Сен-Пьер-де-Мини

— Какое сложное лицо, — усмехается Джон, становясь перед Пьером на одно колено и нежно разглаживая морщинку между бровей. Пьер прикрывает глаза, позволяя ему и это, и, заодно, убрать упавшие на лоб волосы. Для него самого это необходимая отсрочка, прежде чем собраться с силами и спросить: — А ты бы хотел познакомиться с моей матерью? Пальцы Джона замирают у его виска. Выражение лица у него странное: как будто он собрался спросить «она что, жива?!», но в последний момент прикусил язык. — Она жива, — предвосхищает любые разночтения Пьер. — Ну, я думаю, если бы она скончалась, брат бы мне сказал. — У тебя есть брат?! — не выдерживает Джон. Пьер фыркает: и это говорит человек, не упомянувший о такой мелочи, как графский титул. Toucher, мессир. — Брат и сестра, но мы не общаемся, — поясняет он. — Хотя я всё-таки думаю, что они… прислали бы извещение, случись что с матерью. Джон долго молчит, явно не в состоянии выбрать из всех осаждающих его вопросов тот, который следовало бы задать первым. Пьер вздыхает и прижимает его ладонь к своей щеке. Ну что мне сказать тебе, любовь моя, как объяснить? Ни мать, ни рано умерший отец не были плохими родителями, и детских обид у меня ничуть не больше, чем у любого ребёнка. Они сделали для меня что смогли, но так и не сумели стать мне близкими людьми, такому родителей и теперь не учат, а уж в те годы и подавно. Когда умер отец, я не ощутил ничего и только смутно осознал неправильность этого, а на большее меня просто не хватило, младшие ведь остались на нас с матерью. Я до сих пор ничего не чувствую, когда думаю о нём, я так и не научился ни по одному из них скучать. Я старался быть хорошим сыном, навещал по графику, отправлял деньги, поздравил со свадьбой сестру, я бы и теперь помог, попроси они, но — на этом всё, а сердце моё молчит. Оно так долго молчало — буквально до этой весны. — Я с ними не общаюсь, но если для тебя это важно… — Пьер передёргивает плечами: — Придумаю что-нибудь. Мне, в конце концов, не страшно разочаровать их, mon cher. Едва ли мнение этих людей что-то для меня значит. Джон смотрит на него то ли с недоумением, то ли с восхищением, а потом начинает смеяться. — Ну что? — ворчит Пьер, ставя ногу ему на колено. — Ты очарователен, святой Пьер, — шепчет Джон Тэлбот, целуя его руку. — Я подумаю над твоим предложением, любовь моя. Не то чтобы я считал знакомство с родителями необходимостью, но — было бы забавно заявиться к ним, например, на Рождество, нет? — и хохочет в голос. О Господи, думает Пьер Кошон, закрывая лицо ладонями. И зачем я только ему сказал.

***

Во время затяжных созвонов Пьер сидит в телефоне, и пусть только кто-нибудь попробует его за это упрекнуть. Джон Тэлбот, собственно, и не упрекает, просто, ставя рядом очередную порцию кофе, украдкой заглядывает в весело переливающийся экран и выразительно приподнимает брови. Пьер делает неопределённый жест: придержи мысль, mon cher, не могу отвлечься, но как только, так сразу. — Какой-какой уровень? — весело спрашивает Джон, когда Пьер наконец закрывает ноутбук и расправляет затёкшие плечи. — Что? — удивляется Кошон. — А, ты об этом, — и открывает игру. — Это Карл нашёл, я даже не знал, что она есть у меня на телефоне, ещё даже не на этом, он тогда часто пытался подобрать пароли к нашим телефонам ради игр. Он начал играть, потом попросил помочь с уровнем… Кончилось, в общем, тем, что Жиль и Жан тоже её установили. Но им быстро надоело — да и Карлу тоже, а я хочу пройти до конца. Джон смотрит на него с удивительной нежностью — как на любимого, но тяжело больного ребёнка. — Любовь моя, ты же знаешь, что в таких играх уровни генерируются автоматически, их невозможно пройти целиком? — Знаю, — фыркает Пьер. — Но — она же старая, может, какой-то финал всё же возможен? Или мой телефон однажды просто перестанет её поддерживать. К тому же она неплохо занимает руки. — Он хмурится: — И меня раздражают незавершённые дела. Джон тяжело вздыхает. Посмотрим, мстительно думает Пьер, через сколько дней я увижу её у тебя. — Ты нравишься моим коллегам, — говорит он вместо этого. Джон отвешивает изящный поклон. Вчера после окончания рабочего дня Пьер обнаружил его не на крыльце, как обычно, а внутри, болтающим с дежурной у стойки ресепшна, ещё и с одноразовым стаканчиком кофе в руке. Вопиюще. — Всё-таки ревнуешь? — ласково спрашивает Джон. Пьер ухмыляется: — Ну что ты. Просто оскорблён, что они приняли твою сторону. — И поясняет: — Я уверен, что они считают тебя несчастным влюблённым и при этом дружно надеются на твой успех. Предательство, как ни посмотри. Мог бы хоть один отстоять и мою честь. Джон смеётся и обнимает его за плечи, прижимая к себе. — Твоя честь, — мурлычет он, — в надёжных руках. Пьер устраивает голову у его плеча. Я в тебе и не сомневался, любовь моя.

***

Видно, статус маршала — и графа, графа, должен же хоть один из них двоих об этом помнить, — всё-таки что-то влечёт за собой даже в мирное время, потому что выдёргивают Джона из дома ранним субботним утром, на какой-то предпарадный смотр. Джон, конечно, разрывается между тем, чтобы поесть и всё-таки вывести собак, и тогда Пьер, едва разлепивший глаза, милостиво берёт утреннюю прогулку на себя. Можно было бы, конечно, просто выпустить их во двор, но к чему искать лёгкие пути? Так что в одну руку Пьер берёт все шесть поводков, в другую — чашку кофе, благо на кофе для него у Джона Тэлбота время найдётся всегда, и выходит в утренний Лондон. Воздух прохладен, а ночная синева улиц ещё не до конца сменилась рассветной прозрачностью. Пьер щурит глаза и — умудряется не пролить ни капли кофе. Собаки в его присутствии ведут себя на удивление сдержанно, даже Томми. Не проснулись ещё, решает Пьер. В парке он отпускает поводки и садится с кофе на скамейку. Холодно, стоило бы взять куртку, но он, конечно, забыл. Пьер ёжится и залпом допивает кофе. Мэри прибегает к нему с собственным поводком в зубах. Воистину, ещё немного, и эта собака научится сама убирать за собой. Можно будет отпускать её выгуливать остальных. Вдвоём они медленно прогуливаются, собирая остальных английских псов. Поводок Томми Пьер, поколебавшись, вручает Мэри, и она покорно ведёт его за собой, порыкивая, если Томми забывается. Не будь утро таким ранним, Пьер бы возгордился своими успехами в воспитании и делегировании задач. Дома без Джона возмутительно пусто, и написать бы маршалу, как он соскучился за эти несколько часов, но Пьер Кошон всерьёз опасается, что тот может плюнуть на все приказы и вернуться к нему, а так рисковать он пока не готов. Так что он выбирает самый простой вариант досуга: забирается обратно в кровать и засыпает на половине Тэлбота, уткнувшись лицом в пахнущую им подушку. Ему снятся сплошные приятные глупости. — Я вернулся, — шепчет Джон Тэлбот ему на ухо. От него пахнет уличной моросью и сигаретами. Пьер тянется за поцелуем и обнимает его за шею: — Ну так иди сюда, — бормочет он. Джон приятной тяжестью опускается сверху. Его смех сладостно гулкой вибрацией отдаётся у Пьера в грудной клетке. Некоторое время они просто лежат, остро наслаждаясь присутствием друг друга. День возвращается в привычную колею. Уже потом, кое-как разлепив глаза, Пьер устраивается у него на груди и смотрит попавшие в сеть фотографии смотра. — Мне нравится, как ты выглядишь в форме, — мурлычет он, дотягиваясь до уха Джона и подцепляя пальцем колечко серёжки. И чувствует щекой самодовольную ухмылку Джона Тэлбота.