Второе дыхание

      Оливье был крайне недоволен своим существованием. Потому что было сложно назвать эту гонку за низкопробными удовольствиями полнокровной жизнью. Внезапно услужливая память воспроизвела перед Оливье полузабытую картину. Вот он совсем юный белокурый, похожий на эльфа из кельтских мифов, которые так щедро рассказывает ему нянька, бывшая родом из Уэльса. Бланка всегда весьма благосклонно относилась к англичанам и люто ненавидела французских королей. Гвен когда-то была её камеристкой, а после стала няней Оливье. Но Гвен всегда говорила Оливье, что в любых народах есть дураки и гении, хорошие и плохие люди, только когда Бланка приходила навестить любимого сына, то Гвен начинала честить французского короля и восторгаться бургундскими герцогами. Бланка для виду ласково журила Гвен и наклоняясь к уху Оливье говорила, что он бургундский принц, но её дитя должно хранить их общий секрет. Проходит три года. Гвен умирает от чумы. К тому времени нянька уже жила в деревне и была замужем за старостой. Староста умер ровно через неделю, а дочери Гвен Огюстен де Ла Шенель через много лет подыскал подходящего жениха, очевидно боясь, что Оливье обратит внимание и на неё. Что же, возможно, отец был прав. По крайней мере одним грехом на совести Оливье стало меньше. На похоронах Гвен Оливье не присутствовал, но иногда приносил букетики фиалок, барвинка, ромашек и маргариток на скромную могилку. Позже Жанна посадила там розы. Тогда Оливье был особенно нежен с женой, но она так и не зачала ребёнка. Хотя может быть это и к лучшему. У Оливье никогда не было родительских чувств к своим детям, а чужие отпрыски раздражали его хуже бобовой похлёбки в постные дни. Следующее яркое воспоминание заставило Оливье усмехнуться. Вот мать навестили давние подруги. Эти благородные дамы, когда-то бывшие фрейлинами, имели склонность к злоязычию и перемыванию чужого грязного белья. Если подумать, то эти дамы отличались от прачек и судомоек только изысканностью выражений и снобизмом. Хотя их главное отличие заметил его младший брат. Малыш Рауль тогда был похож на черноволосого серьёзного ангела с фресок старинных итальянских живописцев. Оливье расхохотался. До чего смешно вспоминать чопорного и важного Рауля, когда он был ребёнком. Впрочем и тогда Рауль умел всех удивить. Граф Огюстен не чаял души в своём младшем сыне и привил ему любовь к поэзии, музыке и живописи. Ох, и смеху было, когда Рауль с самым серьёзным видом спрашивал у невежественных нянек, что они думают про судьбу прикованного Прометея. Одна из них решив, показать свою осведомлённость, сказала: — Так и надо этому государственному преступнику. Нечего бунтовать против нашего герцога. Весь замок три дня смеялся над этим происшествием. Бланка хотела было рассчитать глупых нянек, но Рауль вступился за них, заявив, что эти женщины его развлекают. Оливье чуть не засмеялся от двусмысленности слов малыша. Но эти дамы начали с поздравления Бланки с удачным замужеством, чудесными детьми и покладистым супругом. Всё это было очень скучно, поэтому Оливье предпочёл предаваться мечтам о новом свидании с красивой молочницей, недавно посвятившей юного виконта в науку любви. Вскоре речь почтенных дам перескочила с поздравлений на воспитание детей. Вот об этом слушать Оливье было смешно. Маленький Рауль прислушивался к разговору, озадаченно хмуря свои чёрные бровки. — Я считаю, — бескомпромиссно заявила Адель Селонже, — что те женщины, которые балуют детей и унижаются ради них, вполне типичные мамочки. Надо приучать детей добиваться всего самим. — После этой откровенной речи многие женщины посмотрели на неё с ненавистью. — Интересную мысль вы выказали нам, уважаемая Адель, — кисло заметила Катрин де Вогринез. — Но вот я замечательная мать. У меня двое сыновей, и я никогда не унижусь ради них. — Я имела в виду совсем другое, — не растерялась Адель Селонже. — Многие матери любят своих детей, но они портят будущность ребёнка своим обожанием. Оливье согласно кивнул. Сын Адель, Филипп де Селонже, был его лучшим другом. Юный виконт не понимал, отчего все дамы так вцепились в безобидную фразу матери Филиппа. Но мадам де Вогринез быстро сменила тактику. — Хотя таких матерей можно понять. Какая мать не сделает всё ради своего ребёнка. Оливье уже умел прекрасно скрывать чувства, но он подумал, до чего мадам Вогринез непоследовательна. А малыш Рауль, сжимая крошечные кулачки, подошёл к собранию дам и тоненьким взволнованным голоском попросил дать ему слово. Бланка с гордостью смотрела на младшего сына, дамы тоже умилились очаровательному, воспитанному и умному ребёнку. Но если подумать, то тихий Рауль даже в детстве умел всех поразить. — Меня изумляет, как люди готовы хвалиться своими, — тут Рауль замер, подыскивая нужное слово. — Талантами, — подсказал Оливье. — Нет, тем, что у них всё хорошо. И говорить, что раз у меня хорошие дети, то я не такая. А потом лицемерить, что каждая мать балует своих детей. Вы выпячиваете своё благополучие, мадам Вогринез, но при этом не любите никого. А я недавно читал про Поликратов перстень. И я согласен с мадам де Селонже. Я хочу вырасти таким как Филипп. У всех людей разная судьба. И если речь идёт об абстрактных материях, то не надо переводить разговор на себя. Все дамы, кроме Катрин Вогринез, засмеялись. Большинство было согласно с мальчиком. Зачем, обязательно, приводить себя в пример и хвалиться, что у меня всё хорошо? Кто знает, что будет через несколько лет? Катрин де Вогринез вскоре распрощалась со всеми и ушла. А дамы умилялись словарному запасу и смелости Рауля, а также красоте и сдержанным манерам Оливье. Алисон де Ланнуа показала портрет с изображением своей старшей дочери. Тогда Оливье авторитетно заявил, что эта девочка весьма недурна. А дальше были альковные сплетни, под которые Рауль засунул. А вот Оливье очаровал всех дам. Дальше Оливье вспомнил свою женитьбу на Жанне де Вержи. Юная супруга отличалась невозмутимотимостью, любовью к цветам и мягким характером. Да, Оливье не оценил несомненные достоинства супруги. Но теперь он может дать ей свободу. И Жанна сможет вернуть себе родовое имя и уйти в монастырь. Для этого Оливье решил встретиться с Элеонорой. По своей старинной традиции он полез в окно к вдове Даванцатти. План был прост. Он сделает вид, что ничего не может в постели, а после скажет мстительной Элеоноре, чтобы она не предавала этот факт огласке, поскольку он не хочет разводиться с женой из-за импотенции. Оливье решил спрятаться в шкафу, чтобы удивить Элеонору, но его ожидал большой сюрприз. Элеонора пришла не одна, а в обществе седобородого старца. «Нормально» — подумал неудавшийся герой-любовник. — «Ну Элеонора не знает, что такое норма. То ей молодых подавай, то Мафусаила какого-то приведёт». Впрочем, Мафусаил не торопился заключать в объятия пылкую Элеонору. — Сначала закрой окно, а потом я выслушаю твои соображения. «Ого», — подумал Оливье, — «вот это я влип. Ну ладно, в случае чего открою или разобью окно. Денег у Элеоноры хватит на новое стекло. Это не крестьянки, которые в пруд смотрятся, словно в венецианское зеркало». — Глубокоуважаемый Джакопо, — при этих словах невольный слушатель чуть не подпрыгнул и стал молиться, чтобы случайно не обнаружить своё присутствие. — Я пригласила вас, чтобы в моих покоях обсудить весьма важное дело. Если бы я пришла к вам сама, то об этом могли бы пойти слухи и в память моей лучшей подруги Иеронимы. — Довольно, с предисловием покончено. Я всё понял. Я никогда не любил пустословия. — Так вот, ваш внук Пьетро погиб не просто так, он выходил из палаццо Бельтрами. Я предполагаю, что он убит по приказу Франческо Бельтрами. — Вы не сообщили мне ничего нового. — Тогда может быть вы знаете, что убийца вашего внебрачного сына Антонио —Рауль де Ла Шенель. — При этих словах Оливье прикусил кулак и подавил возглас: «Убью, дрянь». —Нет, мне этого неизвестно. А у вас есть доказательства? — У меня есть показания лекаря, который видел, что Рауль был ранен в руку, хотя утверждал, что это укус собаки. — Немного, но вполне достаточно. Благодарю за информацию, прекрасная дама. После Оливье плохо помнил, как выбрался из этой комнаты. Хмель полностью слетел с него. Нужно было предупредить Рауля.