Второе дыхание

      Если бы кто раньше сказал Раулю о горестях, приключениях и испытаниях, выпавших на его долю за относительно короткое время, то он, разумеется, рассмеялся бы тому человеку в лицо. В последнее время люди, города, события менялись с поразительной быстротой. Как проста была жизнь в замке Ла Шенель. Главной проблемой было спасти своих многочисленных племянников от нищеты и невежества, управлять обширными землями и следить, чтобы Оливье в хмелю не навредил окружающим. Порой пылкое воображение Рауля рисовало ему картины иной жизни, богатой событиями, праздниками, впечатлениями. Если жизнь в родном замке казалась Раулю тихой заводью, то мир с его страстями напоминал ураган, несущий хрупкое деревце, вырванное из почвы. А ведь Бланка любила повторять, что человек силен своими корнями, а странствия — удел глупцов и бездельников. Но так вышло, что Рауль полюбил мир с его страстями, весельем и жестокостью. Сейчас его настроение заметно ухудшилось, как и всякий раз, когда он думал о своей вероломной матери. Вот ведь ирония судьбы! В другое время Рауль был бы только обрадован вестью о своём родстве с Филиппом де Селонже. Но всё изменил взгляд прозрачных, как родниковая вода глаз. Невольно Рауль стал считать Филиппа своим соперником в любви. Ради этой любви он совершил много глупостей и ошибок. Ему казалось, что Маргарита станет его исцелением, и вначале так и было. Но после того страшного вечера в замке Селонже в душе Рауля что-то надломилось. Тот человек, которого он до сих пор считал своим отцом, не был родным ему по крови. А жена оказалась легкомысленной девушкой, во многом похожей на свою мать. Если только Фьора не врала, Мари де Бревай отдалась первому встречному и зачала от него дочь. А потом Маргарита, уверявшая Рауля в своей любви, поступила так же. Впрочем, Фьора, судя по всему, была искусной лгуньей, скрывая за невинной улыбкой душу, достойную самой Мессалины. Хорошо хоть, что она со временем остепенилась и на долю графа де Селонже не выпадет несчастий Огюстена де Ла Шенель. Рауль хотел её пристыдить песней про распутную жену, но стрела поразила другую цель. До сих пор виконту было стыдно за всё, что он сказал и сделал в тот вечер. В который раз Рауль поразился безднам, таившимся в его душе. Больше всего молодой человек боялся в очередной раз потерять над собой контроль и дать волю своим страстям. Довольно часто он видел в своих снах мёртвые глаза Антонио Пацци. Тогда Раулю казалось, что он был в ярости и не отдавал отчёт своим действиям. Но теперь он понимал, что то бешенство было лёгким бризом по сравнению с той бурей чувств, овладевших им, когда он узнал о связи своей жены и друга. Впрочем, похоже инцест был в крови у семьи де Бревай. Пусть Франческо Бельтрами не был кровным родственником Маргарите, он приходился приёмным, а возможно родным отцом Фьоре. Но даже если опустить этот прискорбный факт, то Франческо мог бы не поддаваться на обольщение Маргариты. В конце концов, Маргарита не обладала навыками опытной куртизанки, это Рауль мог сказать с полной уверенностью, хотя он обычно старался избегать развратных женщин и презирал их. А вот к Хатун Рауль испытывал только сочувствие. По крайней мере, эта девица не прикрывала свой разврат эгидой добродетели. Но в последнее время Рауль тщетно старался воскресить в себе злость на Маргариту. Он вспоминал, как она закрыла его собой от Филиппа, как радовалась мельчайшему знаку внимания, какой она была нежной в постели. При воспоминании о страстных супружеских ночах, лицо Рауля снова приняло хмурое выражение. Он-то считал, что его жена знала насилие и жестокость, был бережным и деликатным с ней в их первые ночи. А оказалось, что именно Франческо стал наставником своей падчерицы в искусстве любви. И, судя по всему, это продолжалось довольно долго. А Рауль был слеп, как крот, подозревая её в связи с Антонио Пацци. Вот уж, действительно, Рауль своей доверчивостью пошёл в своего отца Огюстена де Ла Шенель. Виконт так и не смог считать Пьера де Селонже своим отцом. Огюстен, даже если и знал правду, то никак её не выдал. Он любил Рауля, воспитывал его и вложил в голову мальчика свои принципы о чести и долге, пока он не встретил девушку из рода де Бревай. Не ту, что стала его женой, а другую. Смелую, независимую, непокорную, дерзкую и прекрасную, как Мадонна. Одной встречи хватило, чтобы изменить жизнь юного виконта. Но, как ни странно, Рауль не жалел об этом. Ведь жизнь состоит из тревог, радостей и перемен. А до встречи с Фьорой Рауль был подобен соколу, живущему в неволе. А птицы, узнавшие вольный простор, красоту мира и синь неба, чахнут в неволе. Теперь Рауль не был послушным сыном, романтичным книголюбом и юношей, взявшим на себя ответственность за всю семью. Теперь он летел навстречу новым странствиям, стараясь вылечить своё разбитое сердце. Но если бы, кто-то задал вопрос Раулю, какая из сестёр Бревай разбила его сердце, то он не смог бы ответить однозначно. В любом случае, он должен забыть обоих. Но слишком часто перед его лицом вставали золотые косы и голубые, как лён глаза. Маргарита обладала внешностью ангела и слабостью к плотским утехам. Иначе она не дала бы первому встречному увлечь себя на ложе. А когда Рауль думал о Франческо, то в его душе поднималась волна такого негодования, что он тут же брал арбалет и принимался стрелять по мишеням. — О чем мечтаешь, братец? — раздался беспечный голос Оливье. На какой-то момент Рауль позавидовал безмятежности старшего брата. Такого ничем не проймёшь. — О завтрашней аудиенции. — А что о ней думать? — Тебя, что, не беспокоит твоя судьба? — Отнюдь нет. Но я предпочитаю верить в лучшее. Я слышал, что этот старик любит золото и власть превыше всего. А ещё он весьма начитанный и образованный. — В этом нет ничего удивительного. Если бы он был глуп и ограничен, то не добился бы тиары. — У тебя такой мрачный вид, братишка, будто завтра твоё бракосочетание с вдовой Даванцатти. — А у тебя такой счастливый вид, будто завтра состоится твое венчание с любимой женщиной, — горестно усмехнулся Рауль. — Вот тут ты угадал. Недолго мне в холостяках ходить. — Ты так говоришь, будто уже подобрал жену? — Именно. Есть у меня одна особа на примете. — Итальянка? — внезапно заинтересовался Рауль. — Не совсем, — уклончиво ответил Оливье. — Ладно, братишка, нам завтра предстоит трудный день, поэтому лучше выспаться, — Оливье удалился, насвистывая полюбившийся мотив песни Лоренцо Медичи. К удивлению Рауля, аудиенция прошла успешно. Виконта поразила роскошная обстановка в покоях Сикста. Оливье превосходно сыграл свою роль, поведав, что как почтительный сын, он исполнил волю матушки, но всегда был равнодушен к прелестям супруги. Рассказал и о своих бастардах, и о надежде подарить наследника своему славному роду. В конце своей речи Оливье разрыдался, сказав, что он добрый католик и считает развод грехом, но не видит иного выхода для себя. Смуглый и черноволосый прелат незаметно подмигнул братьям де Ла Шенель. Это был хитроумный испанец Родриго Борджиа, находившийся с Оливье и Раулем в достаточно приятельских отношениях. Именно благодаря ходатайствову Родриго и нескольким дорогим подаркам аудиенция состоялась. Рауль знал Родриго как обходительного, обаятельного и хитрого человека, имевшего множество бастардов, но признавшего далеко не всех детей. Знал Рауль, что Родриго имеет большие виды на папскую тиару. Но пока Родриго был относительно молод, эти мечты не могли осуществиться. Именно от Родриго Рауль узнал, что нынче семья Пацци в фаворе у Сикста Четвёртого. — Как же такое могло получиться? — поразился Рауль. Он покинул Флоренцию, спасаясь от гнева могущественного Джакопо Пацци, и теперь узнаёт, что даже в Риме эта семья имеет связи. — Политика, мой друг, и ничего больше. Пацци давно ждали случая поквитаться с Медичи, а теперь капризная Фортуна повернулась к ним лицом. Неужели вы не слышали эту историю? — Я был довольно близко знаком с этой семьёй во Флоренции. Признаюсь, что я вызвал гнев самого Джакопо. — Запомните, Рауль, никому не говорите того, что сейчас сказали мне. В Ватикане даже стены имеют уши. Но простите моё любопытство, чем же вы смогли прогневить Джакопо? — Я убил на дуэли его внебрачного сына. Это был честный поединок. — Тогда его злость вполне можно объяснить. Если бы я был на его месте, то покарал бы убийцу своего сына. — Да этот человек не был его родным сыном. На самом деле Антонио Пацци был рождён от погонщика мулов. — О, как коварны женщины. Даже самого Джакопо провели. Впрочем, я не верю ни одной из них. Даже Ваноцце, — тихо добавил кардинал. Позже Рауль узнал, что Ваноцца до встречи с Родриго была любовницей другого кардинала и вела весьма вольную жизнь. Злые языки говорили, что Родриго не уверен в своём отцовстве относительно старшего сына Чезаре. Услышав это, Рауль проникся сочувствием к Родриго. Выходит, что их судьбы чем-то похожи. Рауль подумал, что даже если помирится с женой, то всегда будет помнить о её прошлом и больше никогда не назовёт Франческо своим другом. В тот же день Родриго рассказал Раулю о причинах вражды Лоренцо Медичи и Сикста Четвёртого. Достаточно было одной искры, чтобы разгорелся пожар. Папа лишил Медичи монополии на квасцы, а Джакопо Пацци, несмотря на свою жадность, ссужал Сиксту деньги. Лоренцо в ответ принял новый закон, обездоливший Пацци. Сикст мечтал, чтобы Флоренцией правил его любимый племянник Джироламо Риарио. Рауль был очень расстроен этими известиями. Для него Флоренция была неотделима от Лоренцо Медичи. Рауль возненавидел Джироламо Риарио, ещё ни разу не увидев этого человека. А вот Оливье умудрился стать приятелем Джироламо. Позже Оливье со смехом говорил Раулю, что Катерина Сфорца, жена Риарио, безответно влюблена в Лоренцо Медичи. Тогда Рауль подумал о том, какое причудливое кружево прядёт рукодельница судьба. Рауль, вызванный в качестве свидетеля, твёрдым голосом давал показания по поводу семейной жизни брата. — Я не сильно искажу истину, если скажу, что мой брат и его жена жили хуже, чем два грешника в геене огненной. Оливье не соблюдал супружеской верности, он сеял своё семя налево и направо. А Жанна не способна зачать. Я слышал, что она имеет призвание к монашеской жизни и не создана для роли супруги. И Жанна, и Оливье вступили в брак не по своей воле. Более того, наши семьи находятся в довольно близком родстве. Возможно, поэтому Бог и не даёт потомства моему брату. Бесплодная жена является для Оливье достойным наказанием за его грехи. — Вы слишком суровый судья для своего брата, — усмехнулся Сикст. — Я считаю, что я должен говорить только правду его Святейшеству Папе Римскому. Позже выступил барон де Вержи. На словах он раскаивался в поспешном решении. Жанна осмелилась солгать Папе Римскому. Женщина придумала, что когда её отец болел, она дала обет стать монахиней. Барон де Вержи обещал пожертвовать огромную сумму на нужды церкви. Последний аргумент окончательно перевесил чашу весов. Спустя полтора месяца Жанна де Вержи и Оливье де Ла Шенель перестали быть супругами. Когда Оливье услышал об этом, то чуть было не пустился в пляс. Жанна радовалась своему избавлению более сдержанно.