Андерсен, или новая жизнь Волдеморта

      Рита вошла в номер мотеля и закрыла за собой дверь.       Ей снова бросился в глаза унылый интерьер, наполненный запахом пыли и сигаретного дыма, осевшего на стенах и мебели жёлтым налётом, который словно клеймил помещение непригодным для жизни.       Она подошла к кровати, провела кончиками пальцев по наволочке, мысленно ругая горничных за халатность в работе, впрочем, она не знала наверняка, мог ли хозяин ночлежки позволить себе траты на прислугу.       — И сколько же раз мне придётся ещё возвращаться сюда?       Рита отмечала каждую деталь, упущенную в первый визит: неровности и повреждение мебели, подчёркивающие отсутствие маломальского уюта. С усталым вздохом она уселась на жесткий и неудобный край стула, ожидая Тома, чьё появление должно было пусть немного, но изменить атмосферу в номере.       Через пятнадцать минут в дверь практически бесшумно вошёл ожидаемый ею мужчина.       — Добрый вечер, — Том деликатно обошёл её, бросив короткое приветсвие.       — Добрый, — грустно бросила Скитер, вынимая из сумки блокнот и ручку.       Пройдя к окну, он решительно распахнул его, пуская в помещение свежий воздух, который показался настоящим дыханием жизни.       Том повернулся к Рите и встретил её взгляд приветливой улыбкой.       — Готовы?       Взор её мгновенно оживился, искрясь ожиданием интересного продолжения разговора, который внезапно оборвался два дня назад в этом же уродливом номере мотеля.       Воспоминание о том вечере тянулось сквозь занавес недосказанной истории, заставляя её не бросать интервью несмотря на внешние неудобства, и попросить продолжить рассказывать историю о своих страшных ударах судьбы и о любви к Гермионе Грейнджер.       — Перо! — пергамент развернулся до самого пола, а Прытко Пишущее Перо приготовилось к записи. — Мы можем продолжать.       Андерсен, услышав предложение, ненавязчиво улыбнулся, зная, что перед ним не только женщина с каверзными вопросами, но и собеседница, готовая снова погрузиться в мир их общих исследований и путешествий сквозь время и пространство.       В его мир.       — Но прежде, хотел бы задать вам вопрос.       — Задавайте.       — Почему вы согласились прийти сюда, несмотря на первое впечатление?       — Вы ведь не просто так выбрали это место для нашей встречи.       Том вспомнил как пришёл сюда впервые.       Некогда шикарный особняк, построенный лицевым фасадом к набережной был изуродован граффити и кричащей неоновой вывеской «Мотель». Несмотря на кипящую жизнь вокруг, он выглядел подобием неприкаянного призрака прошлого на фоне новостроек и отреставрированных фасадов других старых домов. Пристанище путешественников будто намерено обошли стороной и оставили право выбора за владельцем — снести или дать новую жизнь. Том увидел его, когда бежал от дождя, прикрывая голову свежим выпуском жёлтой прессы.       Из мотеля вылетел мужчина, он так спешил, что не заметил человека за помутневшим стеклом двери и с силой толкнул Андерсена в грудь. Даже намёка на извинения не последовало и спешащий хам оставил после себя неприятный осадок. Том вошёл внутрь, за стойкой ресепшена стояла тучная дама, скучающе насвистывая себе мелодию, чтобы не уснуть от тоски. Том оплатил единственную свободную комнату и поднялся на чердак. Ему мрачное местечко показалось идеальным, чтобы переждать непогоду и подумать над планом встречи с журналисткой. Как и почему уснул в кресле, он не запомнил, в отличие от пробуждения. Из коридора послышались женские вперемешку с мужскими крики, и, судя по привычному району дневному шуму, — а сейчас тишина за открытым окном, — была глубокая ночь. С тяжёлой головой Том нехотя поднялся на ноги, в комнате было темно, но доставать волшебную палочку он не решился. Прошаркал ватными ногами до двери и высунул голову в коридор, но не обнаружил там никого.       И тогда его осенила мысль:       «Оно».       Должно быть, мотель был самым контрастным местом из всех, где успел побывать Том, и самым подходящим для встречи с Ритой Скитер.       — Вам здесь неуютно, не так ли?       — Бывало и хуже, — честно призналась она.       — Я плохой человек, но подбирать место более убогое, чем этот номер, выше моих правил, — рассмеялся Том.       — Благодарю, — с напускной вежливостью Рита обнажила белоснежную улыбку-оскал. — Вернёмся к Гансу?       — Разумеется, — она пролистала страницы блокнота до последней заметки и спросила: — Так что же произошло в Стамбуле?       — Ничего.       — В смысле? Вы же говорили, что гуляли там.       — Это было видением, Рита, успокойтесь, — Том взмахнул рукой, будто бы отгоняя от себя назойливую муху. — Подсказка от Ганса. Я расшифровал её — адрес Константиновская улица, дом номер три.       — Как? — изумлённо выдохнула Скитер, хватаясь за сердце.       — О, это было… отвратительно. Пришлось спуститься на первый этаж, потому что я ужасно хотел есть. Моё счастье, в буфете нашлась овсянка. И пока я готовил себе перекус, меня кое-что навело на мысль — я не бывал в Стамбуле. Австралия, Россия, Аляска, но не Турция.       — Хорошо. Но точный адрес?       — Я сломал голову, Рита!       — И как поняли?       — До сих пор задаюсь этим вопросом, — Том фыркнул. — Просто это как-то пришло в мою голову, и всё тут.

***

      Том держался за стол, его глаза округлились от радости, когда зелье, наконец, достигло нужной консистенции. Пузырьки на поверхности жидкости слегка покачивались, выпуская из себя клубы паров, которые вились по воздуху. Аромат его напоминал смесь сладкой ванили и едкой мимозы.       После того, как мираж перед глазами растворился, Том почувствовал внутренний позыв исследовать свои старые находки. В кабинете Ганса можно было отыскать множество полезных вещей, одну из них Том и намеревался взять, чтобы не потерять оставшуюся часть выделенных ему суток. Ответ на подсказку вёл его вперёд, а воспоминания зацепились за короткий отрывок прошлого. Андерсен обернулся к стеллажу, заполненному множеством колб и свертков, и его взгляд задержался на одном из предметов, затерянном в тени. Это был неприметный на первый взгляд амулет. Красный цвет его камня переливался мягким светом горящих свечей, а серебристое обрамление придавало ему загадочный блеск, в нём содержалась некая древняя сила. Подойдя ближе, Том осторожно протянул руку и взял его. Камень был лёгким, как перо, но при этом чувствовалось, что он полон магической мощи. Время от времени по поверхности пробегали световые линии, явно показывающие, что он способен на нечто большее, чем просто украшение.       Том вспомнил старую легенду об этом артефакте, он мог перемещать своих владельцев в пространстве, преодолевая расстояния за доли секунды.       В голове закружились представления о далёких странах и неизведанных землях. Том медленно отошёл от стеллажа к выходу из лаборатории, пытаясь понять, как именно использовать этот амулет.       — Ганс говорил о каком-то заклинании для активации. Вспомнить бы точную формулировку… — он стоял в полной тишине кабинета-лаборатории, его руки дрожали, напоминая о страхе перед будущим. — Темпус Эт Спатиум… Темпус Дюкс… Твою мать! Вспоминай же!       Сердце забилось чаще, и в этот момент он ощутил, как магическая энергия, исходящая от камня, начала взаимодействовать с его собственным потоком. Это было слиянием, заставляющим кровь бурлить в жилах и наполняющим его уверенность в том, что сегодня он вступит на новую стезю.       Если уж судьбе заблагорассудилось вновь испытать его живучесть, так тому и быть!       Он крепко сжал в руке старинный амулет, который должен был обеспечить ему безопасное перемещение. Превозмогая желание поддаться ему, Том сфокусировался на Петергофе. Он судорожно разгребал ворох памятных моментов и неожиданно для себя обнаружил тот самый миг, когда выхватил книгу из рук Долохова. Листая страницы, Том наткнулся на фотографию тихого дворика, который так ярко и живо предстал перед его глазами. Антонин не сказал, чей это дом и почему битый час таращится на фото.       Взгляд утоп в мире памятной фотографии, Том представил этот уютный дворик со всеми его мельчайшими деталями.       Он убедился, что время пришло.       Сжав амулет в руке, Андерсен закрыл глаза, мысленно нарисовав себе место, куда он хотел бы переместиться, и, как только он открыл их, вокруг него заблестело множество искр. Словно пространство само решило отступить перед силой древнего артефакта. Сквозь полупрозрачную пелену телепортации он видел мерцающие линии пространства и времени, проходящие сквозь него. Магия в считанные секунды подтолкнула его к пути в непостижимость.       Андерсен визуализировал образ нужного ему места. Медлить и дальше было нельзя. Он задержал дыхание, предвкушая, как его тело растворится во времени и пространстве, прежде чем он заговорил на латыни:       — Темпус Дюкс Эт Спатиум! Сину Реддитэ Миттерэ! Темпус! — с ужасом и решимостью он произнёс формулу.       Мир вокруг него начал искажаться, цвета сливались в калейдоскопическую симфонию, а земля показалась ускользающей из-под ног. Превозмогая физическую слабость и головокружение, он с трудом удержал рвотный позыв. Том едва ли не оказался на мощённой площадке кладбища, у могилы своего отца, атмосфера вокруг была переполнена осенним холодом и запахом дождя. Последнее место перемещения — это не то, что он ожидал увидеть.       Том сосредоточился на фотографии Петергофа.       Вихри света окружили его тело, а магия амулета подчинилась взрывающим сознание картинкам. Энергия будто бы стала осязаемой. Тому хотелось сжать пальцы, чтобы потрогать её, но он вмиг утратил возможность чувствовать хоть что-нибудь — его с силой вытолкнуло между пространством и временем. С тихим хлопком, похожим на звучание трансгрессии, он исчез из лаборатории.       Кожу сперва обдало приятным теплом, а затем в лицо ударили ледяные капли, приводящие Андерсена в чувства. Он тяжело выдохнул и разлепил тяжёлые веки, чтобы удостовериться в том, что амулет переместил его куда надо, но Том обнаружил себя… нет, не во дворе, а в каком-то тёмном переулке.       «И где я? Поганый амулет! Как мне теперь искать нужный адрес?» — мысленно ругался Том, оглядываясь по сторонам.       Мусорный бак стоял поодаль, возле него шуршали две крысы, поедающие какие-то остатки гниющих продуктов. Том задержал дыхание, чтобы перестать слышать тошнотворный запах помоев. Отвлекаясь, он задумался о трёх женщинах из видения. Одна из них внешне напомнила ему одну особу, только вот Том никак не мог вспомнить кого именно.       — Много ли брюнеток я знаю? — шепнул он себе под нос.       Спустя пару минут раздумий, Том вытащил из кармана мобильный и посмотрел на экран. Из данных ему суток, времени на поиски следующей подсказки осталось около девятнадцати часов. Достаточно с первого взгляда, но и наоборот, слишком мало, чтобы прошерстить город.       Задерживаться в тёмном переулке ещё хотя бы минуту Том не мог, потому вышел на свет и осмотрелся.       Он покорно зашагал по тротуару, зачем-то свернул, ведомый интуицией. Преодолел пару узких улочек в поисках. Зверинская, Лихардовская, но не Константиновская! Одолеваемый слабостью и дрожью от перемещения на столь дальнее расстояние, его решимость только усиливалась. Этот дом, где он надеялся найти ответы, становился его следующим шагом в хаос.       Андерсен шёл, подошвы его ботинок скользили на мокром после дождя асфальте. В руке он держал наспех наколдованный зонт, чтобы защититься от ледяных капель, упорно пробивавшихся сквозь плотную ткань верхней одежды. Взгляд скользил по фасадам домов, увенчанным грязными дождевыми подтёками. Он искал какой-нибудь магазин, да что угодно, где можно было бы приобрести географические карты. На его лице отражалось напряжение и нетерпение, ведь каждый уголок города казался ему незнакомым и пугающим. Шум проезжающих мимо машин и голоса прохожих сливались в непрерывный фон, окутывая его размытой симфонией городской жизни.       А время нещадно бежало вперёд, загоняя Андерсена в тупик.       Прячась под зонтом, он иногда поднимал глаза к серому небу, полному облаков, которые словно рисовались на фоне старинной архитектуры. Его мысли плыли по улицам и перекрёсткам, по суете горожан.       Наконец, вдали он увидел зацепившую его внимание вывеску на родном английском: «Газеты и карты». Ускорившись, он направился туда.       — Твою мать, местных денег-то у меня нет! И что делать? — одними губами шепнул он.       Том стоял неподалёку от газетной лавки, пальцы дрожали от волнения и адреналина. Его сердце бешено колотилось, когда он решался на смелый поступок — украсть. Прежний Том рассмеялся бы ему в лицо. Хладнокровные убийства и пытки были для него естественным порядком жизни, а теперь он дрожал осиновым листом перед воровством. Тихо, практически беззвучно он подкрался к входу, направил кончик волшебной палочки на открытый прилавок и одними губами произнёс заклинание:       — Акцио! — заполучив необходимое, он исчез, словно призрак, в толпе прохожих, скрывая широкую улыбку за воротником.       Он резко свернул между домами по улице Аврова, и остановился, чтобы развернуть карту и проложить путь. Разгадав местоположение нужного ему адреса, Том направился туда, следуя за контурами на бумаге. Расстояние сокращалось, а завывающий ветер подбадривал его, задувая в спину. Как внезапно его вновь охватило проклятье, сердце пропустило удар, а в носу защипало.       «Не сейчас, Мерлин, молю, только не сейчас! Хотя бы ради неё…»       Болезненные воспоминания о Гермионе заставляли его бороться за сознание. Ганс покусился на его жизнь, но её он не получит! Кровь выступила из носа, как символ, предвещающий нечто безумно опасное. Том сжал ноздри большим и указательными пальцами, немного запрокидывая голову.       — Молодой человек, вы в порядке? — чей-то заботливый женский голос прозвучал где-то внизу.       Том опустил голову, взглядом ища объект, у которого он вызвал приступ жалости. Им оказалась забавная старушка в клетчатом пальто и в нелепом ярко-красном берете, из-под которого торчали седые завитки волос.       — Вы слышите меня? — не унималась она, легонько потряхивая Тома за рукав.       — Да, — с заметным акцентом ответил он, отдёргивая руку.       — О, иностранец! — старушка расплылась в улыбке. — На экскурсию приехали? Правильно-правильно!       Старушка что-то щебетала, вглядываясь на него, будто бы позабыв, зачем вообще пристала к нему. Том же вытер нос, мельком замечая кровавый след на ладони.       — Как мне туда идти? — он раскрыл карту перед старушкой и ткнул пальцем в то место, куда торопился попасть.       Она поглядела на карту, затем подняла взгляд и обернулась куда-то за спину Андерсена.       — Если пройти вот тут, — она провела по пунктиру одной из дорог, — дойдёшь минут за пять. Или здесь за десять. Сильно торопишься, сынок?       Том кивнул.       — Идём, провожу тебя до светофора, — старушка ухватилась за его локоть и аккуратно потянула на себя. — С Тамарой Степановной не пропадёшь!       На его удивление, преклонные годы ничуть не мешали ей резво перебирать короткими ножками. Они быстро преодолели расстояние до перекрёстка, и, указав направо, Тамара Степановна пообещала ему, что дальше нужно идти только прямо до детской площадки, рядом с которой стоял нужный ему дом.       Попрощавшись с ней, Том через каких-то пару минут остановился на той самой площадке. Дом номер три был чуть левее. С виду простая многоэтажка с металлической адресной вывеской, коих он увидел сегодня по меньшей мере около двадцати, но внутри Тома встретила великолепная… парадная — как исправил бы его Долохов, перебивая на полуслове, если бы Том захотел сказать «подъезд». Высокие потолки пестрили изысканной резьбой и золотистыми деталями, отражающими историю и величие имперских времён. Светло-голубые стены нежно отливали, будто лунным сиянием, в полированном паркете. Длинное ковровое покрытие красной дорожкой вело от входа к помпезной лестнице, исполненной латунью и барельефами. Под потолком виднелась изысканная люстра, придавая парадной некой роскоши и исключительного вкуса.       Том опешил и снова взглянул на карту в руках. Должно быть, он ошибся адресом, иначе в чём подвох… Зачем Гансу играть с его жизнью в подобном месте? Или всё дело в паршивом намёке на прошлое Тома? Он прикрыл глаза, выдыхая.       «Моё последнее пристанище перед смертью — это мэнор Малфоев. Будь по-твоему, Ганс, но что дальше? Куда мне идти, в какую квартиру я должен попасть?»       Взглянув ещё раз на экран мобильного и посчитав в уме потраченное время, он сжал челюсти от раздражения. Подсказки закончились в самый неподходящий момент. Том даже не удосужился посчитать количество этажей в доме, но даже те четыре двери на первом, что он видел, навевали тоску. Начни он стучать в каждую из них, какая вероятность, что ему откроют? Да и как он поймёт, что хозяин квартиры именно тот, кто ему нужен?       «Дом три, дом три, дом три», — повторял он мысленно.       Тщетно.       Ноги промокли, тело била мелкая дрожь от озноба. Том подошёл к лестнице и устало опустился на ступень, обхватывая голову ледяными руками.       — Добрый день. Вам чем-то помочь?       «В этой вашей России все такие великодушные?» — Том чуть не сказал это вслух, когда поднял взгляд на вопрошающего.       — Я консьерж, — мужчина в потрёпанном, но чистом костюме представился: — Антон Феликсович. Вы пришли к кому-то в гости?       Том промолчал, кривя губы в усмешке. Как вдруг его осенило — Антон! Антон — Антонин, мать его, Долохов призраком стоял перед Томом и с укором смотрел на него, как на самого глупого, провинившегося мальчишку. И в руках его была та самая фотография, с помощью которой Том прибыл в Петергоф.       — Я ищу Долоховых, — воскликнул Том, пугая своей резкостью консьержа.       — Вы опоздали, молодой человек, боюсь, сильно опоздали. Тот, кто вам нужен уже больше года здесь не живёт.       — Но…       — Увы, — поторопился ответить на немой вопрос Антон Феликсович: — Обратного адреса мне не оставили. Извините.       — Проводите меня до их двери? — не сдавался Том.       Консьерж взмахнул рукой в приглашающем жесте.       — Не понимаю, зачем вам это, но, ладно, идите за мной.       Они остановились на втором этаже у двери из тёмного дерева, ничуть не уступающей по красоте общему ансамблю парадной. Её узоры и резные украшения напомнили Тому о прошлом, царственности, как будто она была стражником портала в другое измерение.        Том протянул руку к звонку и нажал на кнопку.       — Говорю же, нет там никого! — воскликнул консьерж.       — Никого… — подтвердил Том, когда ещё раз зачем-то позвонил в дверь.       Конечно никто не открыл, а печальная тишина лишь добавила мрачности моменту. Не попрощавшись, Андерсен резко развернулся и поспешил вниз, на улицу, чтобы если уж и умереть сегодня, то точно не посреди всей этой роскоши дома номер три.       Том зарылся глубоко в свои мысли, он ругал себя, абсурдность ситуации и Ганса. Он отправился в другую страну, чужую, совсем незнакомую ему, и зачем? Ради чего он ввязался в эту авантюру? Ведь мог просто-напросто остаться в Амершеме у себя дома или у Грейнджер, и не знать, что смерть следует за ним по пятам. Лучше бы он умер, лёжа в ванной, или выкуривая очередную сигарету на крыльце дома, да хоть сидя на унитазе ранним утром с томиком Шекспира, который иногда почитывал от скуки!       «Будь оно всё проклято!» — громогласно раздалось на задворках сознания.       Руки в карманах по-прежнему оставались холодными, практически, как у мертвеца, наверняка и цвет их был таким же безжизненным. Он ускорил шаг, почти переходя на бег. От уверенных движений карта шуршала во внутреннем кармане пальто. Том оглянулся по сторонам, чтобы не попасть под один из автомобилей, и перешёл через дорогу. Оказавшись на перекрёстке, где он попрощался со старушкой, он остановился и вытащил карту.       «Куда мне податься?»       Если он продолжит идти вверх по улице, а потом свернёт направо, то упрётся в Верхний сад заповедной части, а уж оттуда рукой подать до Финского залива, где можно со спокойной душой утопиться, а перед смертью насладиться исключительными произведениями искусства — знаменитыми на весь мир фонтанами Петергофа.       Но и здесь он опоздал!       Парк закрылся на зиму и больше не предоставлялось возможным купить билет и прогуляться там. Том задумался, и его голову посетила сумасшедшая на первый взгляд идея. Нарушать правила, так во всём, насладиться последним дыханием смерти назло.       Том нашёл небольшую лазейку и пробрался на территорию музея-заповедника сквозь отогнутые прутья забора.       Солнце уже садилось за горизонт, окутывая всё вокруг лёгким фиолетовым сумраком. Ноябрьский холод пробирал до костей, но Том фланировал вдоль посадок, вдыхая полной грудью запах морского бриза и пожухлой листвы. Он бродил по аллеям, поглаживая карту в кармане через плотную ткань пальто. Его губы стиснулись в злобной улыбке. Он пытался угомонить свои мучительные раздумья, найти утешение в окружающем мире. Парк с его фонтанами, пусть и не шумящими вырывающейся из них водой и скрытные уголки показались ему укрытием от мрачной реальности. Пусть и временным пассажем, затмившим его глупые желания.       Скамейка в лабиринте кустарников стала его приютом. Том опустился на неё, расслабляя уставшие плечи. Закрыв глаза, он попытался найти умиротворение в тишине и покое окружающей природы. Медленно, но уверенно, накрывающий город вечер, пронизывал его душу своей таинственной, но почему-то печальной магией. Том достал пачку сигарет. В его глазах отразился бледный свет, создавая игру теней на его мрачном лице.       В уме стервятниками кружились образы смерти и бренности жизни.       Он полюбил Гермиону, эту женщину, которую знал всего лишь несколько месяцев. Страх охватил его душу, Том боялся потерять её, потерять этот искренний и неповторимый чувственный свет, который она принесла в его мрачное настоящее. Том выпустил струйку дыма и взглянул на небо, как будто пытаясь обратиться за помощью к бескрайней вселенной. Его лицо выражало смешанные чувства — страх, лилейность, отчаяние. Он вновь осознал, что встреча с Гермионой изменила его жизнь, даруя ему новый смысл, новые эмоции и новую призму взгляда на существование.       И в этот момент Том понял, что страх потери неизбежно сопутствует любви, что настоящая сила чувств заключается не в сохранении неприкосновенности, а в способности открыть своё сердце и принять все радости и боли, которые она может принести. Отбросив недокуренную сигарету, он выпрямился. Растёр лицо ладонями, принимая решение — бороться за своё счастье, за неё, за этот огонь, который разгорается в его душе, словно звезда во мраке ночи, или сгинуть, оставив всё позади.       Ответ пришёл сам собой, а точнее, парочкой подвыпивших охранников, совершающих обход территории парка, и обнаруживших Андерсена в лабиринте. Они выпроводили его к выходу, отчитывая за наглость. Том даже был благодарен им, пока один из охранников не обнаглел, сказав что-то мерзкое, наивно думая, что залётный иностранец не поймёт его. Слава Долохову и его искромётным фразочкам на отборном русском матерном, которые Том, пусть и нехотя, но запомнил. Пришлось воспользоваться кулаком и волшебной палочкой, потому что сломанный нос проблемой не был, а вот память обоих грозила Тому возможными неприятными последствиями. Обливиэйт же помог всем троим — охранники забыли о встрече с иностранцем, а он сам подчистил улики.       Том спешно поднимался по лестнице, каждая ступень казалась непреодолимым испытанием. Долоховы уехали… Ганс завёл его в тупик, он просто посмеялся над ним, выдумав этот квест. Он остановился перед дверью нужной квартиры, оглянулся, очередной раз убеждаясь в отсутствии консьержа и нажал большим пальцем на кнопку звонка, но ответа не последовало. Только тишина и непонимание окружали его, как мешок, заглушая последние искорки надежды.       Прикоснувшись к холодной латуни ручки, он с досадой выдохнул, и, когда намеревался уйти, дверь открылась, выпуская из квартиры тепло, аромат свежего кофе и звуки джазовой музыки. Том поднял неверящий взгляд и попытался сфокусироваться на силуэте стоящего на пороге мужчины. Смуглое лицо, тёмные волосы, шрам на скуле — всё это становилось знакомо Тому. Это был Антонин Долохов, его боевой товарищ, верный палач, но что-то изменилось в нём.       Прежде всего, он был живой!       — Кто там, Тони? — за спиной Долохова раздался приятный женский голос, и сердце Тома пропустило удар.       «Быть этого не может! Это же она…»

***

      Андерсен медленно поднял пачку сигарет с подоконника, его взгляд устремился вдаль, будто пытаясь проникнуть сквозь туман недосягаемых воспоминаний. Бесшумно, он вытащил одну сигарету, покрутил между пальцами и поднёс ко рту. Зажал фильтр губами и зажёг зажигалку.       Вдыхая дым табака, он позволил своим размышлениям взлететь высоко, как клубы дыма, завившиеся в воздухе к самому потолку.       — Знаете, Рита, я чертовски устал.       Скитер внимательно глядела на него и наверняка заметила, что что-то изменилось в его взгляде и манерах. Густые брови нахмурились, а губы сжались в тонкую линию, словно Том скрывал от неё нечто очень личное и болезненное.       Звенящая тишина стала свидетелем внутренней борьбы мужчины с самим собой, с его грустью и страхами.       Время замедлило свой ход, подчёркивая важность момента, когда Андерсен должен был принять решение — быть сильным и скрывать свою слабость или поделиться своими чувствами и стать уязвимым перед совершенно чужим человеком. Снова…       — От ваших скитаний?       Том ощутил, как вздох стал более тяжёлым, грусть проникала в самые глубины его существа. Прежде чем ответить на её вопрос, он закрыл глаза, наивно ища ответы в беспорядке своих мыслей. Отсутствие посторонних звуков его наводило на то, что он слышит скрежет своего разбитого сердца и вибрацию струн души.       — От одиночества, — тёмный тиран в нём заперт в клетке, он жаждет власти и контроля, но несёт в тяжёлых оковах одиночество и беспокойство. Том борец с собственными демонами, он глубоко погрузился в водоворот чувств, пытался найти равновесие между маской мужественности и истинными эмоциями. Каждый шаг в сторону нежности и сердечности затягивал его в сеть страха, подавляющего цельное естество, в то время как мягкость рвалась из груди, требуя освобождения. — Я нахожусь в обществе и в нём я как никогда одинок.       Рита молчала.       Замолчал и Том.       Вдохнув и выдохнув никотиновое облако, он ощутил, как его сознание погружается в воспоминания о прекрасной женщине. О той далёкой и в то же время близкой, точно дым, растворяющийся в персональной исповедальне Тома, наполняющий лёгкие ядом.       Глубокие чувства теплом разливались по венам, а холод вечера из открытого окна заставлял вжимать оголённую шею в плечи.       Он всё сильнее вязнул в эпизодах минувших дней. Освобождал дежавю о прежнем комфорте, когда они вместе проводили часы, лёжа на мягкой кровати, и он ощущал, как её пальцы ласкали его волосы на затылке. Сердце сжималось от прожитого, которое можно было окрестить не иначе как безумством.       Внезапные всплески слишком реалистичных моментов разбивались о стену реализма, где не было Грейнджер — единственной женщины, с кем он впервые за свою долгую жизнь по неведомой ему причине хотел разделить чувство, которое ему некогда было заказано.       Теперь, с высоты своего опыта, печального, скребущегося голодной кошкой на груди, он хотел повернуть время вспять, чтобы прожить с ней пусть не всю жизнь, но хотя бы те мгновения их близости, где он был по-настоящему счастлив. Но уродливые тени ран и обид, срывавшиеся со стенок его бренной плоти, вновь окропили его дух отравой безысходности и закрыли ему дверь к любви, которой он жаждал слишком сильно.       — Она снится мне каждую ночь, — ретроспектива страстных поцелуев и той лёгкости наедине с Гермионой, путали его сознание, сводя с ума. Он как никогда отчётливо понимал, как много потерял, допустив непростительные ошибки, здесь, в дешёвом номере мотеля в компании Риты Скитер. Он внезапно ощутил, как грусть окутывает его перегоняющий кровь, тлеющий орган, точно густой туман, поглощающий свет внутреннего пламени. — Будто наяву слышу её запах. Это невыносимо… Зелье сна без сновидений больше не помогает, я как в бреду: сплю, и она рядом, просыпаюсь, и она в моей голове.       В нём бушевала буря противоречий.       Том стоял на краю бездны переживаний — между безграничной любовью к женщине, оставившей свой след в его жизни, и страхом собственной мягкости, которую он счёл своей болезнью.       Светлая память, ярко сияющая, поглощала его мысли. Он пытался сопротивляться этой тяге, твёрдо удерживая внутреннего тирана на коротком поводке, чтобы он не сумел проникнуть сквозь рвущиеся наружу подавленные желания. Но вместе с тем Андерсен понимал, что именно в этой борьбе между силой и бессилием, любовью и страхом, можно обрести подлинное понимание себя и освободиться от оков.       Его глаза, казалось, совсем недавно наполненные живостью и радостью, стали тусклыми, в них отразилась печаль, которую он упорно пытался скрыть от Скитер. Получалось ли?       — Она всегда где-то рядом со мной. Моя нежная девочка…       — Том?       — Я скучаю даже по её стряпне, — уголки его губ поползли вверх. — Вот прямо сейчас сорвался бы помогать ей с этими пирогами!       Садясь на скрипучую кровать, Том потёр пальцами переносицу в жалких попытках согреться отнюдь не физическим теплом, а еле заметным проблеском пламени глубоко внутри, гаснущим под тяжестью мрачного гнёта памяти.       Рита, не в силах сдерживать внутри главный вопрос, резко поднялась с места.       — Мисс Грейнджер мертва?       Том не удостоил её ответом.