Живот и его необычные особенности

Сатору уже давно заметил, что он очень липучий после секса. Не липкий, а именно липучий. Как самая настоящая липучка. Липучий не в том смысле, что становится грязным от пота и спермы, потому что обычно после секса с ним действительно много спермы, ибо он шикарен в постели, а в том самом, что очень сильно хочет обнимать и целовать своего партнёра, чтобы понежить его немного посильнее и побольше, потому что ну вот хочется ему уделить внимание ласке, и всё тут. К его величайшему сожалению, после секса люди обычно хотят стать поскорее чистыми, а не обниматься. Не то чтобы он прям жить без этого не мог. Однако чувствовать себя из-за этого слегка грустным было вполне нормально, так что на реакцию Мегуми отреагировал так же привычно, как и всегда. Занялся другими делами, чтобы деть куда-то неуёмную энергию. То есть взял полотенце, включил воду, чтобы набрать ванну, подготовил место для душа, чтобы первым делом очистить тела; вошёл первым, потому что не был уверен в том, как отреагирует Мегуми сейчас на совместный душ или ванну. Ванна, кстати, была набрана ещё перед самим актом. Просто нужно было добавить немного горячей воды, да и всё. — Мегуми! Ванна готова! — позвал он на всякий случай, беря мыло в душе. Мало ли Фушигуро хочет как можно скорее стать чистым, настолько поскорее, что даже совместное использование ванной комнаты для подростка не станет смущающим. Со стороны комнаты раздалось сонное мычание; пацан явно изо всех сил пытался не уснуть, когда ему очень, вот прям очень-очень этого хотелось. Сатору от этого было немного тепло на душе, а ещё он старался слишком сильно не ухмыляться, чтобы не дразнить стеснительную душу. Ну в самом деле, ну уснёт подросток, ну что с того? А вот поди ж ты — гордость не давала! Впрочем, заставлять кого-то что-то делать он не планировал, так что ничего не сказал. Когда Мегуми вошёл в ванную комнату, даже вежливо старался не смотреть на чужое голое тело, что теперь вместо него встало под душ, чуть покрутив кран, чтобы сделать воду потеплее. Сам тем временем вытерся полотенцем и, подумав, решил предоставить уединение, чтобы они оба могли собраться с мыслями. — Постарайся не уснуть в ванне! — улыбнулся он напоследок, чувствуя, как в его сторону мгновенно направили недовольный взгляд, после чего направился в комнату, где достал телефон. — Ну, посмотрим, что тут новенького. Особо нового ничего не было. Да и что могло случиться за три часа? До этого он пребывал на связи в прежнем режиме, поэтому никаких слишком срочных миссий с проклятиями особого уровня, с которыми может справить он и только он, не пришло. От директора и Сёко не было никаких новостей, а вот Юта написал, спрашивая о самочувствии, и намекнул на старейшин, которые снова вызвали его. То есть вызвали уже второй раз. Первый был после прибытия Оккоцу в Японию, где тот должен был «отчитаться» о своих «миссиях» за пределами страны. Годжо сделал мысленную пометку навестить Юту попозже и узнать, чего именно хотели ископаемые. В любом случае ничего хорошего от этого ждать не стоило, и именно поэтому он не хотел звонить и прямо сейчас спрашивать. Неудивительно и то, что вызвали Юту они сегодня. Именно тогда, когда сам Сатору сказал всем, что они с Мегуми будут заняты часов на десять, разбираясь с мутацией, а следовательно не смог бы присутствовать на внезапном срочном собрании старпёров. Из-за чего в случае чрезвычайной ситуации приказал обращаться к другому доступному магу особого уровня. Единственному другому магу особого уровня. А они не упустили возможность воспользоваться шансом повлиять на Оккоцу. Сатору подавил усталый вздох, порадовался, что ничего губительно для мира за три часа не случилось (казалось, что всегда, когда он уделяет самому себе совсем немного времени, непременно что-то происходит, и чаще всего что-то, что губит весь мир разом), сделал мысленную пометку спросить Юту о его самочувствии (пусть в Америке тот и был занят проклятиями особого уровня, но те проклятия больше смахивали на первый уровень проклятий в Японии; а теперь Юте приходилось подменять его из-за мутации, то есть брать проклятия особого уровня, именного японского особого уровня, что были на порядок сильнее, чем в любой другой части земного шара, и подросток тоже мог устать, и это тоже нужно было держать под контролем, чтобы не случилось «внезапного» выгорания на работе), а потом обратил внимание на ванную комнату. Мегуми почти что спал. Как бы он не утонул, захлебнувшись водой, а. Он невольно улыбнулся, расслабляясь. Не хотелось подсматривать за Мегуми слишком сильно, в конце концов, Сатору уважал уединение, но он просто не мог отключить собственное зрение, закрытые веки на таком малом расстоянии не помогут, а ещё чужое присутствие улавливалось не напрямую, а периферическим зрением, то есть он сделал буквально всё, что мог, кроме своего ухода, который буквально не смог бы помочь для чужого самочувствия. Особенно после случившегося. — Мегуми, ты спишь? — спросил он погромче. Подросток недовольно застонал и отрицательно качнул головой, прежде чем открыть глаза и ответить, сверля взглядом закрытую дверь, которая разделяла их двоих в разных комнатах. — Нет! Он явно догадывался, что Сатору его видит и именно поэтому спрашивает. Ну. С этим ничего не поделаешь, и они оба это понимали. Вместо ответа Сатору поспешил сменить постельное, оставляя грязную простынь у двери, чтобы разобраться с ней позже. Есть не хотелось, но он всё равно зашёл на кухню, чтобы налить воды в бутылку и принести её в комнату. Потом снова сел за телефон, разбираясь с тем, что происходило в его отсутствие. Не то чтобы много, но не хотелось бы упустить какую-нибудь деталь. Тот же Юджи спрашивал пару часов назад, как проходит его и Мегуми «тренировка». Учитывая тот факт, что и Сукуна, и Юджи были свидетелями не самых лучших, приличных сцен, Сатору на всякий случай ответил кучей смайлов и прислал одну из фоток Мегуми в тренировочном зале. Самую подходящую, где погода совпадала с той, что была сейчас за окном, и чтобы солнце было именно там, где оно находится сейчас. Эту картинку точно никто не видел, ведь она была одной из самых новых, тех, что Сатору сделал во время их семидневного перерыва. Они ведь не просто в квартире сидели, в самом деле. Не то чтобы это могло провести Короля Проклятий, но на Юджи и остальных вполне сработает. Сатору выпил где-то треть полуторалитровой бутылки, когда из ванной вышел наполовину одетый Мегуми. Нижнее бельё да футболка. Взгляд зелёных глаз сразу же прикипел к воде, так что Сатору легко отдал попить, отныне листая телефон чисто для вида. Глаза бегло пробежались по чужому телу. В принципе, ничего скандального в Мегуми не было. Он не вёл себя так, словно внезапно стал жалеть о своём решении — скорее всего, он слишком устал, чтобы прямо сейчас думать о таких вещах, как секс со своими учителем и тридцатилетним мужчиной одновременно, — и ничто в нём не говорило о какой-то сексуальной травме или о самом сексе. Ну, последнее явно было ложью. Красные губы намекали пусть и не о сексе, но о чём-то явно не совсем обычном делом. Чуть пухлые, всё ещё покрасневшие. Так и манили глаза прикипеть к ним, а потом потянуться и снова поцеловать. Особенно сильно это хотелось сделать именно сейчас. На нём было несколько засосов. Без зубов, красные пятна можно было бы спутать с лёгкими раздражениями кожи, если кто-то их увидит (но никто не увидит, потому что все они могли легко скрыться под одеждой. И сойдут они уже к вечеру, не оставив после себя ничего). Как и у всех подростков после «взрослых дел», в его теле стала появляться небольшая раскованность. Чуть меньше стеснительности по отношению к близости, к количеству одежды на теле, к тому же делению бутылки с водой — даже горлышко не протёр, инициируя через него совместный поцелуй. Это естественно, потому что ну какие могут быть рамки между людьми, которые только что тёрлись этими самыми телами? Границы были только в голове, но в подсознании, а теперь это стало таким тонким, словно и вовсе несуществующей вещью. И, самое главное, остатки проклятой энергии, которую необходимо было как можно скорее скинуть, чтобы скрыть главные следы. Их, конечно, сразу заметит не каждый, но если бы прямо сейчас зашли все люди из магического техникума, то этого не смог бы понять только Итадори Юджи и, возможно, Кугисаки Нобара. Первый по рассеянности и незнанию, вторая по неопытности. Может, кто из второгодок пропустит (та же Маки просто не увидит), так как они пока что ещё не интересовались такими взрослыми вещами, а если и интересовались, то старались делать это тогда, когда самого Сатору не было в пределах слышимости, чтобы рассказать поподробнее и дать им парочку советов. Возможно, ему стоило бы устроить урок о сексе? Магам они явно нужны, потому что маги не умеют прятать подобные следы так, чтобы их никто не видел. Не то чтобы Годжо не видел, а чтобы хотя бы другие не видели. — Ну как ты? — спросил Сатору, заканчивая мысленный список главных дел. — В порядке, — закатил глаза этот вредный подросток, явно раздражаясь от внезапного, хоть и предсказуемого внимания. Сатору хмыкнул, улыбаясь, но решил лишний раз сейчас Мегуми не дёргать. Вот отдохнёт, придёт в себя, а потом можно будет поговорить. О той же мутации, к примеру. И обо всём остальном. К счастью, копия молчала, прекрасно понимая собственную ненужность. — Ну? — спросил Мегуми, проявляя некоторую настырность в голосе. Явный намёк на то, что они сидят и молчат без дела. Годжо закатил глаза, но начал пробную лекцию. Честно говоря, все его лекции с Мегуми были пробниками, прежде чем они стали настоящими лекциями с остальными его студентами. Виной тому явно его слишком зрелый характер, потому что на остальных своих ровесников Мегуми походил слишком мало, а потому именно ему в первую очередь и нужно было обо всём говорить; говорить раньше, чем другим его ровесникам. Он ментально был сорокалетним стариком больше, чем этим самым стариком мог бы быть Сатору — что ментально, что физически, благодаря генам и собственной непревзойдённости. — Проклятая энергия повинуется нашим эмоциям. Когда маг испытывает страх, он выплёскивает её наружу для собственной защиты или атаки на врага, точно так же, как и во время любой другой жизненной активности, включая секс. Во время секса проклятая энергия выходит из тела и смешивается с проклятой энергией другого мага, тем самым они оба помечают друг друга. Это как два разных по цвету масла положить на сковороду и наблюдать за тем, как они тают и смешиваются. Чтобы убрать чужую проклятую энергию из своего внешнего фона, нужно выпустить собственную и рассеять чужую, будто бы защищаясь от слабой атаки проклятой техникой. Мегуми спокойно выслушал. Усталость, видимо, была настолько сильной, что он даже брови не нахмурил, как делал это обычно во время размышлений. Годжо первым сложил печать для концентрации, позволяя частицам проклятой энергии Мегуми отлететь в стороны и раствориться в окружающем пространстве. Тот, проследив за этим действием взглядом, последовал его примеру, выплёскивая собственную проклятую энергию и тем самым убирая прилипшие отпечатки Сатору из ауры. Сатору пристально осмотрел его с ног до головы, но результатом остался удовлетворён. В подобных тонких делах Мегуми всегда делал всё правильно, словно интуитивно. А вот что-то более объёмное вбить ему в голову не получалось, порой месяцами, из-за чего приходилось мериться упрямством. — Боишься, что кто-то узнает? — спросил внезапно подросток. Сатору замычал, пытаясь подобрать слова для ответа. — Я считаю, что мы оба достаточно разумны, чтобы решить все свои вопросы, не втягивая в это других людей, — сказал он первым делом. — А так как это наше дело, то знать им необязательно. И нежелательно, это да. Это так, если ты не спрашиваешь о том, волнуюсь ли я о законной стороне вопроса. Бровь Мегуми забавно изогнулась вместе с уголком губ. Ну, его веселье было понятно. В магическом мире Годжо Сатору, по сути, и есть закон. Узнай все, что он переспал с Мегуми, ну что они ему сделают? Они не могут его запереть где-нибудь, не могут убить, не могут наказать. По закону Сатору даже ничего страшного не сделал, потому что Мегуми уже шестнадцать лет и потому он может даже жениться, чтобы плодить собственных наследников. А возраст партнёра в данном случае никогда не имел значения, потому что политические браки между кланами — дело совершенно обыденное; ну, не последние десять лет и не открыто, но всё ещё обыденное. Единственное, что — он учитель Мегуми и это не совсем правильно, но здесь тоже всё прикрыто. С другой стороны, именно отношение к нему будет… другим. Если кто-нибудь узнает, что Сатору спит со своим учеником, более того, с Мегуми, то его хоть и не накажут, но… Но. От него как будто бы все друзья отрекутся. Наверное. Он точно не может сказать, но не то чтобы он был так сильно с кем-то близок? И не то чтобы внезапное осуждение стало бы незаслуженным. Ему тридцать, а Мегуми шестнадцать, и он учитель этого подростка, какими бы ни были их отношения за пределами техникума и учёбы. У каждого и без того были свои проблемы и дела, более важные, чем Годжо, но они, конечно же, тут же все обратят внимание, если он сделает что-то не так, просто чтобы ткнуть его в это носом. Все. Без исключений. А реакцию других своих учеников он даже представлять не хочет. Так что держать подобное в секрете, конечно же, предпочтительнее. Как будто бы грязная тайна, даже если это так и не так одновременно. Запутанно. И именно поэтому никого в это вовлекать не хочется. — Отношения между двумя людьми — это то, что делают два человека между собой, — продолжил он спустя пару секунд тишины. — Если бы было что-то предосудительное, то обращение к кому-то — это правильное действие, однако между нами не происходит ничего без согласия друг друга, верно? Мегуми кивнул. — А если тебе кажется или ты думаешь, что это происходит, то просто скажи, и мы поговорим об этом, — пожал Сатору плечами. — Только ты знаешь, что для тебя правильно, Мегуми, потому что это твоя жизнь и именно ты строишь отношения. Не один, но ты. Я, конечно, не хочу, чтобы ты шёл к кому-то, кроме меня, потому что тогда они узнают то, чего я не хочу, чтобы они знали, но я также понимаю, что в первую очередь ты будешь говорить именно со мной, потому что ты не особо открытый человек… Короче, если они узнают, то будут проблемы, но фактически мы не делаем ничего, за что могли бы получить осуждение. Помимо того, что это именно мы, но это не их дело, а наше. Подросток закатил глаза, но это было мягко. Они немного посидели в тишине. — А с чего вообще такие вопросы? — спросил Сатору, позволяя любопытству проявиться. — Это странно, — сказал Мегуми, протягивая слово, словно пробуя его на вкус. Потом посмотрел, словно подначивая Сатору что-то сказать в ответ, но что мог сказать Сатору? — Мне тоже это кажется странным, — сказал он, снова пожимая плечами. — Разница в возрасте и статусе делает вещи такими, но мы не должны позволить им это контролировать, окей? — Окей, — согласился Мегуми. — Но я всё ещё чувствую себя странно. Годжо привычно потрепал чёрные волосы. Те были мокрыми и чистыми, только что вымытыми, но хорошо просушены полотенцем. Честно говоря, ему хотелось ещё что-то сказать, но он понятия не имел, что нужно говорить в таких ситуациях. Мегуми был Мегуми, конечно, но также было вполне нормально, что они оба внезапно чувствовали себя странно, потому что всё и было странным. И никакие слова, наверное, не смогли бы так быстро это убрать. А если и были, то Сатору о них не знал. Что он мог сказать? Мегуми прекрасно знал, что они всегда могут поговорить о чём угодно, что Сатору его выслушает и постарается помочь — и внезапное изменение в их отношениях это не меняло, да и сказал он уже, что нужно будет просто поговорить, если что. О том, что будет, если кто-то узнает, они оба примерно догадывались. Не совсем уж идиоты, да и кто вообще тут сходит с ума от внезапных приливов гормонов? И, опять же, всё по согласию, но лишь возраст — даже не столько статус учителя, сколько именно возраст — делает всё странным. И, наверное, вопросы в стиле «боишься, что кто-то узнает?» вполне логичны. Наверное, нужно было просто время, чтобы в голове всё это улеглось. И не только у Мегуми, но и у него тоже. В конце концов, мысли и реальность — две разные вещи. — А ты? — спросил Сатору. Когда Мегуми непонимающе посмотрел в ответ, уточнил: — боишься, что кто-то узнает? Фушигуро смотрел растеряно. — Если кто-то узнает, то я без понятия, что буду делать, — сказал тот, вздыхая. — Я тоже, — фыркнул Сатору. — Не то чтобы я хотел бы кому-то об этом говорить. А ты? О, спрашиваю не для того, чтобы контролировать, кому и что ты говоришь, так, уточняю на всякий случай. — Фу, — сморщился тот, игнорируя последние слова. Предсказуемо. Мегуми о себе стал бы говорить только при смерти. А о сексе с ним, Годжо Сатору, явно будет молчать до гроба. Сатору хотел было ещё что-то сказать — или спросить — но не успел, потому что именно в этот момент зазвонил телефон. — Недолго же мир без меня продержался, — вздохнул он не без иронии. Непонятно даже, удачно подобное прерывание разговора или же нет. На экране появилась картинка спящего Юджи в подвале. Сатору не стал её менять, потому что спящий розоволосый подросток с игрушкой между ног смотрелся забавно, особенно в домашней одежде. … Если так подумать, то его телефон содержит подозрительно много фотографий подростков. А Сатору, так-то, на самом деле даже не извращенец, он просто, ну, понимаете (как это по-современному?), заботится обо всех этих детях, как настоящий ответственный взрослый. Единственный ответственный взрослый, который у них вообще есть. Как гордый родитель. А родители всегда фотографируют своих детей. Так что и он тоже их фотографирует. Мегуми бросил взгляд на экран, забавно сосредоточил взгляд и фыркнул, смотря на Сатору с укором. Сатору закатил глаза, а потом приобнял подростка за плечо, чтобы телепортироваться из одной квартиры в другую. Они оказались в комнате Мегуми; как раз чуть выше кровати, чтобы части тела не слились с мебелью, которая была чуть выше, чем кровать в предыдущей квартире. Немного закатились на матрасе назад, прежде чем сесть получше и сдвинуться. Годжо подмигнул, а потом поднял трубку и вышел из комнаты, махнув рукой и тем самым давая сигнал отдыхать. — Годжо-сенсей! — обрадовался его любимый ученик. — Извините! Вы очень заняты? — Нет-нет, Юджи! — радостно ответил он, стараясь демонстрировать позитив. Не то чтобы он не был прям сейчас счастлив, но ему всё ещё смутно хотелось либо обнимашек, либо позаботиться о ком-то, либо хотя бы решить эту странность с Мегуми, а потому и эмоции были взбудораженными. — У тебя что-то случилось? Не то чтобы между ним и Мегуми до этого никогда не было чего-то странного. Оно то и дело присутствовало, пусть и не в таком размере, так что они разберутся. Понять бы, конечно, что и почему прямо сейчас не даёт ему покоя, но, видимо, не сейчас. Юджи с той стороны телефона застонал, прежде чем виновато сообщить: — Чосо хотел встретиться со мной. Годжо заинтересованно хмыкнул. Достать последние новости для него не составило труда, поэтому он уже прекрасно знал, что именно произошло в Сибуе после его запечатывания в Тюремном Царстве, а именно: встреча двух кровных братьев, рождённых от Кэндзяку, который захватил тело Гето Сугуру, а в прошлом и тело Камо Норитоши. Знал он также, что вначале Чосо хотел убить Юджи за то, что Итадори и Кугисаки на одной из миссий убили двух других зародышей Проклятого Чрева, то есть младших братьев Чосо, но старших братьев самого Юджи. И что Сукуне пришлось вмешаться, чтобы сохранить своему сосуду жизнь, а после Король Проклятий отправился на волю, сразившись с другим проклятием, затем — с Махорагой. После событий в Сибуе мутация активировалась как раз в тот момент, когда последнее Проклятое Чрево восстало против Кэндзяку, встав на сторону единственного оставшегося живого брата, то есть Итадори Юджи. В результате проклятие по имени Чосо осталось жить. Где оно жило на данный момент, Годжо прекрасно знал, однако представить сие существо всем остальным магам не спешил, прекрасно понимая, что не каждый, как он и Юджи, может принять подобное. В отличие от Юджи, Чосо действительно был проклятием, хоть и выглядел, как человек, да и совсем ещё недавно сражался против самого Годжо, доставив тем самым пусть и небольшие, но кое-какие неприятности. В обмен на хорошее поведение сам Чосо получил номер Юджи и разрешение поддерживать общение — то было, конечно, с целью держать проклятие на поводке, но также и добровольно-принудительное поощрение к родственным связям. Юджи не помешает иметь на своей стороне больше людей. И существ, раз уж они тоже внезапно наполняются к нему чувствами родственной любви. Единственный минус всего этого — если не считать ту мелочь в виде однозначного неприятия проклятия со стороны магов, в частности старейшин, чья седина видна до луны и дальше, — Чосо хотел иногда видеться со своим братом. А Юджи в данный момент всё ещё оставался сосудом Сукуны. Более того, в его желудке было пятнадцать пальцев. Если не больше — никто не мог сказать точно, кроме самого Сукуны, но тот, конечно же, не стал идти на компромиссы, словно внезапно воспротивившаяся девственница в брачную ночь. И шрам на Сибуе после прогулки Короля Проклятий до сих пор оставался свежим для всей Японии. То, что Юджи на данный момент снова не прячется в подвале, а свободно может ходить по техникуму, уже что-то. Ни в коем случае за его пределами, потому что Сатору, да и мутация тоже, не были уверены в том, что убили в Сибуе всех проклятий, что были причастны к заговору, а следовательно, тех, кто может принести немало проблем с остальными внезапными пальцами Сукуны. Мальчик временно должен оставаться на одном месте. Там, где не мог встретиться с Чосо. И там, куда на данный момент не мог прийти сам Чосо, потому что опять же — старейшины, которые уже были возмущены инцидентом в Сибуе. Внезапное родство с проклятием, увы, не вызовет сердечные приступы, а лишь доставит самому Сатору кучу проблем. Убить бы их всех одним движением пальца, чтобы не лезли, куда не просят. Да вот только дети ещё не готовы. Они сильны, определённо сильны, но — рано. Нужно лишь немного подождать. И как можно скорее разобраться с внезапными паразитами, что полезли со всех щелей. — Твой братишка такой заботливый, Юджи! Наверняка хочет подарить подарок на Новый год или сходить с тобой в храм! Ах, — протянул он немного мечтательно. — Всем бы таких братьев! Мегуми в комнате насупился, пряча голову под одеяло и поворачиваясь к стенке коленками. Ему тоже хотелось навестить Цумики, но в ближайшие три дня приёмы были запрещены из-за праздников. А из-за занятости и нервотрёпки последних дней он даже не успел купить подарок своей сестре. (Забыл он, забыл! Сатору-то точно знает!). Юджи с другой стороны телефона смущенно что-то забормотал. У него для Чосо тоже не было подарка, сидит, бедный, в техникуме, откуда ни шагу нельзя сделать. — Но я думал, что ты проведёшь вечер с второгодками? — спросил Сатору, чуть сузив глаза. Ближайшие нормальные родственники Юты — это сам Сатору, а его никогда не признавали за нормального. Маки скорее убьётся на тренировках, чем сходит до Зенинов, Панда буквально жил в техникуме. А вот Инумаки и Кугисаки уехали к родственникам с подначивания Сатору о том, что жизнь коротка и когда они ещё туда поедут. Его раз сто прокляли (ну, Нобара прокляла, и не сто, а явно больше; Тоге просто ограничился взглядом и «горчицей»), но собрали вещи и уехали. Видимо, после Сибуи ещё не вернулся запал спорить до конца. Сатору ведь даже насилу не складывал чужие вещи в чемоданы! В любом случае, уехало только двое студентов, вечером их планировал навестить сам Сатору, а Мегуми заранее отказался выходить из квартиры. Его и в любой другой день на праздник всегда было тяжело вытащить, а с общительной мутацией внутри практически не осталось энергии для общения с людьми, так что Годжо невольно сжалился, позволяя валяться в кровати и набираться сил. Он понятия не имел, стоит ли ему вернуться от студентов, чтобы Фушигуро хоть пару часов нового года провёл не в одиночку. Ну, учитывая ситуацию и всё такое. Тем более что студенты были не одни и за ними было кому присмотреть, даже если самому Сатору и хотелось пойти. Хотя бы ради домашнего новогоднего стола. Даже если они снова соберутся, чтобы опять отпраздновать, но уже полным составом. Ах, как же несправедлива жизнь, кто бы знал! Сатору встряхнул головой, возвращаясь в реальность, где прямо сейчас висел на телефоне в неловком молчании Юджи, не знающий, как сказать своему учителю-опекуну, что да, отметить наступление Нового года с магами вполне себе прекрасно, но у него, оказывается, есть ещё родственник — более того, неравнодушный родственник, очень даже неравнодушный и обеспокоенный родственник, настроенный на налаживание этих самых семейных связей, — который будет проводить этот важный для семьи день в одиночестве! А что проклятие — так мелочи жизни! Губы Сатору невольно растянулись шире, поддаваясь внезапно переполняющей его нежности и радости за своих учеников. — Не волнуйся, Юджи! Твой любимый учитель всё устроит! — весело воскликнул он даже без преувеличенной радости, после чего быстро сбросил трубку, чтобы заставить кого-то немного понервничать. В другой комнате под одеялом Мегуми закатил глаза и состроил сочувственную мину, прежде чем зевнуть. Сатору торжественно это проигнорировал. Его мысли были заняты более важными вещами — планированием совершенно внезапного знакомства семьи Итадори-Камо с магами техникума!

***

Мегуми всё ещё чувствовал себя немного странно даже несколько дней спустя. — Что именно кажется тебе странным? — с лёгким вздохом «усталого взрослого» спросила мутация, когда Мегуми случайно отвлёкся во время тренировки. Это была самая простая, обычная тренировка; ничего нового на ней он не изучал, так, просто держал тело в форме. Потом планировал наконец-то сходить в магазин за подарком, а после в гости к Цумики. В этот раз без Годжо. Тот был очень занят возобновившимися несчастными случаями с проклятиями, которые повторялись из года в год примерно с одинаковым интервалом лёгких перерывов. Пока что у них двоих не было времени, которое они могли бы провести вместе, но каникулы ещё не закончились, так что ситуация оставалась под вопросом. Они не избегали друг друга, это Мегуми знал точно. Просто в ночь Нового года Мегуми был слишком усталым и потому лёг спать пораньше, сам Годжо ушёл в техникум, чтобы отмечать с другими своими учениками; а на следующее утро, как это обычно и бывает в это время года, появление проклятий участилось из-за «это не тот подарок, который я хотела», «почему она отвергла меня?», «салат был ужасен» и «мы расстались». Между ними не было даже неловкого молчания, к слову. Мегуми спокойно переписывался с Годжо, который, пожалуй, мог быть не таким навязчивым, каким он был обычно, но то было легко спихнуть на предоставление личного пространства, которое обычно этим самым Годжо игнорировалось начисто. Кто бы что ни говорил, а Годжо Сатору прекрасно знал о личном пространстве. Он просто предпочитал внаглую его нарушать и игнорировать в повседневной жизни. Однако в редких ситуациях можно было — с большим удивлением — обнаружить, как мужчина проявляет невероятное внимание к этой теме. Так что Фушигуро легко понял, что ему просто дают пространство для мыслей, чтобы собраться и привести их в порядок. Но какой-то странной неловкости между ним и Годжо Сатору, на удивление, действительно не было. Это было странно, но это была другая странность. И касалась она скорее какой-то другой части их отношений? Мол, это был он и Годжо, и между ними было довольно много других вещей, так что… совместная дрочка? Что бы то ни было, оно не оказалось чем-то настолько серьёзным (чем-то более серьёзным), что могло бы повлиять на их отношения. Так что эту странность он понимал и принимал за странность, на которую вообще не стоит обращать внимание. Это даже не «странность», а «обыденность», скорее. А вот та самая «странность», другая, всё ещё оставалась и вот её Мегуми вообще понять не мог, но… — Я просто странно себя чувствую, — снова сказал он, после чего вздохнул и прекратил тренировку. Всё равно ничего путного не получалось. — Как — странно? — спокойно спросила мутация. — Я не знаю, — протянул он с небольшой силой. Не злость или раздражение, а просто непонимание собственных чувств, эмоций. — Есть ли что-то, что ты хотел бы упомянуть при оригинале? — участливо спросила копия спустя пару минут в тишине, когда более ничего не последовало. Если бы копия Годжо не гордилась тем, что она Великая копия, то это была бы просто не копия Годжо. Поэтому, конечно же, мутация легко признала, что она не оригинал, но всё ещё гордилась тем, чем она является, даже если точного описания для неё, кроме «копии-мутации», не было. — Что, например? — спросил он сухо. — Я даже не понимаю, что чувствую. Мутация вздохнула. — Возможно, во время процесса он сделал что-то, что ты не хотел, чтобы он сделал, — сказала она. — Откуда ему знать что-то, о чём он просто не мог знать? Может ты хотел, чтобы твой первый поцелуй был поцелуем истинной любви? Мегуми чуть не стошнило от слащавости, но он понял пример. — Нет, с этим всё нормально. И с поцелуем, и… со всем остальным, — пожал он плечами. Потом решил немного дополнить, потому что, видимо, по какой-то причине он ещё не считался достаточно самостоятельным, чтобы во время чего-то сексуального случайно не подвергнуться насилию. Из-за возраста, вестимо. Ну, или случая с Сукуной, но Мегуми надеялся, что это первый случай, иначе Годжо до скончания времён будет думать, что его могут изнасиловать. — Было немного нервно, но… Мне скорее понравилось, чем нет? Честно говоря, лучше бы он вообще ничего не говорил. Нужно было откусить себе язык с корнем и молчать всю оставшуюся жизнь. Быть немым казалось не настолько ужасным, как вести разговоры с Годжо. Или с его копией. — Очень лестная оценка, — дёрнулись губы, но потом они же, с какой-то нежностью, растянулись. — Первый опыт часто бывает непонятным, честно говоря, просто потому что… Это как пробовать что-то новое. Иногда просто нужно откусить несколько раз, прежде чем поймёшь, как оно на вкус. А иногда кусаешь один раз, и кислота даёт понять, что больше ты это есть не будешь. Твой случай, скорее, первый? Последнее звучало как вопрос. Мегуми вздохнул, но кивнул, потому что звучало вполне логично и… Это казалось именно тем, что его все эти дни беспокоило. Он нахмурился: — Ты всё ещё разговариваешь с ним, пока я сплю? — Нет-нет, конечно же нет, — тут же отрицательно качнула ему его же голова. — Как ты мог об этом подумать? Мы просто переписываемся. Мегуми подавил раздражающий стон, вместо этого просто прикрыв глаза. А чего, в принципе, он ожидал? У них была одна суть. Да и не всё ли равно ему, что делает мутация, пока он спит? Он, наверное, слишком сильно доверял Годжо, но это был Годжо. За прошедшее время они уже давно выяснили, что мутация засыпает только после Мегуми и может проснуться раньше него. Если проснётся она, то не факт, что проснётся Мегуми; а вот если проснётся сам Мегуми, то и она очнётся сразу же. Поэтому личного пространства у него, по сути, не было уже несколько месяцев. Не то чтобы оно было раньше. — Я не видел переписки в телефоне, — нахмурился он вместо этого. Мутация промолчала. Мегуми сохранил молчание, оставляя его немного давящим. — Ладно-ладно, Мегуми, не злись, — тут же пошла та на попятую. Рука Мегуми поднялась вверх и потрепала его по волосам, будучи в подчинении другой воли. Фушигуро почти сразу же перехватил контроль, теперь, когда его жажда к тактильному контакту немного уменьшилась. — Мы созваниваемся, чтобы твои глаза не уставали и ночью отдыхали. Какая прекрасная, тщательно продуманная забота. — Почему я не проснулся от ваших голосов? — спросил он вместо всего остального. — Мы говорим шёпотом, — его глаза перехватили, чтобы закатить. Рука взмахнула ленивым движением куда-то в потолок, прежде чем снова вернуться на пол вдоль тела. — К тому же ты крепко спишь. Вместо того, чтобы продолжать этот бесполезный спор, мысли Мегуми вернулись к предыдущей теме. О том, что «нужно укусить несколько раз, чтобы распробовать» или что-то вроде того; опять же, слова звучали вполне логично, но они просто означали, что нужно будет попробовать ещё раз. И то, что нужно будет пробовать ещё раз, уже было настоящим фактом, правда, пока непонятно, как именно ещё раз они будут пробовать — в тренировочном зале, потому что это действительно манипулирование проклятой энергией? Или в той квартире, потому что это не столько техника, сколько контроль Годжо над тем, как Мегуми пытается это сделать с учётом того, что ему каким-то образом нужно будет схватить эту самую мутацию? А схватить он её мог только если раскроет теневую простату. Опять. Потому что без раскрытия он мог чувствовать проклятую энергию мутации только тогда, когда та сама активировала техники (и они даже не могли потратить эту самую проклятую энергию без раскрытия, потому что, конечно же, копия также владела обратной проклятой техникой и бесконтрольно самовосстанавливалась — остановить этот процесс стало бы возможно, только если бы мутацию сильно ранили. Более чем в половину). Использовать проклятую энергию копии для создания проклятых техник и истощения от них совершенно не помогало; они и до освобождения Годжо Сатору из Тюремного Царства здорово в этом плане потратились, а сама копия даже не заметила какого-либо оттока проклятой энергии. — Тебе не нравится, что мы говорим о тебе за твоей спиной? — тут же спросила копия, как только молчание стало немного неуютным. Не удержавшись, он закатил глаза: — Вообще всё равно, что вы двое делаете. Главное — без меня. Я просто… Я не знаю, — снова вздохнул он, потом помялся, пытаясь сформулировать то и дело ускользающую мысль. — Я не знаю, хочу ли попробовать что-то такое снова. Ну, секс. Ты понял. Это не «нет», — поспешно вставил он. — Но и не «да», — медленно сказала мутация. И что было на это ответить? Фушигуро лишь пожал плечами. Да, это не «нет», но да, это также не «да». Возможно, он немного нервничал при мысли о чём-то таком, ну, сексуальном, что нужно будет сделать с Годжо или при Годжо, но это было не так уж и сильно, если честно. Всё самое нервное и непонятное уже случилось. Серьёзно, Мегуми был испачкан в чужой сперме, а если они попробуют что-то новое — или не попробуют, — то этот опыт уже всё равно будет другим, но не совсем незнакомым. И… — Это скорее да, чем нет, — определился он в конечном итоге. — Нужно попробовать ещё раз. Я… Немного отвлёкся в первый раз. Копия смешно фыркнула, показывая собственное мнение об отвлечении Мегуми, но в этот раз промолчала. Впрочем, молчание было расслабленным, более лёгким, чем прежде, поэтому можно было с уверенностью сказать, что они пришли к компромиссу. А ещё Мегуми прекрасно знал, что мутация обо всём этом скажет Годжо. И, честно говоря, он рад, что ему не придётся устраивать второй подобный разговор. Так что он с удовольствием воспользуется удобством и тем, что оригинал и копия общаются с друг другом подобным образом. Это действительно удобно, к тому же сам Мегуми, по сути, во время этих разговоров не присутствует. Цумики. Мысль оказалась внезапной и чуть сбила любой настрой. — Что будет, если Цумики узнает? — спросил он, немного растерявшись. — Ты хочешь ей сказать? — легко спросил Годжо. Мегуми уже не в первый раз отметил, что при подобных вопросах Сатору ни разу не запретил говорить кому-либо. Что это не предпочтительно, говорить кому-то, что они сами могут со всем разобраться, что что-то поменяется, если кто-то узнает — да. А вот держать всё в тайне? Нет. Вообще ни разу. Пусть и копия, но ей бы стоило немного побольше поволноваться за собственное положение в обществе. На его месте Мегуми бы взял какую-нибудь обязательную клятву — некоторые не требовали свидетеля, — чтобы уж точно никто ничего не разболтал. Не то чтобы Мегуми планировал когда-либо делать то, что делает этот мужчина. — Нет, — твёрдо сказал он. — Но что, если она посмотрит на меня и что-то заподозрит? — Люди слепы ко многим вещам, — философски сказала мутация. — Если не сказать им прямо, то они никогда ни о чём не догадаются, а если не дать хотя бы лёгкой подсказки, то даже не подумают. Что, ты думаешь, произойдёт? Она посмотрит на тебя и сразу же скажет что-то вроде «ты переспал с Годжо Сатору?»? Насколько я помню, у твоей сестры нет способностей к чтению мыслей. Звучало действительно глупо. — О? Что такое? — немного насмешливо спросила мутация. — Мегуми-кун волнуется, что кто-то узнает о его тайном секрете? — Нет, Годжо-сан, — сухо передразнил он без единой эмоции в голосе. — Эй! Я не настолько старый, чтобы звать меня так официально! — тут же возмутились в ответ. Руку снова перехватили, на этот раз чтобы ущипнуть за щеку. Мегуми позволил ей схватить за лицо, прежде чем сразу же перехватить контроль, закатив глаза на истинно стариковское ворчание. — Если тебе так не нравится, то не начинай первым, — отмахнулся он, прежде чем вздохнуть и встать с пола. — Продолжим тренировку? — Нет настроения. Лучше пойду к Цумики. Чем быстрее он встретится с сестрой, тем быстрее поймёт, что она ничего не сможет узнать, если он не скажет об этом прямо, — что делать он и не собирался, — и тем быстрее он избавится от этого внезапного «а что, если?».

***

Цумики не узнала. Мегуми переживал об этом и потому мог немного нервничать, однако сестра совсем ничего не заподозрила. У неё не возникло даже и мысли, что что-то могло случиться или что что-то в жизни Мегуми произошло — что-то действительно волнующее, что-то внезапное, что-то, что по своей сути может взорвать мозг любому, кто узнает. Она спросила, как у него дела. Спросила, как прошёл праздник. Поинтересовалась, что происходит в жизни. Но весь факт в том, что Годжо оказался прав. Пока сам Мегуми не скажет или хотя бы не даст намёка, то всё, что происходит между ними, к счастью, остаётся исключительно между двумя людьми. Это… Было немного опьяняющим. Когда Мегуми исполнилось четырнадцать лет, Годжо принёс в их с Цумики квартиру бутылку шампанского и, пока сестра не видела, немного налил ему в напиток, подмигнув. Он никогда не делал этого с Цумики (как позже уточнил Мегуми, внезапно задавшись вопросом, не спаивают ли его сестру по-тихому), потому что Цумики не была магом и, следовательно, имела шанс прожить дольше, а потому и выпить алкоголь после полноценного взросления, которого могло не быть у самого Мегуми. Он так и сказал: «Ну давай, Мегуми, когда ещё представится шанс?». Шанса действительно могло и не представиться. Но Цумики не должна была об этом знать, потому что, во-первых, Мегуми прекрасно понимал, что его мир и мир сестры были разными. То, что для самого Мегуми или для Годжо было нормальным, не было нормальным для Цумики, а вот то, что было нормой для Цумики, было также и нормой для Мегуми с Годжо — но то была та «норма», которую все маги игнорировали, потому что их жизнь была просто-напросто другой. Во-вторых, из-за этих самых разных миров жизнь Мегуми действительно могла быть настолько короткой, чтобы даже не успеть попробовать алкоголь. И, к тому же, это было всего лишь полбокала. Вторые полбокала были безалкогольным напитком, тем же, который был и у Цумики. Фушигуро тогда ещё подумал, что это забавно. Половина его бокала была занята алкоголем, как будто бы он маг, тогда как вторая — простым напитком, как будто бы он обычный человек. И всё это причудливо смешивалось в одном стекле, не уступая по цвету ни первому, ни второму, выдавая тот факт, что что-то не так, лишь вкусом. Цумики не узнала. А Мегуми не сказал. Но, попробовав, от ещё пары глотков он отказался — ему просто не понравился алкоголь. То ли потому что у него и Годжо были разные вкусы по этому поводу, то ли потому что он просто не смог понять, в чём прикол этой жижи. Сейчас он не пил спиртное, но почему-то ощущения в желудке были немного схожими. Опьяняющими так же, как и в тот праздник — его день рождения. Это было два года назад плюс несколько прошедших дней. Тайна немного пьянила. Осознание её важности, наверное, немного сносило ему крышу. Это тоже не было неизвестным ощущением. У Мегуми уже было такое — момент осознания собственной силы, собственной техники, что давала эту великую мощь. Махорага. Вот только теперь эти два чувства — опьяняющее ощущение и ощущение силы — слегка смешались. Он, можно сказать, переспал со своим учителем. Это… Мегуми даже не мог подобрать слов. Хотя бы мысленно — потому что, увы, сейчас ему было доступно проявлять что-то настолько личное только лишь мысленно. — Испугался? — улыбнулась мутация. — Сердце так и бьётся, Мегуми. — Это другое, — отмахнулся он, немного помедлив в начале. Невольно оглянулся на больницу. Цумики в окне улыбнулась и помахала рукой, совершенно ни о чём не подозревая. Причины бояться не было. Мегуми коротко махнул в ответ, прежде чем спрятать руки в куртке. Нос уткнулся в большой и тёплый шарф, который надел не он, а мысли скакали вдаль, то и дело возвращаясь к внезапному осознанию всего и ничего одновременно. — О? — протянул Годжо более заинтересованно. Губы Мегуми немного вытянулись, и он с удивлением понял, что частенько видел такое выражение на чужом лице. Выражение лёгкой наигранной обиды и лёгкого требования, чтобы с ним немедленно поделились информацией. Несмотря на время, во время которого его лицом управляли, было всё ещё удивительно почувствовать это на своём лице. — Тогда что же? — Ты и так это знаешь, — фыркнул Мегуми, возможно, чуть более нежно из-за всех тех эмоций, что вихрем носились в душе. Копия надула губы. Обиделась, что не рассказали прямо по требованию. И кто из них должен быть взрослым? — О, я понял! — довольно ухмыльнулась мутация. — Ты обо мне думал! Верно? Нет, скорее он думал о… невольной тайне, которую они двое — на данный момент трое? Двое с половиной? Двое с четвертью? — делили меж собой, но так как там, в его мыслях, также присутствовал Годжо, то Мегуми не мог отвергнуть чужое предположение. Мутация на молчание улыбнулась лишь шире. — Сегодня вечером он будет свободен, если что, — непринуждённо заметила та. Мегуми поймал на себе взгляд группы школьников у светофора, примерно его возраста, которые пялились на него, то и дело поглядывая друг на друга. Их мысли были буквально написаны на лице: «Сумасшедший, он сам с собой говорит?». В ответ он лишь приподнял бровь, вызывая их сказать что-нибудь ему прямо в лицо. Те тут же потупились, отворачиваясь и возвращаясь к переговорам, хотя продолжали изредка посматривать на него. — Моя школа, — прервала молчание мутация, после чего удовлетворённо кивнула головой. К сожалению, Мегуми не мог поспорить. Он действительно взял несколько нагловатых привычек с единственного взрослого, рядом с которым рос, так что… Тем страннее было осознавать «ту самую тайну» между ними двумя. Что он целовался именно с Годжо Сатору. — Странное совпадение, — вместо этого заметил Мегуми. — Что он свободен именно сегодня. Именно тогда, когда мысли самого Мегуми улеглись и он вышел на улицу. Более того, даже навестил сестру в больнице. В ответ ему легкомысленно пожали плечами. Это было самым явным сигналом, что внезапное свободное время оригинала было вовсе не совпадением; Мегуми принял эти заговоры спокойно, по большей части из-за того, что именно он был тем, в ком продолжала находиться мутация. — Не то чтобы мы планировали что-то большее, — задумчиво протянула копия. — Просто вечер вместе, как раньше. До всего этого. Мегуми неловко оглянулся. Будь здесь Годжо, настоящий Годжо, с телом и глазами, то была бы возможность уставиться на повязку, просто чтобы сверлить её взглядом и тем самым доставить лёгкое неудобство мужчине, однако прямо сейчас он говорил именно с мутацией и смотреть на самого себя мог лишь через зеркало или отражение витрин. Что явно было не лучшим вариантом, учитывая, что он продолжал бы говорить сам с собой, то есть говорить с собственным отражением. И мог тем самым привлечь действительно ненужное внимание. — А ещё он хотел поговорить с тобой, — продолжила копия, будто бы не заметив его неловкости. — О том, что было. Вопреки здравому смыслу, Мегуми не почувствовал слишком большого волнения. Он прекрасно понял общий смысл, что Годжо хотел бы поговорить о том опыте или о процессе, или о том, что он узнал во время первого раза Мегуми, однако это было не так уж и нервно, как он думал, это будет. Но это был Годжо Сатору. Тот самый, который Годжо Сатору, и с которым он и приобрёл этот самый первый опыт. И Фушигуро просто не мог слишком сильно по этому поводу нервничать, даже если он думал, что будет нервничать. — Не знаешь, о чём конкретно? — проявил Мегуми любопытство. — Неа, — пожали плечами. Короткое молчание, затем вопрос: — не нервничаешь? — С чего бы мне вообще волноваться? Он просто… «Придурок», — хотел сказать Мегуми, но это вышло бы грубо и не передало бы тот смысл, который он хотел бы передать. То есть да, Годжо придурок, но это был его придурок. Не то чтобы он был прямо-таки его, но они уже так давно знали друг друга, что какая-то часть Мегуми всё же принадлежала Сатору, точно так же, как какая-то часть Сатору принадлежала Мегуми. И вот эта самая придурковатая часть — конечно же, тоже. Так что это, можно сказать, был его придурок. Именно что его. Но говорить о таком было, во-первых, стыдно и смущающе, а во-вторых, если говорить только часть своих мыслей, то выйдет слишком уж грубо. А грубить без нормальной на то причины Мегуми не хотел совершенно. — «Он просто» — что? — уточнили со спины. Мегуми на секунду замер, а потом обернулся, подозрительно прищурившись. «Придурок» широко улыбался, чуть наклонив голову вниз, чтобы смотреть на Мегуми. Его чёрные очки съехали вниз, демонстрируя большие голубые глаза, от которых он чуть было не отвёл взгляд. Это был первый раз, когда они смотрели друг другу в глаза после… Ну, совместной дрочки. Потому что тогда Годжо встал и одел повязку на голову после душа. Видимо, чтобы не перенагружать мозги. А потом они были заняты своими делами, так что именно сейчас они впервые смотрят друг на друга без преград. Ну, если не считать очков. — Что ты здесь делаешь? — спросил Мегуми в первую очередь. Годжо легко приподнял стаканчик с мороженным. На нём был фирменный знак кафешки неподалёку, одной из тех, где, на вкус Годжо, готовили действительно хорошо. Поэтому и мороженое тот явно взял именно оттуда. Конечно. Потому что именно мороженое зимой и едят. Фушигуро не мог не закатить глаза на такое. Впрочем, идиоты не болеют, так что пусть ест, раз так сильно хочет. — Короткий перерыв между заданиями, — легко поделился Годжо, внимательно осматривая его с ног до головы и обратно. Заострил внимание на лице, словно что-то искал, но Мегуми как раз собрал себя в кучку и был полностью готов ко встрече и разговору. Что, видимо, легко отразилось то ли в выражении его лица, то ли в позе тела, то ли в проклятой энергии, потому что Годжо кивнул своим мыслям и встал с правой стороны, чтобы продолжить путь Мегуми к дому. — Ну так что там было? «Он просто» — что? — Придурок, — с чувством закончил Мегуми. И даже почувствовал смутную гордость за самого себя и свой удачный подкол, потому что он действительно был именно тем, о чём он думал и говорил. Просто Годжо этого было не понять — тот возмущенно нахмурился, впрочем, ни капли не обиделся. Теперь оно и не звучало обидно, так, лёгкое поддразнивание, как оно обычно и было между ними. — Мутация сказала, ты о чём-то хотел со мной поговорить, — сказал Мегуми спустя несколько секунд тишины. — О чём это было? Годжо моргнул, словно возвращаясь с мыслями на землю, после чего бегло пробежался по его лицу чуть более серьёзным взглядом, чем обычно. Впрочем, не слишком серьёзно. — Пройдёшься со мной? — спросил мужчина. Фушигуро задумчиво хмыкнул, но кивнул. Вопрос был не совсем простой, как кажется на первый взгляд: Годжо всё ещё был занят, ведь это был перерыв, а не полноценная свобода, значит, его могли дернуть на следующее задание буквально в любой момент. И вопрос этот явно намекал, что если их захотят прервать, то Сатору просто возьмёт его с собой, чтобы разговор не остался на незаконченной ноте. Из этого следовало, что Мегуми нужно будет идти с ним на задания до тех пор, пока они не закончат; а не идти с ним по улице спокойного, с виду, города, пока у него есть перерыв или пока он не закончит есть. Но Мегуми был полностью свободен на сегодняшний день, да и все главные вопросы в голове как раз уложились, так чего ждать до вечера? Годжо улыбнулся, после чего вернулся к стаканчику. Мегуми, как он понадеялся, не показал на своём лице каких-либо эмоций от этой улыбки — не то чтобы он внезапно влюбился и не то чтобы он был влюблён, просто он уже давно знал Сатору и потому понимал, что Годжо был действительно рад его внезапной компании. И было немного непривычно внезапно осознавать его радость. После заключения в своём теле живой копии Годжо, Фушигуро теперь даже понимал причину этой улыбки — одиночество. Не то чтобы оно вредило Годжо. Но и компания была явно предпочтительнее. Особенно во время семейных праздников, которые приходилось проводить в борьбе с тварями, чья численность только увеличивалась. Контраст с остальными людьми выходил не самый приятный, это да. Некоторое время они шли молча, вместе осматривая слегка заснеженный вид, прежде чем Годжо прокашлялся, тем самым привлекая внимание. Мегуми дёрнул плечом, но взгляда не поднял, продолжая смотреть на дорогу и изредка мимо проходящих людей, которые иногда смотрели на них. Точнее, на Сатору. Ну, иногда и на Мегуми, пытаясь угадать, кем ему приходится Годжо. Это было уже давно знакомое действо: каждый второй расстроено думал, что он его сын, пошедший в мать (не так уж и расстроенно, а ещё обязательно умершую мать), каждый третий считал, что Годжо просто выглядит чуть старше, чем он есть на самом деле (хотя на самом деле всё ровно наоборот: он выглядел моложе, чем на свой истинный возраст, особенно учитывая не такую уж и лёгкую работу), каждый пятый — что Мегуми младший брат Годжо, просто они пошли в разных родителей. Или же просто не родные братья, а чуть более дальнее родства. Многолетний опыт Мегуми читал чужие лица словно широко распахнутую книгу. И прямо сейчас ему не хотелось знать, что чувствует Годжо. Годжо, которого он знает намного лучше, чем случайных прохожих. Потому что сказанная теория звучала вполне логично. В тот день много лет назад произошло то, что никто из них не мог предугадать, что произойдёт. Это было неприятно и явно лишнее что в жизни Сатору, что в жизни Мегуми, однако со временем они просто смирились и приняли реальность такой, какая она есть, предпочтя отодвинуть воспоминания как можно дальше, чтобы больше никогда об этом не вспоминать. Сам Мегуми помнил прошедшие события не особо чётко. Он делал математику, Сатору лез к нему, как это всегда бывало, пытаясь добиться хоть какой-то реакции, потом стал щекотать. Потом Фушигуро почувствовал себя странно и Сатору, как любой другой обеспокоенный и неравнодушный человек, просто положил руку ему на живот. То, что эта рука внезапно дотронется до его души, чтобы случайно проделать в ней дыру, никто из них двоих не мог предугадать. Логично предположить, что ему была нанесена рана. Он её вообще не чувствовал, ни тогда, ни сейчас, что особо не имело значения, потому что душевные раны и раны на душе — две разные вещи, которые не всегда видно. А если это второй случай, прямо как тогда? Мегуми её вообще не чувствовал. Факт остаётся фактом: пусть и по случайности, но Годжо Сатору проделал дырку в его душе. — По бокам это выглядит словно пазл, и сходится оно точно так же, чтобы потом загнать рваную область внутрь и выровняться, — закончил Годжо, после чего выбросил пустой стаканчик. Мегуми понятия не имел, что на всё это можно ответить. Надо было поторопиться и хоть что-то сказать, потому что если не сказать совсем ничего, то его просто потянут за собой, чтобы продолжить разговор и прийти к какому-то компромиссу. — Это можно как-то исправить? — спросил он первым делом после некоторого молчания. Не имело значения, чувствовал он её или нет, это была рана, и её нужно было… Вылечить. Как-то. Годжо хмыкнул. Его взгляд стал немного рассеянным и задумчивым. — Первым делом необходимо разобраться с мутацией, — поставил тот приоритет практически сразу. — Про разорванную или раненную душу пока ничего не могу сказать, но я уже думаю над этим вопросом. С перевода на простой человеческий язык это звучало примерно так: «Я знаю, но ничего тебе не скажу». Потому что если бы Годжо не знал, то он бы сказал что-то вроде «А что мне за это будет?». Хотя, кто его знает, может, действительно уже что-то нашёл и просто не хочет, чтобы Мегуми полез куда-то не туда. Не то чтобы он стал лезть… Но, наверное, эти слова звучали бы не слишком правдоподобно, учитывая его положение прямо сейчас. Они помолчали; Мегуми не мог точно сказать, о чём именно он думал в этот момент, потому что это было и всё, и ничего одновременно. На душе было всё просто, никакого лишнего груза или недомолвок, никакого внезапного и непонятного «а что, если» или «как-то непонятно и нервно». Потому что прямо сейчас так и было. Не было у него ничего, что могло бы терзать мысли, всё было именно что простым и лёгким. И это даже не было каким-то легкомысленным подначиванием самого себя, мол, всё наладится и всё будет в порядке. Скорее, это была уверенность самого Мегуми, потому что так всё и было прямо сейчас. Что там будет дальше — не знает никто, но сейчас? Вот прямо сейчас, когда он стоял рядом с Годжо Сатору возле этой мусорки и они оговаривали какие-то важные темы, вроде самых настоящих ран на оболочке души? Всё было идеально нормально. Хорошо. То есть, важные вопросы никуда не исчезли, но они ведь, по сути, всегда были и всегда будут, а этот момент имеет значение лишь потому, что он какой-то безмятежный? — О чём задумался? Шёпот заставил прийти в себя. Усилием воли Мегуми не отшатнулся от лица, что было в нескольких сантиметрах от него, да внимательных глаз, которые изучили, наверное, всё его существо, пока он разглядывал какое-то пятно на асфальте. — Ни о чём конкретном, — чуть смущённо ответил он, пытаясь прогнать какие-то непонятные, светлые чувства. Мегуми мельком окинул взгляд Годжо, отметил в уме небольшое напряжение под глазами. Не синяки от усталости или нервный тик после сильного напряжения, а просто небольшое, практически незаметное напряжение. Если не знать, куда смотреть, то ни за что нельзя увидеть. Усилием воли он не опустил собственный взгляд чуть ниже. На чужие, немного покрасневшие губы, которые прямо сейчас почему-то захотелось поцеловать в каком-то странном приливе слегка непонятной нежности. Годжо ведь тоже его целовал тогда. Мегуми помнил собственное напряжение, а теперь как никогда чётко ощущал на своей спине, под курткой и остальной одеждой, чужие губы. Они мягко и почти невесомо опускались сверху вниз, потом поднялись на плечо. Затем Сатору чуть повернул его голову и поцеловал в губы. Это был нежный поцелуй, подарок ласки и заботы; и именно этот самый поцелуй прямо сейчас хотел бы подарить Мегуми другому человеку. Такого раньше не было. Никогда не было таких мыслей; но и их уровень близости стал меньше, тоньше, практически исчез. Особенно с этой мутацией и совместной дрочкой, которую даже как-то грубо было теперь называть дрочкой, хотя это именно этим и было. Подобные чувства были чуждыми и смущающими. Непривычными, новыми, но в то же время вполне логичными. Было естественно отдавать Годжо то, что давал он сам. Но подобные действия и мысли были на другой день. Сейчас Мегуми просто был рад иметь то, что было у него прямо сейчас. — Мгм, — хмыкнул Годжо, но после выпрямился, продолжая идти вперёд. — Ты домой? — Да, — отозвался Мегуми. — Ходил навестить Цумики и поздравить её. Годжо улыбнулся: — В следующем году все вместе входим в храм! О, как тебе мой подарок? Понравился? Да. Это был хороший тёплый костюм, очень мягкий, но не слишком жаркий. — Ещё не смотрел, — закатил Мегуми глаза, с удовольствием слыша ответное чужое недовольство. Немного наигранное и местами, пожалуй, слишком уж драматичное, но такое Годжовское. — А я уже посмотрел твой подарок! — похвастался Годжо, перекинув руку через плечо. — Хороший спортивный костюм, буду в нём проводить тренировки в техникуме. Фушигуро внезапно почувствовал сильное раздражение и смущение от мысли, что Годжо будет хвастаться подарком — от Мегуми — и всем его демонстрировать. Хотел было спихнуть руку, но как-то не хватило моральных сил из-за небольшого остатка тактильного голода. Пришлось смириться. Но даже это уже было привычно.