Сен-Пьер-де-Мини

— Так Первозлодей в овчарню Божью вторгся, — качая головой, сокрушённо декламирует Пьер, когда Джон откусывает горячий бутерброд прямо у него из руки. Тэлбот вопросительно и невнятно хмыкает с набитым ртом, и Кошон, не отрываясь от чтения, демонстрирует ему обложку книги. — Впадаешь в ересь, святой Пьер? — довольно ухмыляется Джон. — Пытаюсь, — признаёт Пьер. — Но это сложнее, чем кажется. Джон понимающе кивает на англо-французский словарь, пристроенный на кухонном столе: английский Пьеру всё-таки не родной, но от совершенствования языка он получает удовольствие. — Ну, не только поэтому, — задумчиво тянет Пьер. И подвигает к устроившемуся напротив Тэлботу тарелку с оставшимися бутербродами. — Хотя, наверное, я могу понять притягательность мысли о взаимодействии с Господом напрямую, без посредников. Но кроме притягательности в ней много… тревоги. Думаю, если бы мне каждый раз приходилось беспокоить Его своими мелкими заботами, я бы не нашёл в себе смелости. К тому же это, на мой вкус, отдаёт язычеством. — Обычно католическую церковь обвиняют в идолопоклонничестве, — припоминает Джон. Пьер пожимает плечами: — Да, но в том и разница. Сентенция о невозможности поклонения и вознесения молитв святым как будто предполагает, что Он утратит нечто от этого, что само существование Его и сила зиждутся на вере. Этот подход, mon cher, кажется мне несколько языческим. Не Господу нужны молитвы наши, но нам полезно сердце расточать. Отрекаясь от веры, ты не Его лишаешь силы, а себя — надежды. Джон тянется через стол и накрывает его ладонь своей, будто говоря: я страшный безбожник, святой Пьер, но покуда ты со мной — я не лишён надежды. Пьер отвечает на его пожатие, а после подталкивает ладонь к тарелке. Ешь, любовь моя, пока совсем не остыли. Вот она, вершина моего кулинарного мастерства. — Ты сегодня рано, — отмечает Джон, когда бутерброды кончаются. Самое время сварить кофе. — Никаких кошмаров, — заверяет его Пьер. — Просто проснулся, и было такое хорошее утро… Блестящие в первых солнечных лучах капельки росы на паутине, украсившей окно спальни, заросший, неухоженный сад, уже отмеченный первым дуновением мягкой тёплой осени. На веранде слишком холодно для него, если не сидеть там в обнимку с Джоном, так что Пьер предпочёл устроиться на кухне, с ногами примостившись на стуле. — Напугал тебя? — непривычно мягко уточняет он. Тэлбот поворачивается от плиты и подмигивает: — Нет, любовь моя, я слышал микроволновку. К вопросу образования английского маршала святейший Пьер Кошон подходит с должной ответственностью. Он добросовестно пересказывает сюжеты классических произведений и едва заметными карандашными штрихами выделяет любимые места, чтобы зачитать их Джону вслух. Тэлбот слушает с дурашливо наигранным видом примерного ученика, а иногда отбивает себе у собак место у ног Пьера и кладёт голову ему на колени. Кошон смутно догадывается, что такими темпами старания его пропадут втуне, но слишком увлекателен процесс. Зато, оказывается, Джон читал Гомера. — «Илиада» или «Одиссея»? — интересуется Пьер. Джон задумчиво чешет обросший подбородок и решает: — «Илиада». Пьер довольно щурится. Тем же вечером к ним приходит Жиль — и с порога оказывается осчастливлен букетом поводков. — Предательство! — возмущается де Ре. — Ахейцев спасло, — нравоучительно воздевает палец Пьер. — Пора и нам сходить троянским конём, мессир, — весело подмигивает ему маршал. Они оба хохочут под укоряющим взглядом Жиля. Но увидев, что они и сами обуваются, показательно страдать он перестаёт. — Вы-то куда? — У нас свидание, — поясняет Джон. Пьер с удовольствием берёт его за руку, переплетая пальцы и ощущая лёгкое ответное пожатие. Де Ре, судя по лицу, познаёт некие откровения прямо у них на глазах. — Вы живёте вместе, — напоминает он. — Какое свидание? — Вот поэтому, mon amie, у тебя и не складывается с долгосрочными отношениями, — едко комментирует Кошон. Де Ре демонстративно крестится, мол, спасибо, что миновала меня чаша сия. Пьер сердито хватает его за запястье и перекрещивает самостоятельно — не путая, в отличие от некоторых, направление. — Нет, правда, — гнёт свою линию Жиль, пока они все вместе выходят из дома — Томми почти успевает привязать себя за поводок к крыльцу. — Вы хоть иногда друг от друг отдыхаете? Джон переглядывается с Пьером, прежде чем выразить общую мысль: — Зачем? Пьер кивает: я могу пойти и без тебя, любовь моя, но к чему, если можно с тобой? Жиль мученически закатывает глаза — чтоб я ещё раз связался с влюблёнными людьми, говорит весь его облик. Но любопытство берёт своё. — Тогда о чём вы вообще разговариваете, если везде шляетесь вместе? — Обо всём, — лаконично отвечает Кошон, сжимая чужие шершавые пальцы. Я и так достаточно лет провёл без тебя, вот ещё, разлучаться теперь. Я, если подумать, столь мало о тебе знаю. Но — думает он, — я хочу узнать, Джон Тэлбот. Мне, видишь ли, нравится узнавать тебя. Да и себя тоже: с новых, более… чувственных сторон. Тэлбот щурится в ответ: всегда готов помочь с познанием, Ваше Преосвященство, и пусть идёт лесом Эдемский сад. Жиль машет на них рукой, но они, увлечённые друг другом, этого даже не замечают.

***

— Интересно, — задумчиво тянет Пьер, допивая уже подостывший кофе, — и вовремя убирает доставленную папку, чтобы Джон не поставил новую порцию прямо на неё, — кто из них первым поймёт, что я изначально внёс в базу твой адрес, а значит, не переехал только что? И сколько времени на это уйдёт? — Сделаем ставки? — предлагает Тэлбот. — Я поставлю на ту девочку за стойкой. Пьер вскидывает брови: — Ты не знаешь её имени, mon cher? — Как-то не посмотрел, — признаётся Джон. Пьер закатывает глаза. Равнодушие Тэлбота к некоторым деталям поражает его наравне с внимательностью к другим. Этот человек помнит порядок вывесок чуть ли не на половине центральных лондонских улиц, но имя девушки, с которой он регулярно треплется уже месяц… — Я помню её должность, — напоминает Джон. — Было бы звание — запомнил бы и его. А имена… — Что — имена? К чему запоминать имя человека, который погибнет через неделю, через день, через час… Джон этого не говорит, но морщится, как от зубной боли. Пьер сочувственно чешет его за ухом, медленно сдвигаясь к затылку, и рассеянно пролистывает привезённые документы. Редкий случай, когда без оригиналов и правда не обойтись, но как же не хочется показываться в посольстве завтра… Вероятно, стоит написать, чтобы прислали человека забрать бумаги. — Между прочим, об именах, — вдруг оживляется Джон, медленно вращающий головой, подставляясь под ласку. — Я уже выучил имя шевалье де Ре, можешь начать представлять мне других своих друзей. — Кого? — переспрашивает Пьер, всё ещё изучающий формулировки, но тут же моргает и поднимает голову: — В смысле, ты же уже знаешь Дюнуа. Если он считается за друга. Джон смотрит на него явно с некоторым смятением. Пьер хмурится: — Не у всех столько друзей, сколько у тебя. — Между семью и двумя есть ещё другие числа, — ухмыляется Джон. Пьер демонстративно замахивается на него папкой, но английский маршал уходит от незавершившегося удара удивительно красивым движением. Выпрямившись, правда, тут же возвращает руку Его Преосвященства обратно себе на затылок. Пьер трёт переносицу и вздыхает: — Нет, правда. Я знаю, что социализация важна и у людей должны быть друзья, так что я нашёл де Ре и на этом успокоился. Больше никого нет. Судя по выражению лица, Джон в красках представляет, как юный Кошон проставляет галочку напротив пункта «друзья» в блокноте с целями на жизнь и составляет график общения с шевалье де Ре, чтобы показатели социализации соответствовали норме. Ну, не так уж он далёк от истины, если подумать. — Удивительно, как тебе удаётся сочетать дипломатические навыки вот с этим, — вздыхает Джон. Пьер пожимает плечами: — Ничего удивительного. Я хороший дипломат, потому что знаю людей. И именно поэтому они мне обычно не нравятся. За редкими исключениями. Редкое исключение с необычайно довольным видом отбирает у него злосчастную папку и подхватывает мессира дипломата на руки. — И куда это мы? — фыркает Пьер, обнимая его за шею и придирчиво изучая заживающие проколы в ухе. — Социализироваться, — вкрадчиво сообщает Тэлбот, вслепую переступая через дремлющего у основания лестницы Чарли. Ставки они всё-таки записывают. Победителю достанется поцелуй.