Второе дыхание

      Фьора наблюдала за Филиппом, мечтая запечатлеть его в виде бога войны на холсте. Он умело парировал удары меча Шарля. С каждым разом Шарль сражался всё лучше, но юный бастард мечтал довести технику боя до совершенства. Среди Филиппа и его учеников только и было разговоров, что о битве при Гинегате, ставшей пирровой победой Максимилиана Австрийского. Увы, эта победа далась Бургундии слишком дорогой ценой. Король Людовик Одиннадцатый тем временем сурово осудил своих воинов, проявивших избыточную жестокость к мирному населению. При этом Фьора вспомнила рассказы про разграбление Прато и Вольтерры кондотьером Федерико да Монтефельтро. Сам Лоренцо Медичи ужаснулся его жестокости, а позже этот человек примкнул к врагам главы флорентийской республики. Фьора надеялась, что мир воцарится в бургундской земле, которую она успела полюбить всем своим сердцем. По крайней мере она и её близкие были в безопасности. Фьора с ужасом думала, что Филипп запросто мог сложить голову в этой кровавой битве. Но разумный граф де Селонже сумел найти компромисс. Он был постоянно занят, обучая юношей из лучших бургундских семей, были среди его учеников флорентийцы, венецианцы и римляне. Помимо этого Филипп постоянно пополнял свои знания в античной литературе. Фьора же проявляла интерес к оружию и даже научилась вполне сносно стрелять из арбалета, понимая, что лавры Робин Гуда ей всё равно не грозят. Графская чета Селонже являла собой на удивление красивую и гармоничную пару. Трёхлетний Филипп говорил на двух языках, обожал собирать грибы и ловить рыбу. Мальчик уже мечтал стать воином как отец и постоянно размахивал своим деревянным мечом, норовя изрубить не только сорные травы, но и нужные растения. В последнее время произошло слишком много печальных событий, но Фьора не теряла надежду на лучшее. Единственной радостью за последнее время было рождение дочери Маргариты и Рауля. Поразительно, но яркая, живая, подвижная, своенравная Фьора обрела полное счастье в супружестве с немногословным, разумным и надёжным Филиппом. А тихая мечтательная Маргарита и порывистый, страстный Рауль, обладающий горячей кровью прекрасно дополняли друг друга. Справедливости ради стоит заметить, что от того юноши, который не всегда думал о последствиях своих поступков, мало что осталось. Рауль с юных лет привык брать ответственность за графство, за вилланов, за управление землями, за улаживание семейных конфликтов и, разумеется, за детей Оливье. Теперь же времени для капризов, даже если бы Рауль хотел, совершенно не оставалось. Они с Маргаритой заранее обдумали имена детей. Мальчика планировали назвать Рауль-Кристоф, а девочку Маргарита хотела наречь Мари-Бланш. Этим жестом добрая и неконфликтная Маргарита хотела показать, что простила свою грешную мать и считает Бланку своим родным человеком. Но в свете последних событий супруги резко передумали. Рауль предложил назвать дочь Мария-Лоренца в честь своего друга и человека, которым он продолжал восхищаться. Маргарита с восторгом согласилась. В свою первую зиму Мария-Лоренца прекрасно себя чувствовала, несмотря на постоянные скандалы и разборки в замке Ла Шенель. Маргарита оказалась прекрасной матерью и сама выкармливала своё дитя. Теперь она окончательно забыла все выпавшие на её судьбу испытания и горести. Став матерью, Маргарита смогла похоронить страшное воспоминание о задушенном младенце. Только иногда ей снилось, что она пытается похоронить своего сына и копает ему могилу, а вместо него она видела мёртвые головы Рено дю Амеля, Пьера де Бревай и своих насильников. Но во сне Маргарита торжествовала победу, и сжигала головы своих врагов. Но такие сны приходили к ней достаточно редко. Жизнь порой оказывается хуже самых страшных кошмаров. Но Маргарита понимала, что уж ей-то грех жаловаться. В последнее время она безвылазно сидела в комнате, изучала редкие манускрипты, присланные Франческо Бельтрами, и занималась маленькой Марией-Лоренцой. Говорят, что человек ко всему привыкает, но пугливая и робкая Маргарита не могла привыкнуть к постоянным крикам и отзвукам домашних сражений Оливье и Хатун. А ведь их семейная жизнь начиналась многообещающе. Но недопонимания, гордыня, взаимные претензии и измены разрушили и без того хрупкое семейное равновесие. Немалая вина лежала на плечах преступной графини Бланки. Никогда Маргарита не думала, что ненависть пожилой графини сильна настолько, что… Воспоминания, словно по мановению волшебной палочки, перенесли молодую мать в тот июньский день, ставший началом конца. После посещения ярмарки в Брюгге Бланка стала сдержанна и благочестива. Оливье и Хатун были только счастливы подобной перемене, но Рауль сразу почувствовал недоброе. Он даже совещался по этому поводу с Леонардой, к которой, несмотря на все трения между ними, питал глубокое уважение. Леонарда разделила опасения Рауля. Конечно, порой люди меняются. Наглядным примером этому может служить история одного юноши, чью жизнь изменила случайная встреча с женой его брата. Но Бланка была недалёкой, избалованной, эгоцентричной особой. По мнению Леонарды, таким людям нет нужды меняться, ибо им и так комфортно. А потом случилась та безобразная сцена, во время, которой Бланка обвинила Хатун в блуде, самозванстве, прелюбодеянии и убийстве Антонио Пацци с Марино Бетти. Рауль, в это время занятый написанием новеллы, прибежал на дикие крики Бланки. — Ну слава Богу! Я уже думал, что наш замок осаждает армия французского короля. — Рауль, — драматически вопросила Бланка, — ты спал с Хатун? — Что за гнусная клевета приходит к вам в голову, матушка? — возмутился Рауль. — Я всё знаю. — Всё не могут знать даже мудрецы, — ответил Рауль. Дальше последовал поток обвинений, грязи, откровенной клеветы. Хатун не выдержала нападок. Она сорвала со свекрови расшитый речным жемчугом эннен и оттаскала Бланку за косы на глазах у изумлённой прислуги. Все ожидали продолжения бури, но Бланка выглядела очень довольной. Со всем ехидством графиня произнесла: — Ты думаешь, что тебе можно всё, потому что мой сын тебя любит? Ты ошибаешься! Он изменяет тебе также как первой жене. Напуганный Оливье пытался приструнить матушку, но Бланка была неумолима. Она поведала о том, что Оливье спал с Сесиль и зачем-то сказала Хатун, где она может найти соперницу. Хатун ревела, швырялась вещами, била неверного супруга. Оливье вышел из себя и стал кричать, что ему уже надоели женские дрязги. Оливье подошёл к Раулю и спросил об его отношениях с Хатун. Гнев и отрицание обоих сторон не убедили графа. Может, Оливье решил, что лучшая защита — это нападение, а возможно сыграла свою роль легковерность молодого графа, но он всерьёз приревновал Хатун к Раулю. Позже Рауль провёл беседу с братом, и Оливье воспринял его доводы. — Ты что, не знал на ком женишься? Хатун всегда была особой весьма вольного поведения, но клянусь могилой того человека, который заменил мне отца, что я никогда не познавал её в библейском смысле. Ты как и наша матушка сам не без греха, но готов обвинить в безнравственности целый свет. — Возможно, я был неправ, — произнёс Оливье, опустив свою красивую белокурую голову. Ему всегда было тяжело признавать свои ошибки и заблуждения. — Что касается нашей матушки, то я ожидал от неё чего-то подобного. — Я тоже боялся, что она всё расскажет Хатун, но по прошествии времени, уже начал думать, что опасность миновала. — Я тебе говорил, что её поведение весьма странное. Это внезапное благочестие, эти странные речи о возмездии и правосудии. А как меня поразило то, что матушка интересуется историей и приводит в примеры многих высокородных особ, казнённых за распутство и колдовство. — Ну в этом нет ничего удивительного. Я так надеялся, что она уйдёт в монастырь, — разочарованно произнёс любящий сын. Тут Рауль расхохотался: — Наша матушка? — проговорил он, оправившись от принципа безудержного веселья. — В монастырь? Добровольно? Оливье, ты ещё наивнее, чем я думал. Оливье хотел было сказать ответную колкость, но тут они расслышали новый вопль Хатун. — Я тебя прикончу, старая сводня. Это ведь ты всё устроила. Только ты не учла одного, дрянь. Ты далеко не на ту напала. Пусть бедная Жанна терпела все твои выходки, но я поставлю тебя на место, старая ведьма. Маргарита и Жанетт безуспешно пытались оттащить Хатун от свекрови. К счастью, вовремя подоспевший Оливье спас матушку, находящуюся в полуобморочном состоянии. — Эта особа напала на меня, — произнесла графиня. — Она назвала меня сводней и ведьмой, но сама виновна в колдовстве и распутстве. — Матушка, я понимаю ваше состояние, — холодно произнёс Рауль, — но ещё раз повторяю, что не стоит бросаться подобными обвинениями. Это не закончится ничем хорошим. — Ещё раз, — взвилась Хатун, — так эта злодейка давно решила извести меня. Как только вы узнали о моём происхождении. — Правда всегда в конечном итоге прорывается наружу, — ответила свекровь. — Ты, грязная самозванка, распутница и колдунья заморочила голову моему сыну, но не мне. Я с первой встречи видела насквозь твою лживость и порочность, балаганная графиня. Тут Оливье не выдержал: — Довольно, матушка. Хватит обвинять мою законную супругу в том, что она не совершала. — Лучше бы ту думал о том, что я твоя законная супруга до того, как связался с этой женщиной, — произнесла уже присмиревшая Хатун. — В моём поведении нет ничего преступного и из ряда вон выходящего. Я постоянно изменял первой жене, и она была тиха как мышь. Мой настоящий отец, герцог Бургундии имел множество наложниц, но его жены сохраняли полное молчание как подобает примерной и благовоспитанной супруге. Муж имеет право отдохнуть от семейной жизни, если жена его в чем-то не устраивает. Я мог привести Сесиль в замок, и никто не посмел бы пикнуть. Я же щадил ваши чувства. — А ребёнка Сесиль ты тоже бы привёл в замок? — зло бросила Хатун. — Я была в деревне и говорила с соседями этой женщины. Пусть же твоя благонравная матушка поведает всю историю. — Ты сейчас же отправишься в свои покои и займёшься рукоделием, — приказал Оливье. Но в Хатун словно бес вселился. Она рассказала ошеломлённым Раулю и Маргарите, что Сесиль родила ребёнка от Рауля, когда он был в отъезде во Флоренции. Вдова приходила в замок к свекрови, но Бланка угрозами заставила её молчать. Она не любила своих незаконнорождённых внуков, и боялась, что Рауль захочет официально признать родившегося ребёнка. Но когда Бланка пожелала внести раздор в семью Оливье, она тут же вспомнила про Сесиль. Вначале вдова обрадовалась, посчитав, что жестокосердная графиня смягчилась по отношению к своей внучке. Но Бланка грозила несчастной женщине всевозможными карами, если она посмеет рассказать Раулю о дочери. Зато она посулила Сесиль много золота и своё покровительство, если ей удастся внести разлад в семью Оливье. Практичная вдовушка выставила условие, что половина денег будет выплачена заранее. Но свою часть работы она выполнила на совесть, как поведала Хатун словоохотливая соседка. — У этой потаскухи слишком длинный язык, — пробормотала Бланка. Даже сейчас Маргарите было стыдно вспоминать то, как она сама кричала на свекровь и Рауля. Возможно, вновь сказалась нервозность, обычная для беременных, а ещё постоянное напряжение последних дней. — Ты, ты так упрекал меня в моём прошлом, а сам прижил ребёнка на стороне. А с вами я больше не желаю жить в одном доме, — вскричала Маргарита, обращаясь к Бланке, — вы очень подлая женщина. Как вы могли оберегать семейный покой одного сына, и разрушить счастье другого. Правильно Хатун назвала вас старой сводницей. Вы бы с лёгкостью могли бы управлять борделем. Я получила довольно большое наследство от Рено дю Амеля. Легче нам с Раулем будет приобрести своё поместье, чем жить с вами. А вы живите с вашей гордыней и спесью, лицемерная и двуличная женщина. В этот же вечер Рауль с Маргаритой помирились. Маргарита попросила прощения у Рауля за свои необдуманные слова, но заявила, что дивится терпению Жанны, ни разу не повысившую голос на свекровь. — Она просто святая, а мне до святости так далеко. В раннем детстве я мечтала надеть покрывало монахини, потому что видела в том уделе гораздо лучшую судьбу. Но Христос не счёл меня достойной примкнуть к сонму его невест. А Жанна наконец-то обрела своё истинное призвание. — Если бы ты обдумала свои слова прежде, чем упрекать меня, то поняла бы, что я тебя никогда не обманывал. Я не скрывал ни имени Сесиль, ни характера своих отношений с ней. После свадьбы я не изменял вам ни с одной женщиной. В этом я не похож на Оливье. Если бы я знал о рождении моей дочери, то этой женщине не пришлось бы идти на унижение ради того, чтобы содержать нашего ребёнка. Выходит, что Оливье тоже знал обо всём, но был нем как отшельник, давший обет молчания. Я очень разочарован в своих родственниках. Как я был прав, бежав той дождливой ночью из замка Ла Шенель. Я думаю, что ты права, и мы должны найти другое пристанище. Я думал о чем-то подобном. С меня лично хватит лжи, обмана, недомолвок и лицемерия. — Рауль горестно вздохнул. — Я так надеялся, что Оливье изменился. Во Флоренции он был совершенно другим человеком. Мне казалось, что он наконец повзрослел, признал ошибки молодости и встретил настоящую любовь. Хотя дело в том, что Оливье весьма ведомый человек. Он вновь попал под влияние своих приятелей и нашей матушки. А что касается Бланки, то готов поклясться своей христианской верой, что с возрастом её зловредность только возрастает. Даже в сказках, которые я слышал в детстве, злые люди оставались верны своей натуре. Похоже, что матушку невозможно переделать. Но что касается Оливье, то я ещё не потерял надежды. Хатун, решившая найти утешение у Маргариты, стояла за дверью и слышала большую часть разговора. Она ощутила колючий ком рыданий в горле. Почему она обречена на полное одиночество? Иногда молодой женщине казалось, что на ней лежит страшное проклятие. Порою надежда, словно отблеск утренней зари, появлялась на её небосклоне, но это были редкие моменты. Хатун вернулась в свою комнату и свернулась клубочком как в детстве. Она сделала глоток рябиновой наливки, каким-то чудом, оказавшейся на её прикроватном столике. Почувствовав приятное тепло, она налила себе целый стакан и принялась смаковать горьковатый, но такой необходимый ей сейчас напиток. Мысленно Хатун возблагодарила добрую душу, позаботившуюся о её нуждах. Она вспомнила Клавдию Сатти, ставшую её второй матерью. Но бессмысленная, страшная, беспощадная ярость толпы отобрала у Хатун единственного человека, который её когда-либо любил. Со смертью Клавдии она осталась одна в этом жестоком мире, полном двуногих хищников. В мире, в котором она оказалась никому не нужна. Тогда она думала, что Оливье ступил на путь раскаяния и исправления, что он отринул былые заблуждения и пороки. Хатун поверила в его любовь. Ну ещё бы, где это видано было, чтобы граф женился на безродной рабыне. В действительности, размышляла Хатун, он хотел просто повыделываться и позлить свою матушку. Если Бланка ненавидела Хатун до умопомрачения, то невестка платила ей полной взаимностью. Хатун подумала о том, что с радостью придушила бы свекровь, наслаждаясь её агонией. Как же правы были Клавдия и Коломба, говоря про неё: «Снаружи красота, а внутри печаль». Она не смогла удержать Оливье ни своей красотой, ни острым характером, ни кокетством. Он опредилил ей роль красивого котёнка, которого можно любить, с которым можно играть, ходить, нежить и лелеять. Но едва зверёк выпускает когти, как его безжалостно ставят на место. Хотя сама Хатун баловала своих котят, никогда их не лупила и не притесняла. В данный момент она поливала слезами шерстку Тристана, безропотно выслушивающего жалобы и обиды хозяйки. — Зачем только я связывалась с мужчинами. Насилие Марино, неприкрытая ложь Антонио Пацци, и многие другие, чьих лиц и имён я уже не помню. А теперь жестокость и несправедливость Оливье. Даже Рауль нормально поговорил с Маргаритой, он помирился с ней, она сейчас растолстела от беременности, но Рауль не смотрит на иных дам. Он терпит её капризы, обнимает, растирает её ступни. А мой супруг, который сам всё погубил, не счёл нужным сказать простое «прости». Хорошо, Оливье, хочешь наследника — я тебе его обеспечу. Только отцом будешь не ты. В конце концов эта старая блудница обвиняет меня во всех смертных грехах, ну так я поведу себя с её сыном так же, как когда-то она повела себя со своим мужем. Причём её муж, в отличие от Оливье, был ни в чём не виноват. Надо соблюдать семейные традиции рода де Ла Шенель. Пусть будет, что будет, и весь мир летит вверх тормашками. На следующий день Хатун поняла, что верна и другая итальянская пословица, говорящая, что порой за час случается больше, чем за сотню лет. На следующий день произошло большое несчастье. Вдову Сесиль нашли зарезанной в её доме. Соседка, прибежавшая на плач маленькой Катрин, подняла шум. Дальнейшие события напоминали кошмар. Бланка при всех обвинила Хатун в колдовстве, распутстве и убийстве соперницы. Вначале Оливье пытался угомонить матушку, но Бланка стала кричать, что дойдёт до герцогини Марии Бургундской, чтобы покарать преступницу. Хатун, растерявшая свою обычную бойкость, дрожала всем телом. Отчего-то ей вспомнился рассказ Филиппа де Селонже о Катрин же Шатонеф. Эта женщина принадлежала к одной из лучших семей Бургундии, но безжалостное правосудие отправило её на эшафот. Сейчас Хатун думала о том, что возможно несчастная женщина была невиновна в том преступлении, за которое заплатила своей жизнью. Совсем недавно Хатун полагала себя несчастнейшей из смертных, но теперь она поняла, что есть нечто более ужасное, чем измена мужа и придирки свекрови. Это тюрьма, одиночная камера, пытки и эшафот. Женщина разрыдалась и долго не могла остановиться. — А, чувствуешь, что час возмездия близок, блудница вавилонская, — злорадствовала Бланка. — Довольно, матушка, — произнёс Рауль, оправившись от первоначального шока. — Никаких доказательств у вас нет. Кроме того, неужели вы думаете, что у нашей герцогини больше дел нет, как разбирать, кто убил вдову кузнеца, погрязшую в блуде. Если это дело будет разбирать суд, то над нашей семьёй будут ржать даже скакуны. — Ты предлагаешь оставить преступницу безнаказанной? Этого никогда не будет. — Я предлагаю Оливье заняться своими прямыми обязанностями. — Та женщина не является вассалом моего сына. Она жена Оливье. Поэтому дело должно быть передано на рассмотрение в Бургундскую судебную палату. А уж там-то, — тут графиня хищно усмехнулась, — сумеют добиться правды. — Нет, — закричала Хатун, — клянусь своей жизнью и спасением души, что я не убивала ту женщину. Да, вначале я хотела поговорить с ней, но потом поняла, что она такая же жертва вашего коварства как и я. Оливье, да скажи что-нибудь. — Ты несколько дней назад клялась убить мою мать, а после переменила мишень своего гнева, — бесцветно ответил Оливье. — Увы, Хатун, ты всегда была необузданной. Но я любил тебя, поэтому не замечал твоих недостатков. Ты пыталась убить меня ещё там, во Флоренции, впрочем, не только меня. Ты всегда даёшь волю своему гневу. — Это неправда, — воскликнула Жанетт, — я слышала, как молодая графиня проплакала целую ночь. Когда бы, по-вашему, она убила ту женщину? Она плакала, потому что у её мужа нет сердца, и он начал издеваться над ней как над первой женой. — Ложь, — заявила Бланка. — Она не могла плакать всю ночь напролёт, иначе её лицо бы распухло, а глаза бы безбожно покраснели. Ты просто хочешь выгородить свою мачеху, малютка. — Я вам никакая не малютка. Я уже взрослая и могу отличить фальшь от истины. Хатун любит Оливье и за то короткое время, что жила здесь, подарила мне больше любви, чем вы за пятнадцать лет. Вы обещали, что я не буду ни в чём нуждаться? И что же? Вы, когда ездили на ярмарку в Брюгге, хоть крошечную безделушку купили для меня или моих братьев и сестёр? Оливье тоже не обращал на нас внимания. Он такой же чёрствый и бессердечный человек как вы. Я удивляюсь, что вы родили такого замечательного человека как дядя Рауль. Будьте вы прокляты вместе с вашим старшим сыном. — Ярмарка в Брюгге, — заметался по покоям Рауль. — Ну да конечно. После неё вы очень сильно изменились, матушка. Эти речи о возмездии, о судебных процессах над аристократами. Вы ведь всё спланировали заранее. Но у вас не хватило бы мозгов провернуть всё самой. Тогда кто вам помогал? Кто вложил сию дьявольскую мысль в вашу трижды глупую голову? Бланка побледнела как полотно, но быстро взяла себя в руки. — Чем я заслужила такие страшные обвинения? Если уж вы меня подозреваете, то могу засвидетельствовать, что ту ночь я провела в своей постели. Это могут подтвердить несколько моих служанок. Эта особа расцарапала мне лицо, и они делали мне примочки. — Я не говорю, что это совершили вы сами, — продолжил Рауль. — Как ты смеешь обвинять нашу мать? — возмутился Оливье. — Потому что я знаю, на что она способна. Знаешь это и ты. Знает и Агнеса. — Вот тут ты, братишка, попал в точку. Из-за интриг нашей матери я поверил в неверность своей возлюбленной. А теперь я женат на убийце. Что же, я получил достойное наказание. — Как вы можете обвинять, даже не выслушав? — не выдержала Маргарита. — Хатун очень любит детей. Она не смогла бы убить мать на глазах у маленького ребёнка. — Похоже, что мы все перенервничали, — неожиданно спокойно сказал Рауль. — Нужно во всём разобраться спокойно. И Рауль разобрался. Он действовал наверняка. Он поговорил с Филиппом де Селонже. Филипп временно отвёз Хатун в монастырь Клюни, настоятельницей, которого была вдова его брата Беатриса де Селонже. Беатриса очень внимательно выслушала рассказ своего деверя, во время, которого ей хотелось то смеяться, то чертыхаться, что было никак не совместимо с её высоким сыном. Путём разнообразных интриг, лицемерия и подкупа Беатриса достигла высшего могущества для женщины той эпохи. Она подчинялась непосредственно Папе Римскому. Но, в отличие от Элеоноры и Бланки, она не обладала вредным и мстительным характером, и не могла не откликнуться на просьбу деверя. — Подумать только, про события в семье Ла Шенель можно сочинить целый роман. Плутовской или куртуазный — на выбор. Как же я права, что выбрала религиозную стезю. Вам известен мой нрав, дорогой брат. Я бы никогда не смогла подчиниться вздорной свекрови и терпеть такого мужа как Оливье. Конечно, здесь Доктровея будет в полной безопасности. Надеюсь, что настоящего преступника найдут и он не избегнет человеческого правосудия. Как бы то ни было, кара небесная ему уготовлена на том свете. Вначале Хатун дичилась своих новых товарок, но постепенно поняла, что спокойная жизнь имеет свои преимущества. Никогда в жизни она не работала так много. Но, как ни странно, физическая активность притупляла душевную боль от предательства Оливье. А позже Хатун свела дружбу с сестрой Матильдой. Матильда была сиротой, которую Беатрис отличала за её великолепный почерк. Порою Хатун наблюдала за процессом создания новой рукописи как зачарованная. Вскоре в ней проснулся интерес к этому делу. Она никогда особо не разделяла любви Фьоры и Маргариты к манускриптам, и не задумывалась над процессом создания этих чудес. Но теперь она сама могла поучаствовать в создании и переписывании романа Кретьена де Труа «Ланселот, или рыцарь телеги». Когда Рауль чего-то хотел, то мог проявить редкую настырность и настойчивость. Теперь же он полностью оправдывал своё имя, вгрызаясь зубами как волк в малейшую деталь и проявляя наблюдательность. Он опросил всех воинов и стражников, сопровождающих его мать в Брюгге, куда она после той ярмарки наведывалась неоднократно. Оказалось, что она отсылала их, посещая некий дом. После непродолжительной слежки за домом, Рауль был поражён, увидев вдову Даванцатти. Теперь все кусочки головоломки стали на свои места. Остальную работу проделал друг Рауля Гийом Тонвиль, пошедший по судейской стезе. Он нашёл наёмного убийцу, выполнившего приказ графини Бланки. Это был заурядный преступник, занимающийся любым делом, приносящим прибыль. Он жульничал в игре, подделывал печати, воровал и убивал. Он знался с Гэвином Лесли, поэтому графиня без труда нашла этого пройдоху. Она отдала ему гребень из слоновой кости, принадлежавший Хатун. Убийца должен был оставить его на месте преступления. Но Тьерри не слишком любил проливать кровь, поэтому в этот день пропустил пару бутылочек доброго бургундского вина и сел играть в кости. Надо сказать, что жульничал он только в трезвом виде. В итоге он проиграл гребень солдату, подарившему безделушку своей любовнице. Хозяйка таверны дала приметы Тьерри, а дальше уже с ним вели беседу граф де Селонже и виконт де Ла Шенель. Тьерри философски относился к смерти. Он пообещал хранить молчание про участие графини де Ла Шенель в преступлении, но взамен попросил Рауля и Филиппа позаботиться о его маленьком сыне. Братья с лёгкостью дали такое обещание. Смерть Тьерри встретил достойно и не выказывал ни малейшего страха, к разочарованию толпы. Рауль сдержал своё обещание, он забрал маленького Мишеля к себе в замок. Оливье решил было возмутиться. — Ладно ты ещё привёл маленькую Катрин к нам. Это ещё можно понять. У девочки никого нет, кроме нас. Но зачем ты взял этого оборванца? Ты что, решил превратить наш замок в приют для подкидышей? — Лучше помолчи и прочитай признание отца этого мальчика. Через несколько минут Оливье сидел с видом побитого пса. — Это он сам написал? — Да. Этот бандит гордился, что в детстве обучился читать. Он даже выдавал себя за дворянина и был дружен с Гэвином Лесли. Друзья наших друзей — наши друзья. Поэтому не вижу ничего дурного в том, чтобы приютить сына твоего друга. — Но я не мог подумать, что наша матушка… — Мне тоже было тяжело это принять. Выходит, что если бы не наша беспечность, то можно было избежать трагедии. — А как мне теперь помириться с Хатун? — Это уже вопрос не ко мне. — А что ты хочешь сделать с нашей матушкой? — Я собираюсь предоставить этой женщине выбор, — твёрдо ответил Рауль.