Второе дыхание

      Фьора последовала совету Леонарды. Теперь она даже на прогулку выходила с внушительным эскортом. Она по-прежнему занималась живописью, много читала, играла с подрастающим щенком. Платон был очень игривым созданием, постоянно поднимавшим настроение своей хозяйке. А через два месяца приехал Филипп. Он сразу заключил жену в свои объятия, и весело засмеялся. Он рассказывал о военных кампаниях герцога, о сражениях, о своей полковой жизни. На ревнивый вопрос супруги о других женщинах Филипп снова рассмеялся: — Неужели ты считаешь, что после амброзии я буду пить воду из лужи? Обрадованная Фьора прильнула к мужу. Она решила не рассказывать ему про страстные признания Рауля. Ей не хотелось, чтобы муж убил на дуэли чрезмерно пылкого юношу. Она пару раз встречала поклонника в хижинах нескольких легкомысленных крестьянок, родивших от Оливье. При встрече Рауль нянчился с племянниками, а с Фьорой был холоден и вежлив. Как-то прогуливаясь по деревне в сопровождении верных слуг графа де Селонже, Фьора увидела Рауля, посадившего племянницу в седло. Он рассказывал девочке истории о рыцарях Круглого стола. Его голос стал особенно печален, когда он произнёс имя Ланселота, влюблённого в королеву Гвиневру. Фьора только упомянула Филиппу про то, что Рауль видится со своими племянниками. — Не волнуйся, любимая. Мы враждуем с его семьёй. Но я не вижу ничего плохого в том, что этот оторванный от мира мечтатель навещает детей своего брата. Мы с Раулем никогда не были врагами. Даже в той некрасивой истории благородный юноша осудил брата и встал на мою сторону. Увы, Оливье щедр только на обещания. Много девиц попали в беду из-за него. Вопрос о детях Фьора подняла, когда они вместе с Филиппом ехали по лесу. — Филипп, я боюсь представить, что будет, если я не смогу родить тебе наследника. Ты захочешь развестись со мной? — Фьора, ты зря переживаешь. Я говорил тебе, что ты мне дороже долга и чести. А теперь скажу, что ты дороже мне любых наследников. Но ты напрасно опасаешься. Мы ещё молоды, и у нас много времени. Предлагаю прямо сейчас заняться продолжением нашего рода. Он подхватил жену и опустил её на траву. В этот момент Фьоре померещилось лицо Рауля, искажённое от душевной муки. Но в следующий момент видение исчезло, и Фьора отдалась наслаждению. В очередной раз Филипп восхищался её красотой и совершенством. Снова она замирала в его объятиях, полностью отдавала Филиппу своё тело и душу. — Я никогда не предполагала, что подобное счастье возможно. Теперь я ещё лучше понимаю Мари де Бревай. Лучше пойти на эшафот с любимым человеком, чем жить с таким, как Рено дю Амель. — Не стоит говорить о смерти в этот прекрасный летний день. Нас ожидает долгая и счастливая жизнь. А скоро твой отец присоединится к нам. И ты не будешь так сильно скучать во время моих отлучек. — Для меня каждая секунда, проведённая вдали от тебя, кажется слишком долгой. Иногда мне хочется остричь волосы и последовать за тобой, нарядившись оруженосцем. Хотя я прекрасно понимаю, что это опасно и невозможно. Филипп пробыл в Селонже всего две недели. На прощание он подарил Фьоре книгу Джованни Боккаччо «Декамерон». — Быть может, этот сборник новелл прост и безыскусен, но эта книга имеет для меня особенную ценность. Этот фолиант я начал читать во Флоренции, когда встретил тебя. И некоторые новеллы напоминают нашу историю. Помнишь мою фразу, сказанную в брачную ночь? — Наша брачная ночь состоялась в замке Бревай. А фразу я помню. Я сразу её узнала. Только многие истории излишне трагичные, другие слишком весёлые. Но эта книга теперь станет моей любимой. А я тебе хочу преподнести свой рисунок, изображающий окрестности Селонже. Ты смотри на него и вспоминай, что твоя жена всегда ждёт тебя одного. Растроганный Филипп пообещал, что ожидание его супруги не будет долгим. Ещё одним подарком был дорогой ошейник для Платона. Щенок был не очень доволен таким ожерельем. Но приходилось привыкать к новому подарку. Фьора снова ощутила страшную тоску по супругу. Ещё через три недели она поехала в Бревай. Фьора подозревали, что попытки Филиппа продолжить род графов де Селонже не оказались безрезультатными. Но она решила не отказываться от поездки к своим родственникам, которых успела полюбить. К несчастью, Леонарда подвернула ногу и не смогла ехать с ней. Прибыв в Бревай, Фьора почти забыла о своей тоске. Молодая женщина с трудом узнала мрачный замок, в котором они с Филиппом впервые познали счастье. Сейчас все обитатели замка были оживлёнными и радостными. Маргарита продолжала учиться грамоте, её когда-то бледные щёки покрывал нежный румянец. А ещё Маргарита открыла в себе талант к вышиванию. Маргарита, смеясь, поведала, что скандальная история семьи де Бревай продолжается. Кристоф теперь увлёкся Агнесой. Белокурая красавица ответила бывшему монаху взаимностью. А противная Жюстина тут же доложила потрясающую новость Пьеру. Пьер де Бревай вызвал сына и начал его отчитывать, говоря, что это тоже кровосмешение. Что он не раз познавал тело Агнесы в библейском смысле, и сын не имеет права спать с бывшей любовницей отца. Но тут уже безропотный Кристоф отличился. Он припомнил отцу свою сломанную судьбу, упрекнул Пьера в том, что теперь из-за него он не сможет жениться на любимой девушке. В заключение своей пламенной речи, Кристоф посоветовал Пьеру жить своей жизнью, а не вызывать постоянно домашних в свою комнату. Фьора искренне смеялась над несчастьем и унижением дедушки. А мадам Мадлен добавила, что очень рада такому союзу. Позже Фьора рассказала родным про приезд Филиппа и даже про ухаживания Рауля. Лицо Маргариты стало нежным и мечтательным. — Как бы я хотела, чтобы меня полюбили так пылко, нежно и пламенно. Я думала, что подобное встречается только в рыцарских романах. — Маргарита очень увлечена рыцарскими романами, — заметила Агнеса, — другие книги ей кажутся скучными. — Просто я видела в жизни много жестокости, грязи и насилия, — погрустнела Маргарита, — мне хочется верить, что бывает другая жизнь. — Одно время я тоже так думала, — произнесла Фьора, — но теперь я понимаю, что в жизни есть место чуду. А быть любимой таким человеком, безусловно, прекрасно, но с одним условием, если твоё сердце свободно, и ты сможешь ответить на такую любовь. Моё же сердце отдано Филиппу де Селонже. А ты, Маргарита, со временем встретишь прекрасного человека. И ты забудешь свои горести. — Хотелось бы верить. После ужина Фьору стало резко клонить в сон. Она заснула, едва её прелестная темноволосая головка коснулась подушки. На следующее утро Маргарита была поражена, не найдя сестру в комнате. Она сразу же побежала к бабушке Мадлен и Кристофу. Обеспокоенная Мадлен опросила немногочисленную челядь замка и слуг графа де Селонже, сопровождающих графиню. Вместе с Фьорой пропала и старшая служанка Жюстина. — Я боюсь, что в деле замешан этот старый ублюдок, — сказала без обиняков Агнеса. — Он же полностью бессилен, — махнула рукой Мадлен. — Он — да. А как же Обер? Да и Жюстина постоянно бегала к ним. Мадлен спустилась к своему ненавистному мужу. Но Пьер де Бревай не скрывал своего злорадства и торжества. — Ну, что, милая жёнушка, не ожидала такого прекрасного спланированного преступления? — Ничего прекрасного в этом не вижу. Если ты мне не скажешь, куда вы дели Фьору, то люди графа де Селонже начнут пытать на твоих глазах Обера. Потом очередь дойдёт до тебя. Но не думай, что твоя смерть будет лёгкой и простой. — Что ты, милая Мадлен, какие тайны между супругами? Я, как феодал и глава семьи, отдал свою внучку Фьору де Бревай в жёны Раулю де Ла Шенель. — Я думала, что ты только позвоночник повредил при падении с лошади, но ты ещё и тронулся умом. Фьора законная супруга графа де Селонже. И он так любит мою младшую внучку, что перевернёт всю Бургундию и камня на камне не оставит от замка похитителя. — Законная жена, говоришь? А вот и нет! — Пьер захохотал. — Флорентийка Бельтрами выходила замуж за графа де Селонже. А дочь Мари де Бревай станет женой виконта де Ла Шенель. Фьора мне говорила, что в объятиях красивого, молодого и влюблённого супруга эта красивая мерзавка Мари забыла бы своего братца. Как бы не так! Вот пусть теперь сама забывает своего супруга в объятиях влюблённого юноши. — А ты, что, оформил опекунство над внучкой? Да и кто поверит, что чужеземец удочерил чужого ребёнка? Если дело дойдёт до суда, я положу руку на Евангелие и дам ложную клятву. Я поклянусь, что Фьора не моя внучка. Пусть моя душа будет обречена на вечные муки, но я не дам тебе сломать жизнь моих внучек, как ты сломал жизнь моих детей. — Я не заставлял Мари ложиться под родного брата. Это ты подала ей пример. Сначала ты наставила мне рога с моим дальним кузеном Рене. А потом ты отдалась Филиппу Доброму, чтобы этих прелюбодеев не сожгли на костре, а только отрубили им головы. — Пьер, я не собираюсь тебе ничего доказывать. Скажу только, что герцог Филипп Добрый, да горит его душа в аду, прошёл мимо меня, а его сын выслушал меня, но он отказался помиловать моих детей, он только походатайствовал, чтобы казнь заменили на более гуманную. — Это были и мои дети. — Очень поздно ты об этом вспомнил. Но как ты провернул похищение моей внучки? — Нашей внучки. Это ворона Жюстина подмешала немного макового отвара ей в пищу. Но ты не думай. Обер сразу перерезал горло этой дряни. — Кого он убил? — Мадлен де Бревай без сил опустилась на табурет рядом с супругом. — Конечно, Жюстину. Не нашу же внучку. А этот влюблённый идиот долго отказывался. — Подожди, ты давно вёл переговоры с этим глупым юношей? — Естественно. У моего Обера кузина живёт в окрестностях Селонже. Это дура на редкость чувствительна и болтлива. Они изредка переписывались. И представь, каким было моё удивление, когда я понял, что младший брат первого любовника Агнесы потерял покой из-за моей внучки. Мог ли я не воспользоваться этой возможностью? — С сегодняшнего дня Обер будет изгнан из замка, — отчеканила Мадлен. — Как ты смеешь? Мало того, что здесь живёт монах, подмявший под себя мою любовницу, и дочь этой недостойной. — Я ещё добра, словно самаритянин из Нового Завета. Другая на моём месте уморила бы такого мужа голодом и повесила неверного слугу. Ты изобретателен, я признаю это, но не думай, что ты победил меня. А теперь я, Агнеса, Кристоф и Маргарита будем ходить за тобой по очереди. С сегодняшнего дня твои злодеяния закончились. А слугам я больше не доверяю. Всего хорошего.