Второе дыхание

      По возвращении Рауль и Маргарита убедились, что отношения Оливье и Хатун неуловимо изменились. От словоохотливых служанок Маргарита узнала, что Оливье очень сильно набедокурил во хмелю и теперь был молчаливым, имел весьма обескураженный вид, словно осознавая, что преступил некую грань. Так непривычно было видеть этого самоуверенного и надменного человека, виновато опустившего голову. Лицо и тело Оливье покрывали свежие синяки, кровоподтёки и ссадины, но он вышел победителем из схватки. За его противником приехала жена, сопровождаемая солидным вооружённым эскортом и замковым лекарем. Дама Сабина не выразила своего возмущения, только тихо заметила мужу, что они поговорят потом. После этого незадачливого и немного напуганного рыцаря погрузили на носилки. Жена извинилась перед семьёй де Ла Шенель за поведение супруга, заметив, что ему нельзя пить, но он слишком слабоволен и не может противиться соблазнам. — Я понимаю вас как никто другой, — не смогла промолчать Хатун, — похоже, дружба наших мужей основывается на редчайшем сходстве характеров и наклонностей. Но отныне с этим будет покончено. — И я желаю того же. По крайней мере, пока Робер будет лежать с переломами, он не получит ни одной капли вина, — заключила торжествующая Сабина. — Счастливая женщина, — грустно заметила Хатун, проследив глазами за удаляющимся отрядом. — В чём же ты видишь счастье? — удивилась Маргарита. — Хотя бы в том, что муж боится своей жены. Он даже бражничает и блудит вдали от своего дома. Мало таких дураков, которые превращают свой дом в таверну, где вина и льются рекой, а достоинство женщины становится пустым звуком. Тут уже Оливье не вытерпел. — Думай, о чём говоришь, бестолковая женщина. В твоей несправедливой речи только одно слово является верным «дом». Вот-вот дом, а не роскошный замок. Робер был безземельным рыцарем, пока не совершил мезальянс с дочкой торговца. А Сабина — хитрая бестия. Она управляет своим хозяйством и держит финансы в своих руках. Но благодаря её чутью и железному характеру, Робер со всей семьёй ещё не пошёл по миру. Да если бы была его воля, то мы не вылезали бы оттуда? Мне теперь нельзя пригласить друзей в замок? Да, признаю, что я повёл себя во хмелю несколько несдержанно. Но ты тоже хороша. Кто просил тебя мешать моим развлечениям? Впрочем, у тебя нет никаких дел, увлечений и склонностей. Ты годишься только для того, чтобы быть мужской усладой, — при этих словах Хатун побледнела и вздрогнула, — но и этих радостей ты умудрилась меня лишить. Другой бы на моём месте давно привёл наложницу. Возможно, и не одну. Но ты не ценишь хорошего обращения. Мне с тобой неинтересно. — Я вижу, что у вас всё остаётся по-прежнему, — грустно заметил Рауль. Его слова отрезвили Оливье. — Знаешь, братишка, я всё понимаю. Зачем я только женился на этой ведьме? Она использует любую возможность, чтобы затеять ссору. Честно говоря, мне уже начинают приедаться постоянные скандалы. — Помнится, что Жанну ты тоже называл ведьмой, хотя эта женщина никогда не перечила тебе. — А ты знаешь, братишка, как правы Аристотель и Гораций. Помнишь десятую оду Горация. Тот, кто золотой середине верен, Мудро избежит и убогой кровли, И того, что питает в других зависть, — Дивных чертогов. Жанна была слишком благодарна и скучна. Ты представь, как тяжело постоянно питаться одной кашей без молока, без приправ, без сливок, без масла, без соли. А теперь представь вкусную еду, начинённую огромным количеством специй. Вначале разнообразие будет приятным, но затем захочется просто сделать глоток свежей воды. И тогда ты уже вспоминаешь о прежней простой еде с лёгким чувством ностальгии. Хатун, насмешливо фыркнув, выплыла из покоев супруга, предварительно, скорчив уморительную рожицу, всё же вызвавшую улыбку на бледном лице Оливье. Маргарита, будучи деликатной женщиной, также решила оставить братьев одних, чтобы они могли поговорить по душам. В благодарность она получила нежный и признательный взгляд Рауля. Оливье тоже отметил это. — Вот видишь, братишка, как тебе повезло с женой. Не зря ведь нас с детства учат, что любовь имеет мало общего с браком. Так оно и есть. Ты ведь не был страстно влюблён в Маргариту, когда обвенчался с ней. Зато теперь у вас всё замечательно. А что остаётся мне? Вести целомудренную жизнь? Страдать от постоянных упрёков и нападок? Жить как на вулкане? Зато я женился по страстной любви, — невесело засмеялся Оливье. — И ведь аристократки с детства получают соответственное воспитание и образование. И это хорошо и правильно. Они с детства учатся ведению домашнего хозяйства, рукоделию, поэзии, иностранным языкам, вышиванию. Вот, например, Фьора, помимо того, что является одарённой художницей, знает латынь, древнегреческий, сама занимается переводами, увлекается античной литературой и философией. Твоя Маргарита хоть и не получила должного воспитания, всё схватывает на лету. Она научилась вести дом, неплохо разбирается в делах поместья и тяжбах крестьян. Сверх того тоже увлекается литературой, иностранными языками и переводами. — Можешь к этому добавить, — не без гордости заметил Рауль, — что она делает успехи в музицировании и рукоделии. — Вот именно. А теперь скажи, братишка, в каких областях преуспела Хатун? — Тебе виднее, — усмехнулся Рауль. — Она только утирает сопли моим незаконным отпрыскам, но главный долг супруги отчего-то даже не стремится исполнить. Что мне до этих детишек? Даже если бы хотел, они смотрят на меня так, как будто я их злейший враг. — В этом нет ничего удивительного, — сухо заметил Рауль, но Оливье проигнорировал его выпад. — Держать себя достойно она тоже не может. Кому рассказать! Графиня заходит в пиршественный зал, устраивает скандал, прилюдно оскорбляет мужа. А знаешь, что она дальше сделала? — В общих чертах. — Так я тебе объясню, — воодушевился Оливье, плеснув кларет в кубок из горного хрусталя. Рауль проследил за этим действием, но не последовал примеру старшего брата. Оливье жадно пил вино, алые струйки стекали по его подбородку, напоминая капли крови. Внезапно Рауль поёжился от дурного предчувствия. — Я был изрядно пьян, приказав заколоть эту скотину. — Скотину? — непонимающе спросил Рауль, отрываясь от своих грустных мыслей. — А, и тебя я ввёл в заблуждение? Ну перебрал и решил показать жёнушке, кто в доме хозяин. Вспомнил одну библейскую притчу и решил зарезать барана. Стоит ли говорить, что мой выбор пал на Артура. — Это было грубо, мелочно и жестоко, — отрезал Рауль. — Думаешь, что теперь я сам не понимаю этого? Но когда ты пьян, мир воспринимается по-другому. Мне уже доложили, что эта дурочка подумала, что я велел зарезать Флорана. Ярмарочный балаган, да и только. Я, конечно также далёк от святости, как семейка Пацци от правления Флоренцией, но ты можешь представить, чтобы я приказал зарезать человека? — усмехнулся Оливье. Тогда это казалось ему немыслимым. — Да я могу прихлопнуть человека как муху в пьяной драке, но я не способен отдать хладнокровный приказ. — Я могу понять чувства Хатун. Этот барашек был её любимцем. — Почему был? Этот хитрый дьявол Анри умудрился ослушаться меня. Говорит, что он стар и туг на ухо, и не так понял мой приказ. Даже бил себя в грудь. Я сделал вид, что поверил ему. В глубине души я признателен этому человеку. Но Хатун взбесилась и разделась почти догола перед толпой мужиков. — Насколько мне известно, ты сам приказал ей сделать это. — О, дурная слава самодура и негодяя бежит впереди меня. Ну мало ли, что может сказать подгулявший человек. А Робер и вовсе утратил разум. Как будто в первый раз узрел женщину в рубашке, — хохотнул Оливье. — Похоже, Сабина надела крепкое ярмо на своего мужика, раз он так разохотился. Ну туда ему и дорога. Я и сам не рад видеть человека, который повел себя столь неуважительно по отношению ко мне и моей супруге, — заключил Оливье. — Хорошо хоть Жоффруа де Тулонжон немного охладил наши горячие головы, но драку он предотвращать не стал. — А что Жоффруа здесь делал? — удивился Рауль. — Насколько я знаю, он обычно сторонится таких сборищ. — Понимаешь ли, братишка, мне захотелось несколько разнообразить компанию. К тому же сейчас я поведаю тебе весьма занятную историю. Как тебе известно, Жоффруа принадлежит к старинному роду и побывал во многих сражениях. Его первая жена рано покинула наш бренный мир, — при этих словах Оливье заученно перекрестился, — совсем недавно на всю Бургундию прогремел скандал. Невеста Жоффруа незадолго до венца сбежала с его кузеном Рене. — Это мне известно, — равнодушно отозвался Рауль, — но думаю, что было весьма опрометчиво со стороны барона де Блеренкура подыскать своей ветреной дочери некрасивого супруга намного старше неё. Конечно, ничего плохого про Жоффруа сказать не могу, но по словам этой сплетницы Катрин де Вогринез, юная Элодия де Блеренкур была в полном отчаянии от выбора своего отца. Но, увы, слишком редко родители прислушиваются к желаниям и мольбам своих детей. История твоей первой женитьбы может служить тому примером. — Элодия мечтала увидеть своим женихом красавца и героя с замашками менестреля, — усмехнулся Оливье, — ей надо было выбрать меня, — самоуверенно продолжил граф де Ла Шенель. — Правда, я не стал бы жениться на этой глупой красотке, но с удовольствием бы наставил рога её супругу. Предлагаю тост за всех мужчин, чьих жён и невест я обольстил. Бедные, глупые рогоносцы, — расхохотался изрядно опьяневший Оливье. — Но нашёлся тот, кто опередил тебя, — подколол брата Рауль. — А тут, братишка, начинается самое интересное.Долгое время все думали, что Элодия влюбилась в кузена Жоффруа и сбежала с ним. Отец, который с детства баловал дочку, вначале бушевал, но позже смирился с браком. Признаюсь, что мы все считали Жоффруа ослом, потому что он отказался от мести неверной невесте и вероломному кузену. Тогда Жоффруа сказал, что не мстит женщинам, а дурак сам наказывает себя своей глупостью. Так и случилось в итоге. Элодия родила девочку, как две капли воды похожую на моего приятеля Гэвина Лесли. Мы с тобой тогда были во Флоренции, и не знали развязки этой трогательной истории. — Вот это да! — присвистнул Рауль. — То есть она спуталась с Гэвином ещё до того, как сбежала с Рене. Но Гэвин далеко не идеал красоты. — Зато Гэвин был молод и сладкоречив, как сам Иоанн Златоуст. Подробностей истории никто не знает, но выходит, что старина Гэвин пошутил над обоими кузенами Тулонжонами. — Это была не шутка, — наконец пришёл в себя Рауль. — Ты же знаешь, что Гэвин был шпион короля Людовика. Король, обычно скупой в повседневной жизни, никогда не жалел денег на подкуп союзников и оплату шпионов. Наверняка, Гэвин попытался вбить клин между кузенами. Рене — неплохой юноша, но слишком глупый и тщеславный. Представляю, каким ударом для него стала открывшаяся правда. — Да, — подтвердил Оливье. — Я бы не хотел оказаться на его месте. Хорошо, что хотя бы бастард оказался девочкой. Дочь можно выдать замуж или отдать в монастырь, а с сыном вопрос сложнее. Я никогда не задумывался о том, что чувствовал Огюстен де Ла Шенель, глядя на меня. Я бы никогда не смог проявить такое великодушие. И почему матушка не оценила его благородства? — А почему ты не оценил хорошую жену? Возможно, для матушки её муж был слишком пресным блюдом, — Рауль снова поддел брата. — Ладно сдаюсь, — усмехнулся Оливье, — а Рене де Тулонжон теперь стал всеобщим посмешищем. — Я ещё во Флоренции понял, что новая сплетня всегда интереснее и пикантнее старой. Пообсуждают и забудут, — равнодушно сказал Рауль. — Согласен, братишка. Одно радует, что больше наша семья никогда не будет объектом сплетен. — Это вряд ли. Даже прислуга потешается над твоими домашними поединками с Хатун. — Посмотрел бы я на того, кто вслух посмеялся бы надо мной. А знаешь, братишка, я решил возобновить свои отношения с Агнесой. Таким образом я сделаю одним камнем два удара. Я отомщу моей жене за то пренебрежение и непослушание, а заодно отомщу за тебя, наставив рога одновременно Франческо Бельтрами и этому монаху-расстриге Кристофу де Бревай. Да и моё нежное сердце после покорности Жанны и выходок Хатун склоняется к былой любви. И Оливье рассмеялся, глядя на поражённый вид Рауля. На какой-то момент младший брат потерял дар речи. — Знаешь, Оливье, если у меня появятся седые волосы, то виноват в этом будешь только ты. — Ты мне льстишь, братишка. Так уж и я один? А как же наша матушка, графиня Фьора и даже Хатун? Каждая из этих женщин попила у нас немало крови. Даже твоя нежная жёнушка доставила тебе некоторое огорчение. — Хватит, — в медодичном голосе Рауля послышался металл, — что за дурацкая привычка вспоминать прошлое? Ты жил под кровом Франческо Бельтрами, ел его хлеб, и теперь хочешь отплатить этому человеку чёрной неблагодарностью. Тебе-то он не сделал ничего плохого, клянусь своей христианской верой. И разве мало зла ты причинил Агнесе? Почему ты не хочешь оставить бедную женщину в покое? Ты слишком уверен в себе, Оливье. Неужели ты думаешь, что она простит тебя после всего? — Конечно простит, — усмехнулся Оливье. — Я её первая и единственная любовь. Она, действительно, меня полюбила, а не была безмозглой кокеткой, как Элодия. Более того, я готов поселить её в своём замке на правах законной супруги. А Хатун пусть довольствуется ролью приживалки, когда я возвышу другую женщину, которую выбрало моё сердце. Не тебе же одному похищать чужих жен, — самодовольно усмехнулся Оливье, отбивая горлышко у очередной бутылки. Рауль был неимоверно поражён последними словами брата. — Что значит похищать? — Думаю, до этого не дойдёт, и мы решим всё полюбовно. В отличие от тебя, я умею обращаться с девушками. — Я всё же надеюсь, что вашими устами говорит кларет. Но с каждым разом ваши пьяные выходки становятся всё более возмутительными. Люди не бараны, чтобы так издеваться над ними. — Согласен, что про барана была не лучшая идея. Пусть живёт. Агнеса же тоскует по объятиям настоящего мужчины. Кроме меня, у неё было двое престарелых любовников и неопытный мужчина. Я однозначно окажусь лучше. После этого Рауль вышел из себя и наговорил Оливье множество нелестных вещей. Старший брат только сыпал остротами, пил и смеялся. Но Рауль принял решение поведать обо всём Леонарде, чтобы она в свою очередь предупредила мадам Мадлен. «Да, — уныло подумал Рауль, — есть вещи, куда похуже, чем постоянные скандалы Хатун и Оливье». И он, Рауль, сделает всё, чтобы обитатели замка Ла Шенель узнали, что такое спокойная жизнь без постоянных страстей и треволнений. Тогда виконт не знал, насколько сложную задачу поставил перед собой.