Власть над прошлым

Алисенте казалось что она сходит с ума. Визерис стал совсем далек, ее дети все чаще предпочитали компанию старшей сестры, чем родной матери, количество дружелюбных лиц в Красном замке отчего становилось все меньше, а отец продолжал наседать на нее и уже впрямую приказывал ей родить королю еще одного сына. Это было так несправедливо! Ей так хотелось быть все еще той маленькой девочкой, которую защищал старший брат и отец. Хотелось топать ногами и громко рыдать, жалуясь на жестокость этого мира. Хотелось, чтобы хоть кто помог ей и защитил. Хотелось… Хотелось… Хотелось, чтобы все это не было ее проблемой! Почему Алисента должна рожать еще одного ребенка, когда она толком не знала, как справляется с двумя уже родившимися?.. Проклятие, у нее уже был Эйегон! Здоровый и хорошенький мальчик. Была у нее и принцесса. Так почему отец не может быть довольным этим? Почему заставляет ее вновь лечь под Визериса, который только оставил ее в покое? Боги, Алисента была такой дурой, веря, что если родит тому долгожданного наследника от нее все отстанут. И Визерис, и отец, и народ. А если Эйегон, не дай боги, умрет? Это был ее самый большой страх и не только потому, что он ее чадо. А потому, что тогда ее может ждать участь ее предшественницы. Вечные беременности, не факт, что удачные, как первые две, родильные муки, и бесконечное ощущение вины и непонимания, почему Матерь не одарила ее той любовью, которую должны испытывать все матери к своему потомству. Алисента же не глупа, и понимает, что дорожит своими детьми не так, как должна. Впрочем, ее страх вскоре обрел и иные формы. С каждым днем, живот Рейниры рос и Алисента все чаще ловила себя на мысли о том, что как только это дитя родится, она сама и ее дети будут окончательно задвинуты на задворки придворной жизни. Ей бы радоваться, что ее, наконец, оставят в покое, а ее малыши не будут расти под давлением короны, но… Алисента медленно, но верно понимала, что ей этого не хочется. Черт побери, это она родила королю здорового и живого мальчика, а не ее предшественница! Она была королевой и это… было не так уж и плохо. Особенно теперь, когда ее не вынуждают разделить ложе с королем, и ей не приходилось играть роль любящей супруги. Ее окружали многочисленные слуги, роскошь, и прочие прелести жизни, подобающей ее королевскому статусу. Да, Алисента чувствовала себя порой в ловушке, безвылазно сидя в этом проклятом замке, но кто сказал, что будь у нее другой муж, было бы иначе? Что другой супруг точно также бы не заставлял ее бесконечно рожать? Что тот другой бы ее не бил и не издевался? Так что в какой-то момент Алисента поняла, что ей даже повезло, что ей не хочется все это терять. И что титулом просто принца для своего сына она довольствоваться не хочет. Ее Эйегон заслужил большего! Он был сильным и красивым мальчиком, который станет куда более подходящей кандидатурой на трон, чем его старшая сестра. Алисента успешно игнорировала то, что народная любовь к ее бывшей подруге росла так же быстро, как и живот наследной принцессы. А соратники вокруг ее соперницы собирались быстрее, чем росли грибы после дождя, в то время как ей приходилось прилагать усилия, чтобы завоевать расположения людей даже с ее родных земель. Алисенте казалось, что все это просто дело времени, и однажды люди поймут, что такая благочестивая королева как она, уже имеющая сына, им подойдет больше, чем принцесса, которая все еще чтит варварские и такие извращенные традиции своего иностранного наследия. Отец поощрял ее стремления и новообретенную уверенность, но все еще настаивал, что ей нужен еще один сын. Алисента и сама не заметила, как начала думать, что может тот все же прав. Нет, она знала, когда перестала отторгать ту мысль, а стала к ней присматриваться. Визерис фонтанировал радостью и счастьем каждый раз, когда видел старшую дочь и касался живота той чаще, чем он это делал за две прошедшие беременности Алисенты. Будто это было его дитя, а не сира Лейнора, или кого там Рейнира пригрела на своем ложе, честное словно! Это ее так стало раздражать, и в тоже время ужасать. Если родится мальчик, Визерис уже никогда не передумает и Рейнира точно станет королевой, а ее бастарды будут таковыми после. А ее мальчик останется не удел. Ведь что Эйегона ждет при королеве-сестре? Уж точно не пост Десницы, который Визерис своему младшему брату так и не отдал. Повезет, если ее сын сохранит голову, а если не повезет… Наверное, именно такие мысли предали ей храбрости в тот вечер, когда был устроен пир в честь прибытия какого-то важного лорда. Именно поэтому ее рука не дрогнула, когда она подлила в вино короля небольшую дозу Сонного вина. Недостаточную чтобы он врубился, но достаточную, чтобы его сначала развезло, будто Визерис перебрал с вином, а потом вызвало легкие галлюцинации, когда Алисента сопроводила супруга в постель, как любая другая преданная жена. Он думал, что она — Эймма. Алисенте было так противно, когда она вернулась к себе, все еще ощущая эти вялые прикосновения к своей коже, смазанные поцелуи и слыша этот благоговейный шепот, состоящий только из одного этого проклятого имени. На нее вдруг обрушилась вся серьезность ситуации, в которой она оказалась, а ее решимость бороться за свое место и место сына испарилась как дым. Она вновь превратилась в девочку, которой все еще была, и ей хотелось рыдать от несправедливости мира. И она плакала. Упала на пол своих покоев и проливала горькие слезы по своей сломанной и безрадостной жизни. Алисента в тот миг так сожалела, что не родилась мальчиком, как ее брат Гвейн, который мог жить так, как он хотел. Она глотала истеричные крики, которые так и торопились сорваться с ее губ, била кулаками об пол и проклинала всех и вся. После чего выпила вина. Один кубок, второй. Алисента никогда в жизни не выпивала этого сладко-кислого напитка столько, чтобы ее разум затуманился. Но в этот раз, она выпила весь кувшин, которые был в ее покоях и это придало ей странную эйфорию и расслабленность. Казалось, все ее проблемы отошли на задний план, а мир уже чудился не таким горьким местом. Ей так понравился этот эффект, что ей не хотелось, чтобы он прекращался. Алисенте всегда хотелось прибывать в этом тумане и ни о чем не заботится. Она не знала почему не позвала служанку, чтобы та принесла ей еще вина. Алисента даже толком не помнила, как покинула свои покои, если быть честной. Только обрывки, состоящие из обидно длинных коридоров, глупом длинном платье, о чей подол она то и дело спотыкались и… теплых рук, чей жар согрел ее озябшие кости и зародили в ее чреслах непривычно жаркое желание. Рук, которым она отдалась как какая-то глупая продажная девка в алькове всего в паре шагов от зала, где все еще шел приветственный пир. Дура! Дура! Дура! Что же она натворила?! Как могла так опорочить свою честь? Как могла так бесстыдно раздвигать ноги и так громко стонать в объятиях другого? Как ей замолить свои грехи перед богами? Алисента не знала и была в ужасе оттого, что ее теперь могло ждать. Она почти не покидала своих покоев все последующие недели, боясь столкнуться с мужем. Даже своих детей Алисента почти не навещала, предпочитая проводить время перед своим небольшим алтарем Семерым и молится. Молится, чтобы никто не узнал о ее оплошности, чтобы боги были к ней милостивы за ее проступок, и чтобы ее плохое самочувствие было следствием чего угодно, кроме очередной беременности. Но боги отвернулись от нее, такой грязной и опороченной девки. Алисента была вновь беременна… Она тряслась как осинов лист, когда запыхавшаяся служанка ворвалась к ней и сообщила, что король идет сюда. Алисента отстраненно поняла, что так была ошеломлена новостями, который ей сообщил великий мейстер, что забыла того попросить пока не говорить ничего Визерису. Глупо было надеяться, что лишние пару часов ей бы что-то дали, но Алисента была бы не прочь их вырвать из рук жестокой судьбы. Визерис вошел без объявления. Нет, не вошел, а резко ворвался, громко хлопнув дверьми и жестко приказав всем ее служанкам, септе и Королевским гвардейцам покинуть покои. Его лицо было будто вырезанная мраморная маска, а фиалковые глаза сияли от ярости. Алисента никогда не видела, чтобы Визерис был так зол. Нет, не так. Она вообще почти не видела его когда-либо таким полным ярости. Да, Визерис бывало что был недоволен, мог сердится, но это было мимолетно и не вызывала желания бежать на другой конец страны, как сейчас хотелось Алисенте. — Ваша светлость… — почтительно произнесла она, встав с кровати и присев в реверансе. Ее голос безжалостно дрожал, как и ноги, стремившиеся подогнуться, как у куклы с обрезанными нитями. Алисента низко опустила голову, желая скрыться от пронзительно взгляда супруга, который в этот миг был таким ей незнакомым и от того абсолютно непредсказуемым. — Посмотри на меня! — рявкнул он, и ее голова рефлекторно поднялась выше. Отец терпеть не мог, когда его приказы выполнялись не сразу, и Алисента давно научилась не испытывать терпение разозленных мужчин. — Как ты могла? — холодно сказал Визерис, сверял ее холодным, как пустоши Севера, взглядом. Он стоял достаточно близко над ней, чтобы воспользоваться преимуществом своего роста и нависнуть над ней, как лезвие меча, готового сорваться вниз, прямиком на ее шею. Алисента ощутила острое желание вжать голову в плечи, но несмотря на это смогла собраться и попытаться спасти положение. — О чем ты, любовь моя? — с принудительным спокойствием в голосе спросила она. — У нас вновь будет дитя, как ты уже должно быть слышал, разве ты не рад? Визерис зарычал. — Не шути со мной, Алисента! — жестко сказал он. — Это не мое дитя! Я знаю это! Алисента поджала губы и скрыла трясущиеся руки в рукавах своего платья. — За всю свою жизнь я не познала ни одно мужчину, кроме тебя, — оскорбленно воскликнула она, чувствуя себя еще более грязной из-за этой лжи. — Если ты забыл, мой дорогой супруг, то мы разделили ложе, когда нас посетили… — Не держи меня за идиота, — прервал ее Визерис. — Я столько лет пил Сонное вино, чтобы избавится от боли, что ты думаешь, я не пойму, что оно было в моем кубке? Я знаю, что никто, кроме тебя, мне в тот вечер кубок не подавал. Все чашники до того отдавали вино на дегустацию. Судя по тому, как была мала доза, ты не хотела меня травить… — Я бы никогда! — уже более искренне воскликнула Алисента, делая порывистый шаг вперед. Визерис кивнул. — Я надеялся на это, Алисента, — чуть тише сказал он. — Надеялся, что та милая и добрая девушка, которая меня утешила в мой темный час, все была не только маской. От того и не трогал тебя. Не обвинял в покушение, хотя видят боги, некоторые мужья жен казнили и за меньшее. Тут его лицо вновь посерьезнело, а глаза наполнились яростью. — А потом я узнал, что ты беременна и я все понял, — сердито воскликнул он. — Ты меня опоила, чтобы скрыть свой позор!.. — Это твой ребенок!.. — запальчиво крикнула Алисента, кинувшись вперед и схватив его за руку. — Я клянусь!.. Боги, я буду проклята за свое клятвопреступничество! — Я тебе не верю, — жестко сказал Визерис и вырвал свою руку из хватки с такой силой, что Алисента упала на пол около его ног. — Поэтому, я отправляю тебя в Старомест, пока ты не родишь. Кузина моих родителей, бывшая принцесса Рейлла, а ныне одна из самых уважаемых септ, все еще здравствует и служит в Звездной септе. Она будет за тобой присматривать весь срок и когда ты родишь, лично удостоверится в том, чье дитя: правда ли мое, или какого-то дурака, которого ты затащила в свою постель. — Визерис… — испуганно прошептала она, вскинув взгляд на мужа. — А наши дети… Король холодно прищурился. — Ты давно была в детской, Алисента? — грубо спросил он. — Рейнира проводит там больше времени, чем ты, несмотря на все свои обязанности, которые моя дочь тащит на себе. И я не удивлюсь, если Эйегон, и уж тем более Хелейна, вскоре будут звать матерью ее, а не тебя. Он отвернулся от нее и пошел к двери. — Собирайся, — резко произнес Визерис, когда был уже почти возле нее. Король на мгновение замер и, оглянувшись на нее, все еще сидящую на полу, с отвращением добавил: — И избавься, наконец, от этих платьев. Чтобы я больше никогда тебя не видел ни в чем даже отдаленно зеленом, поняла? Ни здесь, ни в Староместе. Узнаю… — А что будет потом? — сипло спросила она, чувствуя себя так, будто она стремительно летит в пропасть. — Когда я рожу, что будет… — Потом я и решу, — четко произнес Визерис и, резко распахнув двери, стремительно покинул ее покои. Двери по инерции хлопнули, и этот звук был подобно звону похоронных колоколов, которые возвещали о том, что ее жизнь кончена. Алисента обняла себя за плечи и наклонилась вперед, будто собиралась начать молить богов о пощаде. Но она не молилась. Алисента взвыла подобно раненому зверю, которого жестокий охотник не желал добивать, и оставил мучится. Слезы лились ручьем по ее щекам, обжигая лихорадочно горящую нежную кожу, а ткань рукавов ее платья буквально трещала от того, как сильно она стиснула ту в своей хватке. Она знала, что ей конец. Даже если ребенок все же будет от Визериса, в чем Алисента не могла не сомневаться, ведь от волнения и ощущения неправильности не помнила точно, пролил ли в нее семя муж перед тем, как Сонное вино, наконец, его сморило, или нет. Она точно знала, что спокойной жизни ей не будет. Ни от королевской семьи, которая ее так и не приняла, ни от кровной семьи. Отец будет в ней разочарован, Визерис явно больше не желает видеть ее своей женой, а детей у нее отберут в любом случае. Причем всех. И родившихся уже, так и этого ребенка, который все разрушил. Или разрушит, если родится не с серебряными локонами и фиалковым взором. Боги, Алисента молилась, чтобы он родился вылитым Таргариеном, как и остальные ее дети. Так будет хоть какой-то шанс продлить агонию, которой стала ее жизнь… …жизнь, которую бы прервать собственноручно, но она была для этого слишком слаба.