобы не заплакать. — Вам крепиться сейчас нужно. К похоронам готовиться надо, Слав, — на этих словах Зоя не выдержала. — Я… Я помогу, чем смогу. Да, не деньгами может, но с остальным что-нибудь придумаю. — Зоя выкинула окурок, ком в горле всё никак не уходил. — Ты Наде с Юлей нужен.       — А мне никто не нужен?       Ответ его прозвучал грубо, резко. Слава отстранился, снова опёрся на балконные перила, глядя куда-то вдаль. Зое стало неловко и стыдно, хотя она совсем не имела ничего дурного в виду.       — Ты прости, Зой, я…       — Не извиняйся, я понимаю всё, — Зоя глянула на дверь, ведущую внутрь квартиры, и решила задать вполне логичный вопрос. — А Юля где?       — Пока у моих, в Урманчеево, — на выдохе ответил мужчина. — Я в школу ходил, сказал, что пока она не появится.       — Знает?       — Нет.       Зоя понимающе кивнула и снова потянулась за сигаретой. Ей было тяжело думать о том, что Юле никто не расскажет правду так скоро, и не было уверенности, что Слава поедет за ней в деревню, чтобы она смогла попасть на похороны. В принципе, он именно для этого её туда и отвёз — чтобы не узнала, не столкнулась с этой страшной реальностью раньше времени.       Юля всегда тряслась за Пашкой. Сколько бы Зоя их ни встречала, девочка всегда бегала хвостиком за братом, ведь куда Павел — туда и она. Только вот теперь вместе их увидеть будет невозможно.       — А родители?       — Тоже пока не говорил, — вздохнул Слава. — Сорвутся, приедут. Юльку напугают. Потом поеду и тогда уже расскажу.       С одной стороны, это было как-то несправедливо. Своим молчанием Слава отнимал у бабушки и дедушки возможность попрощаться с внуком, ведь для них это прощание было бы важным, необходимым ритуалом, помогающим пережить утрату. Но с другой стороны… С другой стороны была Юля.       — Ты знаешь, Зой, — вдруг сменил тему Слава. — Паша же спортсменом стать хотел, в Москву на конкурс отпрашивался, а я тогда… — он запнулся. — А мы его с Надюхой побоялись отпускать. Ну, знаешь, город другой, люди другие, мало ли, — Слава склонил голову, губы поджал. Явно не знал, как ещё выразиться. — Тренер хвалил его ещё постоянно, на регион хотел отправить.       Зоя слушала внимательно, не перебивая. Она прекрасно понимала, что у Славы не будет другой возможности выговориться еще очень долго. На мгновение она позволила себе представить, что произошло бы, если бы лишилась Юры. Внутри как будто что-то тряхнуло, и Зоя ощутила резкое неприятное чувство. Нет, о таком лучше впредь больше не думать даже.       — Я с ним так времени мало проводил. Всегда как-то думал, что успею ещё с Пашкой наговориться. Не успел, — Слава горько усмехнулся. — И не успею уже, — вновь потянулся за сигаретой, закурил. — Я же пришёл туда когда… Глазам своим не поверил. Мне мент этот объяснял что-то, спрашивал, а я его не слышал совсем, на Пашку только смотрел, — внизу дети кричали, играли на площадке. Слава опустил на них взгляд. — Вот так, Зойка… Сначала пелёнки сыну менял, шаги первые видел, а теперь крышку его гроба заколачивать буду.       Плечи Славы затряслись, а он сам поник, как будто его горе стало еще тяжелее. Зоя не знала, что еще сказать, чтобы утешить его. Да и как можно утешить родителя, который только что потерял своего ребенка? Здесь не помогут никакие слова. Нужно время, чтобы оправиться, но время это в действительности не лечит, а лишь затягивает рану тонкой корочкой.       — Наоборот должно было быть.       В дверь раздался звонок, и Зоя оставила Славу на балконе одного. По пути она заглянула в спальню — Надя всё еще лежала в том же положении, в каком и была до этого. Девушка только покачала головой с тяжелым чувством, прошла дальше и открыла входную дверь, даже не вспомнив о том, что сначала стоило бы заглянуть в глазок. На пороге стоял Вахит, подавленный и поникший.       Зоя молча пропустила Вахита в квартиру и снова закрыла дверь на замок. Парень разделся, снял обувь и направился в спальню к Наде, а Зоя поплелась за ним, ощущая, как внутри растет беспокойство. В глубине души у неё была небольшая надежда, что Вахит сможет достучаться до сестры, хотя этого не удалось сделать ни Славе, ни самой Зое. Но эта надежда медленно таяла, словно гаснущий огонёк.       — Надь, — Зималетдинов присел на край кровати совсем рядом. — Я тут вот, к тебе пришёл.       В ответ только прозвучала оглушающая тишина.       — Не ответит, — подала голос Зоя, стоя в дверном проёме. — Пытались мы с ней поговорить. Не ест ещё ничего, не пьёт.       Вахит какое-то время сидел рядом с сестрой, погружённый в свою печаль. Тишина между ними была плотной и тяжёлой. Наконец, он глянул на Зою и устало провёл ладонью по лицу, словно собираясь с мыслями и словами, которые всё никак не находились.       — Слава где?       Зоя кивнула, оттолкнулась от дверного косяка и последовала на балкон. Вахит поплёлся следом.       Слава всё так же стоял на балконе, продолжая курить одну сигарету за другой. За окном уже начинало смеркаться, и каждый выдох превращался в облачко дыма, уносящего прочь его тревоги. Его бы стоило остановить — отправлять его в больницу с никотиновым отравлением совсем не хотелось, но вмешиваться она не решалась. Зоя постояла немного, прислушиваясь к тишине, а потом вспомнила о бабушке, которая осталась одна дома. Юра уже должен был вернуться, и ей было бы хорошо знать, как он там. Оставив Славу с Вахитом, она спустилась на два этажа вниз к себе.       — Юр, ты дома?       — Дома, дома.       Юра вышел с кухни со стаканом воды в руке. Время подсказывало, что бабушке как раз пора было принимать лекарства, и это было совсем не удивительно.       — Как тёть Надя?       — Ну… Как она может быть, Юр? Плохо ей. Очень плохо, — она аккуратно забрала стакан из руки брата. — Я сама давай, а ты чайник поставь пока.       В их с бабушкой комнате всегда был приглушённый свет, ведь женщина предпочитала, чтобы шторы были задёрнуты. Зое это иногда мешало — она любила солнечный свет и яркие цвета, но со временем привыкла к этому.       Ещё бабушка Нюра обожала смотреть телевизор, но только в те моменты, когда там показывали балет. В прошлом она была балериной, и несмотря на то, что карьеру ей пришлось бросить из-за замужества и беременности, любовь к этому осталась с ней навсегда.       Когда-то бабушка мечтала, чтобы и Зоя занималась балетом, как она сама в молодости. Однако после первого занятия, закончившегося неожиданной травмой — Зоя каким-то образом сломала руку — эта идея была навсегда отброшена. Бабушка, конечно, переживала за внучку, но ещё долгое время после этого заводила разговоры, намекающие на возможность продолжения занятий. Зоя, стараясь избежать обсуждений, всегда делала вид, что не понимает, о чём речь. Она знала, как это важно для бабушки, и не хотела её расстраивать, но сама понимала, что эта глава её жизни закрыта навсегда.       — Лекарства пора пить, ба, — уведомила Зоя, роясь в тумбочке.       Бабушка не ответила. В прочем, как и всегда.       Зоя нашла нужные пластинки с лекарствами, аккуратно выковыряла необходимые таблетки и взяла в руку стакан, который до этого отставила на тумбочке, чтобы не разлить воду. Она наклонилась над бабушкой, чтобы дать ей лекарства. К счастью, женщина почти всегда лежала полусидя, что облегчало процесс. Исключения составляли лишь те моменты, когда Зоя сама помогала ей перевернуться или поменять положение.       — Маша? — неожиданно произнесла бабушка. Зоя замерла на месте, не веря своим ушам. — Маш, ты?       Зоя не знала, что сказать. Она пыталась сформулировать свои мысли, но вышло плохо — слова путались, не складывались в нужные фразы. Когда бабушка, посмотрев на неё с недоумением, назвала её именем невестки, мамы Зои, сердце сжалось от неожиданности и боли. Это было впервые, когда бабушка не узнала Зою.       — Маш, а где Женечка?       — Бабушка, это я, Зоя, — попыталась привести женщину в чувства девушка.       — Зоя?       — Внучка твоя, бабуль.       — А-а-а… Зоечка… — женщина качнула головой, словно потратила все свои силы на это воспоминание. — А папка твой где? Опять на работе до ночи сидит, да?       Зоя сжала стакан и таблетки в руках, стараясь держать себя в руках. Внутренние переживания боролись с желанием хотя бы немного успокоить бабушку. Несмотря на тревогу и боль, ей всё же удалось выдавить из себя слабую улыбку.       Бабушка, казалось, не помнила о том, что Женя, Зоин и Юркин отец, пропал несколько лет назад вместе со своей женой. Зоя понимала, что возвращаться к этой теме было бы неправильно. Напоминать ей об этом происшествии, окутанном пеленой тайны, было опасно: давление у женщины могло подскочить, и Зоя не могла допустить, чтобы стресс усугубил её состояние. Поэтому она решила оставить тяжёлые мысли при себе.       — Да, ба, задержали его опять.       — Как же могут? Жена одна с детками дома, а они его на работе оставляют…       Зоя захотела взвыть волком от безысходности. Бабушка медленно, но верно начинала перемешивать события в своей голове, забывая половину из них. Этого только и не хватало. Собравшись с силами, Зоя старалась оставаться спокойной. Ей кое-как удалось заставить бабушку выпить таблетки, даже несмотря на её замешательство.       Остальная часть дня прошла, как в тумане. Зоя вернулась к бабушке ещё два раза: сначала, чтобы покормить её, а потом снова, чтобы дать таблетки. Юра же почти всё время провёл в своей комнате, прячась от всего, что происходило вокруг. Лишь к четырём часам он куда-то ушёл, а потом вернулся вновь к девяти, сказав, что в школу в понедельник не идёт.       — Это с чего бы ты в школу не пойдёшь?       — Зима… — он осёкся, заметив взгляд сестры. — Вахит договорился с дядь Славой, чтобы он не тратился на рабочих. Мы с пацанами сами яму рыть будем.       — Вот как, — Зоя поникла, снимая высохшие вещи с импровизированной сушилки. — Похороны он сказал когда?       — Во вторник, — уведомил Юра. Сходил в ванную комнату, принёс таз с вещами, что наоборот нужно было повесить. — На похороны ты пойдёшь?       — Если найду, с кем можно поменяться на работе. Найти ещё надо, кто за бабушкой присмотрит.       — Тёть Люба?       — Она точно на похороны придёт, даже спрашивать у неё не буду, — сухие вещи Зоя благополучно передала брату, а с пола подняла таз с мокрыми. — А землю сами разроете? Мёрзлая же.       — Разроем, нянь. Дядь Слава предлагал ещё денег нам за это дать, но мы отказались брать. — пожал плечами Юра. Он скинул вещи на стул, принявшись складывать их на другой. — Не для чужих людей всё-таки дело делаем.       — Правильно, им сейчас каждую копейку бы беречь, — кивнула сестра, развешивая вещи. — Если во вторник похороны, то мне к Наде и в понедельник зайти надо. С вечера на людей наготовить, чтобы попрощаться как следует. Пирожками хотя бы помянуть, — Юра продолжал задумчиво раскладывать вещи. Он был словно в другой от Зои реальности. — Друзья твои поминать придут?       — Нет, нянь, мы только поможем с ямой и с машиной, а сидеть не будем с вами.       — С машиной?       — Да, — неохотно ответил брат, словно только что сказал то, чего говорить не должен был. — Сами скинемся и водителю заплатим.       — И с чего ты деньги брать собрался?       — Есть у меня немного. Чем смогу, тем и помогу.       — Да уж, медвежонок, — вздохнула девушка, закончив с вещами. — Я тебя оказывается совсем не знаю.       В голосе её проскользнула горечь. Юра повзрослел слишком рано. В тот момент, когда он должен был быть беззаботным ребёнком, ему приходилось принимать важные решения и заниматься тем, чем детям заниматься не полагается. Он взял на себя ответственность, которая пала на него в слишком юном возрасте. Юра научился справляться с проблемами, которые были не по его годам, и самое печальное, что его детство постепенно ускользало.       — Тебе бы книжки какие читать, с друзьями в казаки-разбойники играть, а ты ямы могильные роешь, — потрепав брата по волосам, вздохнула Зоя.       — Главное, что не я в этой яме, а остальное не так важно, — только и успел сказать Юра, когда ему прилетел подзатыльник. — За что?!       — Сплюнь, — пригрозила сестра и Юре пришлось понарошку плюнуть три раза через плечо. — И больше вещи такие не говори, балда.       После недавних разговоров со Славой тема смерти начала вызывать у Зои странное и неприятное чувство в груди. Эти обсуждения не выходили у неё из головы, и каждый раз, когда она пыталась отвлечься, вновь возвращалась к этим мрачным мыслям. За день она так устала, что не могла больше слушать подобное.       Смерть вообще всегда представлялась для Зои такой странной штукой. Она казалась ей глупой шуткой природы, которая сначала дарит жизнь, наполняя каждую минуту возможностями, а потом, словно пакостливый шутник, внезапно отнимает то, что сама же и подарила. Резко, как грохот грома в ясный день, она могла прийти в самый неожиданный момент и разрушить привычный порядок вещей, оставив за собой лишь пустоту.       Поиск замены на работе стал для Зои ещё одной проблемой. Ей были нужны свободные дни и в понедельник, и во вторник, ведь в понедельник она должна была помочь Славе не только с поминальной трапезой, но и с уборкой в квартире. Надя не могла ей помочь в этом, и, честно говоря, на её поддержку рассчитывать не стоило. Понять её, конечно же, можно.       Сначала Зоя позвонила Ире, надеясь договориться о взаимной замене. Но Ира отказалась, сославшись на какие-то дела, которые у неё были в эти дни. Разочарованная, Зоя решила обзвонить ещё трёх знакомых с работы, номера которых были записаны в её телефонной книжке. На счастье, одна из девушек согласилась выйти в эти самые дни, предложив взамен, чтобы Зоя смогла выйти в среду и в четверг вместо неё.       Когда первая проблема была решена, появилась следующая: нужно было найти кого-то, кто присмотрит за бабушкой. В голову Зое пришло лишь имя одного человека, и она поспешила набрать номер Гриши. К её удивлению, трубку он почему-то не поднимал. Однако девушка не отчаялась — могла быть и другая причина, например, Гриша мог быть на работе, возя бригаду по городу.       Она решила подождать и перезвонила ему под конец смены, когда он, по её мнению, уже точно должен был быть дома. Зоя надеялась, что теперь он сможет поднять трубку и ответить на её просьбу, ведь ей необходимо было обсудить, как он сможет помочь с бабушкой на эти два дня. Если вообще сможет.       — Да? — наконец послышался голос по ту сторону.       — Это я, Гриш.       — А-а-а, Зойка. Вечера тебе. Звонишь чего?       — Ты сможешь помочь мне в понедельник и во вторник? — в трубке послышалось копошение, поэтому ответ Зоя не расслышала ответ. — Чего?       — Смотря с чем тебе помочь, Зой. Да и я в понедельник работаю. — повторился Гриша.       — Нужно за бабушкой присмотреть. В понедельник я управлюсь как-нибудь тогда, а вот во вторник нужен кто-то обязательно, чтобы с ней посидеть.       — На похороны собралась?       — А ты откуда знаешь?       — Да все уже знают.       Оказалось, что история об убийстве подростка разлетелась по всем новостям как огонь по сухой траве. Об этом уже написали в таких крупных изданиях, как «Правда», «Известия» и «Бедняк», а также в более мелких газетах. Узнать новость по радио тоже не составляло труда — загадочная история постоянно крутилась в эфирах, будоража умы слушателей. Зоя сама не была большой поклонницей газет, она читала их редко, а радио предпочитала слушать только на работе, куда на данный момент не ходила.       Гриша согласился помочь Зое во вторник, но в понедельник ей пришлось разрываться между собственной квартирой и чужой, постоянно бегая туда-сюда, чтобы проверить, в порядке ли бабушка.       Надя была в чёрном, её образ подчеркивал печальное событие — на голове у неё тоже был черный платок. Зоя, в свою очередь, тоже надела одежду, которая больше подходила под ситуацию, но на голову ничего не накинула. Она родственницей Павлу не была, поэтому это не было обязательной процедурой для неё. Только в день похорон на отпевании этот символ будет необходим.       Пусть и поднявшись наконец с постели, Надя не выглядела похожей на саму себя. За пару дней ее лицо осунулось и вытянулось, мешки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах и пролитых слезах. Славы дома не было, с ребятами он поехал на кладбище следить за их работой. Зоя же прибралась в квартире, а вечером пришла Люба — сама, Зоя даже позвонить ей не успела.       Люба с готовностью взялась за заготовки на пирожки, понимая, что Надя все еще не в состоянии помочь. Она сидела у окна, глядя куда-то вдаль, и выглядела так, будто была далеко от всего происходящего. Тем временем Люба быстро замесила тесто и сделала начинку, но вскоре её осенило: одной лишь выпечкой не обойтись. Пирожки, конечно, хороши, но мясо на стол тоже нужно будет поставить.       Не раздумывая, она сбегала домой и принесла гуся, которого держала для Нового года. Зоя тем временем не сидела сложа руки и тоже старалась внести свой вклад: она притащила из дома картошку, потому что ту, что была у Нади, они благополучно решили использовать для пирожков.       Зоя вернулась домой далеко за полночь, едва ли успев стряхнуть усталость. Она упала на раскладушку, даже не приняв ванну — только утром, собираясь снова к Наде, решила освежиться. Юре она сказала отправляться в школу, хотя тот и не хотел, но Зоя лишь дала ему записку для учителя, чтобы его пропуск не вызывает лишних вопросов.       Сама же, вместе с Любой, которая осталась ночевать у Нади, начала искать по дому свечи. Ведь вскоре должен был прийти батюшка, а про эти важные атрибуты подруги умудрились забыть. Гроб уже стоял в квартире, и, судя по всему, Слава с парнями подняли его наверх. Зоя взглянула на тело Паши и почувствовала, как на сердце ложится тяжесть: ей стало страшно спрашивать, когда его успели привезти и кто омывал. Но Слава сам рассказал, что привёз и подготовил его, пока Люба и Надя спали вместе.       Надя в итоге не отходила от гроба сына, её сердце было переполнено горем и нежеланием отстраняться от последнего утешения, которое она могла ему подарить. Она сидела рядом, держала его за руку, несмотря на общую суету, которая царила вокруг. Люди приходили, выражали соболезнования, но Надя не слышала их слов; она лишь смотрела на Пашу, пытаясь запомнить каждую деталь.       Людей было не так много, но среди них был и Вахит — он не мог не прийти, ведь Паша был его племянником. Вахит стоял в сторонке, его лицо выражало сочувствие, но Зоя знала, что его сердце тоже разбито.       Батюшка прочитал молитву, и отпевание было завершено, как только каждый из присутствующих затушил свечу. Этот момент казался окончанием, но в то же время лишь начал череду боли и утрат. Когда подъехала машина и пришло время грузить гроб, Надя, словно сошла с ума. Она вцепилась в руку сына, не желая его отпускать, словно это могло остановить неминуемую разлуку. Вахиту пришлось буквально держать сестру, которая впала в настоящую истерику. Он обнял её, стараясь не дать ей сломаться под тяжестью горя. Надя, всхлипывая, не могла понять, что происходит — как будто весь мир вокруг неё распадался на части.       Водителю, как и говорил Юра, парни действительно заплатили сами, но вот кроме самого Вахита никого из них не было.       Вахит, Надя, Зоя и Слава ехали вместе, но настроение в машине было далеко от спокойного. Надя рвалась залезть в газель, не желая расставаться с гробом сына. В её глазах читалось отчаяние, а сердце сжималось от боли, словно она пыталась удержать его, не позволяя Паше исчезнуть из её жизни.       На кладбище, когда гроб с заколоченной Славой крышкой опустили в яму, Зоя лишь кинула горстку земли. Она отступила в сторону, её взгляд остался прикованным к матери, которая, словно одержимая, рвалась броситься за своим сыном. Надя кричала, её голос издавал звуки глубокого отчаяния, она не желала расставаться с самой сущностью своего ребенка. Слава, переполненный горем, плакал сам, его слёзы смешивались с землёй, которая теперь покрывала гроб Паши. Он держал Надю крепко, стараясь остановить её, не позволяя совершить глупость.       — На обеде она точно с ума сойдёт, — тихо произнесла Зоя.       — Не надо ей на нём быть, — ответил понуро Вахит, стоящий рядом.       — Помянуть Пашу нужно.       — Сами посидим. Наде легче от глотка водки не станет.       Зималетдинов стоял, ковыряя землю носком ботинка. Его руки были спрятаны в карманах, и он казался потерянным в своих мыслях. Это был первый раз, когда он говорил с Зоей один на один.       — Спасибо, что помогла, — вдруг сказал он, всё так же не отрывая взгляда от земли. — Надька сама бы не потянула.       — Не могла не помочь. Она подруга моя, а Пашка… — Зоя запнулась, тяжело вздохнула. — Пашку с пелёнок почти знаю… — она снова осеклась. — Знала.       После похорон Надя действительно не села за стол с ними. Она была погружена в свою боль и, казалось, не могла находиться среди живых. Слава, заботливо уложив её в кровать, присоединился к остальным только тогда, когда Надя уснула.       Вахит не пил, стараясь держать себя в руках. Каждые несколько минут он убегал на балкон, чтобы покурить и дать себе возможность отдышаться. Картинка происходящего за окном казалась ему чуждой, и он искал хоть какое-то успокоение в сигаретном дыме.       Слава же, не в силах справиться с собственным горем, напился до состояния, когда даже говорить не мог. Его слова сливались в бессвязные фразы, и он выглядел совершенно потерянным. Зоя, наблюдая за ним, не смогла оставить ситуацию без внимания. Она не потянула больше двух рюмок и подошла к Славе, решив отвести его на диван, чтобы тот не уснул за столом.       Как только все разошлись по домам, Зоя начала убирать со стола. Она складывала опустевшие тарелки, остатки еды и пустые рюмки, стараясь не думать. Вдруг она заметила, как Вахит направился к двери. Он двигался с каким-то отсутствующим взглядом. Притормозив его, она тихо произнесла:       — Вахит, подожди.       Он обернулся к ней, и в его глазах мелькнуло удивление.       — Друзья твои тоже сильно помогли, — Зоя схватилась за поднос с пирожками, но поняла, что сложить это всё некуда. Стала спешно искать что-нибудь по шкафчикам. — Пусть помянут Пашу тоже, — она наконец нашла небольшую глубокую чашку, спешно сложила туда пирожки и закрыла крышкой. — Не знаю, может вас там много, но хотя бы так.       — Да не надо, — попытался переубедить он Зою, но чашка уже была в его руках.       — Надо, а то совсем не по-человечески. Ребята помогали, потратили своё время. — Вахит кивнул, смирившись с тем, что Зою не переубедить. Он уже развернулся, чтобы уйти. — Подожди ещё, — окликнула его девушки и ему пришлось обернуться. — Знаю, не время и не место о таком спрашивать, но… — Зоя замялась, подбирая слова. — Ты же брата знаешь моего? Юрку, — собеседник кивнул. — У вас там своя компания имеется, он на виду у тебя должен быть… Он пришёл недавно, побитый весь. Просто узнать хотела, может ты видел, кто его и за что так? Ты не подумай, волнуюсь за него, да и только.       — Не ссы ты, под присмотром малой, — ответил Зималетдинов, почесав затылок. — А побили… Кто не знаю, не видел. Но за дело точно, у нас просто так в фанеру не прилетает.       — За что может прилететь ребёнку?       — Нет детей у нас.       Зима кивнул на прощание Зое, а она пыталась подобрать слова, но так и не смогла этого сделать. Внутри всё бунтовало, но выражать свои мысли было слишком трудно. Она лишь пожала плечами и посмотрела вслед, когда он направился к двери.       Вахит шагал по знакомому маршруту с чашкой пирожков под боком, не обращая внимания на окружающее. Он не осматривался даже особо. Когда он наконец дошёл до места, спустился вниз в подвальное помещение. В этот раз в помещении собрались почти все, за исключением Кабана. Хотя, возможно, он и был в зале, но Вахит не стал всматриваться в лица каждого присутствующего.       Вахит, человек, чья жизнерадостность обычно била ключом, чувствовал себя сейчас более, чем просто странно. Похороны племянника стали лишь началом тяжелого пути. Впереди ждали ещё девять и сорок дней поминок, а затем — проклятый праздник. Этот Новый год он хотел провести с сестрой, в отличие от прошлого, когда он три дня провёл в запое с друзьями, заглянув к Наде и Паше лишь четвёртого января. Возвращение в привычную атмосферу казалось сейчас невыносимым бременем, наложенным на и так тяжёлую душу.       — Ты как, брат? — протянул приветственно руку Турбо, подорвавшись с места сразу же, как только Зима появился на пороге.       Валера был для Вахита тенью, верным другом, готовым следовать за ним в огонь и воду, вне зависимости от ситуации. Их дружба, зародившаяся странным образом — с пары драк и взаимно набитых лиц, за которые они не раз получали от старших, — прошла долгий путь. Почти одновременно попав в группировку, они преодолели многое, и теперь между ними не осталось и следа от былого предвзятого отношения друг к другу. Хотя конфликты, безусловно, были.       — Пойдёт, — пожал в ответ чужую руку Вахит.       — Это ты чё за тазик принёс?       — Малого сеструха передала, чтоб Пашку помянули.       Чашка с пирожками была благополучно поставлена на лавку. Вахит снял крышку, отложив её в сторону. Валера тут же склонился над чашкой, чуть ли не уткнувшись носом в её содержимое, с явным интересом разглядывая пирожки. Его живот предательски заурчал, и Валера поспешно прокашлялся, изображая полное безразличие и отрицая свою причастность к этому звуку.       — Чё там говорят, когда поминают? — схватившись за пирожок, спросил Туркин.       — Земля ему пухом, — Кащей просунулся между парнями, сразу же сунул руку в чашку. — Чья, говоришь, подачка?       — Малого сестры, — повторился Вахит. Он скривился, но насчёт чужого грубоватого выражения не возразил. — Вам их принести меня погнала.       — Благородная деваха?       Кащей, с пирожком в руке, пересел на тренажёр напротив, вытянув ноги. Вахит отошёл в сторону, сунув руки в карманы и слегка опустив голову. Искоса наблюдал, как парни один за другим берут пирожки и тихо произносят только одно: «Царство небесное».       — Нормальная она девка, — Валера отошёл чуть в сторону, всё ещё пытаясь пережевать наспех закинутый в рот пирожок.       — У тебя его забирают что ли, а? Ешь как человек, — заметив это, воскликнул Кащей и махнул рукой в сторону Турбо. — Нормальная, да? — обратился он снова к Вахиту.       — Нормальная, — кивнул Зима. — Интересовалась, кто малому рожу разукрасил.       — Любопытная, — хмыкнул мужчина и потянулся в карман за сигаретами. — Ну и?       — Я ей пояснил, что за дело получил.       — А́й да молодец! — совсем рядом Валера сам потянулся, чтобы закурить, но быстро осёкся, пряча сигарету в карман. Помнётся, зато лицо целым будет. Кащей же внимания на это даже не обратил. — Пусть не кипишует, мы из парня человека делаем.       Политику Кащея многие не одобряли, но уже успели смириться. За время отсутствия Вовы многое изменилось, и Кащею приходилось постоянно подстраиваться под новые реалии, стараясь сохранить хоть какой-то баланс и придерживаться общей идеологии, пусть и с некоторыми изменениями.       Между парнями время от времени вспыхивали небольшие дебаты, они вступали в полемику, обсуждая действия Кащея. Но неизменно приходили к одному выводу: нужно смириться, иначе всё пойдёт прахом. Да и кто осмелится выступить против Кащея? Никто не решился бы предъявить старшему в лицо, что постоянное пьянство и развод наивных бабулек на базаре — это не дело.       Нет, почему же, один смельчак всё-таки нашёлся. Юрка. Правда, выражался он достаточно мягко, избирая слова так, чтобы в случае чего отделаться лишь разбитым лицом, а не отшивом. Юрка вообще любил побычиться, но его споры заканчивались позитивно только с равными по силе. А вот с Кащеем ему было и тяжело, и страшно. Тот, может, и пожалел Юрку дважды из-за Зои, но нет гарантии, что в следующий раз это спасёт.       — А малой сам-то где? — спросил мужчина, выдыхая дым.       — Гранит науки походу грызёт, шкет. — отозвался Турбо.       — Баланы он там просто катает, а не гранит науки грызёт.       В зале послышался смех, и даже Вахит усмехнулся. Юрка действительно постоянно жаловался ему на школу, говоря, что ходит туда лишь из-за необходимости, и даже на сборы постоянно оттуда сбегал. Однако каждый раз, благодаря своей удивительной болтливости, он умудрялся загладить все конфликты с учителями, чтобы те не позвонили Зое и не рассказали, что её брат — просто бунтарь и полный протестант школы.       — В ДК попрём в пятницу? — спросил Валера, как бы невзначай поглядывая в уже опустевшую чашку. — Там Хули какие-то исполнять будут.       — Я в следующий раз, — ответил другу Зима и Валера понимающе кивнул.       — Холи, — поспешил поправить Юра, появившийся неожиданно на пороге.       — Хули, Холи, одна байда. И вообще, — Валера ухватил подошедшего парнишку за ухо и наклонился. — в разговор к старшим не лезь, — Юра был благополучно отпущен, поэтому он поспешил ретироваться куда-нибудь подальше, чтобы не отхватить снова. — Там только по билетам пускать будут, придумать надо что-то.       — У шпаны на входе дёрнем и всё, — предложил кто-то из парней.       — Билеты внутри продают, — вздохнул Вахит.       — Значит денег свистнем, когда это проблемой было?       — На доску почёта тебя повесить надо за подброс идей.       Кащей слушать дальше не стал. Дискотеки его не интересовали. Это было развлечение для молодёжи, свербящей энергией, которая не давала им усидеть на месте. Вот они и бегали на танцы. А ещё ДК, после швейного училища, было идеальным местом, чтобы подцепить какую-нибудь девчонку.       Мужчина ушёл в свою каморку, служившую ему домом. Оглядевшись, он пнул несколько пустых бутылок, валявшихся на полу, и вздохнул. Нужно было идти в магазин, желательно в тот, что на конце Школьной улицы, в который он обычно ходил. Кащей наспех накинул куртку и шапку, пошарил по карманам — повезло.       Он мог бы, конечно, пойти в другой, ближайший магазин, но в том, на конце Школьной, работала замечательная женщина, которая продавала ему то, что нужно, из-под прилавка. И никогда не брала за это доплаты, ведь стоило лишь сделать пару комплиментов её трем волосинкам, как она тут же расцветала.       — А я тебе говорю, что от Шатурской туда ближе!       — Дебил ты! Тебе чё, приснилось?       — Э! Ты через Рабочую круг сделаешь!       — Да я через хату твою задрипанную все три сделаю!       Валера в очередной раз о чём-то спорил с Вахитом, который, казалось, неожиданно оживился. Спорили они громко, но понять суть спора было невозможно — орали, как сумасшедшие.       — В том доме тринадцатом на Шатурской сеструха моя живёт, а не я! — Юра придерживал Вахита, а Валеру — Ярик.       — Хрен с ним, всё равно халупа!       — Эй, я там тоже живу вообще-то! — подал голос Юра.       — Ты мне тут поэйкай!       — Да отпустите вы этих идиотов, пусть вон, в спарринге отношения выясняют.       Кащей прошёл мимо и усмехнулся. Сам он выходил на ринг достаточно редко, лишь в исключительных случаях. Хотя, скорее всего, причина была в том, что с ним мало кто хотел драться.       Небо, ещё недавно безоблачное, стремительно заволокли свинцово-серые тучи. Сначала это были лишь отдельные, тяжёлые хлопья, но очень быстро они сгустились, образовав сплошной, непроницаемый слой. Затем, словно из ниоткуда, начался снег – сначала мелкий, почти незаметный, но постепенно переходящий в более крупный, мокрый. Он падал медленно, но неуклонно, покрывая всё вокруг тонким, влажным слоем. На дорожках, уже успевших промёрзнуть за день, этот снег мгновенно превращался в тонкий, но крайне опасный слой льда. Каждый шаг приходилось делать осторожно, стараясь не поскользнуться. Лёд, местами покрытый тонким слоем снега, был практически невидим, представляя собой скрытую опасность для всех, кто осмеливался выйти на улицу в такую погоду. Даже неспешная прогулка превращалась в преодоление небольшого, но весьма коварного препятствия.       Прямо перед мужчиной, чуть ли не вприпрыжку, скакала весёлая кучка детей. Судя по росту, никому из них не было больше девяти-десяти лет. Их звонкий смех и неуклюжие, но энергичные движения заставили Кащея улыбнуться. Улыбка, правда, быстро сошла с его лица. Среди ярких курток и шапок он заметил что-то уж больно знакомое – синюю шапку-петушок и тёмно-зелёную, немного потёртую куртку. Это была та самая шапка и куртка, которые…       — Эй, ребятишки!       Дети, услышав его голос, мгновенно замерли, как заведённые. Весёлая возня прекратилась. Они обернулись, поворачивая головы в сторону Кащея, взгляды их были полны нескрываемой опаски, смешанной с любопытством. Несколько секунд они просто стояли, молча рассматривая мужчину, словно стараясь оценить потенциальную угрозу.       — Собаку тут не видели? Маленькая такая, чёрная, щенок совсем. Со двора убежал, найти никак не могу. — мужчина сделал несколько шагов вперёд и, пока дети пытались вспомнить, а не видели ли они и вправду собаку какую по пути, схватил мальчишку за ухо. — А к тебе у меня другой вопрос имеется.       Ребята, словно испуганная стая воробьёв, разом сорвались с места и помчались прочь по скользкой дорожке, крича так, словно их тут всех избили. Мальчишка, которого Кащей держал, тоже вскрикнул, подогнув колени от неожиданности и боли.       — Ну что, сумку куда дел?       — Какую сумку, дядя?!       — Не прикидывайся тут, — мальчонка схватился за чужую руку, попытался вырваться, но мужчина дёрнул того чуть сильнее. — У девки на остановке же ты сумку уволок? — младший ничего не ответил, но по его выражению лица было всё понятно. — Вопрос повторить?       — Да дома она у меня, дома! — взвыл мальчонка.       — Какой ты молодец, — усмехнулся мужчина. — А дом твой где?       — Не скажу!       — О как, — Кащей наклонился ближе, понижая голос. — Тогда мне стоит отвести тебя в милицию и написать там заявление, чтобы тебя в тюрьму забрали.       — Не надо в тюрьму! — испуганно воскликнул мальчик.       — Тогда веди. Сумку отдашь и милицию я вызывать не буду.       Мальчишка, всхлипывая и то и дело оглядываясь, покорно повёл Кащея к своему дому. Тот, держа его за ухо — не сильно, но достаточно, чтобы предотвратить возможный побег, — шёл следом. Догонять маленького вора по скользкой дорожке не хотелось совсем, поэтому такая мера предосторожности казалась наиболее разумной. Каждый шаг мальчишки сопровождался тихим всхлипом и попытками осторожно высвободить ухо из мужской хватки.       Дойдя до дома, мальчишка, сдавленно всхлипывая, отдал Кащею сумку. Только вот пришлось очень многое выслушать и увидеть. Ведь изначально дверь открыла женщина — мать мальчика. Увидев и услышав всю ситуацию, она сперва застыла в немом удивлении, затем с криком набросилась на сына, надавала ему несколько быстрых тумаков. При этом она постоянно извинялась перед Кащеем. Извинения сыпались из её уст быстрым потоком, перемежаясь с ругательствами в адрес сына.       Забрав сумку и выйдя на улицу, мужчина остановился, ощущая странную неловкость. Он задумался, медленно перебирая в руках чужую вещь. А зачем он, собственно, во всё это ввязался? По логике вещей, сумка ему не принадлежала, и он, как он же сам недавно сказал, не был каким-то «тимуровцем», чтобы тратить свое время на помощь нуждающимся. И тем не менее… сейчас эта сумка была у него, и с ней нужно было что-то делать.       Мужчина не собирался просто так стоять на улице. Направился он к «качалке», пройдя уже добрую половину пути. И вдруг остановился. Что он скажет там с этой сумкой в руках? «Пацаны, смотрите, с неба упала»? Бред полный. Развернулся и пошёл обратно. А зачем он идёт обратно? Этот вопрос повис в воздухе, точно так же, как и вопрос о том, что ему делать с чужой сумкой. Так ещё и с женской.       Кащей был готов сорваться, орать на всю улицу от бессилия и раздражения. Что ему делать? Выкинуть эту проклятую сумку и наконец-то пойти в магазин, как планировал? Даже эта мысль казалась неправильной, недостойной. Он снова развернулся, намереваясь уйти, но пройдя не более десяти шагов, снова остановился и развернулся обратно. Люди, проходящие мимо, косились на него как на самого настоящего психа, и Кащей чувствовал, как в нём всё сильнее растёт желание просто влепить уже этой сумкой кому-нибудь.       Хотя, был один вариант решения проблемы.       Мужчина остановился перед уличным знаком, блестящей металлической пластиной с чёткими белыми буквами «2-ая Шатурская» на синем фоне. Он стоял, вглядываясь в знак, словно ища в нём ответ на свой вопрос. Пытался заставить себя не передумать, не развернуться и не уйти окончательно. Зачем ему это всё? Зачем? Этот вопрос, пронзительный и горький, звучал в его голове, превращаясь в беспощадное самообвинение: «Ну зачем тебе это, идиот?»       Кащей бросил взгляд на стену дома, где красовались цифры «13/2», а правее — «13/3». Отступать уже было некуда. Он пришёл сюда, к этому дому, с этой проклятой сумкой, к этой… кляче, чтобы отдать вещь и, наконец, обрести свободу, дойти до магазина.       — Вечера доброго, бабуль, — спросил мужчина у сидящей у подъезда на лавке пожилой женщины. — Не подскажешь, где мне тут человека найти?       — Какого, сынок?       — Да девушка живёт тут одна, — женщина нахмурилась, поэтому Кащей поспешил сгладить углы. Поднял сумку на уровень лица. — Я сумку ей отдать должен. На работе она забыла, не забрала, а я вот… Решил сам принести.       — Так ты к кому пришёл-то? У нас девчат много тут живёт.       — Я звать её как не помню, но выглядит она… Волосы короткие такие, тёмные. Брат у неё ещё есть.       — Зойка, что ли? Так тут она, в двенадцатой квартире на третьем!       — Выручила, мать, век не забуду!       Мужчина поднялся на нужный этаж, но не сразу позвонил. Он чувствовал себя странно, словно школьник, нашкодивший и ждущий расправы от матери. Только вот школьником он давно перестал быть, и нагоняй от женщины получить он никогда не боялся. Однако, некое неловкое ожидание висело в воздухе. Наконец, он нажал на кнопку звонка, и послышался резкий, пронзительный звук.       Долгих несколько секунд ничего не происходило. Кащей уже собрался нажать на звонок повторно, как вдруг дверь приоткрылась, и на пороге появилась девушка. На голове у неё был повязан платок, на ней был голубоватый, застиранный халат, покрытый мукой. Она смотрела на мужчину с нескрываемым удивлением. Явно не ожидала, что к ней заявится чужой человек на порог.       — Здравствуйте?       Мужчина только кивнул и протянул девушке сумку.       — Встретился мне тут твой обидчик.       Зоя смотрела на протянутую ей сумку, как на невероятное чудо света. Её глаза расширились от изумления. Медленно, осторожно, она протянула руку и аккуратно взяла сумку, постепенно смелея и осматривая каждый её уголок. Затем заглянула внутрь, бегло проверила содержимое. Денег не было, но, к счастью, документы оказались на месте. Общее чувство удивления сменилось легким облегчением.       — Господи, большое спасибо! Правда, огромное спасибо! — воскликнула Зоя, подняв на мужчину взгляд. — Но... Вы как мальчишку того нашли?       — Увидел, как он с женской вещицей по улице куда-то волочится, — начал свой невероятнейший рассказ мужчина. — В шапке синей, как ты и говорила. Я и понял, что твоя видать барсеточка.       Радость переполнила Зою. Она прижала найденную сумку к груди, лицо озарилось широкой, искренней улыбкой. В этот момент казалось, что Кащей принес ей не старую, потёртую сумку, а целый мешок денег – настолько безграничным было её счастье и облегчение.       — Вот судьба штука какая, — рассмеялась она. — Я даже не знаю, как за это благодарить… — она задумалась и поставила сумку на тумбочку прямо у входа. — Хоть чаю может выпьете? Я правда не знаю, чем мне ещё вас отблагодарить, я…       — Кто там, Зой? — с кухни послышался мужской голос.       — Да подожди ты! — крикнула она в ответ.       — Да брось, мать, не надо ничего, — отмахнулся Кащей, хотя уже был готов согласиться. — Ну, бывай. Крепче держи в следующий раз котомку свою.       Мужчина, испытывая легкость и удовлетворение, развернулся и, не оглядываясь, нажал на кнопку лифта, уже представляя, как скоро окажется в магазине, наконец-то освободившись от тяготившего его груза.       — Подождите! — воскликнула Зоя. Пришлось обернуться к ней, когда лифт уже открылся. — Несколько раз с вами уже встречаемся, а я даже имени вашего не знаю.       — Павел. Павел Константинович.       — Вот, так лучше, — вновь улыбнулась девушка. — А я Зоя. Евгеньевна. Но лучше просто Зоя!       — Ну, — сделал шаг в лифт мужчина. — свидимся ещё, Зоя.       Паша никогда не думал, что в его жизни может случиться что-то настолько странное. Всякое бывало, конечно, но сегодняшний день превзошёл все его ожидания. Это стало настоящим открытием, доказательством того, что жизнь способна подкидывать совершенно неожиданные сюрпризы.