Власть над прошлым

Использовать привязанность Лейнора было низко. Делать вид несколько недель, что ей неприятно поведение леди Кассандры больше, чем то было, — хотя старшая дочь лорда Бороса впрямь была невыносима — плакаться ему на плечо якобы переживая из-за сплетен, которые может и распустил сир Отто, но именно она последние недели намеренно их подпитывала через простой народ, и играть на его чувствах, но Рейнире нужно было заронить в его голове мысль о том, что их дитя может унаследовать цвет волос «бабушки» уже сейчас, чтобы когда подошел день родов, он не был поражен. Или того хуже. Обижен, или даже оскорблен. Ведь если тогда, когда родился Джейс, темноглазый и темноволосый, они такое могли ожидать по понятным причинам. А вот теперь такого быть не могло, поскольку Лейнор был уверен, что жена была верна только ему и этот ребенок был его. Впрочем, технически, Рейнира ему впрямь была верна и ее тела никто не касался, помимо мужа, ведь так?.. Но все это не избавляло ее от гложущего чувства вины. Лейнор ведь правда был ей дорог. В этот раз, даже больше, чем в размытых воспоминания о том, что только могло быть. Здесь он был настоящим, не был погружен в горе по потерянному любовнику и не смотрел на мир через призму апатии со дна чашки с вином. Лейнор был заботлив, проводил с ней время, не торопился сбежать на Дрифтмарк, и вообще был настолько мил, что порой ей хотелось плакать. Проклятая обострившаяся чувствительность! Он был ее другом. Рейнира была даже настолько смела, чтобы считать его самым близким ей человеком и очень дорогим ее сердцу. Да, был отец, более или менее здоровый и слушающий ее, а не всяких прихлебателей, были ее фрейлины, — не считая леди Кассандры, о приглашение которой она уже сто раз пожалела — чья компания ей столько была необходима в той, другой жизни, которой теперь не суждено быть… Даже Деймон был рядом. Но все же именно Лейнор был сейчас больше, чем кто-либо. Он держал ее волосы, пока ее выворачивало наизнанку, менял компрессы, когда ее голова раскалывалась от боли, даже отекшие стопы ей растирал и пирожные добывал глубокой ночью, когда она его будила, охваченная страстным желание вкусить сладко-кислые бисквиты, с чувством, что если сейчас же не ощутит этот вкус, то умрет. А Рейнира так его обманула. «Это все ради ребенка! В конце концов, разве у меня есть выбор? В то, что я непорочно зачала по воле Старых богов мне же никто не поверит! К тому же, малышу, каким бы необычным он не был, нужен живой и настоящий отец», — уговаривала она себя с попеременным успехом. К сожалению, сегодня был не тот день, когда эти аргументы помогли бы успокоить ее глупую совесть. Это было из причин, почему Рейнира уединилась в тишине Богорощи, где хотела обрести немного мира. Ладно не уединилась, а попыталась спрятаться от двора, отца, обязанностей… В общем, ото всего и сразу. Вот только разве от себя самой спрячешься? Должно быть в сотый уже раз Рейнира тяжко вздохнула и рассеянно коснулась своего живота. Это была ее новая привычка, обусловленная не иначе как проснувшимися инстинктами. Хотя, если быть совсем честной, ее уже заметно округлившийся за эти почти пять месяцев живот, и прочие изменения в теле, Рейниру в равной степени очаровывали и пугали. Во-первых, было так странно наблюдать, как ее стройная фигура обретает столь скоро новые очертания. А во-вторых, она помнила, как такие формы обретала мать. Вот только для Эйммы Аррен такие изменения кончались не радостным приобретением еще одного ребенка, а болью. В последний раз и того, все кончилось ее смертью. Рейнира боялась, что с ней будет также. Это несколько иррационально. В отличии от матери, она была здоровой как лошадь. Да, была усталость, была тошнота, были отеки, но в принципе Рейнира легко переживала свою беременность и не нуждалась в постоянном покое, как ее матушка. Она все еще посещала собрания, ездила в город и через месяц даже намеривалась отправится на Драконий Камень. Рейнира все еще хотела, чтобы мейстер Герардис вновь был ее личным лекарем, и чтобы этот мужчина служил только ей. И нельзя взрастить верность без своего личного участия. Рейнира вновь вздохнула, когда ее мысли с темы верности опять свернули к теме того, что она манипулировала Лейнором ради своей выгоды. Это было невыносимо! Рейнира ругала себя за такое… мягкосердечие, ведь принцесса Рейнис была права, когда говорила, что тяжело голове, носящей корону. А она еще даже не правит! Но уже так мучается муками совести. «Надо это прекращать. Ты должна выстроить стену вокруг своего сердца, Рейнира! Должна обрасти панцирем и держать себя в узде. Ты не сможешь всегда быть доброй ко всем! Иначе твое правление будет таким же, каким было у отца! А то и короче, ведь ты женщина и поблажек не будет», — жестко одернула себя Рейнира, понимая, что права. Что она не может при каждом душевном раздрае сбегать в сад от всех людей и своих обязанностей. И что она не имеет права на ошибку. Еще одну. Она прикрыла глаза, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Потом еще раз повторила эту не хитрую дыхательную гимнастику, и еще раз, пока не была уверена, что, покинув богорощу, сможет прямо смотреть в глаза мужу и как можно искреннее улыбаться. У них уже скоро должна была быть совместная трапеза, где ей нужно быть, потому что так правильно и важно для поддержания их образа идеальных супругов. Рейнира открыла глаза и едва удержалась от вскрика, когда увидела, как на нее пристально смотрят светлые глаза Лариса Стронга. Она даже не заметила, как он подошел, что было впечатляющим подвигом, если учесть, что он ходит с тростью и сильно хромает из-за свой косолапости. Этого человека она презирала по многим причинам. Ларис Стронг был той еще тихоней, славящийся своей загадочностью и хитростью. Он умело использовал свой недуг, чтобы окружающие не считали его угрозой, за что многие и поплатились. В конце концов, кто бы считался с калекой, который тихо сидел в углу и не подавал голоса? Рейнира не была уверена до конца, но всегда подозревала, что именно он стоял за смертью своего лорда-отца и Харвина. Да, даже Деймону она говорила, что обоих Стронгов убило проклятие Харренхолла. Да, Рейнира, на какое-то время, смогла убедить в этом и себя, но все же… Ларис бы скользкой змеей, чьи мотивы были никому толком неизвестны. Змеей и извращенцем. Если верить ее видениям, то Алисенте пришлось расплачиваться с Косолапым за любую лакомую информацию, которой тот ее мог одарить, прямым доступом того к ее нагим ступням, чей вид возбуждал Лариса больше, чем любая шлюха. Рейнире хотелось покинуть его компанию и немедленно, но… Какая-то ее часть, практичная и хладнокровная, не могла не отметить, что младший Стронг может быть полезен. Он был талантлив в добывании секретов, имел острый ум, и был не чужд грязной работы. И лучше он будет полезен ей, чем Алисенте, которая была еще недостаточно умна и хитра, чтобы начать обрастать настоящими полезными союзниками, и чей бунт в данный момент ограничивался зеленью в одежде. — Отщепенец, — внезапно произнес он, касаясь пальцами фиолетового цветка, украшающий куст, возле которого Ларис стоял, опираясь на свою трость. — Среди местных жителей. Рейнира изобразила на лице улыбку и сделала небольшой шаг вперед. — Lilac qūvy, — с видом знатока сказала она. — Один из немногих представителей флоры Валирийского Фригольда, который прижился за пределами своей уже погибшей родины и доживший до наших дней. Лорд Ларис впечатлено вскинул бровь. — Вы весьма осведомленная молодая женщина, моя принцесса, — почтительно сказал он. — Однажды, я стану королевой и каков из меня будет монарх, если я не буду знать даже своих корней, лорд Ларис? — добродушно сказала Рейнира, остановившись чуть поодаль от молодого Стронга. Не близко, но и не далеко. Ровно настолько, сколько предполагал этикет и приличия королевского двора, где оценивались даже взмахи ресниц, походка и взмахи рук. И настолько, чтобы не выказать Косолапому никаких негативных чувств, которые жили в ее душе. Идеально выверенные движения — залог образа идеальной принцессы. Таков был один из советов принцессы Рейнис, и Рейнира принимала его близко к сердцу, как и многие другие премудрости, которым в этот раз ее щедро одаривала свекровь. Особенно теперь, когда у нее под сердцем рос предположительно родной внук или внучка четы Веларионов. А не бастард, которого в отличии от сына и мужа та никогда бы так и не приняла. — Знание корней — это важно, — согласился лорд Ларис, и наклонился, чтобы вдохнуть аромат цветка. — Но знания того, что происходит вокруг не менее важно, вы так не думаете? Он пронзил ее проницательным взглядом, и если бы Рейнира была понаивнее, то могла бы решить, что тот знает о ней какой-то секрет. Впрочем, она не боялась. Нет, у нее были тайны, как и у всех. Большие и маленькие. Но те, что могли по-настоящему ее сгубить, или повредить ее репутацию, были только между Рейнирой и Старыми богами, которые уж точно ее не выдадут, поэтому да, она его не боялась. — Вы правы, лорд Ларис, — спокойно ответила она, сложив руки на животе. — Знания прошлого даруют нам землю, где мы можем укрепится и расти, а знания того, что вокруг происходит, подобны погодным условиям, под которыми мы можем как процветать, так и… сгореть. Лорд Ларис чуть заметно ухмыльнулся и вскинул голову. — Сегодня отличная погода, моя принцесса, — невпопад сказа он, сильнее оперевшись на трость. — А ваш царственный отец не покидает своих палат. Слышал ему вновь нездоровится. Королева так переживает. Даже сама, как я слышал, слегла. Рейнира нахмурилась. Да, она заметила, что последние время отец как-то замкнулся в себе. Сначала она это не заметила, если быть честной. Они вроде общались почти каждый день, порой летали вместе, посещали лордов и все прочее. Но потом Рейнира заметила, что постепенно он стал все меньше улыбаться, особенно, когда видел ее и отчего-то стал прятать глаза. Она даже успела испугаться, думая, что его болезнь вернулась. Но целитель Селинарис уверял ее, что с ним все хорошо. Его настойки и мази действуют исправно, и, если короля что и тревожило, так это недуги душевные, а не физические. Тогда она решила, что отец просто затосковал по ее матери. Именины Эйммы Аррен были бы в позапрошлом месяце, и факт того, что той, что должна была их праздновать: пить, танцевать и веселится, не было больше в живых вгонял в тоску всех тех, кто знал ее матушку при жизни. А особенно отца. Но отчего Рейнира была уверена, что лорд Ларис имел ввиду что-то совсем другое. А еще это многозначительное упоминание королевы… Королевы, которую отец отлучил от королевского ложа, и чье присутствие игнорировал с того мига, как родилась Хелейна, а Рейнира рассказала ему о том, что с ней случилось в Королевском лесу. Королевы, которая впрямь последние дни не попадалась ей на глаза и о ком, стыдно сказать, Рейнира даже ненадолго забыла, погрязнув в своих личных переживаниях и обязанностях. — С моим отцом все хорошо, не тревожьтесь, милорд, — спокойно сказала Рейнира с милой улыбкой на устах, а потом прищурилась, и притворно-обеспокоенно добавила: — А королева… С чего вы решили, что она тревожится? И что ей нездоровится? Лорд Ларис неуклюже переступил с ноги на ноги, и будто бы смущенно произнес: — Извините, моя принцесса. Я думал, что вы слышали, что королева Алисента пару дней назад почувствовала себя плохо, и что сегодня днем ее посетил великий мейстер. Рейнира не знала почему, но ее вдруг пронзило дурное предчувствие. Пугающие и ужасное. Будто случилось нечто непоправимое, как ураган, сносящий все на своем пути и которые невозможно было остановить. Узреть на горизонте, но не остановить. Более того, теперь, когда ее явно рассеянное внимание было привлечено к тому, что она по глупости пропустила мимо носа, Рейнира была почти уверена в том, что именно случилось и с отцом, и с ее бывшей наперсницей. — Как… печально это слышать, — наконец сказала она, смотря куда угодно, кроме лорда Лариса. — Пожалуй, мне стоит ее навестить. Всего хорошего, милорд. Рейнира заторможенно кивнула головой младшему Стронгу, тем самым молча прощаясь и давая понять, что беседа окончена, и направилась в замок. Она наивно молилась, что ошиблась в своих предположениях и ее многообещающий только начавший выстраиваться мирок вот-вот не рухнет ей по ноги. Горячо молилась. Неистово. Но где-то глубоко внутри Рейнира знала, что боги сегодня будут глухи к ее мольбам. Может потому, что в Королевской гавани и впрямь царили Семеро, а Старые боги, те самые, в которых Рейнира теперь верила куда больше, чем в существование всех остальных, ее просто не слышали. А может просто есть вещи, которые не могла изменить даже она со всеми дарованными ее знаниями. Например, Рейнира не могла отменить смерть тех, кому суждено было умереть. И не могла отменить рождение тех, кому суждено было родится.