Dragon's heartstrings | Сердечные жилы дракона

      Два дня спустя всё было готово. Воспользовавшись заклинанием расширения пространства, Гермиона наскоро упаковала в чемодан одежду и книги и в последний раз спустилась по лестнице Хогвартса, ощущая странное волнение. Покидать второй дом, в котором последние года заключалась вся жизнь, было одновременно страшно и волнующе, словно стоять перед вдруг открывшейся дверью, не представляя, что находится за ней. Будущее сейчас ощущалось туманной дымкой, призрачно маячившей где-то впереди. В голове роилось множество вопросов, на которые встревоженный ум пока что не находил утешающих ответов: каким окажется её новый дом и будет ли он вообще, кончится ли свобода за его порогом и что делать, если всё пойдет не по плану… Но в одном Гермиона не сомневалась: следующий визит в Хогвартс будет ощущаться по-другому, это точно. Так, как сейчас, уже не будет.              Направляясь в сторону восточного крыла, где профессор Снейп велел ожидать будущего супруга, она с особым вниманием рассматривала стены залов старинного сооружения, с величественными портретами по обеим сторонам, многие из которых ещё спали, и вдыхала сыроватый запах утра, оседавший едва заметными капельками на потёртых коврах. Она старалась запомнить это место, надеясь возвращаться к тёплым воспоминаниям, когда лицом к лицу столкнётся с тёмной магией. Пусть в последнее время отношения с жителями замка казались немного натянутыми (словно те уже смирились со «сделкой» и постепенно отстранялись от Гермионы, не желая лишний раз тревожить), все-таки самые яркие и тёплые моменты были привязаны именно к Хогвартсу.              Из размышлений гриффиндорку выдернул чей-то крик:              — Грейнджер!              Обернувшись, она увидела босоногую Пэнси со спутанными волосами и в больничном одеяле, накинутом на плечи, что делало её похожей на гнома. Слизеринка приближалась, быстро ступая по прохладному ковру. Догнав Гермиону, Паркинсон остановилась, чуть согнулась, стараясь восстановить дыхание после незапланированной утренней пробежки. Но больше всего удивило шатенку то, что Пэнси держала в руках — большой рыжий комок беспокойно вертелся на женской груди и шипел, норовя выскользнуть. Они явно друг друга недолюбливали.              — Живоглот! — воскликнула Гермиона, и кот, услышав знакомый голос, тут же утихомирился, повернув пушистую мордочку к хозяйке.              Пэнси нетерпеливо вытянула руки, всем своим видом показывая, насколько неприятно ей животное.              — Грейнджер, ты должна взять это чудовище с собой, не оставляй его здесь!              — Я не могу… Напомнить тебе, куда я направляюсь? Кроме того, Гарри обещал позаботиться о нём.              Пэнси закатила глаза.              — Ты же знаешь, что обещания Поттера ничего не стоят, и он по щедрости душевной может пускать в свою постель разных тварей, но я не стану спать рядом с этим линяющим демоном.              Гермиона проигнорировала подтекст последней фразы, предпочитая не ссориться перед долгим расставанием.              — Мерлин, ладно, давай сюда, — проворчала девушка, смирившись с непоколебимым слизеринским упрямством. Гермиона осторожно забрала кота, тут же почувствовав, как тот довольно заурчал и поудобнее устроился на руках. — И, пожалуйста, надень какую-нибудь обувь. Чжоу очень разозлится, если увидит, как ты бегаешь в таком виде.              Пэнси усмехнулась:              — Я никому не расскажу.              Немного помедлив, она добавила тише:              — И не позволяй ему напугать тебя.              Гермиона грустно улыбнулась:              — Не позволю.              Момент был идеально подходящим для того, чтобы обняться, и Гермионе ужасно хотелось прижаться к кому-нибудь, но никто, кроме Пэнси, не пришёл проводить её. Где-то в груди больно кольнуло. Конечно, стояло раннее утро, солнце едва вышло из-за горизонта, и у всех были дела поважнее, но она действительно надеялась на что-то другое. Гермиона с радостью бы упала в крепкие объятия Рона, от которых всегда перехватывало дыхание, но он умер, и девушка лишь недавно смирилась с тяжёлой потерей. Гриффиндорка была бы счастлива получить на прощание несколько слов поддержки от Гарри, как от одного из немногих близких ей людей, но тот был, видимо, занят чем-то другим… Трудно сказать отчего, но за последние несколько лет она, кажется, вовсе позабыла, каково это — иметь настоящих друзей и быть частью «Золотого трио». Все школьные отношения отошли на задний план с наступлением войны, оставив за собой лишь крохотную надежду на их возобновление в случае победы. Увы, Гермиону теперь преследовали лишь больные и искалеченные души, постоянная работа в лазарете и зельеварение. Про дружеские вечера в гостиной Гриффиндора оставалось только забыть. А сейчас она стояла посреди холодного и пустого коридора, прижимая к себе маленький комок оставшегося счастья, провожаемая в опасную миссию лишь Пэнси Паркинсон и обоюдным неловким молчанием.              Слизеринка согласилась оставить её только после серии новых угроз, и Гермиона, наконец, в одиночку добралась до главной двери восточного крыла.              Вокруг не было ни души, но он уже ждал её.              Он стоял там, повернувшись спиной, облачённый в чёрный плащ. Заслышав приближающиеся шаги, он обернулся, и Гермиона увидела маску, напоминающую череп, — обычный наряд Пожирателя Смерти, но с некоторыми отличиями. Приглядевшись, на одежде можно было заметить изысканные металлические узоры, усыпавшие всю тёмную, словно смоль, мантию, а на поясе висел, по меньшей мере, десяток острых ножей. На нём были толстые кожаные перчатки, а волосы скрывал капюшон плаща. И никакой палочки между пальцами. Не будь Гермиона осведомлена о человеке, стоявшем перед ней, подумала бы, что он безоружен.              Чуть помедлив в нерешительности, гриффиндорка собралась с духом и преодолела оставшееся расстояние. Встав рядом, она поняла, что он был намного выше и намного крупнее. Это пугало и завораживало одновременно. В голове неожиданно промелькнула мысль: превращает ли людей, не имеющих ни единой чувствительной косточки в теле, использование тёмной магии, пыток и убийств буквально в ходячие, холодные и нерушимые горы? Если так, то Орден был обречён.              Ответов, естественно, не было, но и вопросов меньше не становилось.       Интересно, почему на нём была одежда Пожирателя Смерти? Почему лицо скрыто под маской даже сейчас? Это такой метод устрашения? Желание увидеть испуг на её лице? Если это так, стоило признать — получалось отлично. Угроза, исходившая от его мрачного, подавляющего присутствия, была практически осязаема.              Никто из них не произнёс ни слова, и Гермиона начала гадать, действительно ли это был Верховный Правитель, а не какой-то случайный Пожиратель Смерти, пришедший сюда, чтобы забрать её.              Странное ощущение пробежалось мурашками по коже, отчего девушка нервно оглянулась — она могла поклясться, что за ними наблюдают. Вероятно, это был Грюм, пожелавший сохранить своё присутствие в тайне и контролировать ситуацию издалека. Ну и пусть. Она и сама справится. Наверное.              Темная фигура рядом оставалась неподвижной; невозможно было догадаться, о чём он думает, чего хочет, чего ожидает от неё. Казалось, не только лицо, но и всё его нутро было скрыто под этим непроницаемым панцирем, и то, что видела перед собой Гермиона — камуфляж. Но что-то ей подсказывало, что взгляд этой бездушной маски был направлен на прижатого к груди Живоглота.              Гермиона быстро продумала возможные ответы. Если он велит оставить питомца, она либо пригрозит: «Если мой кот останется, я тоже», либо подчинится и отпустит кота восвояси, всем сердцем надеясь, что Пэнси найдет в себе силы позволить несчастному животному спать между ней и Гарри.              К счастью, ни один из ответов озвучивать не пришлось — мужчина молча протянул чёрную ладонь за чемоданом, пока Гермиона неосознанно прижимала Живоглота к себе ещё сильнее. После он предложил ей свободную руку, сказав одно-единственное:              — Пойдём.              Бархатный голос не приглушался маской — он был чистым, низким и глубоким, но девушку от него пробила дрожь. В мыслях невольно всплыл образ эгоистичного мальчишки, с которым они часто ссорились в школьные времена. Тогда голос явно звучал иначе: выше и неувереннее.              Вопросов относительно Живоглота не было, и Гермиона сочла это хорошим знаком.              Она приняла мужскую ладонь, ощутив холод дорогой кожи перчаток. Это мгновенно привело девушку в чувство. Гермиона вспомнила, что они не смогут аппарировать из Хогвартса.              — Подожди, — попыталась она возразить, но было уже поздно.              Гриффиндорка ахнула, когда почувствовала небольшое напряжение внизу живота, мысленно порадовавшись, что не успела позавтракать, иначе вся еда тотчас же полезла бы обратно. Когда под ногами вновь появилась земля, не привыкшее переноситься на столь длинные расстояния тело начало немного трясти, но мужская ладонь никуда не исчезла и продолжала крепко держать её. И Гермиона была за это благодарна. Она даже не обратила внимание на боль от царапин Живоглота (бедняжка тоже не привык к аппарации), когда увидела, где сейчас находилась.              Высокая, ухоженная живая изгородь из тиса окаймляла подъездную дорожку с обеих сторон. Идеально вымощенный каменный путь проходил через кованые железные ворота и вел прямо к входной двери. Она узнала это место. Ворота были похожи на чёрные копья, настолько острые, что наверняка могли бы проткнуть любую преграду. Гермиона инстинктивно отшатнулась, когда они открылись, будто боялась, что пики пронзят и её. Рука в кожаной перчатке потянула девушку за собой, заставляя идти вперёд. Проходя по обширной, казалось, бескрайней территории, шатенка заметила, что трава, которую она помнила зелёной, теперь была скудной и сероватой, а уныло плывущие облака превращали некогда прекрасный сад в немного пугающее и такое же серое место.              Молча идя ко входу, Гермиона продолжала смотреть по сторонам, поражаясь тому, насколько всё изменилось. Словно из этого места высосали всю душу, оставив лишь пустую, идеально выточенную оболочку. И всё же глубоко внутри всё было прежним, и сердце начинало стучать сильнее от подкатывающих воспоминаний.              Наконец они остановились перед поместьем Малфоев — величественным готическим зданием с узкими арочными окнами и острыми гранями, больше похожим на тень, чем на настоящий дом. Массивная дверь тяжело открылась, и Верховный Правитель вошëл внутрь, но Гермиона остановилась как вкопанная.              Шрам на руке, оставленный Беллатрисой Лестрейндж, неприятно зудел, постепенно начиная болеть всё больше. Гермиона с трудом сглотнула, пытаясь подавить накатывающий приступ паники.              — Подожди… я не могу… я не могу войти туда… — Её встретили бездонные провалы его маски.              Девушка знала, что это глупо, даже нелепо, но не могла переступить порог. Руки дрожали, отчего кот начал нервно мяукать, перенимая беспокойство хозяйки.              — Вперёд, Грейнджер, — послышался из коридора низкий угрожающий голос.              Выхода не было. Она не могла сейчас поддаться истерике. Едва ли Верховный Правитель ринулся бы утешать девушку, скорее предложил бы более эффективные и менее приятные методы.              После того, как дыхание немного нормализовалось, Гермиона с трудом сделала шаг внутрь. Тяжёлые воспоминания вновь молотком ударили по голове: люди в гостиной Мэнора, некоторые из которых были её друзьями; Беллатриса Лестрейндж и её безумные глаза, мучительная боль, вырывающая с корнями чувства Гермионы и проникающая в каждую косточку; её собственные крики, эхом отдающиеся в ушах…              — Не теряй самообладания, Грейнджер. Это всего лишь дом, — послышалось где-то рядом.              Верно. Это всего лишь дом. Здесь нечего бояться. Если, конечно, это не Верховный Правитель, который сейчас был определённо самым пугающим и создающим реальную угрозу.              Ещё пара долгих минут и Гермиона снова, как умела, по крупицам собрала воедино своё сознание, обещая себе дать волю эмоциям после. Она понимала, что под маской перед ней находится человек, и терпение его не вечно.              Верховный Правитель предложил провести небольшую экскурсию, но всё, что они сделали, это практически молча прогулялись по особняку; он говорил не больше, чем было необходимо, а она старалась сосредоточиться на интерьере, чтобы не поддаться панике. Здание было роскошно украшено, а немногочисленная мебель, наполнявшая его, богато обшита золотом. Из коридора вели несколько старинных дверей, одна из которых — в гостиную. Ту самую. Верховный Правитель, явно не придавая никакого значения этому страшному месту, прошёл мимо, но Гермиона мельком успела глянуть внутрь через оставленную щель: комната была отремонтирована до неузнаваемости и уже не была похожа на ту, которая снилась ей в ночных кошмарах. Здесь не просто переставили мебель — вся архитектура этого крыла казалась другой.              Из комнаты тёмный коридор вел к крутой лестнице, за которой находился подвал. На втором же этаже в основном располагались спальни и ванные, а также комната, в которую Гермионе никогда не разрешалось заходить.              На этом экскурсия была окончена.              И все же поместье казалось тёмным, пугающим и враждебным. Она не хотела здесь жить. Она не хотела здесь спать. Она не хотела проводить здесь ни секунды.              Но теперь это была её жизнь.              Наконец они спустились в кабинет, где на огромном дубовом столе лежала аккуратно сложенная пергаментная бумага с золотыми окантовками, а рядом — перо и чернила. Документы о браке.              Верховный Правитель выпустил её руку, и Гермиона почувствовала себя немного неуверенно, не полагаясь больше на огромную фигуру. Девушка осторожно отпустила кота, мысленно надеясь, что он не уйдëт слишком далеко и не будет раздражать хозяина дома. Тут же заметила, что в руках того больше не было чемодана. В голове моментально возник вопрос, когда и куда он делся, но, по правде говоря, сейчас достаточно было и других поводов для беспокойства.              — Я уже подписал их, — из-за спины послышался низкий голос. — Твоя очередь.              Очевидно, это был немногословный человек.              Глубоко вздохнув, Гермиона подошла к столу и взяла пергамент. Прочитала раз, другой, желая удостовериться, что всë правильно поняла — в документах не содержалось никакой новой информации, ничего такого, чего бы она уже не знала. И все же гриффиндорка потратила довольно много времени, вновь и вновь проводя взглядом по аккуратным строчкам, откладывая момент подписания. Это был еле осязаемый страх непонятного будущего, так угрожающе маячившего впереди. Осознав, что больше тянуть уже некуда, Гермиона взяла белое гусиное перо, которое оказалось очень мягким и гладким на ощупь, а затем вдруг обернулась и посмотрела на грозную фигуру. Теперь мужчина выглядел таким высоким и массивным, что приходилось сильно вытягивать шею, чтобы как следует рассмотреть его.              — Не мог бы ты снять маску? Я бы хотела увидеть лицо человека, за которого выхожу замуж. — На последнем слове голос дрогнул, и Гермиона молилась всем богам, чтобы он этого не заметил.              Фигура напротив продолжала стоять неподвижно, вероятно, решая, как поступить. Шатенка уже было смирилась с проигнорированной просьбой, но тут его рука поднялась в воздух, и мгновение спустя маска и капюшон исчезли, открыв лицо Верховного Правителя.              Всё было не так, как она помнила, совсем не так. Бледная кожа, серые глаза и светлые волосы — всё вроде осталось на месте, но в то же время изменилось и стало настолько необычным, что это потрясло Гермиону до глубины души.              Теперь его лицо казалось более зрелым, потерявшим все мальчишеские черты. Морщины выступали резкими и глубокими полосами, придавая мрачное и безжалостное выражение. Синевато-чёрные круги под потускневшими глазами создавали впечатление, что человек не спал всю войну. Некогда прилизанные волосы молочного оттенка теперь были белоснежными и небрежными локонами и едва доставали до висков.              Но больше всего застал врасплох глубокий шрам на правой стороне лица, рассекавший кожу на щеке от губ до брови. Он заставил правый уголок его губ чуть опуститься, а выше проходил прямо через глазное яблоко, отчего сетчатка правого глаза стала на оттенок бледнее, и завершался рассечением брови. В груди девушки неожиданно возникло желание прикоснуться к мраморному лицу и провести пальцами по ране, почувствовать, действительно ли шрам был таким глубоким и ужасным, как казался. Но так и было, иначе он бы уже зажил.              Взгляд, который он бросил на её, не выдавал абсолютно ничего, ни единого намека на эмоции — это было сдержанное выражение, заставлявшее чувствовать себя неуютно.              Осознав, что разглядывает мужчину вот уже несколько минут, Гермиона потупила взгляд, не желая показаться грубой.              — Спасибо, — прошептала она так тихо, что он, вероятно, не расслышал. Затем, всё ещё ощущая вспыхнувший на щеках румянец, девушка обернулась к столу, крепче сжала перо и подписала бумагу золотыми чернилами. Имя Гермиона Джин Грейнджер тут же испарилось и превратилось в Гермиону Джин Малфой.              Верховный Правитель, все ещё храня молчание, сунул руку во внутренний карман и достал кольцо — тёмное золото с выгравированной змеёй, обвивающей изумруд. Типичные цвета Слизерина. Гермиона протянула свою руку и почувствовала, как ловкие пальцы обхватывают ее ладонь и надевают украшение. Мгновение она смотрела на кольцо как загипнотизированная, не в силах оторвать взгляд.              Вот и всё, дело было сделано. В груди Гермионы поселилось тревожное ощущение.              Гриффиндорка отложила перо, и Верховный Правитель взял бумаги, сложив их пополам, и убрал в карман плаща. Гермиона наблюдала за неспешными движениями мужских рук в перчатках, когда он снова взглянул на её.              Бывший слизеринец смотрел не так, как она ожидала. Казалось, подпиши Гермиона бумаги, и проявится тот самодовольный, язвительный и жестокий мальчишка, каким был в школьные времена, или тот безжалостный мучитель и убийца, о котором ходили слухи в лазарете Хогвартса. Возможно, попытается унизить или ранить её своими словами, желая увидеть перед собой несчастную и умоляющую о снисхождении девушку. Но этого не случилось. Серые глаза оставались такими же пустыми, и взгляд не выражал ровным счетом ничего.              — Мой домашний эльф Мипси отвечает за этот дом, — начал он. Гермиона услышала громкий хлопок, и кабинете появилась маленькая эльфийка, слегка улыбнувшаяся в поклоне Гермионе. Девушка уставилась на новую знакомую широко раскрытыми глазами, не зная, как правильно реагировать, а затем тоже улыбнулась уголками губ.              — Итак, она покажет твою спальню и даст всё, что может понадобиться, — продолжил Верховный Правитель, не удостоив эльфа и взглядом. — Если остались какие-то вопросы — смело задавай ей.              Он резко выпрямился, поправил мантию и направился к выходу, как, словно вспомнив о чем-то, вновь обернулся:              — Не проявляй так явно свои чувства, Грейнджер. Ты можешь любить книги, но не становись той, кого могут читать все остальные. Если собираешься выжить в этой войне, придется научиться скрывать свои истинные эмоции.              С этими словами мужчина развернулся, чтобы уйти, но Гермиона вдруг вскрикнула:              — Подожди! — Верховный Правитель остановился, слегка повернувшись к ней, отчего половина его лица была скрыта в тени. — Что ты… что ты хочешь, чтобы я сделала?              — Теперь ты моя жена, Грейнджер. Делай, что хочешь. Только не доставляй мне неприятностей.              С этими словами фигура исчезла.              Никаких издевательств, домогательств, ехидных замечаний, ни мучений, ни унижений, ничего. На самом деле Верховный Правитель обращался с Гермионой так, словно ему было всё равно, жива она или мертва.              Но в душе поселилось неприятное ощущение, что не создавать проблем будет проще сказать, чем сделать.