Второе дыхание

      Несчастье всегда приходит неожиданно. В этом графиня де Селонже убедилась в очередной раз, когда служанка сообщила ей, что её хочет видеть графиня де Ла Шенель. Первой мыслью Фьоры было то, что Бланка никак не угомонится. Вторая мысль была более разумной. У старой графини нет никаких шансов вырваться из-под опеки Беатрис. А если бы зловредная Бланка и сумела бы каким-то чудом бежать, то держала бы путь явно не в Селонже. Наверное, Хатун решила сделать подруге сюрприз. В итоге вечер, бывший до этого исключительно приятным и душевным, был испорчен безвозвратно. Несколько дней назад Мадлен де Бревай приехала в Селонже и наслаждалась общением со своим первым правнуком. Хотя мало кто мог при первом взгляде на эту статную и моложавую даму назвать её прабабушкой. Её голубые глаза сияли мудростью и светом подлинного счастья. Казалось, что сама судьба раскаялась и теперь обласкала пожилую даму своими благодеяниями. Обезглавленное тело её мучителя давно покоилось в могиле, её сын и внучки были счастливы, оставив позади печальное прошлое, замок Бревай мало напоминал то мрачное строение, которое впервые увидели Фьора и Филипп. А главное, что в жизни Мадлен окончательно воцарился мир и покой. Даже известие о том, что Оливье хочет похитить Агнесу, не поколебало благодушия Мадлен. — Пусть этот удалец является. Мы найдём, как его встретить. Не захочет сам уйти, прикажу его подогнать стрелой, — воинственно заявила пожилая дама. Сегодня Леонарда призналась Мадлен, что, несмотря ни на что, тоскует по Флоренции, которой отдала семнадцать лет своей жизни. — Кажется, что это было только вчера. Эшафот, обагрённый кровью, великодушный иноземец и поездка в город, ставший родным домом для меня и Фьоры. Подумать только, что за эти пять лет произошло столько событий. — Да, — согласилась Мадлен, — многие за всю жизнь не переживают столько происшествий. Я же все эти семнадцать лет жила хуже, чем узники в замке Лош и грешники в аду. Тут мирный разговор прервали крики и плач Хатун. — Похоже, что ещё не все события произошли под небом Бургундии, — заметила Леонарда, глядя на свою рыдающую питомицу. Последний раз она видела Хатун в таком состоянии, когда раскрылась правда о Марино. Леонарда знала, чья рука нанесла тот роковой удар, но не обмолвилась об этом ни одной живой душе. Зачем? Есть такие тайны, о которых лучше не вспоминать. Поэтому, не смотря на свою религиозность, Леонарда молчала даже на исповеди о тайне удочерения Фьоры и загадочного убийства Марино Бетти. За эти шесть лет многое поменялось. Злейшие враги стали верными друзьями, многие злодеи нашли вечный покой, сильные мира сего вершили свои дела и интриги, Фьора поумнела и обрела счастье, но скорее река Арно станет морем, чем в темноволосой головке Хатун заведётся хотя бы крупица разума. Но, слушая сбивчивые речи Хатун, прерываемые рыданиями, Леонарда продолжала удивляться человеческой глупости. Дурость Хатун как океан не имела пределов. На саму Хатун было больно смотреть. Лицо опухшее от слёз, на скуле наливался синяк, а на лбу было несколько кровоподтёков. Волосы растрёпанные, щёки расцарапаннные. — Я сбежала… Они чудовища… Он сам валял всех без разбору, а когда я отплатила ему той же монетой, то он избил меня и выгнал из замка. Он предложил мне жить с моим любовником, а сам уже думает, как приведёт в замок очередную шлюху. А меня решил передать из рук в руки как последнюю невольницу. Я сбежала к вам, потому что мне больше некуда идти. Они воспользовались тем, что я безродная сирота, за которую некому вступиться, — дальнейшие слова Хатун прервались всхлипываниями. Леонарда сориентировалась быстрее всех, заварив успокаивающий отвар, которым напоила несчастную графиню. — Если это сделал Оливье, — с угрозой проговорила Фьора, глядя на избитое лицо подруги, — то он будет иметь дело со всей нашей семьёй. Его матушка тоже любила бить слабых и беззащитных. Но я не дам мою маленькую Хатун в обиду. — Я сам вызову этого Оливье на поединок, — заявил маленький Филипп, вызвав улыбку своей прабабушки. — Тётя Маргарита мне рассказывала про рыцаря Ланселота. Я буду защищать вас, тётя Хатун. Эти слова произвели на Хатун более успокаивающее действие, чем травы Леонарды. — Не надо вызывать Оливье на поединок, мой юный рыцарь. Щёки я себе сама расцарапала, когда находилась в полном отчаянии. Я сама постояла за себя. У моего супруга кожа нежная, словно у девушки. Я тоже его неплохо отделала, — заявила Хатун, изрядно удивив присутствующих. — Не думала, что вы такая Брунгильда, — заметила Мадлен де Бревай. — Впрочем, даже самой яростной воительнице необходим отдых, и хотя мы все умираем от любопытства, вас нужно привести в порядок и залечить ваши телесные раны. Позже я с большим интересом выслушаю вашу историю. Хатун благодарно улыбнулась пожилой даме. Она ожидала встретить неприятие, возмущение и осуждение, но пока все окружающие были слишком добры к ней. Хатун с грустью подумала, что это продлится недолго. Мадлен, глядя на истерзанную и полную отчаяния молодую женщину, перенеслась в страшное прошлое. Когда-то её несчастная дочь также искала прибежище от жестокости супруга в замке Бревай. Тогда Пьер и Мадлен были страшно напуганы, но не могли ничего поделать. После Мадлен много раз корила себя за то, что у неё не хватило силы духа пойти наперекор властному супругу. Но сделанного не воротишь. Впрочем, робкой и нежной Мари не пришло бы в голову дать даже словесный отпор своему супругу, не говоря о том, чтобы избить мужа. Порою крестьянки или горожанки колотили своих мужей, рискуя получить суровое наказание. Сварливых женщин обмазывали нечистотами, погружали в ледяную воду, надевали на них железный колпак. Многие женщины погибали от этих жестоких мер. Но, как известно, дуракам закон не писан. Хатун умудрилась нарушить закон дважды. Первый раз — изменив мужу, а второй раз — подняв руку на супруга. Похоже, такие слова как покорность, смирение, благоразумие напрочь отсутствовали в лексиконе строптивой татарки. Но Мадлен твёрдо решила помочь молодой женщине, с которой ощутила странное душевное родство. Похоже, что эта Хатун был сделана из столь прочного материала как Мадлен и Фьора. До сегодняшнего дня Мадлен считала Хатун белтолковой скандалисткой, хотя смеялась, когда Фьора и Маргарита рассказывали о её проделках. Но сегодня Мадлен увидела столько боли и растерянности в тёмных колдовских глазах юной графини, что решила разобраться во всей ситуации и по возможности излечить не только телесные, но и душевные раны подруги своей младшей внучки. Хатун искупали в воде, в которую добавили цветки ромашки, хвойные шишки и кору дуба. Её синяки, царапины и кровоподтёки обработали мазями. Поскольку Хатун не взяла с собой нарядов, то её облачили в розовое шёлковое платье Фьоры. После Хатун присоединилась к ужину. Говядина, тушённая в молоке, пироги с бараниной, сладкий пудинг. А вот орехи и засахаренные груши и сливы напомнили Хатун о доброй, толстой, говорливой Коломбе. Славная женщина пыталась наставить Хатун на путь истинный. Но никогда Хатун не прислушивалась к добрым советам. После ужина все собрались расходиться по своим покоям, но Хатун для храбрости налила золотистое вино в бокал из зелёного венецианского стекла и одним махом осушила его. — Если вы не хотите спать, то я готова вам поведать свою историю. После согласия хозяев замка Хатун забралась в кресло с ногами и начала свой длинный и печальный рассказ. На какой-то момент Фьоре показалось, что её подруга и наперсница свернётся клубочком как в детстве, но слова Хатун быстро развеяли эту иллюзию. — Думаю, вам всем известно, что некогда я стала жертвой насилия управляющего Марино Бетти. Позже я нашла множество оправданий своему мучителю и даже думала, что полюбила его. Теперь же я испытываю угрызения совести по этому поводу. Ведь если бы у меня тогда был бы такой же характер, что и сейчас, то я не побоялась бы обличить преступника перед Франческо Бельтрами. Тогда же я была испуганной девочкой, чей мир был безжалостно разрушен. Таких негодяев как Марино полно. Они безжалостно лишают девушек невинности против их воли, но хуже всего, что помимо тела оказывается растоптана душа. Я боялась того, что весь мир узнает о моём бесчестии, боялась того, что мне не поверят, кроме того Марино в случае огласки пообещал продать меня в бордель, где таких как я учат жизни. Сломив мою волю, он решил поиграть в нежного любовника, в итоге я позабыла прошлое, но волк меняет шкуру, но не душу. Когда Марино убили, я тут же позабыла всё плохое. Даже его требование обратиться к повитухе я тогда восприняла как заботу о моём здоровье. Ведь он отправлял меня не к деревенской знахарке. Но с той поры я больше не беременела, хотя редко мои ночи были одинокими. После отъезда Фьоры я чувствовала себя безумно одинокой и вскоре завела второго любовника, вернее первого. Марино был не совсем мой выбор. — Можно подумать, что я тебя бросила, Хатун, — зло сказала Фьора. — Я звала тебя с собой в. Бургундию, но ты отказалась. — Воспоминания о Марино больше не причиняли боль Фьоре. Но она не могла не ужаснуться исповеди Хатун. Сколько боли, страха и унижений пережила её подруга, и всё из-за одного выродка, будь он проклят. — Я думала, что ничего для тебя не значу, — бесцветным голосом продолжила Хатун. — Ты проводила слишком много времени на вилле во Фьезоле со своими новыми подружками. Я чувствовала себя брошенной и обездоленной. А когда ты меня позвала в Бургундию, то я решила отплатить тебе тем же. Вот он корень всех моих бед. Своим характером я делала несчастной прежде всего себя. Как говорится: назло всем повешусь. А если бы я поехала с тобой в Бургундию, то может быть моя жизнь повернулась бы по-другому. Но теперь перехожу к главной части своего повествования. Я стала блудницей. Я спала с аристократами, лодочниками, конюхами, трактирщиками и даже церковниками. Один такой монах оказался чересчур болтливым после моих объятий. Его звали Игнасио Ортега. Он имел связи с семейством Пацци и планировал устроить заговор против Лоренцо Медичи. Я же слово в слово поведала обо всём Франческо Бельтрами, а тот передал мой рассказ Лоренцо Медичи. После этого я больше не видела своего любовника. Выходит, что моё распутство пошло на пользу Флорентийской республике. Но однажды я решила соблазнить красивого чужеземца, но вместо этого сама влюбилась. — Но Оливье тоже тебя полюбил, раз женился и довольно долгое время был верным мужем, — промолвила Фьора. — Но переделать другого человека невозможно. — А я сейчас говорю не об Оливье, — абсолютно спокойно сказала Хатун, но её пылающий взор говорил о том, какие страсти бушевали в душе этой незаурядной женщины. — Вначале я полюбила Рауля, — при этом бесстыдном признании все присутствующие охнули, но Хатун не смутилась и продолжила свою своеобразную исповедь. — Это было не увлечение и не прихоть. Вернее вначале я сама предложила себя Раулю, но он… — тут Леонарда не выдержала. — Стыд и срам. Как можно предлагать себя мужчине? Бедный синьор Франческо. Да и я была слишком мягкой воспитательницей. — Лучше бы вы, милая Леонарда, так кричали, когда Фьора устраивала оргии на вилле во Фьезоле, — ехидно парировала Хатун, — я просто решила продемонстрировать флорентийское гостеприимство красивому бургундцу. Ваша подруга Коломба также меня честила. Но Рауль отказался от моего тела, зато похитил мою душу. Самая сильная любовь — это страсть, не имеющая права на жизнь. Рауль именно так любил Фьору. Я же безумно, страстно и безнадёжно полюбила Рауля. Это чувство вонзилось в меня как стрела в зверя. Все мои любовники интересовались моим телом. Рауль же врачевал мою душу. Мы спали в одной кровати, и никакого меча нам не понадобилось бы для целомудренности наших ночей. Иногда он гладил мою спину и напевал колыбельную. Как ребёнку. Я же впервые любила всей душой и хотела настолько, что ощущала страшное томление. Но я довольно быстро поняла, что он не для меня. Зато Маргарита покорила Рауля. В конце концов мы подружились, но иногда я задавала себе вопрос: «Что есть в ней, чего нет во мне?». Но недавно я получила ответ на свой вопрос. А потом я сошлась с Антонио Пацци, и снова отдалась своей страсти. Я просто хотела быть счастливой, и не догадывалась, что меня цинично используют. Антонио был так нежен, умел и пылок. — Думаю, что подробности нам не интересны, — сухо заметила Леонарда. Хатун проигнорировала это замечание, отдавшись своим воспоминаниям. Её лицо то озарялось отблеском былого счастья, то становилось хмурым как ненастное небо. — Я поверила в его любовь, потому что хотела верить. Тогда я решила, что вот таким должен быть настоящий мужчина. Он не отказывается от моей любви и дарит свою. Он же спал со мной по приказу своего отца Джакопо Пацци. Хотя в действительности Антонио был сыном Марино Бетти. Антонио постоянно спрашивал меня про тайну убийства Марино. Но я ничего не могла сказать, так как мне ничего не было известно. — А ты когда-нибудь думала об окружающих людях? — спросила Леонарда. — Зачем? — пожала Хатун плечами, — Кто думал обо мне? — Другой человек на месте синьора Франческо не был бы столь снисходителен. — Вот именно. Снисходительность, терпение, лёгкое сочувствие. А мне была нужна любовь и участие. Вы же заботились только о Фьоре. А кто-нибудь из вас подумал о том, каково было мне? Вы как и ваша подруга Коломба умеете только осуждать. Но поставьте себя на моё место. — В том, что Рауль полюбил именно Маргариту, нет ничего удивительного, — неожиданно подал голос Филипп де Селонже, — когда-то Маргарита спасла Раулю жизнь, вцепившись в мою руку. Признаюсь, что я тогда был настолько разгневан похищением Фьоры, что могло произойти всё, что угодно. Маргарита пережила не меньше, чем вы, но она никогда не жаловалась на жизнь, не устраивала истерик и не дарила своё внимание всем подряд. Она простила Рауля за то, что он долго отсутствовал и бросил её, не выслушав. Мог ли Рауль не оценить это? Кроме того, Маргарита сумела поладить даже со сварливой графиней Бланкой, стала хорошей хозяйкой поместья, культурной и образованной женщиной. А вас, Хатун, трудно назвать достойной и разумной женщиной. Мне вас жалко, но вы похожи на капризного ребёнка, который топает ножкой и считает, что все ему должны по жизни. Многие глупцы мечтают жениться на хорошеньких женщинах. Но что значит красота без разума, доброты и прочих нравственных достоинств? Кому понравится жить со скандальной и глупой особой? — Поэтому вы и женились на одной из самых красивых и богатых девушек во Флоренции, невзирая на её дурную славу? — ехидно спросила Хатун. Слова Филиппа очень сильно её задели. Она всегда гордилась своей красотой, а по его словам выходит, что это ничего не значит. Да быть того не может. Не менее обидно было услышать из уст Филиппа панегирик в честь Маргариты. — Если вы будете оскорблять мою жену или меня, то никто вас не держит в наших владениях. Вы не успели появиться в моём доме, но уже продемонстрировали своё злонравие. Если бы вы были самой красивой девушкой в мире и были в десять раз богаче Фьоры, то даже страшная нужда не заставила бы меня попросить вашей руки. Я не терплю в людях злобы, гонора и высокомерия. Когда-то Оливье обольстил мою невесту и предал нашу дружбу. Как говорит Фьора: «Месть принадлежит Господу Богу». Думаю, что женитьба на вас стала достойным наказанием для Оливье. — Вы ещё не знаете самого главного, — нервно рассмеялась Хатун, — вы полностью отмщены. Я наставила рога Оливье с его приятелем Жоффруа де Тулонжоном. Теперь Оливье узнал обо всем и прогнал меня из замка. Вернее он сделал ещё хуже. Я приношу вам свои извинения за свой несдержанный язык. Просто мне очень плохо, поэтому хочется кого-то ранить хотя бы словесно. Но обо всём по порядку, — после этих слов Хатун пригубила подогретое вино с травами. Ах, если бы отогреть сердце было бы так просто как тело. В камине потрескивали сосновые поленья. Все присутствующие с нетерпением ждали продолжения своеобразной исповеди изгнанной графини де Ла Шенель. — Потом я узнала про измену Антонио и решила свести счёты с жизнью. Но друг Гвидо Даванцатти, по имени Розарио, спас меня. — Я помню Розарио, — задумчиво произнесла Фьора, — но ублюдок погонщика мулов не стоил того, чтобы ради него прощаться с жизнью. — К тому же, — подхватила Леонарда, возмущение которой возрастало по мере рассказа Хатун, — глупо и преступно обрекать свою душу на вечные мучения в геене огненной из-за неверного любовника. Если бы все девицы бросались в реку, травились зельями, вонзали нож в свои глупые сердца по столь ничтожному поводу, то население Земли бы резко сократилось. — Что мне до других? — воскликнула Хатун. — И вот недавно я узнала имя убийцы моего бедного Антонио. Оказалось, что Рауль де Ла Шенель вызвал его на поединок и зарезал как борова. Он сам хвалился этим убийством и не испытывал ни малейших угрызений совести. Он пытался сломить мою волю и запугать меня. Как Марино! — сквозь слёзы кричала Хатун. — Но зачем было Раулю признаваться в совершенном поступке и запугивать тебя? — удивилась Леонарда. — Надо же, а я считала, что Гвидо Даванцатти расправился с подонком, — удивилась Фьора. — Я не могу разделить твою скорбь об этом бесчестном человеке. Он просто воспользовался твоей любовью и неопытностью. Пусть ты имела немалый опыт в альковных делах, но так и осталась до сих пор наивным ребёнком, брошенным в жестокий мир. Мы ровесницы, но я чувствую себя солидной матроной по сравнению с тобой. Пора перестать жить чувствами и детскими обидами. — Вот и Рауль сказал мне почти то же самое. О, он был жесток и безжалостен. Он требовал, чтобы я рассталась со своим любовником. — Интересное дело, — протянула шокированная Мадлен, — что вы считаете жестокостью? Он не оповестил о вашем неподобающем поведении старшего брата? Знаете ли вы, что бывали случаи, когда родственники обманутого мужа сами расправлялись с изменницей? Что касается Антонио Пацци, то виконт де Ла Шенель вызвал его на поединок. Они оба имели равные шансы. — Я сейчас расскажу обо всём по порядку, а после вы решите, кто прав, а кто виноват. Я же сама совершенно запуталась, — призналась Хатун. — После смерти Антонио я очень близко сошлась с его матерью. Клавдия Сатти была замечательной женщиной, и она полюбила меня как родное дитя. Я же наконец-то обрела родную матушку, пусть и не по крови. Это был второй человек после Рауля, кто проявил ко мне участие. Тогда же я завела множество пушистых друзей. Я буду очень тосковать по ним, также как и по моим пасынкам и падчерицам. А потом в мою жизнь снова вошли мужчины. — Свято место пусто не бывает, — чуть слышно заметила Леонарда и добавила уже громче, — неужели история с внебрачным сынком Марино не научила тебя осмотрительности? Я никогда не любила управляющего. Он мне казался скользким, неблагодарным, двуличным и подлым человеком. Не зря говорят: «От худого семени не жди доброго племени». Мне очень жалко тебя, Хатун. Возможно, это моя вина, что я не научила вас с Фьорой жизни. Я думала, что ваша жизнь будет похожа на чудесный сон. Теперь я вижу, что ты так и не оправилась от тех страшных событий. — Не надо винить себя, уважаемая Леонарда, — с горестью ответила Хатун, — вероятно я всегда была слабой, поэтому сломалась. Ведь люди переживают неприятности по-разному. Кто-то замыкается в себе, кто-то напротив не может управлять своим гневом как я. Я, действительно, стала очень скандальной и бывало, что лезла в драку со своими любовниками. Славно я погоняла Антонио, когда застукала его с другой женщиной. Я пригрозила его кастрировать и отобрала одежду. А сейчас я думаю, что меня почему-то тянуло на недостойных мужчин. Добрые и хорошие поклонники казались мне пресными и скучными. А потом в палаццо Бельтрами появился Оливье. Тогда я болезненно переживала разрыв с очередным любовником, оказавшимся подлецом. И я частично перенесла на Оливье своё разочарование в мужчинах. Всё началось со взаимных оскорблений, а потом я перешла к более активным действиям. Я следила за ним, предупреждала родителей девушек, которых Оливье планировал обольстить. Один раз я заперла его в комнате, чтобы он не пошёл на свидание. Это было уже после отъезда Рауля. Что я только ни придумывала, чтобы досадить ему и выжить из палаццо Бельтрами. Всё, что придёт в голову, то и вытворяю. То горшок с ирисом уроню ему на ногу, то случайно кипяток пролью ему на руку, то новый бархатный костюм перед очередным его свиданием изрежу, то крапивой его по лицу отхлестаю. Как вы сказали, мадам Мадлен, дуракам закон не писан. Последние, слова Хатун разрядили обстановку. Раздался музыкальный смех Фьоры, сдержанный смешок Леонарды, лёгкая усмешка появилась на лице мадам де Бревай, даже граф де Селонже широко улыбнулся, подумав, как наверное страдал Оливье от злобных проделок бесшабашной Хатун. Когда веселье стихло, Хатун продолжила свой рассказ. — Но в один день терпение Оливье треснуло по швам. Я бросила ему в суп пойманную одним из моих питомцев ворону. Оливье тогда немного перебрал с вином, и не заметил странного вкуса мяса. Когда трапеза закончилась, я поведала Оливье, что он с большим аппетитом съел ворону. Оливье онемел от неожиданности, а я, почувствовав свою безнаказанность, ехидно добавила, что граф де Ла Шенель столь же неразборчив в еде, как и в любви. Тут Оливье сорвался и наговорил массу обидных вещей, присыпанных площадной бранью. Я совсем потеряла разум и метнула нож в Оливье. Не знаю к счастью или к несчастью, но я промахнулась. Стоит ли говорить, что я была смертельно напугана своим поступком, дрожала и билась в истерике. Ведь если бы Оливье захотел, то я бы в тот же день отправилась в тюрьму по обвинению в попытке убийства. Я уже видела суд, приговор и эшафот. Да я и не собиралась убивать его. Это был необдуманный поступок. — Ну понятно, — сказала Леонарда, — ты сначала что-нибудь сделаешь, а потом только думаешь. Не самая лучшая привычка. — Что правда, то правда. Но Оливье сам не ожидал такой бурной реакции. Раз никому не интересны подробности, то скажу, что после этого случая мы стали любовниками. — Да, — усмехнулась Фьора, — ваша история вполне в духе Боккаччо. — Увы, продолжение нашей истории скорее в духе древнегреческих трагедий и куртуазных романов. — Ну поскольку вы остались живы, то рано ещё дожидаться пения хора в древнегреческой трагедии. — Я отнеслась к этому случаю как к самому обычному любовному приключению, но с каждым днём наша взаимная склонность возрастала. В итоге я влюбилась второй раз в жизни. Я понимала, что наши отношения являются чем-то ненормальным, но не могла остановиться. Я как мотылёк летела на костёр страсти, пока не сгорала без остатка. Зато я никогда не буду жалеть об упущенных возможностях. Я жила на полную катушку и совершила много ошибок. — Слишком много, — заметила Леонарда. — А потом Оливье поехал в Рим, и попросил ждать его. Я дала формальное согласие, но не надеялась ни на что. Я полагала, что ветреный граф найдёт себе новый объект страсти. В те дни Клавдия Сатти оказалась для меня прекрасной опорой, защитой и поддержкой. Она говорила, что в любом случае мне не стоит отчаиваться. А после женщина, ставшая по сути моей матерью, погрустнела и добавила, что если я стану женой Оливье, то нам с ней придётся расстаться. Тогда я не придала значения этим словам. Теперь же всё видится в ином свете. Клавдия догадывалась, кто был убийцей её сына, и понимала, что не сможет поехать со мной в Бургундию и жить рядом со злодеем. А потом были те страшные дни, когда случился заговор Пацци. Толпа, озверевшая от безнаказанности, ворвалась в дом Клавдии и едва не сожгла несчастную вдову. Рауль, очевидно, чувствуя свою вину, спас мою маму. Но её дни были сочтены. Она покинула меня, оставив абсолютно одну в мире, где я не была нужна никому, — при этих словах голос Хатун сорвался. Несколько минут были слышны только душераздирающие рыдания молодой женщины, слишком многое пережившей за свои юные годы. Леонарда протянула ей бокал с липовым отваром. — Тогда рядом был Оливье. Он обещал, что всегда будет любить и защищать меня, но он нарушил своё обещание, оставив меня на растерзание старой грымзе Бланке. Я не прощу эту тварь даже на смертном одре. Пусть после смерти она провалится в геену огненную, я же устрою для неё Ад на этом свете. — Но ты должна была понимать, что высокое положение — это не только наряды, драгоценности и почести, — осторожно заметила Леонарда. — Это же большая ответственность. С графини спрашивают куда строже, чем с пастушки. Простые люди могут зубоскалить по поводу позора себе подобных, но когда оступается знатная женщина — это совсем другое дело. — Ну да, — усмехнулась Хатун, — особенно графиня Бланка. Вот уж пример высокой добродетели, всепрощения и прочих христианских добродетелей. И эта старая развратница ещё смела меня поучать. Её жизнь, в отличие от моей, была безбедной, но она безнаказанно предавалась разврату. И ничего. Эта титулованная шлюха была уважаемой женщиной и считала себя непогрешимой особой. Дрянь. А чем она лучше меня? — А ты не оглядывайся, Хатун, на злобных и низких натур. Я всегда говорила, что пример надо брать не с худших, а с лучших людей, — разумно ответила Леонарда. — В итоге Клавдия пожелала увидеться с Раулем перед своей кончиной. Судя по всему, эта святая женщина сумела его простить. Как-то Рауль обмолвился, что она простила убийцу своего сына. В таком случае эта женщина достойный пример для подражания. Она намного достойнее, добрее и великодушнее многих знатных дам. А наш Господь несправедлив. Он забрал у меня Клавдию, но позволил жить и творить злодеяния Бланке. Но моя история подходит к концу. Вы все знаете, что вначале мы и Оливье были безумно счастливы. Но я не ценила и не берегла своё счастье. Я уверилась, что всё худшее в моей жизни закончилось — и вот результат. Вначале я не давала спуску этой старой ведьме. Ох, и славное было времечко. Я радовалась счастью Рауля и Маргариты. Они сумели простить друг друга и оставить все обиды в прошлом. Рауль забыл Фьору в объятиях своей любящей супруги, я же в свою очередь разлюбила Рауля благодаря его старшему брату. Но колесо фортуны сделало очередной поворот событий. Может судьба решила, что я мало страдала, а может Господь решил, что такая грешница как я недостойна высокого жребия графини. Все вы знаете, что Оливье нарушил супружескую верность и предал меня, когда Бланка обвинила меня в своём же преступлении. Знаете, предательство ударило меня гораздо больнее, чем его неверность. Ну получил он удовольствие с этой женщиной. Противно, но не смертельно. Но я поняла, что супруг не может служить мне защитой. Защитой оказался мой деверь Рауль. Человек, которого я любила. Человек, убивший моего возлюбленного. Человек, спасший Клавдию из огня, а меня от казни на костре. Видите, я прошла сквозь огонь и воду. Из реки меня вытащил Розарио, а от костра избавил Рауль. А я за это отплатила ему такой ужасной непризнательностью и неблагодарностью, что воспоминание об этом будет мучить и глодать меня до конца моих горестных дней. — Что же ты ещё натворила? — изумилась Леонарда. — Слушайте, — драматически воскликнула Хатун, — во время одной семейной ссоры Оливье приказал мне раздеться перед его друзьями. Я так и поступила. После этого я отдалась человеку, проявившему ко мне участие. Как только наши взгляды встретились, моё сердце неистово забилось. Я полагала, что снова узнала любовь, но это было минутное увлечение. Теперь уже Леонарда выпила чашу с липовым отваром. — Неужели, нельзя было сдерживать свои, так сказать, желания? Неужели, хоть один-единственный раз нельзя было подумать о последствиях своих поступков и подумать головой? — Мы стали встречаться постоянно. — Ещё лучше, — заметила совсем расстроенная Леонарда. — Я придумывала, что посещаю свекровь в аббатстве Клюни. Оливье нашёл очередную покладистую вдовушку, о чём я узнала из анонимного письма. — Думаю, что дело не обошлось без нашей доброй приятельницы Элеоноры Даванцатти, — холодно промолвил Филипп. — Он всем говорил, что ездит на ярмарку в Брюгге, и приезжал с дорогими вещами, но там же жила его новая пассия. — Ситуация, действительно, достойная фаблио, — заметила Мадлен де Бревай, — но вы не пробовали наладить отношения с супругом? — Нет. Я упивалась своей местью. Теперь я понимаю, что мои чувства к Жоффруа постоянно подогревались тайной, запретностью нашей страсти и жаждой мести. Это была такая смесь, которая только горячила мою кровь и пьянила голову. Но недавно я узнала, что Жоффруа, оказывается, грабит купцов и берёт людей в плен, — при этих словах Филипп де Селонже встрепенулся. — Это точно? В наших краях, действительно, в последнее время участились подобные случаи. Но мне очень трудно поверить, что мужчина из знатного рода так низко пал. Хотя многие мои братья по оружию мало чем отличаются от разбойников. Но это безобразие необходимо пресечь. Я дойду до герцогского суда. Если будет нужно, то я сам возглавлю войско, которое выкурит этого волка из его логова. Фьора улыбнулась. В данный момент Филипп напоминал охотничью птицу, после долгого перерыва, выпущенную в небо. — Вот и Рауль решил так же как и вы, — печально произнесла Хатун, — сразу видно — братья. Хотя нет, он предоставил мне выбор и признался в том, что убил Антонио, а также разделался с тем самым насильником Маргариты и преподнёс жёнушке его голову в подарок. — Но это просто замечательно, — обрадовалась Фьора. — Справедливость снова восторжествовала. Не все злые люди избежали возмездия. — Рауль в категорической форме потребовал меня прекратить встречи с любовником. Думал, что я испугаюсь. Не на ту напал. Я высказала ему много неприятных вещей, и он не остался в долгу. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы не Бланка. Она бросила мне очередную злобную фразу. Не знаю, почему я вышла из себя. Может это и была последняя капля, переполнившая чашу моего гнева и возмущения. Передо мной сидели мать и сын, сломавшие мою судьбу. Когда-то Рауль не ответил на мои чувства, но убил моего возлюбленного. О, если бы он действовал из ревности, то я его бы поняла и оправдала. — Ты сама не понимаешь, что говоришь, — заметила Леонарда. — Как раз понимаю. Но тогда я не отдавала отчёт своим действиям. Мне показалось диким, что убийца Антонио и Клавдии сидит рядом со мной. Мне казалось, что его руки по локоть в крови. Ведь он своим поступком доконал несчастную женщину, и лишил меня не только любовника, но и матери. — Поэтому Рауль кинулся спасать Клавдию из огня, а после спас вашу жизнь. Настоящий злодей, — усмехнулся граф де Селонже. — Ваши слова справедливы, но тогда я не могла анализировать событий. Я глядела на Бланку и чувствовала, что если бы мы были в комнате одни, то придушила бы эту ужасную женщину своими руками. — Это можно понять, — сказала Мадлен де Бревай. — Сколько раз я в своём воображении расправлялась с Пьером. Но действительность превзошла все мои ожидания. Он оказался полностью в моей власти. Вы же можете последовать моему примеру. А монастырское заточение не меньше связывает руки вашей свекрови, чем увечье ноги моего супруга. — Мне и не пришло в голову сравнить наши ситуации. Но вначале я собиралась глумиться над этим исчадием Ада. Но хотя моё настроение временно улучшалось, моя боль и обида не уменьшалась. На какой-то момент я утратила разум. Я захотела отомстить всем носящим это проклятое имя де Ла Шенель. Мне хотелось побольнее ударить заносчивую свекровь, распутного мужа и жестокосердного Рауля. Матушка Беатрис пыталась меня наставить на путь истинный. Она догадалась обо всём, что творилось в моей душе и подарила мне Евангелие. Ах, лучше бы я в тот день открыла дар милой Матильды. — Что же преподнесла тебе Матильда? — поинтересовалась Фьора. Она испытывала по отношению к Хатун смесь досады и жалости. Но она сделает всё возможное, чтобы подруга была счастлива. — Лонг «Роман о Дафнисе и Хлое». Говорят, что это весьма фривольное сочинение, — ответила Хатун. — Да, — задумчиво произнесла Мадлен де Бревай, — ваши слова в очередной раз перенесли меня в прошлое. Когда-то эта книга потрясла воображение моей дочери. Она втайне от нас читала эту книгу. Как-то я зашла в её комнату и увидела своё дитя с интересом читающую этот роман. Пылающие щёки и горящие глаза выдавали её волнение. Я тогда подумала, что моя дочь созрела для замужества. Но вскоре прибыл мой старший сын, и случилось непоправимое. Но не будем о грустном. Я думаю, что дело не в книгах. Когда в человеке бушуют страсти, то он находит их отражение в литературе, живописи и даже историях людей ранее живущих. Так и ты, Хатун, была переполнена местью и смогла найти что-то своё даже в Евангелии. Я постоянно размышляла об этом. Не сочтите меня за еретичку, но если Иисус Христос учит нас любви, доброте и всепрощению, то Ветхий Завет пестрит страшными историями мести, зла, насилия, кровосмешения и несправедливости. При этом многие лицемерные церковники клеймят античную литературу, в которой, конечно, присутствует подобное. Но на мой взгляд, это отдаёт изрядным двоедушием. — Жалко, что я слишком мало читала античной литературы, — произнесла Хатун — В последнее время я увлеклась романами о рыцарях Круглого стола. Мне показалось весьма забавным, что я сделала из молодого мужа короля Марка, а мой любовник немолод и имеет скорее отталкивающую внешность. Наверное, во время чтения я имела такой же вид, что и ваша дочь. Но меня вдохновила история Иосифа Прекрасного и жены Потифара. Я решила, что раз Бланка де Ла Шенель оклеветала меня и разрушила мою жизнь, пытаясь обвинить меня в своём преступлении, то я отплачу ей той же монетой. Я решила оговорить Рауля перед Оливье. Но я сочинила настолько немыслимую ложь, что ей не поверил даже Оливье. А может быть дело в том, что слово низкородной женщины значит для него меньше, чем гнусные измышления Гэвина Лесли и низкие обвинения его матери. Зато Маргарита пришла в ярость. Эта кроткая голубка рассказала Оливье всю правду обо мне. А дальше мы подрались, и Оливье сказал, что отпускает меня к любовнику. Но во мне взыграл дух противоречия. Я сказала, что ни за что не уйду из этого дома. Но Оливье пошёл на принцип. Он сказал, что моё желание его не интересует, и завтра же он отвезёт меня в замок Жоффруа. Исчерпав все свои доводы, я в отчаянии расцарапала себе лицо и шею. Но Оливье только пил и смеялся. А потом он направился на поиски приключений. — Узнаю моего бывшего друга, — воскликнул Филипп, — но как же у вас хватило совести оклеветать Рауля после того, что он сделал для вас? Ведь Оливье мог бы убить его сгоряча, да и вас заодно. — Я не дорожу своей жизнью, — ответила Хатун. — Я решила отомстить этой семейке, и для меня все средства были хороши. Лучше быть мясником, чем овечкой, которую забивают на мясо. — По-моему, — не выдержала Фьора, — лучше всего быть человеком. А чего ты добилась своим подлым поступком? — Ничего. Абсолютно ничего. А знаете, что самое ужасное? После ухода Оливье Рауль помог мне бежать из дома, который долгое время был моим счастливым пристанищем. Меня пожалел тот человек, которого я обрекла на верную смерть. Никакие слова не могли пристыдить меня так сильно как этот великодушный поступок. Он дал мне войлочный плащ, коня и золото. Он был добр словно Иисус Христос. Я ударила его по одной щеке, а он подставил мне другую. Я-то, когда меня бьют, стараюсь сдать сдачу с процентами. И после этого я поняла, как была несправедлива к Раулю. Я возненавидела себя и свою гордыню. Да, я плохая христианка, но этот день навсегда останется в моей памяти. Я никогда не прощу себя за свой поступок. Рауль показал мне пример милосердия и доброты. Он понял моё отчаяние и нежелание ехать к Жоффруа. Честно говоря, я стала побаиваться былого возлюбленного. Он был со мной нежен, учтив и страстен. Но я была графиней и его возлюбленной. Кто знает, как он глумится над бесправными пленницами в своём замке? Да, можете смеяться, но я ни за что не буду жить с этим человеком, которому сама столь опрометчиво отдалась. Если вы меня прогоните, то мне останется только утопиться в Соне. Я ничего не умею делать, а торговать своим телом мне не хочется. — Думаю, что ваши опасения беспочвенны, — усмехнулся граф де Селонже. — Вы сами себя наказали своими поступками. Совесть — это самый строгий человеческий судья. Вы же своей глупостью разрушили своё семейное счастье, любовь. Собственными руками вы сломали, словно ивовый прутик ту дружбу и чувство доверия, что связывали вас с Раулем. Прочные здания возводятся годами и столетиями, но разрушить их можно за несколько дней. Но предупреждаю, что городок Селонже — это не многолюдная, шумная и грешная Флоренция. Я не потерплю никакого разврата, истерик и скандалов. Я привык быть счастливым. В нашем доме любят разнообразные увеселения, но, в отличие от моего бывшего друга Оливье, скандалы, разборки и свары меня не развлекают. Зато вы можете познакомиться со своими падчерицами и пасынками, живущими в Селонже. Хатун, не сдерживая слёз, поблагодарила Филиппа за его великодушное предложение. Время сумасбродства и любви прошло. Наступило время раскаяния и размышлений. Любой человек рано или поздно должен повзрослеть. Главное, чтобы не было слишком поздно.