Андерсен, или новая жизнь Волдеморта

      — Ганс не смог бы продолжать свой эксперимент бесконечно. В конце концов, тело, пусть и волшебника, имеет свой ресурс сил и возможностей. Вы ведь могли сказать нет…       — Конечно, мог.       — Так почему не сказали? Ваши страдания… Мерлин милостивый, даже после всего, что сделал Волдеморт, это бесчеловечно. Уж лучше смерть, чем муки день ото дня!       — Великодушно с вашей стороны судить о том, чего я заслуживаю, Рита.       — Этот страшный человек уродовал ваше тело и разум, — она сглотнула вязкую слюну. — Он ломал вас, Том.       — Да.       — И?       — И в этом был смысл, иначе я не сидел бы перед вами сейчас и не посвящал в историю своей биографии. Моё тело, — Том опустил взгляд на свои руки и, словно впервые видя их, сжал кулаки и медленно разжал. — Сколько раз я менял его и сколько ещё смогу поменять? Мясо и кости, мадам, не более.       — Вы по-прежнему желаете бессмертия?       — А вы? Чего желает Рита Скитер?       Рита отвернулась от Тома, и он был готов поклясться, в ту самую секунду лицо её исказила гримаса истинного ужаса.       Их словесная дуэль продолжалась, и теперь было трудно понять, чья позиция выгоднее и кого ждало поражение. Колкие вопросы, забирающиеся под кожу неприятным зудом, отражались от стен мотеля и с каждым разом звучали громче, зловеще и провокационнее. Сложно было понять наверняка, кто оставался на месте интервьюера, потому что Скитер подставлялась под удары Тома, раскрывала перед ним себя и знакомила с тем, что её волнует.       Чего она желала?       Знала ли она сама?       Рита молчала, то ли обдумывала ответ, то ли вероятность Авады за то, что отправит Андерсена в пешее эротическое.       — Не хотите отвечать? Хорошо, я не настаиваю. И, да, бессмертие для меня играет важную роль.       — Я не хочу жить вечно, — тихо призналась она. — В конце всего остаётся только оно… Одиночество. А его я боюсь, как и того, что мой путь в какой-то момент станет бесцельным.       — Ваша правда.       — На смертном одре я хочу лишь одного — понимать, что прожила эту жизнь не напрасно.       Том скептически изогнул бровь.       Рита увела их разговор в лирическое отступление, оно ему не нравилось, а ещё он осознал, что её слова наталкивают его на определённые мысли. Окончи он их интервью прямо сейчас, скомкано рассказав финал своей исповеди, и на этом всё закончится, а его цель рассыпется в прах.       И что же дальше? Слова журналистки обретут пророческие очертания и останется ничего?       — Многие сравнивают Круциатус с пыткой током. Я считаю иначе. Непростительное легче, оно относительно контролируемо и в редких случаях может даже доставить удовольствие.       — Переводите тему.       — Нет, давайте устроим философский кружок и вспомним великих маразматиков с их системами жизненных истин! Или поговорим о теориях Фрейда и его патологических сексуальных подтекстах? Наверное, Грейнджер — это образ моей почившей матушки…       — Прекратите, Том, — она перебила его и поднялась на ноги. Небольшой размер комнатушки давил на неё, но оставаясь на одном месте, Скитер едва держала себя в руках. — Я поняла вас, вернёмся к теме, от которой отступили.       — Так-то лучше. Пытки или вышеупомянутая ведьма?       — Пожалуй, пока я склоняюсь ко второму варианту.

***

      Том вспоминал вечер, проведённый с Гермионой в пивном баре, а после в ночном клубе.       Он едва ли не раскрыл перед ней свою истинную суть, которая грозила не только потерей женщины, ставшей для Тома настоящей отдушиной, оживившей в нём всё самое светлое и трепетное, но и возвращением туда, где его считали поверженным врагом. Воскреснувший Волдеморт стал бы большой проблемой не только для магического сообщества Британии, но и всего мира, где люди ещё не пришли в себя и не достаточно оплакали то горе, что он принёс в их жизни. Он подкинул бы Аврорату дополнительной работы, а заодно и целителям из больницы Святого Мунго. Первым пришлось бы заново перерывать архивы и возобновлять судебные тяжбы, а вторым поставить над ним неимоверное количество опытов, чтобы разобраться в секрете его бессмертия, переселения в новое тело и работе мозга, функционирование которого умело изменил Ганс.       Но сейчас Том мог расслабиться и перестать поедать себя сожалениями и страхами. Потому что Гермиона, сославшись на то, что переборщила с алкоголем и доставила Тому дополнительных хлопот с доставкой её полуживого тела домой, теперь хотела извиниться за это. В особенности за его рубашку, испачканную рвотными массами, которые она вывернула на него в такси, после того, как пять минут проспорила с водителем на тему существования магии и волшебников. Мало приятного было в пропитавшей ткань зловонной массе, но несмотря на данный факт, Том помог ей выбраться из автомобиля, расплатился и, дождавшись, когда такси скроется за поворотом, воспользовался очищающими чарами, свободной рукой помогая качающейся, опирающейся на его плечо Гермионе не упасть.       Попросив ключи, он бережно взял её на руки под невнятные просьбы:       — Нем-медленно… Пставь… Ой… — заикаясь, но сохраняя грозное выражение лица, говорила Гермиона, цепляясь за плечи и шею Тома. — Землю… Пставь!       Но Том, усмехаясь, сам едва ли трезвее Грейнджер, крепче прижал её к себе и зашагал к двери.       — Том-м-м, ты на ночь…       Гермионе не пришлось договаривать фразу, которая давалась ей невероятно тяжело, потому как Том прекрасно понял, о чём именно она хотела спросить.       — Останусь у тебя? Да.       Она слабо кивнула и опустила голову на его плечо.       Он, не без труда, уклоняясь от безосновательных попыток ударить за его наглость распускать руки, раздел её и уложил в кровать, ещё какое-то время сидел на краю матраса и мысленно посмеивался над её заверениями «Я не алкоголичка, просто так получилось».       Да, просто получилось, что второй раз эта девушка переборщила с алкоголем и он был в этом непосредственно замешан.       Извинением за дискомфорт стало предложение придти в гости на чай с тыквенным пирогом.       Том пожелал помочь с его приготовлением, и, судя по лицу Гермионы, она была несказанно благодарна. Ей нравилось экспериментировать в кулинарии, но практически все её пироги, кексы или мясное рагу получались, мягко говоря, непрезентабельного вида. А под внимательным взглядом помощника она могла бы избежать ошибок, по крайней мере, так она говорила, рассказывая Тому про быт, когда она какое-то время жила в Норе и миссис Уизли учила её готовить для Рона.       Окружённые ароматом свежеиспечённого пирога, Том и Гермиона смотрели на объект своего кулинарного шедевра.       Румяная, тонкая корочка приятно похрустывала под давлением ножа, а от сочной начинки вверх, к самому потолку, стремился пар.       — Пусть немного остынет, — предложил Том, отступая на пару шагов к столу, на котором остались ингредиенты. — Минут десять, думаю, будет достаточно.       Оглядываясь на Грейнджер, чтобы она не заметила задуманную шалость, Том сгрёб ладонью муку со стола и, едва сдерживая смешок, наконец окликнул её. Ни о чём не подозревающая Гермиона повернулась к нему и в ту самую секунду пожалела об этом. Горсть муки полетела точно в её лицо под звуки задорного смеха Андерсена.       — Ты с ума сошёл? — она хлопала белыми ресницами, что только сильнее забавляло Тома.       — Не умеешь веселиться?       Что-что, а веселиться подобным образом она умела. И пусть её застали врасплох, Гермиона быстро приняла правила игры — подскочила к столу, запустила руку в бумажный пакет и осыпала резким броском Тома с головы до ног.       — Один — один!       Продолжая баловство, они, улыбаясь, пачкали друг друга мукой, словно дети, устроившие настоящую кулинарную баталию.       Кухня наполнилась пушистыми мучными облаками и атмосферой беззаботного веселья, даже мирно дожидавшийся кусочек пирога Живоглот выглянул из-под стола. Том подмигнул Гермионе и лёгким движением руки обсыпал её щёки, вызывая у неё заливистый, радостный смех. Она в ответ погрузила свои ладони в муку и начала наносить «атаку» на него, радуясь моменту, возвращающему её в годы юности и их приключений Золотого Трио, когда они иногда использовали безобидные игрушки близнецов друг на друге.       — Иди сюда, — Том сгрёб её в охапку, и беспредел, устроенный забавы ради, сменился нежными прикосновениями, а их игривость постепенно переросла в ласковые, умиротворяющие объятия.       — Нам не помешает душ, — Гермиона сдула остатки муки с носа Тома и осторожно обвила его шею испачканными руками.       — Позже.       Том сильнее надавил ладонями на её поясницу и прижал к себе, чтобы поцеловать.       Гермиона прикрыла глаза, отвечая на поцелуй со всей своей природной нежностью. Неповторимый, наполненный сладким ароматом, особенный момент становился для обоих напоминанием, как важно находить радость в мелочах и ценить каждое счастливое мгновение. Грейнджер запустила пальцы в его мягкие волосы на затылке, легонько сжала их у корней и углубила поцелуй. Том осторожно подхватил её под бёдра, поднёс к столу и усадил на него, чтобы их лица поравнялись и Гермионе не приходилось выгибать шею из-за разницы в росте.       Он отстранился и озадаченно вгляделся в её расслабленное лицо. Взгляд безмятежный, с разгорающимися искрами желания.       Такой она нравилась ему — настоящей, без прикрас и масок, которые она старательно надевала на себя в попытках спрятаться от мира и всех, кто мог ещё хоть как-то навредить ей. Бедная, искалеченная войной девочка, ей пришлось нарастить панцырь, и Том грозил расколоть его. Но что будет, если ей придётся вылезти из убежища и вновь столкнуться лицом к лицу с главным своим страхом? Как она поступит?       Том продолжал смотреть в её тёмные глаза. Гермиона, смущаясь, потянулась к нему в попытке сократить пусть и не большое, но достаточное расстояние, заставляющее покрыться багровым румянцем. Сконфуженная, она прогнулась в спине и прижалась своим животом к его. Том больше не мог и не хотел мучить её и вернулся в плен мягких губ.       Меняющее ровный ритм дыхание и тихие полустоны отразились от стен уютной кухни.       Том смазанными поцелуями спустился к её подбородку, скользнул к скуле, оставляя влажный след кончиком языка, обжигая и без того её разгорячённую кожу. Он опустил ладонь на её шею, намеренно надавил на область сонной артерии, и Гермиона запрокинула голову, подставляясь под ласку. Андерсен сглотнул, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, а внизу живота неприятно стянулся узел возбуждения.       С ней он терял контроль, это выводило из себя и выбивало почву из-под ног.       Почему она?       Ведь в ней не было ничего особенного.       Или всё-таки было…       Внутренняя часть Тома, погружённого во влечение красоты Гермионы, наполнилась удивлением и восхищением. В радужках можно было заметить неподдельный восторг, пробуждающий те эмоции, о которых он даже не подозревал. Взгляд становился магнитом, притягивающим его ко всему прекрасному в этой женщине: от мягкой линии шеи до тонких запястий и зеленоватых узоров вен, тянущихся вдоль предплечья и пересекающих уродливый шрам-напоминание её происхождения. Пять лет назад он прежний упивался бы этим уродством, который Беллатриса выцарапала собственными чёрными ногтями; сейчас же ему хотелось принести Гермионе свои извинения, исцеловать истерзанную кожу и уверить её в том, что это ничего не значит. Кровь не имеет никакого значения. Больше не имеет!       Том не мог оторваться от этого идеала, словно погружённый в мир совершенства, который стал доступен только благодаря этой женщине. Искры в его глазах явственно говорили о том, что он видит не просто внешнюю красоту, но и внутреннее свечение, которое она испускает. Оно пронизывает каждую частицу её существа. Этот свет озаряет и его внутренний мир, пробуждая в нём чувства, о которых когда-то он не задумывался.       Нет, это не просто случайное знакомство или стечение обстоятельств.       — О чём ты думаешь?       С её тихим голосом он тяжело выдохнул.       Нет, он не признается Гермионе в своей слабости перед её красотой, не скажет, что не просто так разглядывает её с головы до ног каждую их встречу. Он не маньяк, но ему почему-то просто жизненно необходимо сохранить в памяти её образ. Он будто бы не верил, что всё это происходит наяву. Ему казалось, что она не поймёт, посмеётся над ним и выпроводит из дома навсегда. Этого ему хотелось меньше всего.       И пусть ему придётся так же, как она, носить маски, менять их и прятать истинное «лицо».       Посмотрим, как ты поведёшь себя дальше, ведьма.       — Пирог остыл.       — Серьёзно? — Гермиона оттолкнула его от себя и спрыгнула со стола. — Скажи, Том, ты вообще хоть раз был с женщиной? Я не о сексе. Ты пробовал строить отношения? Просто вот так, — она махнула руками, обозначая наполненное недосказанностью расстояние между ними, — себя не ведут. Пирог… Ты идиот, Томас!       Они стояли друг напротив друга, своим молчанием накаляя обстановку, будто два полюса, которые теперь разделяет меридиан непонимания.       Не такой реакции ожидал Андерсен.       Острота языка Гермионы по-настоящему ранила его и всколыхнула в нём гнев. Она, окружённая ледяной аурой равнодушия, словно заморозила воздух вокруг себя, делая его хрустящим и холодным. Том чувствовал, что ему не хватает её откровенности, но гордо сдерживал свою горечь внутри себя. Пусть эта Снежная Королева продолжает прятаться за ледяной бронёй из колких слов, он постарается пронзить её преграду-равнодушие, потому что его желание близости бьётся о непроницаемый лёд её сердца не просто так. Если не сейчас, то позже — он готов ждать пусть не сколько угодно, но достаточно, чтобы она наконец всё поняла и осознала. Пускай она сделает свой выбор без его давления, они не так близки, чтобы обоим было за что цепляться, как супругам на грани разрыва.       Но помогать Грейнджер Том не был намерен.       — Ты всё сказала?       — Да!       — Мне уйти, я правильно тебя понял?       Гермиона скрестила руки на груди и отвернулась, оставляя его без ответа.       Хотела ли она на самом деле, чтобы Том ушёл, или эмоциональный всплеск —пресловутая манипуляция?       — Хорошо, я понял тебя. Извини за испорченный вечер, — Том было шагнул к двери, ведущей в коридор, как вдруг на его плечо опустилась тёплая ладонь.       Нет, Том, ты не поведёшься на провокацию!       Разум твердил об одном, а сердцу хотелось совсем иного.       — Это мне нужно извиниться. Я не права, повела себя глупо. Просто я так устала от всех этих министерских дел, от Кингсли и его игр, я не оправдываюсь, честно, но… Прости, Том, и не уходи, — она так и не подняла на него стыдливого взгляда, но продолжала удерживать его, сжимая пальцами рубашку. — Пожалуйста.       — Если ты всегда будешь срываться на мне, то свои первые отношения я не смогу построить.       Она наконец подняла раскрасневшееся лицо и рефлекторно улыбнулась своей правоте. Конечно, она догадалась, что Том, пусть и не девственник, судя по его умениям, которые она оценила на весьма высокий балл, но ему всё-таки недоставало того опыта мужчины, прожившего бок о бок с женщиной в качестве пары. Была ли она намного опытнее? Вряд ли, иначе вела бы себя сдержаннее и… взрослее.       — Я постараюсь вести себя лучше, — хитрой лисой она прильнула к его груди, крепко обнимая за талию. — Честное слово.       — Не подлизывайся, Грейнджер.       Том старался стойко сдерживать себя от ответных объятий, внутри него ещё скреблось раздражение. Но Гермиона проворно подлезла пальцами под рубашку и очертила ноготками пару позвонков. Ненормальная! Её скачущее настроение не нравилось ему, хотелось забраться в её голову и навести там порядок, а потом и у себя, быть может тогда им станет легче понять и принять друг друга.

***

      — Меня пугает та мисс Грейнджер, какой вы описываете её.       — Очаровательная в своём сумасшествии, — подметил Том. — Знаете, Рита, описывать вам её — занятие не из лёгких. Не поймите меня неправильно, она умная девушка, хитрая и в то же время, как бы помягче сказать, непостоянная, пугающая и даже отталкивающая своими всплесками. Будто бы она всю свою жизнь сдерживала весь эмоциональный фон и с моим появлением он больше не мог находится внутри неё, как обскури. Он рвался в мир и, вероятнее всего, хотел меня полготить.       — Но зачем?       — Я её проблема, а проблемы нужно решать. Порой, радикально.       — Вы её проблема, а она ваша. Забавно.       — О да! За последние полвека я знакомился с самыми разными людьми. С кем-то было тяжело, с другими, напротив, я мог расслабиться, но Гермиона превзошла все мои ожидания о том, что такое тяжёлый характер. С ней было невозможно совладать, как и просто смириться с тем или иным качеством, которое меня приводило в негодование. Сегодня она ластится, смотрит так, что хочется остановить время, а завтра я готов собственноручно утопить её в Уидосоросе.       Рита фыркнула.       Всем своим видом она давала понять Тому, что его слова не внушают ей доверия. Всё, что ей удалось узнать о Гермионе Грейнджер за несколько лет журналисткой практики, разнилось с той правдой, в которую теперь её посвящали. Единственное оставалось неизменным — верная подруга Избранного всё ещё могла удивить. Когда-то именно она раскрыла секрет Риты и тем самым едва не разрушила её карьеру и жизнь, как и сейчас из-за неё журналистка оказалась максимально уязвлённой.       — Ваша история тесно переплетена с Министерством. Задумывались ли вы о подставе со стороны мисс Грейнджер? Что если она узнала вас и готовилась передать властям, усыпив вашу бдительность?       — Об этом я думал не реже чем о том, что хочу курить.       — Вы осознанно подвергали себя опасности?       — Я осознанно упивался страхом быть рассекреченным, — Андерсен рассмеялся в лицо Скитер. — Забыли, кто я? Тело новое, но мой жалкий осколок души прежний, отравленный самой тёмной магией. Я безумец!       Рита покачала головой.       Спектакль одного актёра продолжался, и она, как единственный зритель, не могла покинуть зал, потому слушала внимательно, не пропуская и единой реплики, чтобы с опустившимся занавесом получить ответы на все вопросы.       — Андерсен чувствовал то же, что и Волдеморт?       — Волдеморт не позволил бы всему этому случиться.