Власть над прошлым

Алисента была беременна. Рейнира это поняла, едва Ларис Стронг как бы невзначай сказал ей о плохом самочувствие королевы и том, что ту посетил великий мейстер. Поняла, но все же полностью эта новостью обрушилась на нее только когда она услышала, как об этом судачили служанки самой Алисенты, которые торопливо направлялись в покои королевы. Все тут же закружилось. Ей пришлось ухватится за стену, чтобы не потерять равновесие и не упасть оземь. Рейниру резко затошнило, а глаза начало щипать от горьких слез, которые собрались на ее ресницах от осознания того, что отец ее предал. Что несмотря на… Несмотря на что? Отец поверил ее видениям и тому, что Старые боги ее благословили. Начал учить править, чего не делал в тех образах о будущем, которого больше нет, больше к ней прислушивался, но… Целибат соблюдать тот не клялся. Сейчас, когда отец вновь чувствовал себя лучше, естественно, что его низменные желания, которые живут в каждом мужчине, давали о себе знать. Так почему он не должен был удовлетворять их со своей молодой и симпатичной женой? В конце концов, не всегда соитие приводит к зачатию дитя, и… Но в этот раз привело! Рейнире было по-детски обидно. Хотя нет. Ей было не только обидно, и само собой больно. Ей так же было страшно. Если к Хелейне она никогда не испытывала реальной ненависти, а Эйегон хоть и мог стать опасностью, но она знала его слабости и уже научилась отделять своего брата от той жесткой пьяницы, которая могла ее убить, то Эймонд… Эймонд всегда был темной лошадкой. Он с самого детства был слишком вспыльчивый, слишком злопамятный, слишком дикий и слишком своенравный. Эймонд ничего не делал наполовину и если ненавидел, то всем своим существом. И так вышло, что ненавидел он почти всех, кроме своей матери, для которой он был чем-то вроде безумной гончей и чьи приказы он всегда покладисто выполнял, и Хелейны, единственной, кто мог хоть немного смягчить его норов. Но особенно сильно он ненавидел Люцериса. Глаз он потерял в тех видениях по случайности и один раз, но свою обиду лелеял и взращивал в себе годами. И вдоволь отыгрался, скормив Вхагар ее бедного сына, который был виноват только в том, что, будучи ребенком не побоялся и защитил своего брата от опьяненного кражей чужого дракона дяди. Да, теперь этого уже не будет, ведь Люцериса, Джейса и Джоффри больше не будет, но… Эймонд-то судя по всему родится. Это было так несправедливо! Да, практичная и хладнокровная часть ее души понимала, что сделка богов была хоть жестокой, но в принципе справедливой, но порой… Порой смотря на Эйегона и Хелейну, Рейнира не могла посетовать на то, что Алисента получила хотя бы двоих из своих первоначальных детей, в то время как у нее отняли пятерых сыновей и дочь. А теперь выясняется, что ее бывшая наперсница получит еще и Эймонда!.. У Алисенты будет второй сын, а у нее будет лишь один, которого теперь Зеленые будут пытаться извести с утроенной силой. Рейнира громко всхлипнула. Ее руки судорожно обнимали живот, а ноги начали подкашиваться. Она знала, что должна как можно скорее встать и вернуться хотя бы в свои покои, чтобы никто не видел, как наследная принцесса рыдает посреди коридора как дитя малое, но ничего поделать с собой не могла. Дыхание перехватило, а тело отказывалась шевелится, парализованное иррациональным страхом перед младенцем, которого носила вторая жена ее отца и всеми остальными ее врагами, чье количество, казалось, в разы увеличилось в один чертов миг. Боги, ей нечем было дышать!.. Внезапно она ощутила, как ее охватили чьи-то сильные руки и чисто инстинктивно Рейнира начала выворачиваться из чужой хватки, пока до ее заложенных ушей не донесся знакомый голос. Она тут же замерла, сразу узнав его и узнав, наконец, родные прикосновения огрубевших от меча рук. — Рейнира!.. Давай, дыши, zaldrīzes — нежно произнес он и, вскинув затуманенный от слез взор, она увидела перед собой дядю, который хмуро смотрел на нее и уговаривал просто дышать. Вдох-выдох. Постепенно Рейнира смогла выровнять дыхание, смотря в сиреневые глаза, которые всегда так и притягивали ее взгляд, но ее истерика была еще далека от завершения. Ее обостренная чувствительность в очередной раз сыграла с ней злую шутку и Рейнира все никак не могла отпустить нелепую мысль, что скоро из утробы Алисенты вырвется не младенец, не ее еще один брат, а настоящая опасность, палач, для ее мальчика. Рейнира вновь всхлипнула. — Она… он… Зачем же?.. Боги, мой мальчик!.. — заикаясь, пробормотала она, а потом вдруг уткнулась лбом в твердую грудь дяди, желая, чтобы тот обнял и забрал все страхи, как было давным-давно. Они стояли в одном из коридоров Красного замка, где ходили толпы людей, их могли увидеть, могли поползти слухи, но в этот раз ей было не до этого. Она так устала быть хорошей образцовой принцессой-наследником, ей было страшно, и ей хотелось, чтобы ее муж, ее свирепый порочный дракон, вновь защищал ее, берег ее сына и заверил, что все будет хорошо. Вот только Деймон не ее муж. Не был и может никогда не будет, как бы ее сердце этого не желало, и как бы плоть изнывала по его касаниям. Рейнира подавила еще один всхлип и медленно отодвинулась от дяди, хотя ее предательские руки все еще продолжали сжимать рукава его черного сюртука. Ее разум достаточно прояснился после этого внезапного приступа паники и жалости к себе, чтобы ей стало стыдно за свое поведение, но… — Что случилось, zaldrīzes? Мне стоит позвать мейстера? Или твоего лекаря?.. — со скрытым беспокойством в голосе спросил Деймон. — Алисента опять беременна, — выпалила внезапно Рейнира. — У нее будет еще один ребенок. Еще один сын, который… который… Она ощутила, как горло вновь начала сдавливать, а в глубине души поднимается еще одна волна паники. — Что?.. — отчеканил Деймон, который тоже явно был не в восторге от новости, что у его брата будет еще одно дитя. Но тут он сделал глубокий вдох, чтобы унять свой характер, и чуть встряхнул ее за плечи, строго добавил: — Успокойся, принцесса. Характер Рейниры вдруг вспыхнул. Да, она понимала, что не было еще по-настоящему явного повода, чтобы переживать и устраивать истерики, но ее эмоции были другого мнения, а ее нервы были как натянутые до предела струны — чуть тронешь и порвутся. Именно поэтому Рейнира не сдержалась и гневно воскликнула: — Как я могу успокоится, если у моего сына вот-вот родится еще один соперник?! У меня родится второй соперник! Деймон вскинул бровь, а его глаза блеснули нехорошим блеском. — Второй? — протянул он. — Полагаю я уже не в счет? Или ты не столь веришь, что перворожденный щенок королевы доживет до зрелого возраста и не считаешь его угрозой? Рейнира вдруг остро осознала, что его руки все еще лежат на ее плечах. Ему не составит труда сдвинуть их ближе к ее шее и сжать ее в тисках, как то было в одним из ее видений, где она в полной мере ощутила, как эти руки могут как нежно ласкать, доводя до исступления, так и выдавить жизнь в порыве праведного гнева. Она почти без задней мысли дернулась назад. Его руки соскользнули с ее плеч, а в глазах маниакальный блеск сменило нечто иное: немного обиженное и непонимающее. Будто Рейнира сделала что-то такое, что ранило его. Деймон нахмурился и сделал небольшой шаг вперед, будто она была… каким-то раненным животным, или нечто подобное. — Issa darilaros, issi ao zūgagon hen issa? — недоверчиво спросил он, будто не мог в это поверить. — Iksos ziry worth ziry? — прохладно спросила Рейнира, вскидывая подбородок. Они схлестнулись в битве взглядов, но когда она поняла, что дядя не собирается отступать, или прервать свое молчание, то просто развернулась и торопливо пошла прочь. Ей нужно было вернутся в свои покои, успокоится после этой вспышки и восстановить свое душевное равновесие, чтобы… Следом за ней раздались твердые быстрые шаги. Рейнира ускорилась настолько, насколько могла со своим не так давно начавшим расти животом, и с уже сожалением поняла, что все это время коридоры были почти пусты. Будто весь люд назло ей решил отступить в свои покои, или куда еще, лишь бы только не помогать ей скрыться от своего дяди, который явно сегодня не отступит, как делал в последние месяцы. Она давно не была так рада видеть собственные двери. Был бы там еще Кристон, так Рейнира бы его расцеловала от радости. Но ее верный рыцарь сейчас был на попечение мейстера Меллоса, поскольку вчера получил травму во время тренировки, а рыцарь Эррик, которой его сменил, был отпущен ею же пару часов назад, когда она жаждала уединится. Проклятие! Нет, Рейнира понимала, что если бы Деймон хотел, то уже бы догнал ее, но все же не оставляя попытки сбежать от него. Она толкнула двери в свои покои и резко развернулась, чтобы их закрыть, но по другую сторону порога замер дядя и поймал их до того, как ей удалось их захлопнуть. — Keligon running qrīdrughagon, byka zaldrīzes! Se ȳzaldrīzes naejot issa raqagon se grown ābra ao sagon trying naejot jurnegon raqagon naejot everyone, — жестко сказал Деймон, без особого труда удерживая створки дверей. Рейнира поджала губы. — Я взрослая! — возмутилась на общем она, и дернула ручки на себя, но все тщетно. — Так прекрати тогда вести себя как дитя! — бросил в ответ Деймон с усмешкой наблюдая за ее попытками закрыть двери. Но тут он посерьезнел. — Gaomagon ao really pendagon nyke going naejot ōdrikagon ao? Ao gīmigon nyke'll dōrī gaomagon bona! — уверенно заявил Деймон, пытаясь поймать ее взгляд, который Рейнира прятала от него, смотря куда угодно, кроме мужчины перед ней. — Yn nyke ȳdra daor gīmigon! Ao issi changeable, raqagon se jelmio isse se embar, rȳ mēre moment nykeā raqiros, se rȳ another nykeā qrinuntys! — прошипела она, наконец, подняв свой взор на него. — Besides, skoros? — жестко спросил Деймон, наклоняясь чуть ближе. — Nyke ȳdra daor pāsagon anyone, Damon, — вдруг устало ответила Рейнира и опустила плечи. — Especially vali, except rūsīr mērī mēre exception. Ao easily pryjagon vows se succumb naejot se call hen ñelly. — Se qilōni deserves se rigle hen being nykeā exception? Aōha valzȳrys nykeā Viserys? — едко спросил он, хотя она не могла не заметить вновь это обиженный взгляд в его фиалковых глазах. — Issa tresy, — твердо сказала Рейнира. — Nyke jāhor mērī pāsagon zirȳla, kesrio syt nykeā muñnykeā daor dohaeragon yn pāsagon zȳhon riñnykeā. Деймон несколько секунд пристально смотрел на нее, а потом вдруг положил подбородок на одну из рук, которой держал двери, и усмехнулся. — Ao'll sagon nykeā sȳz muñnykeā, — тепло произнес он, отчего Рейнира невольно ощутила, как ее сердце пропустило удар. — Я буду стараться изо всех сил, — клятвенно заверила она то ли себя, то ли Деймона, а может и своего малыша. Вдруг дядя отпустил дверь и, прежде чем она успела моргнуть, он проскользнул в ее покои, захлопнул их уже за свой спиной. Рейнира открыла было рот, но опять же ничего не успела сделать. Могла только изумленно смотреть, как Деймон вынул из ножен Темную сестру, воткнул ее конец в пол и… …встал перед ней на одно колено. — Я, Деймон Таргариен, клянусь своей жизнью, клянусь своей кровью и всеми Четырнадцатью Огнями, что я никогда ни за что не предам наследную принцессу Рейниру из дома Таргариенов и ее потомство. Я клянусь служить им и оберегать. Ты принимаешь мою клятву? — прямо произнес он, все это время смотря на нее потемневшим и откровенным взглядом, от которого ее коленки едва не подкосились, а низ живота опалила похоть. Рейнира открыла было рот, но так и не смогла издать ни звука. Голос ее покинул, а так часть нее, которая прекрасно помнила все то, что ей показали Старые боги, вопила, что Деймон может любить ее жарко, но в то же время был непостоянен, и вся эта любовь за один миг может превратиться в холод. Не стоит и забывать о том, что она поклялась себе лично и при всем честном народе, что будет верная только Лейнору. Что проживет с ним весь срок, что им боги отмерят, и что взойдет с ним на Железный трон и будет править как правящая королева, а он будет ее королем-консортом. Что они будет растить ее мальчика, и тех детей, которых боги сочтут нужным им в этот раз послать. Рейнира же не дура, и понимала, что им нужен как минимум еще один ребенок, чтобы Дрифтмарк не остался без наследника. Но что ей сейчас-то делать? Клятва вроде не к чему не обязывала, и все же… — Я… Ой! — воскликнула она, когда ее прервала совершенно неожиданное ощущение в животе. Странный трепет под кожей, который ей никогда прежде не довелось испытывать. Это был еле ощутимо и даже щекотно. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чем это могло быть. Рейнира коснулась рукой того места, где как ей показалось она ощутила этот трепет и вновь ощутила, как в животе что-то… пошевелилось? — Что случилось, darilaros? — нахмурившись, спросил Деймон, встав с колен и коснувшись ее локтя. — Дитя ожило, — изумленно произнесла Рейнира и издала изумленный смешок, понимая, что хотя она уже ощущала нечто подобное в видениях, в реальности все было иначе. Ярче и реальнее. Ее сын пошевелился! Это было так невероятно и волнительно, что Рейнире хотелось плакать и смеяться одновременно. Что, впрочем, она и делала. И этих чувств было так много, что ей хотелось ими поделится со всем этим проклятым миром. Но рядом был только Деймон. Рейнира даже не поняла, как успела схватить его за руку и приложить ее к своему животу. Туда, где ощущались слабые, но ощутимые пинки ее мальчика. — Чувствуешь? — восторженно спросила она, широко распахнутыми глазами глядя на дядю, который сначала был хмур, а потом прямо на ее глазах его лицо разгладилось и на губах даже появилась еле заметная чуть грустная улыбка. — Чувствую, — подтвердил Деймон, а потом подмигнул и выразительно добавил: — Думаю, что можно считать, что этот маленький дракон принял мою клятву… …в отличии от своей мамы. Эти слова так и повисли в воздухе между ними невидимой, но ощутимой вуалью, которая их разделила. Неожиданно Деймон наклонился вперед и едва ощутимо коснулся своими губами ее лба, а потом отодвинулся и шепотом произнес: — Я верну твое доверие, zaldrīzes. И накажу тех, кто заставил тебя потерять веру в мужчин и возвести вокруг своего сердца эти стены. Я клянусь тебе. После чего, провел по ее животу еще раз рукой, развернулся и тихо вышел из покоев, оставляя позади растерянную Рейниру, чей лоб горел в том месте, где губы Деймона касались ее кожи. И которая была настолько потрясена всеми сегодняшними событиями, как хорошими, так и не очень, что хотела только упасть в кровать и уснуть на неделю. А может и две.