Второе дыхание

      Маргарита не догадалась о причине столь пристального внимания Рауля и была счастлива. Впервые она испытала призрачную надежду на взаимность. Маргарита постоянно себя спрашивала о своих странных отношениях с Франческо Бельтрами. Это была не просто греховная похоть, которую так осуждали церковники. Франческо стал для неё не только любовником (Маргарита всё же не могла считать его своим возлюбленным), но и другом, собеседником, верным защитником. Теперь Маргарита больше не ощущала своё одиночество. Она немного завидовала Фьоре. Наверное, замечательно жить под опекой такого чудесного родителя. Хотя в жизни Фьоры тоже было немало трагедий, она всегда могла рассчитывать на отца, в отличие от Маргариты. О Рено дю Амеле было невыносимо думать. Казалось, что прошла уже целая жизнь с тех пор, как Филипп и Фьора освободили Маргариту из заточения. Очень часто ей снились кошмарные сны, в которых Рено дю Амель протягивал к дочери руки и угрожал утянуть за собой в огненную геену. Тогда Маргарита просыпалась в слезах и до утра молилась Богородице и всем святым, умоляя её уберечь от греха и адских мучений. И вот теперь Рено дю Амель оказался прав. Его дочь добровольно предаётся блуду. Зато теперь отец больше не снится Маргарите. Маргарита давала себе слово прекратить встречи с Франческо, но летела к нему, как мотылёк на пламя. Страстная Хатун встречалась с разными мужчинами, чтобы унять томление своей требовательной плоти. Маргарита стремилась к Франческо, чтобы не только предаться с ним страсти, но и послушать его рассказы, уснуть под убаюкивающие звуки его бархатного голоса. Благодаря синьору Бельтрами Маргарита узнала много фактов из истории, географии, литературы. По его рекомендации она читала «Божественную комедию» великого флорентийца Данте Алигьери. Рауль тоже восхищался творениями Данте, но он рассказывал про его безответственую любовь к Беатриче Портинари. Рауль горестно вздыхал, иногда в его голосе слышались слёзы. Маргарита понимала, о ком грустил и думал Рауль, и почему страдания Данте находили столь трепетный отклик в его душе. Сама Маргарита нашла вначале произведение излишне скучным, но Франческо объяснил ей самые непонятные места. И теперь она сопереживала Франческо и Паоле, смеялась над хитростью ловкого наваррца Чамполо, ужасалась истории графа Уголино, восхищалась гордым Фаринато дельи Уберти. Какое счастье владеть грамотой и читать столь захватывающие истории! А сколько интересного поведал Франческо про историю и культуру Флоренции. Ах, если бы Маргарита была его приёмной дочерью, то теперь она была бы культурной, образованной и изысканной особой, как её младшая сестра Фьора. Тогда, возможно, Рауль испытывал бы к ней не тусклые братские чувства, подобные тихому ручейку, а любовь, сметающую всё на своём пути, как горный поток. Но, что судьба несправедлива, Маргарита дю Амель поняла с юного возраста. Правда, в данный момент на судьбу грех жаловаться. Она обрела свободу, новых друзей, родственников, узнала мир во всём многообразии красок, посетила прекрасный город, покоривший её с первого взгляда. Город поэзии, живописи, восхитительного Кьянти, город, в котором процветала куртуазность и любовь. И тем не менее по рассказам Фьоры здесь жили очень жестокие люди: бандиты, безжалостные сводни, превратившие в кошмар жизнь многих девушек ради золотого тельца, а ещё во Флоренции процветала содомия. Маргарита уже довольно хорошо знала Гвидо Даванцатти. Молодой человек был шустрым, эрудированным, смелым и обаятельным. Ничто не напоминало в нём того благородного разбойника из рассказов Фьоры. Впрочем, если бы трижды проклятый Рено дю Амель был жив, то он не узнал бы в этой золотоволосой фее, одетой в синий генуэзский бархат, свою покорную, несчастную и забитую дочь. Маргарита накинула алый бархатный халат, расшитый золотыми нитями и поспешила к Франческо Бельтрами. Она не могла и подумать, что Гвидо в данный момент говорит о ней с Раулем. Никогда утончённый аристократ Рауль де Ла Шенель не думал, что его союзником станет бывший бандит. Впрочем, Гвидо отличался хорошими манерами, мягким остроумием и с ним было общаться намного приятнее, чем хотя бы со старшим братом Рауля Оливье. — Преотличнейшая история, клянусь гербом предков, которого меня вероломно лишила добрая тётушка Элеонора, — Рауль неуверенно улыбнулся в ответ на шутку своего нового приятеля. Так уверенно он чувствовал себя последний раз с графом де Селонже. Тогда Филипп был лучшим другом его брата и учил юнца Рауля обращаться с оружием. Щеки Рауля окрасил маковый румянец стыда, когда он вспомнил о том, как чуть вероломно не убил Филиппа. — О, похоже, тебя пробрало лицемерие доброй Элеоноры. Или ты вспоминаешь о приятных минутах, проведённых в обществе моей милой тёти? — Отнюдь нет. Просто я вспомнил о том, что почти полгода назад едва не совершил подлый поступок. — У тебя очень чувствительная совесть. Я же не совершал плохих поступков почти два года. Можешь это себе представить? — Я, влекомый любовью к Фьоре, чуть не убил её супруга, — почему-то Раулю захотелось стереть усмешку со смуглого лица Гвидо. Но виконт де Ла Шенель не знал, что это почти невозможная вещь. Если бы Гвидо захотел, то он сделал бы неплохую карьеру шута при дворе Лоренцо Медичи. — А вот это зря. Судя по всему, прекрасная Фьора наконец-то познала счастье в мужских объятиях, а ты захотел лишить её душевной и телесной радости. Женщина, потерявшая смысл жизни, мгновенно преображается из кошки в кровожадную пантеру. Мгновенно Рауль потерял самообладание и был готов наброситься на Гвидо. — Ты настолько хорошо знаешь Фьору, что. — Тебе осталось сомкнуть руки на моём горле. Да ты ревнив, как истинный итальянец. Но ты не имеешь права на ревность, не так ли? Похоже, мы с тобой в одном положении. — Ты тоже любил Фьору и тоскуешь по ней? — неожиданно спокойно спросил Рауль. — Нет, о нет. Моё отношение к Фьоре было сродни твоему к Маргарите. Я имел в виду, что ты любишь и ревнуешь, не имея права на ревность. А я ощущаю себя истинным Даванцатти, не имея права на это громкое имя. — Но ваши притязания более обоснованны, чем мои. И я поклялся вырвать любовь к Фьоре де Селонже из моего сердцу, пусть даже вместе с мясом. К удивлению Рауля, в этот раз Гвидо Даванцатти не высказал привычной иронии. Они встретились в доме Гвидо. Это было просторное двухэтажное здание из белого кирпича с заброшенным садом. Бывший разбойник любил растения, но понятия не имел, как бороться с сорняками и ухаживать за различными культурами. Впрочем, сорняки пользовались любовью Гвидо не меньше, чем «благородные» растения. Иногда Гвидо покупал птиц, но никогда не сажал их в клетку. Птицы платили работнику книжной лавки взаимностью и возвращались под его кров. Рауль был поражён как запущенностью жилья Гвидо, так и преданностью его пернатых друзей. Голуби радостно курлыкали, увидав своего двуногого кормильца. Ворон с перебитым крылом важно прошёл к Гвидо и Раулю. — Не волнуйся, Мунин, это друг. — Ты назвал ворона в честь птицы Одина? — О, наш человек. Я восторгаюсь не только античной, но и скандинавской мифологией. Когда-то в моей банде был потомок викингов. Он сумел заинтересовать меня их сказаниями. Помню, что когда на костре готовили жаркое из Иеронимы Пацци, я пожелал ей провалиться в Хель. После этого их разговор завязался. Сейчас Рауль чувствовал, что Гвидо далёк от привычной иронии, как Иеронима Пацци от райских кущей. Мужчина заговорил несколько витиевато и осторожно, словно подбирая слова. — Из тебя мог выйти неплохой проповедник. — О, нет, оставим это для Розарио. Хочешь, я вас познакомлю? Розарио вполне умен. Он оставил монастырь, когда там стал проповедовать испанский фанатик. Он оставил наше ремесло, когда получил много золота. Теперь Розарио богат и пустил свои сбережения в рост. Но иногда он помогает таким простым и честным парням, как я. По старой памяти разумеется. Кстати, мы можем подобрать шпиона или девицу для слежки за твоим Антонио Пацци. Но ставлю голову против старого флорина, что твоя Маргарита не является пленницей его чар. Да и где бы они познакомились? Да я скорее поверю, что эта скромница с опущенными глазами и волосами цвета солнца стала фавориткой Лоренцо Медичи. Тут уже Рауль рассмеялся. Невозможно, было представить скромную Маргариту в роли блистательной фаворитки. Внезапно в голову Рауля закралась следующая мысль: «А вдруг Маргарита таким образом пытается вызвать мою ревность?». Что же, если цель Маргариты была такова, то она не добилась своего. Но Рауль думал о Маргарите даже чаще, чем о Фьоре. Он перебирал в уме её внешние и внутренние достоинства, и пришёл к выводу, что дамуазель дю Амель вполне могла увлечь многих синьоров. Сам Рауль поймал себя на мысли, что речь Маргариты стала намного изящнее, образнее, изысканнее. Значит, её совратитель умён, образован, красноречив и принадлежит к высшим слоям флорентийского общества. Рауль не мог найти разгадку, и этот факт безумно мучил и раздражал его. Но юный виконт решил, что за Антонио Пацци и без того нужен надзор.