Сен-Пьер-де-Мини

Но покупают они совсем не ошейник да и, будем честны, вообще-то покупает Джон. — Увидел и подумал о тебе, — говорит он — и поди угадай, правда так или разглядывал витрины несколько долгих часов, пока мессир посол работал свою тяжёлую работу. Так или иначе, из кармана он достаёт перстень в аккуратной бархатной коробочке. И поясняет: — Подойдёт к твоему облачению. Крупный фиолетовый камень и правда подобен по цвету епископским одеждам. Пьер вертит перстень в руках, любуясь переливами. — Примерь, — просит Джон. Пьер мешкает секунду, а после едва успевает спрятать в уголках губ лукавую улыбку. Делано долго примеряет, крутит на пальце — не слишком ли свободно сидит? — Нравится? — спрашивает он, протянув руку. Джон, согнувшийся в поклоне, чтобы поцеловать его ладонь, так и замирает, жадно пожирая его взглядом, и тяжело сглатывает. Перстень Пьер надевает на безымянный палец левой руки. — Что же ты со мной делаешь? — хрипло бормочет Джон и падает перед ним на колени. Восхищённо целует пальцы, перебирая их, на пальце с перстнем задерживается дольше. Пьер чувствует, как в нём нарастает ответный жар и, не в силах противиться ему, опускается на пол рядом с Джоном. Они мучительно долго целуются, прежде чем Джон принимает волевое решение перебраться со слишком твёрдого для их возраста пола в кровать. Пока они, не отрываясь друг от друга и едва ли прекращая поцелуи, поднимаются наверх, Тэлбот то и дело пытается незаметно скосить глаза на его левую руку или просто поглаживает её, словно проверяя, на месте ли перстень и не привиделось ли ему это. Пьер смеётся в поцелуи и, уже оказавшись в постели, прижимает ладонь к груди Джона, прямо напротив сердца. На коже остаётся чёткий красный отпечаток. Пьер касается его губами. — Тебя это не пугает? — спрашивает Джон, когда они лежат лицом к лицу, обмениваясь ленивыми прикосновениями. — То, как я тороплюсь? — Нет, — невнятно бормочет Пьер. Ему хорошо и очень лень шевелиться, он ощущает, как гаснет остаточная дрожь удовольствия где-то в коленях. — Мне нравится чувство… принадлежности. Джон, кто бы сомневался, тут же кусает его в шею, оставляя след. В посольстве новая деталь его образа не остаётся незамеченной — хотя Пьер на рабочее время и поворачивает перстень камнем внутрь, он приятно холодит кожу, гладкие грани оправы и узорчатая поверхность самого кольца впиваются в середину ладони и в костяшки, если сжать руку. Этим он и занимается, пока набирает очередной документ — сгибает и разгибает пальцы. А закончив, не удерживается и лезет просматривать сайты ювелирных — потому что ответный подарок для Джона Тэлбота прямо-таки напрашивается. — Поздравляю, мессир, — выверенно ровным голосом говорит ему один из атташе. Наверное, весь день перед зеркалом репетировал. — С чем? — почти ласково спрашивает Кошон и сверлит его взглядом, пока несчастный атташе не краснеет и не переводит взгляд на его руку с широким металлическим ободком, красноречиво лежащую на столе. Он так ничего и не говорит, и Пьер не говорит тоже. Смилостивившись, он отпускает атташе. Пусть напомнит другим, как немилосерден мессир посол. Удивительно ли, что Джона Тэлбота он встречает в прекрасном настроении и, потянувшись, сам целует его в небритую щёку. Он, вообще-то, редко так делает. Это кажется важным — обозначить: я целую тебя, потому что хочу этого прямо сейчас, а не только по привычке. — Хорошо провёл время? — хмыкает Тэлбот, обнимая его за талию. — Более чем, — довольно соглашается Пьер. — Был ужасным. — Люблю, когда ты ужасный, — смеётся Джон. И целует перстень на его руке.

***

Погружённый в ощущения настолько, что реальный мир исчезает в дымке, захлёбывающийся стонами — Пьер не сразу понимает, отчего Тэлбот прижимается лбом к его плечу и бесстыдно ржёт. — Что?.. — выдыхает он и тут же срывается снова, потому что то, что Джон смеётся, совсем не значит, что он остановился. Ответ на его вопрос находится сам: Томми подбирается к изголовью и громко скулит. Абсолютно в унисон со стоном Пьера. Джон смеётся громче и шепчет на ухо: — Не одному тебе можно издавать такие звуки, любовь моя. Обругать бы его, но Пьер и сам уже хохочет. И выдыхает от неожиданности, когда мокрый собачий нос требовательно поддевает его руку и пытается отцепить от спины Джона: гладь меня, а не его, эй! Это всё-таки вынуждает Тэлбота приподняться на локтях и отпихнуть Томми в сторону. Скулить тот, конечно, не перестаёт. Пьер уже и сам не понимает, смеётся он или стонет, особенно когда Джон хаотично покрывает поцелуями его чувствительную шею и мурлычет на ухо: — Надо же, все мои любимые звуки одновременно. За это, конечно, Пьер всё-таки кусает его в плечо, долго и чувствительно, так что точно останется синяк. Это наконец приводит к нужному эффекту: Джон заглушает Томми, а потом затыкается совсем, движения становятся грубее и резче — точно так, как Пьер любит, ритм сбивается. Пьер требовательно запрокидывает голову — от моей шеи, мессир, вы оторвались очень зря. Джон, конечно, всё понимает и приникает к беззащитно подставленному горлу снова. Его тело накрывает Пьера, ощущение его веса, запах кожи, крепкая хватка пальцев на сведённых над головой запястьях — вот всё, что держит Кошона в хрупкой связи с этим миром, когда он окончательно теряется в ощущениях, прогибается до боли в пояснице и судорожно возит пяткой по сбившейся простыне. — Джон, Джон, Джон, — торопливо шепчет он и, едва найдя в себе силы приподняться, утыкается Тэлботу в плечо. Тот укладывает его обратно, но руки отпускать не спешит. Долго целует — пальцы, тыльные стороны ладоней, не снятый второпях перстень, в который раз стиснутые в его руке запястья. Пьер не против. Ему никогда не надоедает это. — Ты мой, — шепчет Джон неверяще и восторженно, обводя его взглядом. Пьер дёргает головой, пытаясь убрать от лица налипшие волосы — пора бы для таких случаев завести у кровати заколки — и соглашается: — Твой. И, согнув ногу, обвивает ею Джона, не давая разъединить их тела. Ему нравится, как они, непохожие, примеряются, привыкают друг к другу. Джон, словно услышав его мысли, ласково возит пальцем по бедренной косточке. Заскучавший Томми прерывает томную идиллию, начиная чесаться так, что когти скребут по ножке кровати. — Ты не один, теперь нас всюду трое, — комментирует Джон. И добавляет: — Минимум, — потому что Чарли уже раскладывает по краю кровати носки, а ещё четыре любопытных носа торчат в дверях. — Стоит начать закрывать дверь? Пьер пожимает плечами: — Меня это не смущает, — и косится на Томми. — По большей части. Джон ухмыляется и вытягивает руку, любуясь кольцом и на своём пальце, тоже широким резным ободком, серебряным, чтобы подходило к броши на берете, но без камня. Пьер самодовольно щурится. Кольцо выбирал он, долго и старательно, но потом, конечно, всё равно поволок Джона с собой в магазин, чтобы не пришлось угадывать размер. Сюрприз, в общем, делать и не собирался. И уже там с замиранием сердца следил, на чём остановится взгляд Джона, что привлечёт его внимание. И только убедившись, озвучил свой выбор. И Джону на палец он кольцо надел сам, торжественно, строго сведя брови, словно не давая шанса отвергнуть. Сам не чувствовал, как холодеют руки, пока оно не оказалось на своём месте, а Джон не притянул его к себе для поцелуя. Даже если с формальной точки зрения смысла в этом никакого, для них обоих это значимый символ. Что до формальностей… что ж, они могут подождать, пока Пьер Кошон наберётся смелости настолько круто изменить свою жизнь.