Проклятие

— Чёрт! — Я грохнулась с кровати и долбанулась копчиком о пол. Мерзкий звук телефонного звонка, разбудивший меня, разносился по комнате. Кряхтя и матерясь, я добралась до телефона и ответила на звонок, стараясь не зевать. — Алло? — Цветочек! — Убью эту громкую связь когда-нибудь! — Доброе утро, радость моя! — Очень, учитывая мой травмированный копчик. Хотя, по сравнению с клюквенным морсом в прошлую субботу, это почти победа. Я протёрла сонные глаза. Шесть утра. Какого лешего моё чудо выскакивает в такое время? Ах да, ебанная разница во времени! — Ты так долго молчишь, что я начинаю волноваться, не ударило ли тебе креветкой в мозг, — пробормотали в трубке. — Или... Ох, черт, я тебя разбудил? — Не совсем, я почти не спала, — хриплым от сна голосом отозвалась я, поднимаясь с пола и потирая рукой задницу. — Тогда я очень рад, — раздалось из телефона. — Муркускус далеко? Я перевела взгляд на настенные черные часы, висевшие над кроватью: 6.05. По времени Маркуса где-то семь, мозг с утра соображал медленно. — Десятый сон видит ещё, — ответила я. — Наверное. Он, конечно, и в четыре утра спрыгнуть с кровати, но не такой дурак, чтоб вставать в семь в выходной. Из трубки послышалось сопение. Похоже, насморк пока не вылечился. — Хорошо, — отозвался телефон. — Передай, что у меня для него охуенные новости! Я тяжело вздохнула, поёрзав по полу, и уселась поудобнее. Даже любопытно, что за новости. Сдохла креветка? Чёртова бывшая географичка сбросилась с окна? Букву «ё» вспомнили? — Что за новости? — деловито поинтересовалась я, шаря рукой по тумбочке в поисках очков. — Креветка откинулась с миром и ты станцевал румбу на её останках? — На том конце провода послышался хохот. — Хорош! Очень хорош, но мимо. Если б Креветка скончалась, я б, как Пушкин, стихами заговорил и сочинил поэму о её прекрасной смерти. — Ага. Поэму под названием «Побеждённая магией одуванчиков. Можно ещё «Не элегантна, как рояль в кустах». Моё чудо практически давилось смехом. — Ха-ха-ха, цветочек, если ты продолжишь, то вы с Муркускусом не услышите моих новостей. Итак, я надеюсь ты не стоишь? Лучше сядь, новость в буквальном смысле сногсшибательная. — У тебя все новости такие. — Я бросила взгляд на развороченный чемодан и засохший на нем огрызок яблока. И чёрт с ним, Сиэтл никуда не денется. — Хорош! — рассмеялся чудо и наконец выдал. — Я еду в Сиэтл! Передай это за меня Муркускусу. — Вот от этого известия я подпрыгнула и треснулась головой о висевшую над кроватью полку. — Ядрен батон, Аро! Мой ахуй в трихуе! — Я потерла рукой ушибленное место. Рубанул с плеча. Между прочим, наша крохотная компашка давно грезила перебраться в этот крупный американский город, где Виктория когда-то создала армию для нападения на кирпичномордую любительницу Эдиков. — Цветочек, ты там так сосредоточенно пыхтишь, словно превратился в креветку, рожающую особо умную мысль, — послышалось из трубки. — Нет, я просто в трихуе, с того, что ты сможешь с нами. Когда летишь? — повисла пауза, точно Аро решил меня добить. — Завтра. — Ебать, занавес!

***

Я забралась с ногами в кресло темно-зеленого цвета, такого же, как слизеринский плащ у меня в шкафу, и легонько постучала по клавишам ноутбука. Он тихо зашуршал, экран загорелся желтым, аки жженый сахар, цветом. Я ткнула в значок Телеграма, и дважды щёлкнула мышью, дожидаясь того, пока ноут соизволит передать мое послание адресату. Ага, разбежался. Сердито барабаня пальцами левой руки по столу, я нажала на иконку звонка. Послышались гудки. Через пару секунд приняли вызов. Ха, только и ждал моего звонка. — Я всё отредактировала и посты, м.. — прохрипели там. — С добрым утром, жабка, новости шикарные прискакали. К моему большому сожалению, это не смерть креветки. — Любовь зла, полюбишь и козла, как говорится! Ну вот любит она эту умственно отсталую, ничего не попишешь! Не скотчем же креветку обмотать да, ленточкой обвязав, отдать в руки Муркускуса со словами: «Держи и не благодари!». Спасибо, мы с Аро, этот ужас ловить не намерены, руки белые, кожа чистая, нежная, запачкаемся. — Что за новости? — Муркускус на заднем плане скрипнул ножкой кровати. — Аро едет в Сиэтл! — взвизгнула я и, не выдержав, радостно закружилась по комнате, снося всё на своём пути.

***

Крепко зажав ручку чемодана, я лавировала между людьми, толкая их локтями. Что поделать, несмотря на хрупкое телосложение, грацию я имела такую же, как у Изабеллы Свон или же, проще говоря, я как корова на льду. Чемодан противно скрежетал по полу, тогда кая я, пытаясь не упасть в лужу пролитого кем-то молочного коктейля с клубникой. М-да, ежели бы сие непотребство узрел Аро, то потребовал бы, чтоб этот человек вылизал пол языком. Как чудесно, что я не Аро... Я выбралась из потока людей и, борясь со стремлением шлёпнуться в зале ожидания на ближайший стул и отключиться эдак на столетие, достигла автоматов с напитками и остановилась, давая себе перевести дух. В воздухе воняло едким средством (почти наверняка хлорка) и ещё почему-то отвратительными духами с цитрусом, миндалём и...  Фу, чем-то очень похожим на запах бензина. Обычно все перечисленное за исключением топлива) доставляло мне удовльствие, но усталый от перелётов мозг, перегруженный огромным количеством новой информации смешивал это в одну кучу, в резльтате чего получилась дикая какофония, что я ощутила непреодолимое желание проблеваться в туалете. И тут я в кого-то врезалась. Я встала с пола, куда «благополучно» приземлилась попой и тут же заметила бледную, немного жилистую руку с несколькими синяками. Ага, я узнала обладателя. — Етитская богомышь,  прости, я совсем по сторонам не смотрю, — прощебетал знакомый голос. Лизка Ратникова, по прозвищу Муркускус, протянула мне руку. — Ничего, природа нас глазами на затылке не одарила,  — буркнула я, поднимаясь и отряхиваясь. Вероятно, я бы обрадовалась подруге, если бы не идиотский перелёт и полное изнеможение души и тела. Да и вообще, не тянуло меня обниматься с Муркускусом, вот хоть убейте. Не знаю, по какой причине. — А Арушка где? — робко подала голос Лиза, осознав, что в помощи я не нуждаюсь. — Я в ответ фыркнула. — В карманах не ношу, — сердито отозвалась я. Я не отличалась вежливостью после перелётов. — Ну, может... — Муркускус замялся. А, вот он! — Я повернулась и застыла. Вот он, мой единственный и неповторимый Себастьян Ле Селье, он же Аро Вольтури, он же чудо чудное. Он шествовал к нам спокойно, размеренно и уверенно. Походкой льва, пересёкшего порог храма, полного агнцев. Его тёмные, почти чёрные волосы, его бархатная, мягкая кожа с равномерным и нежным загаром, эти разные глаза — один жёлтый, точно одуванчики, а второй голубой, как морские глубины в жаркой Черногории... Чёрт! Я почувствовала, как краснею, и мысленно влепила себе заьрещину. Вот угораздило меня в него влюбиться! Почему не Муркускус? Потому что у него кожа бледная, хилая, болезненная, а у Аро ровный и красивый загар цвета молочного шоколада. Потому что у Муркускуса волосы короткие, соломенные и русые, а у Аро густые, тёмные, как дорогое эбеновое дерево или бельгийский чёрный шоколад. Потому что глаза у Муркускуса тёмно-серые, словно грозовые тучи, а у Аро яркие, разные, цепляющие, блестящие и такие здоровые. Потому что Муркускус смахивает на пылинку, и к нему вообще страшно подходить — того и гляди сдует, а к Аро манит прижаться и не отпускать никогда. И потому что Муркускус девушка, а Аро парень! Безумно сексуальный парень. Чёрт.... Он чёрт. Аро уже нарисовался перед нами. Боже, как я счастлива, что в нашем мире нет телепатов, а то услышит, как я его расхваливаю, и пошлёт меня наху... К чёрту. Этого мне не надо. Я улыбнулась и, подпрыгнув, прислонилась к лучшему другу. У нас с ним такой ритуал есть — обнимашки. — День добрый, — промолвил Аро, прижимая меня к себе, в то время как я с упоением вдыхала его неповторимый аромат снега и апельсинов. — Привет, — поздоровался Муркускус, даже не пробуя приблизиться и позволяя нам с Аро вдоволь наобниматься. Аро улыбнулся и перевёл взгляд игривых глаз на меня. О господи, принесите нашатырь, я готова потерять сознание! Он такой милый, такой уверенный, такой родной, такой... Идеальный. Я не в силах отыскать в нём ни единого изъяна, не считая вредности, которую я приравниваю больше к достоинствам. — Как настроение, цветочек? — промурлыкал парень, не сводя с меня глаз. — С появлением в моей жизни тебя и магии одуванчиков оно улучшилось, — неожиданно призналась я, отчего Аро заразительно засмеялся. От его лучезарного смеха, звонкого и нежного голоса я не сумела сдержать улыбку. — Как долетели? — Парень стряхнул с лица выбившиеся пряди. Я взглядом проводила это привычное для него движение. — Ты бледноват, цветочек. — Он по прежнему взирал на меня влюблённым взглядом. — Вы с Маркусом в курсе, я на дух не переношу перелёты. — Я с отвращением вспомнила гул в ушах, тряску и холодок по всему телу при взлёте. Ужас! Я всецело ненавидела самолёты и высоту. Не догадываюсь, с чем это связано, однако всякий раз при взгляде на «железного» коня у меня тут же тряслись поджилки и подкашивались ноги. Про полёт я вообще молчу. В течение любого перелёта я сидела, вжимаясь в кресло, по самые уши напичканная всевозможными успокоительными средствами, и вздрагивала от каждого шороха и движения. Аро улыбнулся, вследствие чего я чуть не растаяла, уподобляясь мороженому на солнце. Он вообще напоминал мне зимний день за городом — такой же невъебенный и пахнущий морозной свежестью, апельсинами, снегом и лесом. Вот бы зарыться в него как в просторное пуховое одеяло и... Я почти чувствовала тепло его тела. Чёрт! Наверняка покраснела опять! Тьфу! — Чтобы нарушить это траурное молчание по твоим сожженным в неравной борьбе с самолётом и высотой нервным клеткам, предлагаю отметить собрание нашей троицы в какой-то кафешке, и не в той, где продают креветок. — Аро пощелкал перед моим носом пальцами правой руки. Муркускус кивнул и, перехватил поудобнее ручку чемодана, покатил его рядом с собой. Он не особо разговорчив, и всё же мы привыкли. Питерский аэропорт Пулково пестрил разнообразными кафешками, привлекая внимание сбежавшихся сюда туристов. Чего мы там только ни заметили: разноцветные забегаловки, начиная от «Креветочной тупости» и заканчивая «Приставучей географичкой», сотни кафе и ресторанов, вроде «Любви за Гранью», где и приютилась наша компания. Ресторан выделялся большой площадью и уютом. Внутри пахло имбирными пряниками кокосовым молоком и почему-то клубникой. На стены увесили разными картинами — судя по всему, итальянских мастеров (и что они забыли в Питере?), а у входа водрузили статую снежного барса. Величественный зверь, выполненный из прекрасного гладкого белого мрамора с пятнами из дымчатого кварца застыл в позе прыжка, и я почти видела, как эти темные глаза оживают, как в них разгорается разрушительный огонь жажды крови, как...  Я с размаху врезалась в спину Аро. — Святые прародители, цветочек! — Парень еле успел поймать мою летящую к полу тушку. — Если ты выходишь замуж за ламинат, могла бы и предупредить. Я хочу присутствовать при вашем бракосочетании, — рассмеялся парень, и Муркускус вместе с ним. Придурки! — Идите вы оба знаете куда? — проворчала я, сдувая с лица прядь. — Куда же? — обворожительно, аки Чеширский кот из «Алисы в стране чудес», улыбнулся чудо. Поганец. По-моему, он пронюхал, как именно нужно на меня смотреть, чтоб я через секунду смутилась. — Сам знаешь, — пробурчала я, раскрыв меню и загородившись им от друзей, как ширмой. Твою налево, я пылаю от стыда! — В паре магазинов от нас выставлено потрясающее вино... — пропел Аро. Нет, ну ёб твою мать! Опять? — И планировал его купить, да есть малюсенький шанс, что... — Хитрец деликатно улыбнулся, гипнотизируя взглядом читавшего меню Муркускуса. — Вдруг обнаружат, что мне не восемнадцать. Не хотелось бы занять позицию креветки в данном плане, нам предстоит лететь. — Муркускус покорно покинул свой стул. — Понял, принял, сейчас куплю. — Он перекинул через плечо объёмную тёмно-коричневую сумку. — Мне борщ закажите, — бросил он через плечо и поплёлся к двери. Стоп, он, что, посмеивался? До меня лишь секунду спустя допёрло, что я торчу с Аро, в мать вашу, полупустом кафе, и этот русоволосый паршивец Муркускус ещё и свинтил, оставив нас одних! Ну козлина! Только вернись, я тебя в тарелке с борщом утоплю! Прямиком к Марго своей отправишься в сумочке, которая тебе гробом послужит, подлец! Потребность стечь под стол и трансформироваться в кусок ламината многократно усилилась. Между тем к нам приблизился молоденький официант — светловолосый юноша с карими глазами — и застенчиво улыбнулся мне. Я наградила его ответной улыбкой. Не присутствуй в моей жизни Аро, я бы, может, и пообщалась с ним и на свидание сходила, если бы позвал. И тем не менее моё девичье сердце целиком подчинено разноглазому парню с тёмными, как горький шоколад, волосами, который в данный момент сверлил «олененка» гневным взором. Что с ним? Как правило, Аро несколько приветливее... Перелёт вымотал? — Нам, пожалуйста, три борща и... У вас есть соки? — После самолёта мне требовалась либо доза кофе, либо сок для восстановления энергии. Не хватало ещё задремать на плече чуда в зале ожидания. А если всё-таки усну? Не прельщает, он и без того настолько охуенный, что мне неловко. — Соки в наличии... — бодро затараторила пародия на Беллу Свон. — Вы хотите свежевыжатый или нет? У нас широкий ассортимент... Например, клубничный, апельсиновый, грейп... — Клубничный, — сухо изрёк Аро. И что же его так взбесило? Я искренне не понимала, с какого перепугу он так себя ведёт. Чудо, невзирая на колкость ко всему миру, обычно славился вежливостью, если, разумеется, не раздраконить, в таком случае извините... Полетят клочки по закоулочкам. — А даме? — Пожалуй, мальчик-зайчик не подозревал, во что вляпался, потопав к нашему столику. Взгляд Аро не сулил официанту здравия и долголенствия. Что ж, земля тебе клубникой, несчастный. — Даме апельсиновый сок... — Я предпочла остановить этот поток треша и вмешаться. — И ещё, пожалуйста, грейпфрутовый. — Он кивнул и быстренько скрылся с меню. Аро полыхал, аки забытое на плите клубничное варенье. — Что на тебя нашло? — тихо спросила я. — Мальчик ничего не сделал, чтоб на него так взъесться. — Аро улыбнулся почти ласково. Ага, как акула. — Это пока ничего не сделал. — Он отвернулся в сторону вывески. — «Любовь за гранью» — достаточно поэтично. Полагаю, если бы я трудился над книгой, то назвал бы её именно так. — Охеренная тема для разговора. Сама беспалевность. Я не придиралась, ибо это не моё дело. Тем временем пришкандыбал Муркускус, сама грация и ловкость в одном флаконе. Ладно, шучу, просто его походка отдалённо напоминала утиную. Муркускус рухнул на стул с таким видом, будто находился в ахере с того, что мы свободны. Что, по его логике, между нами должно происходить? Челлендж «Засоси друг друга до посинения»? Я, конечно, же не против, а вот что думает Аро? Воцарилось неловкое молчание, на протяжении которого я потягивала свой апельсиновый сок, опасаясь взглянуть на чудо. И ради чего я вступилась за глупого официанта? Он же совершенно обычный, бледный, как поганка, и нудный! Я зачерпнула ложкой борща и, поднеся ко рту, проглотила содержимое, принявшись рассматривать посетителей ресторана, в основном парней. Все они представали какими-то блёклыми, несмотря на то, что каждый уникален. Если честно, сравнивать Аро и этих парней — тупейшая затея. Всё равно что отождествлять сорняки с великолепным ирисом. Бр-р! Я шлёпнула ложкой по тарелке, в связи с чем от стен отразился звон. С каких пор у меня на уме постоянно Аро? — Заведение отличное, а вот работники явно вылезли из креветочной задницы. Аро поднялся, пока мы с Муркускусом копались в наших сумках в поисках кошельков. — Не надо, — попросил чудо. — Сам оплачу. — Он легко миновал столики и скрылся в противоположном конце зала. Ох, остановите планету! Ну почему он так сексуально двигается? Муркускус кашлянул первый раз. Я не обратила на это внимания. Сие утинообразное создание регулярно заболевало, и мы не удивлялись этому. Муркускус кашлянул второй раз. Подавился, что ли? Интересно чем именно: соком или супом? Муркускус кашлянул в третий раз. Я не выдержала и предложила: — Может, дойдём до аптеки, купим тебе средство от кашля? — Муркускус закатил глаза. — Да я не... Слушай, а у вас с Аро что-то двигается? Ну, может... — Ой, а чего это так захотелось его по бошке-то треснуть? А, да, у нас же тут дебил, а мне дебилов всегда треснуть охота. — Как может ну хоть что-то двигаться, помимо моей самооценки, которая падает все ниже с каждым днём, когда он не замечает меня? — с горечью спросила я. Муркускус выдохнул. — А ты не думала ему, ну... Признаться? — полюбопытствовал он. Я аж со стула брякнулась. Видимо, Муркускус снова пьян. Ну или переобщался с креветкой. В очередной раз. — Нет, не думала. Наверное, у него кто-то есть... Он же такой красивый, сексуальный, модный, а голос... — Я испытывала непреодолимую тягу провалиться сквозь этот пол от сладкого стыда, опутывавшего моё тело. Муркускус только глаза закатил. Глазной тик? В таком положении нас и застал чудо. Меня валявшуюся на полу и бормотавшую всякую чушь, и Муркускуса, закатившего глаза. М-да, он определённо счёл, что я рехнулась.

***

В аптеку мы всё же заглянули, поскольку Муркускус, шагая рядом с Аро, корчил такие рожи, благодаря которым складывалось впечатление, что он страдает запором или чем-то похуже, так что мы с Аро сговорились купить слабительное, которое чудо подсыпал в его грейпфрутовый сок. В итоге средство возымело эффект, и Муркускус поставил рекорд по бегу с препятствиями до унитаза. Вряд ли ему понравилось — во всяком случае к нам он возращался крайне хмурым. Мы разместились в зале ожидания, громадном, холодном и тёмномс как чей-то подвал для свежевания географичек, как выразился Аро. Это место продувалось всеми ветрами аэропорта, а носившийся вперёд-назад Муркускус не добавлял покоя, так что про сон мне пришлось забыть. Я свернулась клубком на сиденье и прикрыла глаза в неуютной и отвратительной обстановке; стёкла лизал дождь. Реально ли взлеть при таких условиях? Неплохо бы уточнить у Аро: он разбирался в таких вещах, насколько я помнила. В очередной раз вернувшийся из места для одаренных философов злым словно волкодав на цепи, Муркускус угрюмо на меня смотрел. Опять недоволен. — Во сколько у нас посадка? — Я зевнула и чуть не вывихнула себе челюсть, продемонстрировав всему свету по секрету зубную формулу. — Только утром, скорее всего. — Аро повернулся ко мне; свет тусклых ламп мелькал в его волосах симпатичными жёлтыми искорками. — Наверняка время вылета укажут на табло за час до посадки. Вот тогда и узнаем, какой у нас выход. — Аро сверкнул в темноте своими охуенными глазами, в которых чуть заметно теплилось сочувствие. — Иди сюда, цветочек, а то даже смотреть на тебя жалко. Тебя как будто с утра накрыло креветочной волной. — Остроумно, — проворчала я, садясь, мигом прижимаясь к теплой груди чуда и захлёбываясь в неебической волне эйфории и тепла, нахлынувшей на меня, стоило ему укутать меня в собственную кофту. Твою мать, тут удобнее, чем в кровати! Кофта отдавала морозной свежестью, а от самого чуда слегка пахло клубникой, сладким вареньем из какой то снежной сказки, которое поедаешь в мрачный зимний день... Наверное, невежливо на нем прикорнуть.

***

Колени чуда послужили роскошной постелью, кофта согревала, да и меня Аро не будил, и всё равно я ни хера не выспалась и плелась за Аро и Муркускусом подобно улитке. К слову, разноглазый плут ни на йоту соным не выглядел. У Муркускуса хоть какие-то признаки проявлялись, а у этого нет! Сука! Да как ему это удаётся? Я вынула маленькое зеркальце, продмеонстрировавшее мне бедлам из белых, как молоко, волос, бледное лицо и круглые зелёные глаза. Зашибись! И с этим чудовищем Аро куковал на соседнем сидении? Блять, это жесть! Я с отвращением посмотрела в зеркальце и вздохнула. Придётся весь полет бесконечно прихорашиваться. Логично, учитывая то, сколько мы тут маринуемся. Сперва нам троим понадобилось прилететь в Питер, так как никто из нас здесь не квартировал. А я и вовсе с другой страны добиралась. Наш вылет отложили по вине мерзопакостной погоды (я, блять, жопой чуяла, что влипнем!), и мы, закинув свои чемоданы в камеру хранения багажа предпочли пошататься по городу. Жители на полную катушку отмечали Хеллоуин, известный так же в качестве кануна Дня всех святых. Англичане и американцы, насколько я знала, помешаны на этом празднике, поэтому в Лондоне всё восхитительно украсили. Вот только я ошиблась. Не просто восхитительно... А охуенно. Мы, порядком ошалевшие от перелётов, однозначно не ожидали созерцать сию картину! На пути попадались и двухметровые скелеты, прикорнувшие возле памятников, и здоровенные рыжие тыквы с жуткими рожами, одна из которых здорово напугала Муркускуса, и он потом подступить к ним боялся. Маячили перед нами летучие мыши, горящие глаза на деревьях, чёрные нарисованные кошки, ведьмы и вампиры глазели на нас с вывесок, Биг Бен и вовсе обмотали чем-то белым, словно гигантская мумия, а по ней вниз свисал здоровенный металлический паук из чего-то чёрного. А сколько на улицах сновало наряженных людей! У меня вскоре разбежались глаза. Мы повстречали призраков, зомби, мумий, скелетов, оборотней, вампиров, инопланетян, ведьмаков и ведьм, лесных эльфов демонов и мальчишку лет семнадцати, изображавшего ангела и привлекавшему девчонок. Увидев это «обворожительное» нечто, я чуть за сердце не схватилась. Тошнотворный тип. Кило сахара и варенье сверху, облитое мёдом. Фу! Мы тоже расфуфырились. Я изображала лесного эльфа, купив себе эльфийские уши, а Муркускус — чёрта, что ему ничуть не шло. Аро же, заявив, что магия одуванчиков прибавляет ему сескуальности на двести процентов (с чем я соглашалась на сто из ста) напялил на себя мантию 18 века, копируя вампира. Маскарад протекал фантастически, шумно, интересно и ярко! На главной площади пристроились десятки палаток с необычными сладостями наподобие желейных мозгов, шоколадных печенек в виде графа Дракулы и леденцов из прозрачной карамели в форме приведений. Больше всего мне, в свою очередь, запомнились розовые, как мясо, креветки, с тёмными глазами, которым приятно выкручивать вафельные шеи, которые крепились к мягкой плоти, изготовленной, по предположениям Муркускуса, из сахарной ваты. Как же отрадно вгрызться в шею креветки! Пусть даже искусственной. Мы пробирались через толпу, изучая людей и здания при параде. Во рту у меня господствовал сладкий привкус, голова кружилась от выпитого алкоголя. Аро, чуть подскальзываясь, брёл рядом; его тоже слегка вело от вина, пива и ещё бог знает чего, что мы с ним на пару употребили. Самым трезвым из нас оставался Муркускус, который отныне не доверял нам после отменной шутки. Со дворов несло краской на деревьях, кустах и стенах, а ещё я чересчур умоталась от перелёта и грандиозного торжества, и, вопреки всему, алкоголь сыграл свою роль, облегчив мне жизнь. — Я бабочка! Бабочка! — Муркускус вытаращился на меня так, будто я объявила о свадьбе с креветкой. Я наплевала на это, ведь чувствовала себя легче пёрышка. О боги, и чего я не пила доселе? У Аро алкоголь немного погодя выветрился. Ступал он прямо, от бедра и волок моё пьяное тело по направлению магазина с сувенирами, который мы приметили по дороге на праздник. Я приобрела одну из охуенных чёрных крыс и обозвала Географичкой, что не слишком импонировало Аро. Ещё я купила игрушку — пушистого чёрного кота, наречённого Азязей и чёрного паука Креветоча, который до трясучки шокировал Муркускуса, едва я тайком сунула сюрприз ему в волосы. Себастьяну почему-то приглянулся наряд дохлой невесты, и я не упустила шанса похихикать над ним, объявив, что на талии не сойдётся. Гад выплыл из примерочной в этом гребанном платье, которое идеально на него влезло! В результате охуела продавщица, протрезвела я, а Муркускус заработал нервный тик. Наш дерганный товарищ, необходимо упомянуть, прикупил себе упаковку перечных чёртиков из Гарри Поттера со словами о том, что мы ужасные чудовища. Чертики были очень острые, я изумлялась тому, как Муркускус не прожег себе язык. Наверное, немного прожег, так как помчался, аки безумец, к полкам с напитками и опустошил две бутылки с какой-то жуткой жижей, благо, оплатив выхлебанное (продавщица и так сверлила нас взглядом) . Наблюдая за друзьями, которые баловались, я сместила фокус вниманич на миниатюрную дощечку, притулившуюся на подоконнике. Я осторожно потрогала её подушечками пальцев, которые опознали гладкое, твердое и немного тёплое дерево, как если бы его прежде много кто касался. Я стопудово наткнулась на доску для вызова духов, только чрезмерно изящную. — Цветочек, у тебя не особо здоровая любовь к дереву. Может, в прошлой жизни ты была деревом? — Она красивая, — насупилась я и двинулась к разом побелевшей продавщице. Переклинило? Она уставилась на меня так, будто я кобру в руках держу. Бедная тётка от страха шептала под нос какую-то муть. Из кавардака слов я разобрала всего два: «несчастье» и «не брать». Да и те звучали как-то глухо. В такие вещи я никогда не верила, к тому же алкоголь в голове затмевал прочие мысли. Я оплатила доску для вызова духов, забрала остальные покупки и вышла из магазина.

***

В самолёте я чувствовала себя скверно. Голова у меня раскалывалась дико, вдобавок я просто мечтала выбраться из отсюда и обрести почву под ногами. С каждым подозрительным шорохом я крепче стискивала руку развалившегося рядом чуда. Ни спасали ни таблетка от головной боли, ни успокоительные, ни плюшевый Азязя на коленях. В самолете холодно, душно, шумно и неуютно, и это не давало моему утомленному праздником и перелётом мозгу нормально отдохнуть. — Цветочек, ты вздрагиваешь от каждого звука. Мне, безусловно, лестно, что ты держишь мою руку, но давай лучше пообщаемся с духами при помощи той доски? — Вы что?! — взвился Муркускус. — Сегодня же Хеллоуин. Сегодня нельзя ни вызывать, ни гадать. Будут преследовать несчастья! Аро громко фыркнул. — Детские сказки, — парировал чудо и достал мою доску.

***

— Духи, вы здесь? — уже без всякой надежды окликнула я. За окном заявила права на трое поздняя ночь, а мы с Аро и Муркускусом, как три дурака, вызывали духов в самолёте. Внезапно мою руку что-то потянуло к доске. Розыгрыш Аро, что ли? — Чудо, если это твой пранк, я тебя прибью! — Это не я, — оспорил Аро с короткой усмешкой, но в его разноцветных глазах плескалось недоумение. — Это магия одуванчиков. — Ну тебя в пень, — пробормотала я. Руку тянуло к букве «П». — Муркускус, запиши, — скомандовал чудо, тщательно наблюдая за моими руками, ползавшими по доске. Муркускус послушно раскрыл свой блокнот, в котором до того что-то фиксировал и вывел на листке ручкой немного кривую букву «П». — Теперь «е», — оповестила я. — О, ещё буквы «р» и повторно «е». — Муркускус шуршал бумагой, под диктовку все записывая. — Теперь «с» и дальше буквы «и», «а» и снова «т», а следом мягкий знак. — Мы с чудом дружно воззрились на слово в блокноте Муркускуса. «Перестать». — Бред сивой кобылы, — пробубнил Аро. — Ну, что ещё предскажет этот кусок дерьма? — Доска показала ещё два слова: «Падение» и «Перемещение». Правило трёх «п» что-ли? — И что это значит? — произнесла я, ошеломленная таким поворотом событий. Аро расхохотался. — Знаешь, цветочек, я сейчас заколдую эту доску магией одуванчиков. Хочешь покажу? — Я с любопытством посмотрела на него. Аро сложил руки в виде треугольника и, опустив их на доску для вызова, провещал: — Пора прекратить пиздеть. — Через пару секунд ладони убрались. — Все, духи нам больше ничего не скажут, я и без доски это знаю. Аро оказался прав, духи общаться не захотели, и я упаковала бесполезную доску в рюкзак. На душе разливалось спокойствии и умиротворение, будто чудо одним движением руки прогнал все мои страхи. К самолёту я привыкла и впредь не испытывала ни страха, ни холода. Меня клонило в сон. Впервые за долгое время я, не страшась высоты, выглянула в окно. Среди мрачных грозовых туч метались ослепительные молнии. А можно ли лететь в грозу? Надо не забыть в который раз узнать у Аро, такого близкого, родного, тёплого, охуенного.... Вот я и оккупировала его плечо. За окном чертили зигзаги молнии.